Замечания о работе Франка о коллективизации[465]

Замечания о работе Франка о коллективизации[465]

1. Работа очень интересна, содержит много ценных мыслей, некоторые главы и части глав хорошо разработаны теоретически. Работа удачна также в литературном отношении.

2. Политически работа очень похожа на попытку ликвидировать связи с оппозицией. К счастью для оппозиции, попытка эта опирается на ряд теоретических и фактических ошибок.

3. Наиболее ошибочный характер имеет сравнение противоречий Октябрьской революции с противоречиями коллективизации: как там условия «созрели» для диктатуры пролетариата, а не для социализма, так здесь условия «созрели» для коллективизации при недостаточности технической базы. Автор очень ругает вульгарных марксистов (т. е. «Бюллетень» русской оппозиции) за непонимание диалектических взаимоотношений между надстройкой и технической базой. На самом деле автор из марксистского применения диалектики по отношению к Октябрьской революции сделал шаблон и применяет его там, где ему совсем нет места. Диктатура пролетариата есть понятие чисто политическое, которое, как говорит теория и показал опыт, можно в известных пределах абстрагировать от экономической базы. Коллективизация сельского хозяйства объемлет экономическое содержание и без него превращается в пустышку.

Когда мы говорим, что условия России созрели для диктатуры пролетариата, то здесь имеется в виду совершенно определенный качественный и количественный факт: установление господства пролетариата в границах определенной страны. Построенная автором по аналогии фраза: условия Советского Союза созрели для коллективизации — лишена как количественного, так и качественного содержания, стало быть, всякого. Для коллективизации — на 10 %, 25 % или на 100 %? Для коллективизации с упразднением кулачества или для коллективизации как нового питомника кулачества?

На все эти вопросы автор отвечает очень условно (и постольку — он прав). Но этим он совершенно дисквалифицирует свою аналогию.

Весь вопрос идет о темпах. Отвечать по поводу предмета спора, что «условия созрели», но не говорить, для какого темпа и для какого масштаба, — это значит заменять конкретный вопрос шаблоном, хотя и хорошо замаскированным.

Автор забыл, что диктатура пролетариата не может быть ни на 10, ни даже на 90 %. Коллективизация же может быть и на 10, и на 90 %. Вся проблема укладывается на расстоянии между этими двумя полюсами. Для автора же, в той части, где он теоретизирует (полузамаскированно полемизируя с «Бюллетенем»), эта проблема исчезает.

4. Весной этого года сталинское руководство провозгласило 62 % коллективизированным и собиралось в полтора-два года коллективизировать 100 %. Не дожидаясь признания головокружения, мы крикнули в ряде писем в Россию, а позже и в «Бюллетене»: «осадите назад, иначе свалитесь в пропасть». Тогда наш критик возмутился: как можно «назад», отступления теперь уже нет. Через месяц-два Сталин заявил: если от 60 с лишком процентов останется 40 % — и то хорошо. Наш автор оперирует теперь с цифрой коллективизации в 25 %, сохраняя, однако, целиком свою «летнюю» аргументацию. Значит, отступление оказалось «возможно», притом, ни много ни мало, всего на 37 %. Но ведь это же означает чуть не десять миллионов крестьянских дворов. Скидка равняется населению Германии — пустячок! Летом считалось (по методу сакраментальной аналогии), что условия созрели для коллективизации 62 %, а теперь эти «условия» призваны отвечать только за 25 %. И то и другое — post factum. Нет ли тут, под прикрытием очень квалифицированной диалектики, недопустимого фатализма или… как бы выразиться, — теоретического хвостизма?

5. Что Советский Союз «созрел» для известной коллективизации, об этом оппозиция догадывалась давно. Вместо двусмысленной и чисто персональной защиты Троцкого (в связи с кулачеством) автор хорошо бы сделал, если бы процитировал официальные документы оппозиции как течения коммунистической мысли, именно по вопросу о коллективизации. Так полагается поступать при серьезном отношении к тому течению, к которому считаешь себя принадлежащим.

