4.1. Альтернатива Троцкого (К. Маркс Троцкому не указ)
4.1. Альтернатива Троцкого (К. Маркс Троцкому не указ)
Л. Д. Троцкий по доктринальным соображениям не разделял взглядов В. И. Ленина на процесс развития социалистической революции в России, что, естественно, вело и к разногласиям в вопросах обеспечения её дальнейшего развития. Эти разногласия разделяли его со сторонниками В. И. Ленина в ЦК РКП(б), со временем обостряясь ввиду экономического кризиса 1923 г., краха надежд на победу пролетарской революции в Германии, начавшейся стабилизации капитализма, отодвигавшей перспективу начала европейской пролетарской революции на неопределённый срок, а также из-за продолжавшейся внутрипартийной борьбы. Кампания выборов в Советы, проходившая в конце 1924 г., показала, что, несмотря на успехи нэпа и восстановление сельского хозяйства, даже благодаря им, в деревне нарастает недовольство размером сельхозналога, соотношением цен на промышленные и сельскохозяйственные продукты, усиливается политическое влияние быстро растущей сельской буржуазии (кулачества) на массу крестьянства.
Пришлось принимать экстраординарные меры, с одной стороны, частично отменяя результаты выборов и производя перевыборы, а, с другой – делая ряд новых шагов навстречу требованиям бедной части крестьянства (разрешение аренды земли, найма рабочей силы), которые, вместе с тем, создавали больший простор для развития кулачества. Реально обозначилась та опасность, о которой говорилось в статье В. И. Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин» – если крестьяне пойдут за буржуазией, то возникнет угроза разрыва классового союза рабочих и крестьян1.
В этих условиях у части членов руководства РКП(б) начали нарастать сомнения в правильности оценок В. И. Лениным возможностей нэпа, развития отношений с крестьянством и, в итоге, в реалистичности предложенного им плана социалистических преобразований. В центре дискуссии оказался комплекс аграрно-крестьянских проблем социалистической революции, всегда вызывавших дискуссии в большевистской партии.
Л. Д. Троцкий подверг критике ленинский кооперативный план, как способ вовлечения крестьянства в социалистическое строительство и изменения его социальной природы. «Кооперация, – писал он, имея в виду не производственную, а "торгашескую" кооперацию, – не есть самодовлеющий экономический фактор, способный производить чудеса. Кооперация есть лишь гибкая общественная организационная форма, приспособленная к нуждам мелкого товаропроизводителя», её социальное содержание «зависит от тех экономических факторов, которые через неё проходят»2.
В. И. Ленин (и его сторонники) оценку характера кооперации ставили в зависимость от существовавшего политического строя и проводимой советским государством политики, направленной на развитие и укрепление социалистического сектора экономики3. А Троцкий оценку её характера ставил, в конечном счёте, в прямую зависимость от темпов развития промышленности: «Если довести мысль до конца, то она должна быть сформулирована примерно так: кооперирование может иметь и социалистический и капиталистический характер: если предоставить хозяйственный процесс в деревне самому себе, то кооперирование, несомненно, пойдёт по капиталистическому пути, то есть станет орудием в руках кулачества; только на основе новой техники, то есть на основе возрастающего перевеса промышленности над сельским хозяйством, кооперирование бедняка и середняка может обеспечить развитие к социализму: чем быстрее будет темп промышленности, тем увереннее можно рассчитывать на задержку процесса дифференциации крестьянства, на ограждение массы середняков от пролетаризации и пр.» (выделено авт. -B.C.)4. Но замедление темпов социальной дифференциации крестьянства никак нельзя расценивать как процесс изменения его социальной природы в ходе социалистического преобразования общества. Поэтому можно сказать, что Троцкий, признавая необходимость развития потребительско-сбытовой («торгашеской») кооперации, считал, что в условиях нэпа она не способна выполнить те задачи, которые на неё возлагал Ленин, и отказывался придавать ей то значение, которое он (Ленин) придавал ей.
Отрицая расчёты В. И. Ленина обеспечить социалистическое преобразование советской деревни, а также указание К. Маркса о необходимости учёта и использования российскими революционерами социалистического потенциала российского крестьянства, Троцкий неизменно подтверждал свою приверженность теории «перманентной революции»5 и, вместе с тем, не предлагал своего решения проблемы социалистического преобразования крестьянства. Фактически он отказывался от решения труднейшей и главной, на данном этапе, задачи социалистического преобразования советского общества.
Подобное отношение к «подсказке» К. Маркса демонстрировали и лидеры «новой оппозиции» – Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев и др., взгляды которых по ряду важных и актуальных проблем социалистической революции сближались со взглядами Троцкого. Показателен в этом отношении комплекс сформулированных ими оценок и предложений. Например, использование Л. Б. Каменевым для характеристики России термина «нэгоиановская», т. е. буржуазная (при наличии политической диктатуры пролетариата), из чего, в частности, проистекала оценка не только государственных предприятий, но и кооперации, как предприятий госкапиталистических. Наличие социалистического сектора экономики, следовательно, отрицалось. На утверждение К. Маркса о возможности для российских революционеров начать движение к социализму, используя социалистический потенциал крестьянства, не дожидаясь того времени, когда развитие капитализма в России достигнет более высокого уровня, последовал ответ: технико-экономическая отсталость страны является непреодолимым препятствием на пути строительства социализма6. То есть, то, в чём К. Маркс усматривал лишь дополнительные, но преодолимые, трудности развития социалистической революции в России и даже то, в чём он видел дополнительные возможности для успешного её развития (существование более развитых капиталистических стран), Зиновьев и Каменев видели непреодолимое препятствие для неё. То же можно сказать и о Троцком.
