Что ни церковь, ни кабак…
Что ни церковь, ни кабак…
Какое было самое приметное здание в городском районе, особенно в XVIII и первой половине XIX века, когда редко какой дом имел выше двух этажей? Конечно, церковь! И почти каждый храм порождал вокруг себя по нескольку топонимов. Увы, до нашего времени из них сохранилось очень и очень мало, потому что ни с чем большевики не боролись так неистово, как с религией. Могли сохраняться названия в честь царских сановников, даже членов императорской фамилии, вплоть до 60-х годов на окраинах города существовали Графская, Губернская улицы и даже Княжеский проспект, но церковные топонимы, кроме совсем уж малозаметных, были уничтожены ВСЕ. Все, что мы имеем сейчас, – это имена, восстановленные в последующие годы.
В 1944 году на карту города вернулись Исаакиевская и Казанская площади. Это естественно – оба собора к тому времени были признаны памятниками архитектуры мирового значения и стали визитной карточкой города. Тогда же вернули и Владимирский проспект (площадь – чуть позже, в 1950-м).
Устройство Владимирской площади, долгое время остававшейся безымянной, было запланировано в 1739 году. В докладе Комиссии о Санктпетербургском строении говорилось: «Посреди тех придворных команд мест [Дворцовой слободы], где Литейная и, позади набережных по Фонтанке дворов, перспективая улица [Загородный проспект] сойдутся вместе, сделать торговую площадь, на которой против обеих этих улиц построить церковь».
История Владимирской церкви началась в 1746 году, когда служитель Дворцовой слободы Федор Якимов устроил церковь с походным иконостасом, правда, не на площади, а в своем доме на углу современных улиц Марата и Колокольной улицы. Через два года на площадь была перенесена из Литейной части деревянная церковь, которую 25 августа 1748 года освятил во имя иконы Владимирской Божией Матери архиепископ Санкт-Петербургский и Ревельский Феодосий (Янковский).
Владимирская церковь
Возведение современной постройки началось в 1761 году, вероятно, по проекту Пьетро Трезини, а название у площади впервые появилось только в 1844 году.
В прошлом веке не раз мог поменяться и облик площади. Не в лучшую сторону. Перед Великой Отечественной войной существовал план сноса Владимирской церкви. На ее месте предполагалось построить станцию метро. В апреле 1941 года этот план был представлен городскому руководству. Как ни покажется кому-то удивительным, но принципиально против ее сноса выступил второй секретарь обкома и горкома ВКП(б) Алексей Александрович Кузнецов, посчитавший, что для павильона метрополитена можно найти другое место. После войны для «Владимирской», к счастью, нашли другое место, на углу Большой Московской улицы и Кузнечного переулка.
Церковь, которая не принадлежала верующим, все-таки оставалась архитектурной доминантой. Красота спасала ее.
В 1986 году в связи со строительством другой станции метро – «Достоевской» – вновь мог пострадать архитектурный ансамбль Владимирской площади. Речь шла о сносе домов напротив церкви. К сносу были приговорены три дома. Тогда-то, осенью 1986 года, и появилась группа «Спасение», выступившая в защиту памятников так называемой рядовой архитектуры. Первым под защиту взяли «дом Дельвига» (№ 23) по Владимирскому проспекту. На самом деле когда-то это был дом купца Аники Тычинкина, однако купеческое прошлое не могло спасти дом. Но мог друг Пушкина Антон Дельвиг, живший в нем, о чем свидетельствовала мемориальная доска, к тому моменту демонтированная (теперь она, слава Богу, на месте).
С балкона «приговоренного к смерти» дома молодые люди читали стихи, обращались к прохожим с воззваниями услышать голос разума, не давать власти рушить наше прошлое. И что удивительно – удалось!