Элемент «стихийности» в коллективизации был неизбежен, но и здесь весь вопрос в степени, в количестве, в соотношении между руководством и массовым процессом. Стихийность забегания вперед породила стихийность отката. Автор поет дифирамбы стихийности, забывая, что дело происходило на тринадцатом году революции и что процент «стихийности» процесса сам по себе является, с точки зрения революционной политики, гораздо более надежным критерием степени его социалистичности, чем отдельные цифровые иллюстрации.

6. Теорию административного нажима автор опроверг тем, что бюрократия шла в хвосте процесса. Это правильно против либералов и меньшевиков, но абсолютно недостаточно (и постольку неверно) для оценки роли руководства, плана, предвидения в социалистическом строительстве. На первых страницах автор правильно противопоставил капиталистическое развитие, автоматически развертывающееся на основе закона ценности, и социалистическое развитие, как сознательно регулируемое (по самому своему существу). Но в дальнейшем изложении от этого противопоставления (по крайней мере, в полемике против оппозиции) не остается и следа.

7. Автор доказывает, что взрыв коллективизации был объективно обусловлен. Что это значит? Панический наскок на кулака в погоне за хлебом в результате кулакофильской политики ряда лет явился наиболее непосредственным и могучим толчком в сторону коллективизации. Автор это правильно повторяет несколько раз. Мыслима ли была систематическая, рассчитанная заранее политика планового подстригания кулака (хлебный заем, натуральный налог и пр.)? Разумеется, мыслима. Ослабила бы такая политика катастрофичность коллективизации? Безусловно! Последствия ошибок государственной власти, командующей всем хозяйством, превращаются в объективные условия, ведущие к результатам, которых руководство совершенно не предвидело. И хотя по отношению к уже развернувшейся коллективизации руководство шло в хвосте, это вовсе не отменяет тот факт, что катастрофический взрыв коллективизации причинен был в огромной степени административными действиями и ошибками предшествующего периода. Диалектическую обусловленность разных элементов процесса автор подменяет механическим детерминизмом. Отсюда вытекает неизбежное последствие: теоретический хвостизм превращается в апологию политического хвостизма руководства. Критические замечания автора, рассеянные там и сям, придают этой апологии видимость «высшего беспристрастия».

8. Когда автор, столь великодушно раскрывающий свои объятия всему происходящему, пытается вспомнить о задачах революционной политики, то он… увы, становится бюрократом-резонером. Так он пытается установить для всего колхозного движения наилучший «принцип» распределения дохода, по количеству и качеству труда: так-де наибольше будет обеспечен социалистический характер колхозов. Он забывает о мелочи: об аккумуляции колхозного капитала. Каждый колхоз будет стремиться получить сбережения своих членов для покупки скота, машин и пр. Никто не будет отдавать сбережения, полученные в результате более высокой зарплаты, «даром». Если запретить уплату процента, то колхозы будут ее производить тайно. Социалистический «принцип» распределения при скудости средств производства очень скоро перейдет в свою противоположность. И здесь весь вопрос сводится к определению более выгодных, оптимальных темпов и размеров, чтобы на их основе апеллировать не к предрассудкам крестьянина, а к его рассудку, чтобы сводить к минимуму наступательные и отступательные катастрофы, в одной из которых можно похоронить диктатуру пролетариата.

9. Не буду останавливаться на ряде других ошибочных положений, частных по отношению к теме: вопрос об абсолютной ренте, вопрос о партии и генеральной линии и пр. и пр. Отмечу лишь, что в вопросе о партии автор весьма сошел с почвы большевистского понимания партии как авангарда и теоретически растворил ее в классе, чем опять-таки прикрыл политику бюрократии, которая сознательно стремится растворить партию в классе, чтобы освободиться от ее контроля.

Резюмирую: главы и страницы, направленные против буржуазных и социал-демократических критиков, — очень хороши и даже местами превосходны, поскольку автор не сбивает себя и читателя, вводя контрабандой критику левой оппозиции. В области этой критики автор кругом не прав и лишь усугубляет ту ошибку, на которую указала редакция «Бюллетеня». Многие ошибки, а может быть, и все, проницательный автор и сам устранил бы, если бы не облегчил себе работу заранее замаскированным характером своей полемики. 9 декабря 1930 г.