Показательно также заявление Г. Е. Зиновьева о возможности и необходимости возвращения к политике «нейтрализации» среднего крестьянства7. Намерение решать задачи социалистического преобразования общества в крестьянской, по преимуществу, стране без участия и даже вопреки воле основной массы крестьянства, свидетельствовало не только о неприятии им указаний К. Маркса на наличие у российского крестьянства социалистического потенциала, но и о возможности начала движения России к социализму с более низкой ступени социально-экономического развития, чем предполагала концепция пролетарской революции.
Свои предложения о путях, способах и перспективах развития российской социалистической революции в новых условиях перехода к реконструктивному периоду Л. Д. Троцкий начал развивать в ряде публикаций и документов, относящихся к концу 1924 – началу 1926 г.8 В концентрированном и популярном, рассчитанным на пропаганду, виде они впервые были изложены в брошюре «К социализму или капитализму» (1925)9, которой сам Троцкий придавал большое значение. В историографии внутрипартийной борьбы в РКП(б) – ВКП(б) в 1920-е годы на эту брошюру мало обращали внимания, очевидно потому, что её трудно было использовать для освещения политических аспектов внутрипартийной борьбы, которые в первую очередь привлекали к себе внимание историков. Для нашего исследования она представляет значительный интерес, поскольку фиксирует важный поворот в троцкистской концепции развития социалистической революции в СССР в условиях капиталистического окружения, на эволюцию которой в историографии не обращалось должного внимания и, кроме того, содержит целостное изложение взглядов Троцкого на основные, как раз и интересующие нас проблемы предлагаемой им социально-экономической политики10.
Если говорить о практических мерах, предлагаемых им для развития экономики страны, то в них много правильного, целесообразного, хорошо известного и бесспорного для советского руководства того времени. Но есть в ней и нечто важное, что позволяет лучше понять политическую подоплёку его стратегической программы развития социалистической революции в СССР.
Брошюра была написана и издана в преддверии XIV съезда большевистской партии, который должен был принять решения, определяющие стратегию дальнейшего социально-экономического развития страны. Партия стояла перед серьёзным и непростым выбором. Наряду с существовавшими ленинской и троцкистской концепциями дальнейшего развития социалистической революции, сформировались новые – сталинская, бухаринская, а также зиновьевско-каменевская. Можно предположить, что особое беспокойство Троцкого вызывали последние выступления И. В. Сталина и Н. И. Бухарина, представивших наиболее развёрнутые и аргументированные варианты политик, направленных на дальнейшее развитие социалистической революции в СССР, содержащие не только конкретные предложения о способах достижения этой цели, но и серьёзную аргументацию против принципиальных положений и выводов его теории «перманентной революции». Троцкий, очевидно, учёл катастрофические поражения в предыдущих дискуссиях, в которых он открыто пропагандировал эту теорию и пытался использовать её выводы при выработки внешней и внутренней политики СССР. Теперь он начал камуфлировать прежние пессимистические оценки перспектив социалистической революции в СССР полными оптимизма рассуждениями о том, при каких обстоятельствах её успех может стать возможным.
Свои планы развития экономики СССР Л. Д. Троцкий строил исходя из предположения о непрочности стабилизации капитализма. Поэтому в качестве главной он выдвинул задачу создания в возможно более короткие сроки экономики, способной конкурировать с обреченной на деградацию экономикой капиталистических стран. Отсюда его требование поддерживать высокий темп экономического развития, которому он придавал принципиальное значение и превращал в исходный пункт разработки своего варианта экономической политики. Говоря о темпах роста, он имел в виду обеспечение опережающих темпов роста, во-первых, государственного сектора экономики СССР над частнокапиталистическим и, во-вторых, экономики СССР по сравнению с экономикой капиталистических стран.
Л. Д. Троцкий считал, что поскольку «только перевес темпа развития государственной промышленности и торговли над частными обеспечил за истекший период "социалистическую" равнодействующую», то это «соотношение темпов должно сохраниться и впредь» (с. 31)11. «Но ещё важнее, – писал он, – соотношение между темпом нашего развития в целом и темпом мирового хозяйства» (с. 31). Он считал, что «борьба за наше социалистическое место „под солнцем“ должна неизбежно стать борьбой за более высокий коэффициент (темпы. – В. С.) производственного роста» (с. 45). Троцкий, в принципе, правильно ставил вопрос о темпе развития: вопрос победы социализма на самом деле решается более высоким темпом экономического роста, на что, как на условие победы пролетарской революции, указывали еще К. Маркс и Ф. Энгельс12.