Удалось отстоять и дом № 19 – памятник эпохи модерна, построенный выборгским архитектором Аланом-Карлом-Вольдемаром Шульманом в 1904 году. Не сохранили лишь соседний дом № 21. Так на Владимирской площади получило начало общественное движение за спасение рядовых памятников истории и культуры нашего города.
К сожалению, уже в XXI веке «Регент-холл», нависший над узким Щербаковым переулком, просто-напросто задавил Владимирскую площадь своей массой и размерами.
Меньше понятно, почему в 1944-м восстановили имя Введенской улицы (с 1923 года – улица Розы Люксембург) – церковь к тому времени была уже взорвана. Может быть, поэтому в 1952 году ее вновь переименовали – на этот раз в улицу Олега Кошевого, и окончательно вернули первоначальное название лишь в 1991-м.
Троицкая площадь у Измайловского проспекта
Троицкую площадь у Измайловского проспекта (она была площадью Красных Командиров) тогдашние руководители города вернуть не решились и вместо этого переименовали ее в Измайловскую. Но Троицкий собор, даже закрытый и превращенный в склад, был настолько мощной доминантой, что в 1960-е годы имя площади вернулось стихийно. В 1980 году вернули Введенский канал – то есть не сам канал, засыпанный под именем Витебский в 1967-м, а его бывшую набережную.
В 1989 году восстановлено название Преображенской площади, в 1991-м – Никольской площади, Сампсониевского и Троицкого мостов, Троицкой площади на Петроградской стороне, Большого и Малого Сампсониевских и Вознесенского проспекта. В отличие от него, Вознесенский мост сохранял свое имя всю советскую эпоху, но мосты, кроме самых крупных, вообще переименовывали редко – их названия нечасто помнят даже местные жители. Потому сохранился и Старообрядческий мост через реку Волковку.
В 1998 году вернулись Казанская улица, Троицкий проспект, Спасский и Никольский переулки и Кирочная улица (ее название велось от «кирхи» – лютеранской церкви Святой Анны), в 2006-м – Старообрядческая улица (не полностью, часть ее осталась Ташкентской, но об этом казусе мы расскажем, когда будем говорить о «географических» топонимах), в 2007-м – Благовещенский мост. Больше других повезло Храмову переулку, проходящему вдоль ограды Князь-Владимирского собора недалеко от Тучкова моста. В 1935 году его официально присоединили к улице Блохина, но поскольку он идет перпендикулярно улице, то никто не смог понять, как это можно сделать на практике. Переулочек маленький, адресов по нему нет и никогда не было, указателей не было тоже (нет их и сейчас), потому его имя просто забылось. Правда, в документах Управления дорожного хозяйства (оно же переулок асфальтировало!) и в справочниках, которые делали особо дотошные составители (например, в знаменитой «зеленой книге» А. Ксенофонтова 1969 года), исконное название нет-нет, да и появлялось. В 1999 году Храмовый переулок попал в официальный Реестр названий объектов городской среды Санкт-Петербурга и тем самым вышел наконец «из подполья».
Реки и острова, как и мосты, переименовывались редко, поэтому Монастырский остров, на котором стоит Александро-Невская лавра, и омывающую его речку Монастырку не трогали. Равно как и два Лаврских и Монастырский мосты. В 1950-е годы к ним добавился и Лаврский проезд. Смоленское кладбище было названо по стоящей на нем церкви во имя Смоленской иконы Божией Матери, а от кладбища получила свое имя река Смоленка, но вряд ли у кого-то название реки могло вызвать религиозные ассоциации.
Невский проспект, как мы уже говорили, тоже обязан своим названием Александро-Невской лавре, но как «религиозное» его имя, разумеется, никто не воспринимал. Тем не менее 25 лет он провел под псевдонимом проспект 25-го Октября. Александро-Невские площадь и улицу тоже переименовали: первую – в Красную площадь, а вторую – в улицу Красной Площади (!). Лишь в 1956 году названия восстановили, но уже в другой форме – площадь и улица Александра Невского, то есть как бы не по монастырю, а в честь великого князя. Позже к ним добавился и одноименный мост.
