Глава № 6 Одиссея письменного головы

Глава № 6

Одиссея письменного головы

Летом 1643 года В.Д. Поярков в сопровождении 130 промышленных людей и казаков отправился в поход из Якутска. Инструкция воеводы П.П. Головина предписывала ему поставить острог на реке Зее, привести аборигенов под высокую государеву руку, а затем идти на реку Шилку (Амур) для прииска серебряной руды, в которой очень нуждалось государство. При найденном месторождении серебра поставить острог и из этих мест «до перемены не выходить».

В 1643–1644 годах отряд поднялся по рекам Лене, Алдану, Учуру и Гоному, перевалив Становой хребет, зимовал на Зее. Серебряной руды он не нашёл, и в связи с враждебным отношением иноземцев закрепиться здесь не удалось. В этот период Поярков потерял 50 человек в боях и от голода, безрассудно отправившись налегке с частью отряда на Зею, оставив продуктовые припасы за 200 км. до хребта. В отряде отмечались случаи людоедства. Так трагически начался этот поход.

Стремясь реабилитироваться за понесенные потери и в связи с невозможностью выполнения предписания воеводы Якутска, Поярков изменил цель похода и направил отряд проведать путь к Охотскому морю. В отряде у него был участник похода И.Ю. Москвитина – Семён Чистой, знавший путь с устья Амура к реке Улье и от неё – обратно до Якутска. Спустившись вниз по Зее, Поярков вышел на Амур и сплыл к его низовью, где в 1644–1645 годах зимовал в нивхской земле. Весной 1645 года он вышел в Охотское море и к концу лета достиг Ульи, где вновь зимовал, но предварительно отправил в Якутск с несколькими казаками путевые документы. По свидетельству одного из участников этой команды, они утопили документы в одной из горных речек.

Таким образом, все рассказы участников экспедиции и самого руководителя являются послесловием к их походу, которое иногда даёт повод к двоякому толкованию этой длительной, трагической, но выдающейся экспедиции. Сильная воля Пояркова довела этот поход до логического завершения, исходя из сложившихся обстоятельств. Остаётся лишь удивляться, что она не исчезла бесследно.

Как считал археолог А.Р. Артемьев, благодаря существованию письменных источников, известны названия практически всех острогов и зимовий, созданных на путях проникновения русских на Дальний Восток. Сложнее обстоит дело с хронологией их возведения и особенно неважно – с географической локализацией этих памятников. Решающее слово, по его мнению, здесь остаётся за археологией.

Но определить местоположение зимовки отряда В.Д. Пояркова в низовье Амура археологическими методами невозможно. Пребывание казаков на берегу реки в течение одной зимы не оставило следов, тем более, что в предполагаемом месте зимовки в течение многих лет производилась большая хозяйственная деятельность. Здесь располагалось русское село Большемихайловское, которое к настоящему времени тоже исчезло.

Остаётся только один метод познания – логическое рассуждение, сопоставление фактов из различных источников, учёт военно-стратегической и экономической выгоды выбора места зимовки. На этой основе можно создать более или менее достоверное доказательство описательного характера.

Известно, что отряд Пояркова зимовал в земле гиляков в 1644–1645 годах. Весной поярковцы приделали к своим дощаникам дополнительные борта и пошли в море. О своей зимовке на Амуре Поярков сообщал следующее: «А на усть Амура реки зимовали и божиею милостью и государским счастьем гиляцких амонатов поймал трё человек: Сельдюгу, да Килему, да Котюгу Доскины. А в расспросе ему, Василию, сказали: Сельдюга – 2 улуса. Мингальском – 100 человек, Гогудинском – 150 человек. Килема, у него Оночинского улусу, в нём – 200 человек. А Котюга Доскины сказал: у отца, Доскины, 5 улусов Калгуйские, в них 250 человек, да подле них иные улусы живут, чагодальцы, мужик Чеготот Сенбурак, а у него 4 улуса, а людей в них 300 человек. Кульца улус, а в нём князец Муготтел, а у него 40 человек, да того же улусу у Рыгана 30 человек, да Тактинского улусу князец Узиму, у него 100 человек. А с них, аманатов, взял 12 сороков соболей и шесть шуб собольих, и тех аманатов с собой в Якутский острог привёз».

Вот и всё, что известно от Пояркова. Но эта информация даёт возможность примерного определения географического положения его зимовки. В названиях улусов можно узнать некоторые и сейчас сохранившиеся посёлки нивхов. Калгуйские – это посёлок Кальма, расположенный напротив устья Амгуни на правом берегу Амура; Тактинский – это п. Тахта, находящихся ниже Кальмы. Указание на чагодальцев (негидальцев) подчёркивает заинтересованность устья Амгуни, где они проживали. Это подтверждает и имя Рыган – производное от «рыгу», – так нивхи называли амгуньских негидальцев. Отсюда становится понятным место повествуемых событий на Амуре – район устья Амгуни и п. Тахта.