Считая, что современный советский социально-экономический строй основан не только на борьбе социализма и капитализма, но и на их сотрудничестве (с. 58), планы экономического развития СССР он рассматривал исключительно в контексте использования открывавшихся благодаря этому возможностей. Правда, отмечал он и таившиеся в таком сотрудничестве опасности. Внутри СССР они состояли в том, что капиталистические силы могли вырастать быстрее, чем социалистические, «перерасти через нашу голову» и одержать победу в этом соревновании (с. 59). Однако Л. Д. Троцкий надеялся на то, что в СССР можно контролировать и активно влиять на процесс этого сотрудничества-соревнования. Основания для этого давали успехи государственной промышленности, лежавшие в основе всех достижений советской экономики в восстановительный период. Поэтому он предлагал и в дальнейшем обеспечивать ей преимущественное положение в качестве отрасли, занимающей ведущее положение в народном хозяйстве (с. 31).
Достигнутые в восстановительный период темпы Л. Д. Троцкий связывал с новой экономической политикой, благодаря которой «раскрепощение» рынка дало производственным силам могущественный толчок» (с. 18). Этим был обеспечен небывало высокий темп роста государственной промышленности (на 40–50 % в год), значительно превышающий как темпы роста промышленности России до войны (в среднем 6–7 % в год), так и темпы роста развитых капиталистических стран (с. 45–46). Не считая возможным сохранение темпов роста, свойственных восстановительному периоду, Троцкий полагал, что в период реконструкции народного хозяйства можно обеспечить годовой темп роста на уровне 9-10-12 %. Он считал их возможными, поскольку существующая в СССР хозяйственная система имела, по сравнению с экономической системой дореволюционной России, ряд преимуществ (отсутствие паразитических классов и их расходов, наличие социалистического государства, национализация земли и средств производства, возможность использования плановых методов хозяйствования, позволявших государству более рационально использовать имеющиеся ресурсы и предотвращать экономические кризисы) (с. 45–46).
Вместе с тем Л. Д. Троцкий справедливо отмечал, что главные преимущества социализма, лежащие в сфере организации производства, использовались плохо (с. 52–53). По его мнению, для обеспечения нужных темпов развития экономики СССР необходимо было «расшить» узкие места советской экономики, сдерживавшие её рост. Основные причины экономической отсталости СССР он усматривал в «распылённости крестьянского хозяйства», «технической отсталости», в «огромном пока что производственном перевесе над нами мирового хозяйства», проявляющемся в способности изготавливать больше товаров более дешёвых и высококачественных, а также в более высокой производительностью труда (с. 32). Устранению этих причин он придавал решающее значение: «Мы знаем основной закон истории: победит, в конце концов, тот режим, который обеспечивает человеческому обществу более высокий уровень хозяйства» (с. 33). Поэтому способ обеспечения победы революции он предлагал искать в сфере международных экономических отношений, которые позволяли получить всё необходимое (техника, опыт, знания и т. д.) для преодоления отсталости.
Задача сотрудничества-соревнования на международной арене с ведущими капиталистическими странами, на которую Троцкий смотрел как на неизбежность, представлялась ему более сложной и важной. Опыт первых лет нэпа приводил его к важнейшему для его новой программы развития социалистической революции в СССР выводу: «Именно благодаря нашим успехам, мы вышли на мировой рынок, т. е. вошли в систему мирового разделения труда, и мы остаёмся при этом в капиталистическом окружении. В этих условиях темп нашего хозяйственного развития определяет силу нашего сопротивления экономическому нажиму мирового капитализма и военно-политическому нажиму мирового империализма. А этих факторов нельзя пока что скинуть со счётов» (жирный курсив авт. -B.C.) (с. 16).
Л. Д. Троцкий полагал, что «динамическое равновесие» народного хозяйства СССР «ни в каком смысле нельзя мыслить, как равновесие замкнутого и самодовлеющего целого. Наоборот, чем дальше, тем больше внутреннее хозяйственное равновесие будет поддерживаться работой экспорта и импорта» (с. 35). Следовательно, основным рынком, обеспечивающим экономическое развитие, он считал внешний рынок. Вхождение СССР в систему исторически сложившегося разделения труда в мире требовало принятия «правил игры» этой системы: «Мировое разделение труда не есть такое обстоятельство, которое можно скинуть со счётов. Всемерно ускорить собственное развитие мы можем только умело пользуясь ресурсами, вытекающими из условий мирового разделения труда» (с. 64)13.
Троцкий предупреждал, что в экономической области СССР не мог навязать капиталистическому миру своей воли, более того, включение СССР в систему международных связей делало его подверженным кризисам мировой экономики (с. 56–57). Поэтому в ходе развёртывания экономического взаимодействия с капиталистическими странами необходимо было оградить советскую экономику от подчинения мировому рынку и защитить её от вредных влияний (с. 60–61). Однако на вопрос, как это обеспечить, Л. Д. Троцкий по существу дела ответа не дал, ограничившись лишь указанием на возможность регулировать свои связи с капиталистическими странами (с. 59–60) и на необходимость избегать ошибок при планировании и проведении экономической политики (с. 62). Говоря о перспективе втягивания СССР в мировой рынок, он акцентировал внимание не на опасностях, а на открывающихся возможностях получения из развитых капиталистических стран новейших достижений науки и техники, которые можно было бы использовать для обеспечения более высоких темпов роста, чем в капиталистических странах (с. 46–47).