Греческая площадь и Греческий проспект тоже не воспринимались как «церковные» имена, а между тем они связаны именно с греческой церковью Святого Димитрия Солунского, простоявшей до 1964 года и снесенной ради строительства концертного зала «Октябрьский». Но на эти названия никто не покушался.
О сносе греческой церкви написал Иосиф Бродский в стихотворении «Остановка в пустыне»:
Теперь так мало греков в Ленинграде,
что мы сломали Греческую церковь,
дабы построить на свободном месте
концертный зал. В такой архитектуре
есть что-то безнадежное. А впрочем,
концертный зал на тыщу с лишним мест
не так уж безнадежен: это – храм,
и храм искусства. Кто же виноват,
что мастерство вокальное дает
сбор больший, чем знамена веры?
Жаль только, что теперь издалека
мы будем видеть не нормальный купол,
а безобразно плоскую черту.
Но что до безобразия пропорций,
то человек зависит не от них,
а чаще от пропорций безобразья.
Прекрасно помню, как ее ломали.
Была весна, и я как раз тогда
ходил в одно татарское семейство,
неподалеку жившее. Смотрел
в окно и видел Греческую церковь.
Все началось с татарских разговоров;
а после в разговор вмешались звуки,
сливавшиеся с речью поначалу,
но вскоре – заглушившие ее.
В церковный садик въехал экскаватор
с подвешенной к стреле чугунной гирей.
И стены стали тихо поддаваться.
Смешно не поддаваться, если ты
стена, а пред тобою – разрушитель.
В защиту Большого концертного зала «Октябрьский» можно сказать то, что он стал любимым местом выступлений самых разных артистов. В «Октябрьском» прекрасная акустика, удобный зрительный зал. Что касается «безобразия пропорций», то отнесем это к поэтической метафоре, ибо с пропорциями в этом здании все в порядке. Естественно, в сравнении с храмом, стоявшим на его месте, БКЗ проигрывает, как говорится, по всем статьям. Тем не менее он стал неотъемлемой частью нашей истории.
Не тронули и Казанскую улицу на Малой Охте, переименованную в 1913 году, видимо, к трехсотлетию Дома Романовых, в честь иконы Казанской Божией Матери, считавшейся покровительницей императорской династии (раньше улица называлась Кошкиной). Каким-то образом уцелел маленький Матвеевский переулок на Петроградской стороне у разрушенной Покровской церкви, построенной на месте другого храма – во имя Святого апостола Матфея.
Воскресенский проезд сохранился лишь потому, что в советское время об именах проездов Апраксина двора вспоминали только знатоки. Церкви Воскресения Христова, по которой он был назван, повезло меньше – на ее месте сейчас стоит бывший корпус Лениздата (наб. р. Фонтанки, 59).
И это все, что осталось от некогда богатейшей церковной топонимии. Петропавловская улица обязана своим именем не Петропавловскому собору (он от нее достаточно далеко), а находящейся на ней Петропавловской больнице (в советское время больница имени Эрисмана, ныне – клиника нервных болезней Медицинского университета). Митрофаньевское шоссе и Малая Митрофаньевская улица названы все-таки не по церкви Святого Митрофания, а по Митрофаньевскому кладбищу, располагавшемуся у их пересечения и уничтоженному вместе с церковью в начале 1930-х годов. Мариинский проезд наименован по Мариинскому женскому институту (Кирочная ул., 54, ныне в сильно расширившемся здании расположена школа № 163), институт же так назывался, поскольку попечительницей его когда-то являлась императрица Мария Федоровна, жена Павла I. Происхождение имени Мариинской улицы у «Электросилы» и вовсе неизвестно, связывать его с религией пока нет оснований.