Локализацию Мингальского улуса помог определить счастливый случай – знакомство с путевым журналом плавания на лодке сверху по Амуру в 1854 г. уже известного исследователя Г.М. Пермикина. Он писал: «В этот день встретил семь гиляцких деревень, Мангаль, Денгдала, Ахта, Дырми, Аур, Чильви и Тыр». Родство слов «Мингальский» и «Мангаль» очевидно, тем более что речь идёт об одном и том же районе (Тыр, как известно, расположен тоже практически против устья Амгуни). Название этого поселения вполне могло сохраниться до 1854 г., ведь сохранились же Кальма и Тахта до настоящего времени, тем более что этот улус был по своему знаменит. Он, очевидно, был назван по имени нивхского князя Мингалчи, который проживал здесь и был уважаем другими князьями в округе. Но его убил Хабаров, о чём будет сказано в следующей главе.

Локализацию деревни Мангаль относительно деревни Тыр, оказалось, можно рассчитать в километрах. Как пишет далее Пермикин, на следующий день от деревни Тыр он дошёл до деревни Тальве, которая в числе пройденных за день названа им последней, за деревней Тахта. Наиболее вероятно, с погрешностью в 3–5 км., что она располагалась на месте современного селения Новотроицкое, т. к. ниже Тахты нет удобных мест для поселения, кроме него. Расстояние между Тыром и Новотроицким равняется 30 км. Именно такое расстояние прошёл на лодке Пермикин за этот день. Кстати, оно соответствует данным исследователя Н.Е. Спижевого, моделировавшего плавание Пояркова по Амуру на лодке. Скорость течения Амура на участке Тыр-Новотроицкое равняется 2,7 км. в час. Скорость течения Амура на участке Сусанино (Мангаль) – Тыр большая и равняется 3,5 км. в час. Отсюда следует, что за предыдущий день от деревни Мангаль до Тыра он прошёл большее расстояние – примерно 40 км. Таким образом, Мангаль, а значит и Мингальский улус располагались выше по течению Амура на расстоянии 40 км. от п. Тыр.

На карте это расстояние накладывается на место, расположенное выше Сусанино на 13–14 км. Это и есть вероятное расположение Мингальского улуса. Названия других деревень XIX века не сохранились, но, судя по описанным семи, этот район Амура был довольно густо населён, вероятно, и в XVII веке тоже.

Из повествования Пояркова видно, что он перечислил улусы в строгой последовательности сверху вниз: Мингальский, Калгуйские, Тактинский. Логика подсказывает, что находясь рядом с ближним улусом, он назван первым по счёту. Если бы Поярков находился ближе кТактинскому улусу, перечисление было бы обратным. В районе Тахты нет удобных мест для устройства зимовья. Да и держать под контролем устье Амгуни, находясь ниже его, очень трудно. А вот на участке Мингальский улус – Тыр таких мест два: это и сам Тыр, и мыс Поворотный, расположенный несколько выше по Амуру от этого улуса, где находилось село Большемихайловское. Предпочтение следует всё же отдать мысу Поворотному как наиболее вероятному месту зимовки. Это связано с рядом обстоятельств, косвенно указывающих на его приоритет. Во-первых, перечисление улусов всё же сделано от Мингальского; во-вторых, зимуя в Тыре, Поярков не мог не узнать, а затем не отметить в своём рассказе о Тырских памятниках, а он этого не сделал; в-третьих, в марте Хабаров ходил походом на Мингальский улус, что описано в жалобе казаков на Хабарова. Это говорит о том, что Хабаров мог прийти в этот улус из Тыра, преодолев 40 км. по льду реки в марте, и это вполне можно было бы назвать походом. Находись этот улус рядом с Тыром, в поход на него не сходишь. В тексте жалобы фигурирует и название «Мингальское зимовье». Это не улус. Зимовьё могло быть поставлено только казаками. Вероятно, оно находилось рядом с Мингальским улусом, потому и названо Мингальским. Но, как сказано в этой же жалобе на Хабарова, он в Мингальском зимовье пиво варил и вино курил. Сам он его не мог его поставить, так как соорудил своё зимовье напротив казацкого бунтарского острога и оно не могло называться Мингальским, т. к. названия улусам или зимовьям казаки давали по именам местных князьков. Значит, оно могло быть только Поярковским, т. к. других казаков до этого времени здесь не было.

А пьянствовали казаки в Мингальском зимовье Пояркова после неудавшегося штурма этого улуса, которое к этому времени ещё, очевидно, сохранилось, ведь прошло всего 9 лет со времени его постройки.

Хабаров использовал его, вероятно, как базу для нападения на Мингальский улус. Имеет значение и указание японца Мамио Ринзо о том, что, по словам местных жителей, в районе Тыра разбойничали казаки. Но это были казаки Хабарова, именно они наделали много шума, а не поярковцы. Сам мыс Поворотный представляет собой высокий берег, выступающий в Амур, который делает здесь крутой поворот. На нём растёт строительный лес, рядом расположено озеро Хилка с впадающей в него горной речкой.

Путешествующий по Амуру художник Е.Е. Мейер в 1857 году в своих письмах с Амура отметил, что недалеко от Михайловского (мыс Поворотный) гиляки строят свои лодки, т. к. здесь имеется крупный и годный лес. Выявлено здесь и месторождение угля. На мысе художник нашёл какую-то старую прямоугольную яму, в которой успела вырасти большая и уже старая лиственница. Возможно, эта яма – след пребывания на мысе русских. Во всяком случае, лучшего места для зимовки, чем на мысе Поворотный, казакам-поярковцам было не найти. Здесь они, по всей вероятности, и поставили своё зимовье.