Поскольку только вхождение СССР в мировое разделение труда давало надежду на быстрый рост промышленности, то вне его, по мнению Троцкого, шансов на успех социалистической революции в СССР вообще не было (с. 36). Возникающую в этом случае для СССР ситуацию – выполнение роли аграрно-сырьевого придатка промышленно развитых капиталистических стран – он не считал фатальной, а поражение в соревновании с капиталистическим миром – заранее предопределённым. «Решающее условие в антагонистических условиях мирового хозяйства и мировой политики, – писал он, – получает темп нашего подъема, т. е. темп количественного и качественного роста продуктов нашего труда» (с. 35). Троцкий «рассчитывал» на то, что исход этого экономического сотрудничества-соревнования зависел не только от желания международного капитала, но и от, во-первых, правильной экономической политики СССР, а также, во-вторых, развития кризиса мировой капиталистической системы как в результате действия различных политических факторов внутри их, так и необеспеченности дальнейшего развития капиталистической экономики. Это могло, по мнению Л. Д. Троцкого, привести к появлению двух разнонаправленных тенденций в мировой экономике: повышению производительности труда в СССР и его снижению в США и Европе (с. 34).
Поскольку влиять на ход развития экономик ведущих капиталистических стран для СССР не представлялось возможным, то основное внимание он сосредотачивал на вопросах экономической политики СССР, предлагая свой вариант обеспечения опережающих темпов роста государственной промышленности. Чтобы выиграть в этом соревновании, Троцкий советовал использовать политику протекционизма, т. е. государственную монополию на внешнюю торговлю (с. 36–37), а также развернуть борьбу за повышение производительности труда и качество продукции, за снижение её себестоимости (с. 37–42). Это, по его мнению, позволило бы обеспечить увеличение объёмов продукции и добиться конкурентоспособности отечественных товаров с иностранными (импортными, контрабандными). Если же отечественные товары в глазах потребителей будут проигрывать иностранным, то побеждать в соревновании будут капиталисты (с. 38, 41). Темпы роста объёмов производства в 9-12 % в год с качеством продукции, которое могло быть обеспечено за счёт этих мероприятий на базе старой техники, медленно обновляемой, он считал достаточным для того, чтобы загнать наиболее развитую часть капиталистического мира туда, куда известный скотовод Макар со своими подопечными не хаживал.
На этом, в основном, заканчивается осмысление Л. Д. Троцким существующих проблем экономического развития СССР и общего подхода к их решению. Эта часть его брошюры могла вполне расположить её читателей к себе. В ней с его же помощью изложен столь оптимистичный взгляд на перспективы победы социалистической революции в СССР над всем капиталистическим миром, что зачислить его в разряд пессимистов теперь было труднее, если не продолжить чтение этой брошюры. Эта благостная картина меняется, начиная с раздела «Социалистическое развитие и средства мирового рынка», в котором Троцкий начинает конкретизировать изложенные взгляды.
Первый вопрос, который он затрагивает – о характере индустриализации. Фиксируя зависимость (почти на 2/3) России и СССР от импорта иностранного оборудования для заводов и фабрик, Л. Д. Троцкий пишет: «Вряд ли нам будет хозяйственно выгодно в ближайшие годы производить машинное оборудование у себя больше, чем, скажем, на две пятых, в лучшем случае, на половину» (с. 48). Итак, даёшь машиностроение, способное на 40 %, но ни как не больше 50 % обеспечить внутренние потребностей страны в машинах и оборудовании! Вот «потолок» развития отечественного машиностроения, установленный «сверхиндустриализатором» Троцким.
Весьма показательны были его планы импорта. Ввозить из-за границы, по его мнению, необходимо только «те средства производства, те виды сырья, т. е. предметы потребления, которые необходимы для» поддержания, улучшения и планомерного расширения производственного процесса (с. 62). Следовательно, импортное оборудование должно было направляться на развитие существующего производства, но не на строительство новых заводов, фабрик, шахт и т. д. Строительство новых промышленных предприятий в сколь-либо значительном масштабе не планировалось! Это означало сохранение прежней структуры промышленности. Троцкий не допускал и мысли об её изменении, считая, что в противном случае «мы либо нарушим необходимые пропорции между разными отраслями народного хозяйства и между основным и оборотным капиталом в одной и той же отрасли, либо, сохранив эти пропорции, сильно снизили бы общий коэффициент (т. е. темп. – B.C.) роста. А для нас замедление темпа гораздо опаснее чем ввоз иностранных машин как и вообще необходимых иностранных товаров» (с. 48–49).
Троцкий вообще не видел большого смысла в широкой закупке оборудования для промышленных предприятий, тем более для строительства новых: «дело не только в машинах. Каждый иностранный продукт, который может заполнить у нас известную прореху в системе хозяйства – будет ли это сырье, полуфабрикат или предмет потребления, может, в известных условиях, облегчить нашу хозяйственную работу, ускорив её темп», «своевременный ввоз тех или других предметов потребления, если они служат для установления необходимого равновесия на рынке и для заполнения прорех в рабочем и крестьянском бюджете, только ускорит наше общее экономическое движение вперед» (с. 49). Фактически он аргументирует в пользу отказа от серьёзного развития собственного машиностроения.