В новое время пока появились лишь два действительно новых имени, связанных с храмами. Во-первых, это Солунская улица в Коломягах, огибающая построенную еще в 1906 году деревянную церковь Святого Димитрия Солунского – замечательное произведение зодчего Александра Всеславина. Во-вторых, Кронштадтская площадь, на которой совсем недавно возвели новую церковь во имя Святого Праведного Иоанна Кронштадтского.
Еще одно название – новое и не новое одновременно. В 1996 году начальному участку Вяземского переулка от реки Карповки до улицы Профессора Попова, появившемуся относительно недавно (проложен в 1951 году), когда сюда с Кировского (ныне – Каменноостровского) проспекта перенесли трамвайную линию, присвоили имя Иоанновский якобы для возвращения исторического названия. В действительности исторический Иоанновский переулок шел западнее, вдоль здания монастыря Святого Праведного Иоанна Кронштадтского. Но в 1990-е годы, когда монастырь вернули церкви, его территорию расширили, на углу Карповки построили новую часовню, и нынешний переулок тоже идет вдоль монастырской ограды…
Но какое же место было самым известным среди местных жителей после церкви? Разумеется, кабак! Или, как раньше политкорректно называлось это заведение, питейный дом. И действительно, было время, когда немалая часть небольших улиц в Петербурге именовалась именно по кабакам. Сейчас из этих названий осталось не так много, но среди них есть очень известные, как, например, Поцелуев мост. Именно так – мост получил свое имя не потому, что на нем целуются, а благодаря питейному дому «Поцелуй», названному так его владельцем Никифором Васильевичем Поцелуевым в свою честь. Аналогично Кашин мост через Крюков канал по проспекту Римского-Корсакова назван по Кашину питейному дому, размещавшемуся в здании, принадлежавшем купчихе Кашиной.
На Фонарном переулке располагался Фонарный питейный дом; он занимал часть строения, которым владел мастер-фонарщик Адмиралтейской части. Интересно, что в 1878 году домовладельцы этого переулка обратились в Городскую думу и попросили переименовать его в Сербскую улицу (здесь находилось сербское посольство), поскольку имя переулка якобы ассоциируется с «красными фонарями», то есть с публичными домами. Ответ из Думы был очень резонным: «Если переулок этот не пользуется хорошею славою от находящихся в нем приютов терпимости, то устранить это зависит единственно от самих домовладельцев – недопущением в свои дома означенных приютов, а не переменою названия».
Название Конного переулка на Петроградской стороне с лошадьми никак не связано, по крайней мере напрямую. Здесь находился Конный питейный дом, а вот почему он так именовался – неизвестно. Волынский переулок в самом центре города назван по Волынскому питейному дому, располагавшемуся в бывших владениях крупного сановника времен Анны Иоанновны Арсения Петровича Волынского.
Многие думают, что Расстанная улица называется так, потому что ведет к кладбищу. На самом деле на углу Лиговки находился питейный дом «Расстанье», и, поскольку город здесь кончался, в нем прощались с теми, кто уезжал в Москву и в другие города.
На другой окраине города, на выезде из деревни Автово, стоял Красный кабачок. Красный – просто потому, что построили из красного кирпича. Рядом с кабачком текла речка, и ее, видимо, с перепоя тоже стали называть Красной (хотя вода в ней была обычного цвета), а поскольку речка маленькая, к ней прицепилось уменьшительное имя Красненькая. Позже на берегу речки возникло Красненькое кладбище, а через саму речку перекинули два Красненьких моста. В отличие от мостов через Мойку, красить их в красный и даже в красненький цвет никто не собирается.
Более позднее название, 1887 года, – Барочная улица на Петроградской стороне. Оно ведется от питейного дома «Барка». Интересно, что предыдущим Указом, выпущенным шестнадцатью годами раньше, улицу предписывалось именовать Барачной, ибо ничего, кроме бараков, на ней тогда не было – все, что есть там сейчас, построено позже. Но потом решили, что такое имя слишком уж неблагозвучно, и поменяли одну букву.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.