Лишь одну отрасль машиностроения (сельхозмашиностроение) Троцкий был согласен создать. Могла ли она, не будучи поддержана продукцией смежных отраслей, создание которых им не предполагалось, развиться так, чтобы удовлетворить спрос советской деревни на свою продукцию? Со своими мыслями на сей счёт он с читателями не поделился. Вся «сверхиндустриализация» Троцкого оборачивалась для СССР превращением его в поставщика аграрной продукции для промышленно развитых капиталистических стран и развитие его промышленности для эффективного выполнения этой роли.
И это не случайность. Это – принципиальная установка. Не даром Троцкий часто говорил о важности сохранения «динамической пропорциональности» в народном хозяйстве и промышленности. Слово «динамическое», конечно, означает развитие, но важно, что это развитие не нарушает уже имеющегося «равновесия» в экономике. Следовательно, серьёзных структурных изменений в народном хозяйстве в обозримом будущем Л. Д. Троцкий не предлагал производить. Более того, он считал их смертельно опасными, поскольку они неизбежно повели бы, по его мнению, к падению темпов роста экономики: «Дело идёт о сохранении динамической пропорциональности между основными отраслями промышленности и всего хозяйства, путём своевременного включения в эту пропорциональность таких элементов мирового хозяйства, которые помогли бы ускорять динамику процесса в целом […] Те же методы лягут в дальнейшем в основу разрешения вопроса об обновлении основного капитала и расширении производства» (с. 51).
Итак, сохранение существующего динамического равновесия должно было рассматриваться как руководящее начало развития всей советской экономики не только в предстоящий период её развития, но и в дальнейшем, когда придёт время строительства новых промышленных предприятий. На это указывает то, что Троцкий распространяет эту установку не только на производство товаров, но и на капиталовложения. Технико-экономическую отсталость СССР Троцкий намеревался законсервировать на десятилетия. На время, в течение которого ничто не могло гарантировать отсталый в экономическом и военном отношении СССР от экономического «удушения» его со всеми вытекающими социально-экономическими и политическими последствиями для страны, или от войны и, значит, поражения в ней.
Превратив в «икону» правильную, в принципе, постановку вопроса о темпах, Л. Д. Троцкий фактически обосновывает необходимость консервирования технической и структурной отсталости всего народнохозяйственного комплекса СССР. Наиболее ясно это проявляется в его отношении к перспективе развития современного мощного машиностроения в СССР. Отказ даже от постановки такой задачи он аргументирует тем, что это потребует вложения средств сейчас, а получение прибыли обещает через долгий ряд лет, что с неизбежностью ведёт, по его мнению, к снижению темпов экономического развития (с. 48). Высказываемую Л. Д. Троцким надежду на ускорение развития промышленности на старой технической базе трудно оценить иначе, как заведомый обман, закамуфлированный обещанием близкой перспективы экономического и социального прогресса, достигнутого без особых усилий, за счёт «эксплуатации» капитализма социализмом.
Итак, закупаем, закупаем… закупаем… Всё, в чём нуждаемся. И этим максимально ускоряем темп своего промышленного развития?! Главное – не нарушать сложившихся пропорций. Ни в чём! Может быть, это и не плохой замысел, но для его реализации необходимо было найти способ получения необходимого количества валюты. Хватит ли денег на все эти закупки? Троцкий этого естественного вопроса не ставил, он фактически уклонился и от серьёзного рассмотрения проблемы финансирования развития народнохозяйственного комплекса СССР, отметив, что «наиболее неотложные и острые потребности, – писал он, – мы будем покрывать из собственных накоплений. Если путь к другим источникам закрыт, то внутренние накопления и определят объём расширения производства» (с. 51–52). Однако когда у него заходит речь о товарах, закупаемых на зерно (основная статья экспорта), выясняется, что от грандиозных импортных планов Троцкого, мало, что остаётся: «В обмен на продукты земледелия мы покупаем сельскохозяйственные машины или машины для производства сельскохозяйственных машин» (с. 49).
Итак, все собственные сбережения-накопления – на удовлетворение текущих потребностей и обеспечение их удовлетворения в дальнейшем. А на что покупать всё остальное, что необходимо, прямого ответа он не даёт, выражая только надежду на то, что все иные потребности страны должны будут покрываться из «других источников», к которым он относил внешние кредиты и займы, предоставление которых на приемлемых условиях никто не обещал и, тем более, не гарантировал (с. 48–50).
Решение проблемы собственных накоплений Л. Д. Троцкий связывал, прежде всего, с ростом объёмов экспорта зерна, что должно было обеспечить увеличение поступления валюты. Для его наращивания он предлагал, во-первых, средства, полученные от экспорта зерна вкладывать в развитие инфраструктуры (транспорт и пр.), обеспечивающей вывоз из СССР экспортных товаров, и, во-вторых, в обеспечение роста товарности сельскохозяйственного производства, которое достигалось техническим перевооружением сельского хозяйства и его коллективизацией. «Индустриализация, а следовательно, и коллективизация земледелия пойдут параллельно с ростом экспорта», обеспечивающим техническое переоснащение сельского хозяйства (с. 49).
Относительно развития сельского хозяйства Троцкий отделывается в своей брошюре общими фразами (см.: с. 62–63), оно его интересовало, прежде всего и в основном, как поставщик зерна на мировой рынок для получения валюты. Поэтому он предлагал ввозить из-за границы не то, что могло обеспечить техническую и структурную реконструкцию промышленности и народного хозяйства в целом, а только то, что в ближайшее время могло хоть как-то повысить товарность сельского хозяйства и вывоз его продукции за границу. Значительный интерес представляет его заявление о необходимом соотношении темпов развития сельского хозяйства и промышленности: «Социалистическая перестройка сельского хозяйства совершится, разумеется, не просто через кооперацию, как голую организационную форму, а через кооперацию, опирающуюся на механизацию земледелия, его электрификацию, его общую индустриализацию. Это значит, что технический и социалистический прогресс сельского хозяйства неотделим от возрастающего перевеса промышленности в общей экономике страны. А это значит, что в дальнейшем хозяйственном развитии динамический коэффициент промышленности будет сперва медленно, а затем всё быстрее, обгонять динамический коэффициент сельского хозяйства, пока не исчезнет само это противопоставление» (с. 26).
Это заявление Троцкого стоит того, чтобы на него обратить особенное внимание. Он снова, и вполне справедливо, ставит «технический и социальный прогресс» сельского хозяйства в зависимость от темпов индустриализации страны («возрастающего перевеса промышленности в общей экономике страны»). Однако в его плане достижение этих темпов оказывается ограниченным возможностями импорта новой техники за счёт средств, получение которых, в свою очередь, ограничено возможностями экспорта продукции технически отсталого сельского хозяйства СССР. Таким образом, формально выступая за приоритет темпов развития промышленности по сравнению с сельским хозяйством как условие спасения революции, Троцкий предлагает программу, которая отодвигает перспективу технической и социальной реконструкции сельского хозяйства на неопределённо долгую перспективу и, следовательно, только в весьма отдалённом будущем обещает, да и то лишь как потенциальную возможность, достижение поставленной цели – опережение темпов развития социалистической промышленности по сравнению с социалистическим сельским хозяйством. Но сохранение в течение длительного времени технической и социальной отсталости сельского хозяйства не позволяло провести масштабной технической и структурной реконструкции ни промышленности, ни, тем более, всего народного хозяйства.
План Троцкого, в лучшем случае, обеспечивал «расшивку» тех «узких мест» экономики СССР, которые позволяли ему занять в мировом разделении труда место серьёзного и надёжного поставщика зерна и сырья. Не более того. Предложенная Троцким программа действий лишала СССР исторического будущего в случае задержки в развитии мировой социалистической революции.
Начав развёртывать и аргументировать свой план, оттолкнувшись от признания необходимости возможно более высоких темпов развития народного хозяйства, производящего во всё возрастающем количестве всё более качественную продукцию при низкой её себестоимости, Л. Д. Троцкий фактически предложил программу консервации не только технико-экономической, но и социальной отсталости СССР. На поверку оказывается, что высокие темпы роста промышленности, к обеспечению которых, как к пути к спасению, он призывал, в случае проведения в жизнь его предложений, не могли обеспечить советской экономике перевес над экономикой капиталистических стран, а также создание современной индустрии. Вопрос о том, как в этом случае мыслилась им победа революции, остаётся, естественно, не прояснённым.
Но это не всё интересное, что есть в брошюре Л. Д. Троцкого. И даже не самое интересное. Оказывается, что Троцкий, заявлявший об опасности медленных темпов роста экономики СССР, не меньше боялся высоких темпов её роста. Опасность высоких темпов, оказывается, состояла именно в привязанности советской экономики к мировому капиталистическому рынку (почитаемой им, в качестве спасительной для социалистической революции в СССР), а значит, и зависимости от присущих ему экономических кризисов. Троцкий признавал, что в случае нерасчётливости в расходовании средств в погоне за высокими темпами развития, СССР мог серьёзно пострадать во время мирового экономического кризиса (с. 62). Как на средство предотвращения подобных ситуаций, Л. Д. Троцкий уповал на искусство политиков, которые должны были каким-то чудесным образом суметь «быстро поднявшийся внутренний спрос покрыть госпродукцией только в его обеспеченной части, временный же избыток спроса – покрыть своевременным ввозом готовых изделий и привлечением частных капиталов». Это, по его мнению, позволило бы минимизировать последствия мирового экономического кризиса для госпромышленности (с. 62). Кроме того, средство для предупреждения возникновения таких ситуаций он видел в развитии планирования, в т. ч. и сельскохозяйственного производства, а также в создании гибкого торгового государственного аппарата (с. 62–63).
Вот перспектива: без вхождения в мировой капиталистический рынок СССР неизбежно погибнет. При вхождении в него СССР тоже погибнет, если его руководство не сумеет сделать невозможное: приняв правила мирового рынка, подчинившись законам его развития, суметь обезопасить себя от негативных последствий действия этих законов. Высокие темпы роста – спасение, но в то же время, они смертельно опасны. Фактически Л. Д. Троцкий предлагает искать компромиссный вариант между высокими и низкими темпами экономического роста. Но самое главное в этом предложении состоит в признании, которое абсолютно обесценивает саму эту постановку вопроса: «А в выборе темпа мы не вольны, так как живём и растём под давлением мирового хозяйства» (выделено авт. – B.C.) (с. 63). «Слезай! Приехали………»
Весь «выбор», предложенный Л. Д. Троцким, на поверку сводился к признанию необходимости вхождения в мировой капиталистический рынок на его условиях. А дальше? А дальше, как «Бог даст»! Так в чём же выбор? Направо пойдёшь – гибель социалистической революции! Налево пойдёшь – опять же её гибель!! Прямо пойдёшь – смотри перспективы движения направо и налево!!!
«Вождь революции»! Истинный «вождь»… По сравнению с ним слепой «поводырь» – совсем не плохой вариант. А приказ «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», пожалуй, даже более определёнен, поскольку не делает абсолютно бессмысленным выбор куда идти и что принести.
Итак, темп развития госпромышленности СССР будет тот, который продиктует мировой рынок. Всё остальное, сказанное им по поводу темпов, «от лукавого». Перспектива социально-экономического развития СССР, в случае принятия плана Троцкого, выглядит так: постепенное развитие промышленного производства, доставшегося от царской России. Сохранение прежней социальной структуры деревни и организации сельскохозяйственного производства. Консервация ограниченных возможностей деревни не только принять (купить, арендовать), но и использовать трактора, машины, комбайны. Всё это делало невозможным развёртывание в СССР массового производства этой техники. Поэтому не следует переоценивать масштабы сельхозмашиностроения, развитие которого он был готов допустить (с. 48–50). Отсюда неизбежно медленный процесс индустриализации страны, растягивающийся на неопределённо долгий ряд лет, исчисляемый десятилетиями. Этот вывод следует из всех рассуждений Троцкого, но и сам он говорит об этом вполне открыто и определённо: речь идёт о «долгом ряде лет», «о перспективе хозяйственного развития на целую эпоху» (с. 64).
Политические последствия реализации плана Троцкого просчитать также не трудно. В этой ситуации неизбежен опережающий рост кулацкой части деревни, по сравнению с трудовой её частью, поскольку только кулаки были способны приобретать и эксплуатировать тракторы и другие сложные и высокопроизводительные сельхозмашины. Следовательно, неизбежно было усиление экономической мощи и социально-политического влияния кулачества не только на массу крестьянства, но и на советскую власть. Это, с одной стороны. А с другой – относительное и абсолютное ослабление экономической (а значит, и политической) роли бедняцко-середняцкой части деревни, обречённой не только на ведение хозяйства по-старому, но и на усиление недовольства Советской властью и проводимой ею экономической политикой. Бедняцкие коммуны и, тем более ТОЗы, не могли уравновесить эти опасные для социалистической революции социально-экономические сдвиги в деревне.
Обеспечить обороноспособность СССР в этом случае было абсолютно невозможно. И Троцкий понимал это. Недаром он пытался уйти от серьёзного рассмотрения этого важного вопроса. Угрозу войны и блокады он просто объявлял «голой» и абстрактной» (с. 63), а спасение от неё связывал с вхождением СССР в мировое хозяйство – чем многообразней у нас будут связи, тем труднее их будет рвать. Но и исключать такого разрыва он не мог, поэтому пытался успокоить читателей тем, что к моменту такого разрыва СССР будет гораздо сильнее, чем в 1925 г.14 Невозможно заподозрить Л. Д. Троцкого в такой наивности, чтобы поверить в то, что он сам серьёзно относился к этим оценкам, верил в могучую силу страха сильнейших империалистических государств перед СССР, усилившимся за счёт экспорта зерна, импорта сельхозтехники и оборудования для её производства. Значит, эти, успокаивающие оценки и рассуждения Троцкого, были предназначены для того, чтобы закамуфлировать смертельную для СССР опасность, заложенную в его программу. Поэтому есть достаточно оснований утверждать, что за его показной уверенностью скрывалась не только готовность сдаче тех завоеваний, которые обеспечила Октябрьская революция для трудящихся, но и стремление подготовить СССР к поражению в случае войны.
Очень важна для понимания взглядов и планов Троцкого заключительная часть его брошюры, в которой он выходит на политические аспекты своего плана экономического преобразования СССР, продолжительность которого определяется не эффективностью созидательной работы советского общества, а возможностями и перспективами дальнейшего развития мировой капиталистической системы (см. с. 64–65). И здесь выясняется, что никакой определённости в этих вопросах у Л. Д. Троцкого нет. Единственное, что он может сделать, это перебрать мыслимые им варианты развития капитализма и, соответственно им, перспектив, перед которыми оказывается мировая пролетарская революция, а следовательно, и СССР. Этот «перебор» вариантов развития свидетельствует о том, что вообще все его предложения относительно экономического преображения СССР оказываются лишёнными всякого смысла. Троцкий предполагает следующие варианты развития событий.
Вариант первый: «Вопрос о социализме решается проще всего при допущении, что пролетарская революция развернётся в Европе в ближайшие годы» (с. 65). Этот вариант предполагает реализацию «классической» схемы развития пролетарской революции. Подразумевается, что в этом случае у СССР хорошие перспективы. Троцкий считает этот вариант вероятным. Перспектива хорошая, но в этом случае все его расчёты, связанные с использованием СССР возможностей мирового капиталистического рынка, теряют смысл.
Вариант второй: «Вопрос чрезвычайно усложняется, если допустить, что окружающий нас капиталистический мир будет ещё держаться в течение нескольких десятилетий» (с. 65). Но чтобы ответить на него, необходимо, считал Л. Д. Троцкий, сделать ряд допущении относительно развития в это время европейского и американского пролетариата, а также состояния и тенденций развития производительных сил капитализма. Его мнение таково: «Если условно допущенные нами десятилетия будут десятилетиями бурных приливов и отливов, жёсткой гражданской войны, хозяйственного застоя и даже упадка т. е. просто затянувшимся процессом родовых мук социализма, тогда ясно, что наше хозяйство получит в переходный период перевес уже благодаря одной лишь несравненно большей устойчивости наших общественных основ» (с. 65–66). Обнадёживающий для СССР вариант, но каков в этом случае будет мировой капиталистический рынок и что он сможет дать для технического перевооружения народного хозяйства СССР и повышения темпов его роста? Для обеспечения обороноспособности его, наконец? Не ясно, зачем Советскому Союзу мешать развитию кризиса капитализма, продлевать его существование, предоставляя ему себя в качестве рынка сбыта своей продукции и поставщика зерна и сырья. Очевидно, что и в этом случае ценность разработанного плана Троцкого обнуляется.
Вариант третий: «Если же допустить, что в течение ближайших десятилетий установится на мировом рынке новое динамическое равновесие, нечто вроде расширенного воспроизводства того периода, какой развернулся между 1871–1914 гг., то весь вопрос встанет перед нами совершенно иначе. Предпосылкой такого предположенного нами „равновесия“ должен был бы явиться новый период расцвета производительных сил», что неизбежно усилит оппортунизм в рабочем движении и ослабит революционное движение. Если бы мировой капитализм «нашёл новое динамическое равновесие… для своих производительных сил, если бы капиталистическая продукция в ближайшие годы и десятилетия совершила новое мощное восхождение», то «это означало бы, что мы ошиблись в основных исторических оценках. Это означало бы, что капитализм не исчерпал своей исторической „миссии“, и что развёртывающаяся империалистическая фаза вовсе не является фазой упадка капитализма, его конвульсий и загнивания, а лишь предпосылкой его нового расцвета» (с. 66). Иначе говоря, если происходит стабилизация капитализма, то встаёт под вопрос историческая и теоретическая правота марксизма. Политически и психологически Троцкий готов принять такой вывод, не затрудняя себя поиском дополнительных резервов развития социалистической революции в СССР. Что за этим стоит? Надежда на то, что «повинную голову меч не сечёт»?! Или чувство выполненного долга («Ваше приказание выполнено, сэр»)?
Такое предположение имеет основание, если участь, какие, в этом случае, перспективы социалистической революции рисовало воображение Троцкого: «Совершенно очевидно, что в условиях нового многолетнего европейского и мирового возрождения, социализм в отсталой стране оказался бы лицом к лицу с грандиозными опасностями», которые представлялись ему или в виде «войны, в которой враг имел бы над нами колоссальный перевес техники», или «в виде ли потопа капиталистических товаров, несравненно лучших и более дешёвых, чем наши, – товаров, которые могли бы взорвать монополию внешней торговли, а вслед за тем и другие основы социалистического хозяйства» (с. 66–67). В случае «если бы капитализм имел шансы не только прозябания, но и долголетнего развития производительных сил в передовых странах», то «социализму в отсталой стране, пришлось бы очень туго» (с. 67).
Очевидно, что предложенная Троцким программа, в случае её реализации, никоим образом не могла способствовать достижению поставленной перед ней цели. Сам Троцкий её никчёмность признал и выразил следующими словами: стремление обеспечить высокие темпы роста «означало бы, что мы, социалистическое государство, хотя и собираемся пересесть и даже пересаживаемся с товарного поезда на пассажирский, но догонять-то нам приходится курьерский» (с. 66). Полная безнадёжность!
Интересно, что Троцкий, критиковавший Сталина и Бухарина за то, что они считали возможным построение социализма в СССР в условиях капиталистического окружения, следовательно, и за способность длительное время выживать в этом окружении, вдруг отказался от роли «кукушки», перестал предрекать неизбежную и скорую гибель СССР даже в случае нового расцвета капитализма, а ограничивался указанием на сложность возникавшей в этом случае ситуации («пришлось бы очень туго»). Очевидно, проявление такого необычного для Троцкого оптимизма, было нужно ему для придания в глазах членов РКП(б) более приемлемого вида своей теории «перманентной революции». Теперь, в 1925 г., присущий ей политический пессимизм в отношении перспектив развития революции мешал ему вести борьбу за власть в партии и государстве. Но и попытку «привить» ей необходимый оптимизм нельзя признать удачной. Троцкому не удалось устранить противоречие между, с одной стороны, неистребимым политическим «пессимизмом» относительно российской социалистической революции, а значит, и развития СССР в условиях длительно существующего капиталистического окружения, а с другой стороны, фальшивым «оптимизмом» наскоро «сработанной» программы экономического развития СССР с помощью мирового капитализма и ради его гибели. Программе, если на что-то и пригодной, то только на то, чтобы под прикрытием революционной фразеологии обеспечить фактическое принятие плана Дауэса.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.