Разведчик и журналист подсказали решение политикам?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Разведчик и журналист подсказали решение политикам?

Пока Кеннеди искал мирный путь разрешения конфликта, боеготовых ракетных баз на Кубе становилось все больше, Хрущев вел себя все заносчивее, американские генералы постепенно приходили в бешенство и все острее желали ракетные базы разбомбить, Фидель не хотел ничего слышать, напряженность росла — круг замкнулся.

Вот как эти дни зафиксировала память Александра Феклисова (А. Фомина) — советского резидента КГБ на Кубе (см. А.Феклисов. «Кеннеди и советская агентура». М., 2011, см. с. 250–254).

Учитывая, что 26 октября ситуация стала взрывоопасной, резидент Феклисов утром в пятницу, 26 октября, пригласил Джона Скали на ланч в ресторан «Оксидентал» в надежде получить полезную информацию, чтобы передать ее по линии спецсвязи в Москву. Джон Скали, полуитальянец — полуамериканец, как журналист, постоянно присутствующий в «журналистском пуле» Белого дома, о предстоящей встрече побежал докладывать госсекретарю Дину Раску, а тот, в свою очередь, доложил об этой встрече и президенту Кеннеди. Раск докладывал о предстоящем совместном ланче президенту Кеннеди в присутствии его ближайшего помощника Макджорджа Банди, и тот зафиксировал в своих дневниках следующее (см. М. Банди «Опасность и выживание. Ядерная бомба и наш выбор. Первые пятьдесят лет». Нью-Йорк, Рэндом Хаус, 1988, с. 432–433). «Президент, внимательно выслушав Раска, поручил его встретиться со Скали и попросить его сказать журналисту Фомину (под этим псевдонимом Феклисов работал в США), что «время не терпит». Другими словами, Кеннеди хотел добиться от Кремля срочного заявления об условиях вывоза ракет».

Итак, был осенний день, не слишком жаркий, но и не слишком холодный для этого времени года. Не слишком раннее утро, но еще и не время для серьезного рабочего перерыва. Джон Скали пришел в ресторан «Оксидентал» налегке, Феклисов уже ждал его. Как только Скали сел за столик, то со свойственной ему итальянской порывистостью вместо приветствия бросил:

— Как здоровье Хрущева? — Это мне неизвестно, — пожав плечами, ответил Феклисов и, немного подумав, съязвил. — Это вы с президентом на дружеской ноге и знаете все, что происходит в Белом доме.

Джон Скали ухмыльнулся и провел сухой загорелой ладонью по своей роскошной шапке волос, уложенных так, словно он был только что из телестудии. Официант принес меню. Скали, опустив свои темные глаза в книжицу с перечнем блюд, как бы между делом бросил:

— Ваш Хрущев себя странно ведет. Он, должно быть, считает Кеннеди молодым и неопытным политиком, но он глубоко ошибается. И в своих заблуждениях он скоро убедится!

Это походило на давление. Скали наконец выбрал из меню спагетти с острым мясным соусом, в итальянском стиле, жестом подозвал официанта, а когда тот записал в блокнот заказ и удалился, то американский тележурналист уже позабыл о Хрущеве и неожиданно перескочил на другую тему:

— Члены исполнительного комитета все больше склоняются к решительным действиям. Речь идет о том, что в ближайшие часы начнется вторжение на Кубу. Пентагон заверяет Кеннеди, что в случае его разрешения военные в сорок восемь часов покончат и с советскими ракетами, и с режимом Кастро.

Официант принес заказ, и Скали, по-хозяйски вооружившись вилкой, начал с аппетитом есть. У Феклисова же, напротив, кусок не лез в горло. Он вынужден был вежливо отвечать на высокомерные нападки собеседника.

— Во-первых, — задумчиво произнес Феклисов на чистом английском языке, — советское руководство вовсе не считает Кеннеди молодым и неопытным политиком, а напротив, возлагает на него куда как большие надежды, нежели на Эйзенхауэра, видя в Кеннеди перспективно мыслящего и высокоинтеллектуального государственного деятеля. Я лично также считаю, что он разумный человек и остановит своих военных генералов и адмиралов, у которых руки чешутся повоевать и которые собираются втянуть вашего президента в величайшую авантюру с катастрофическими последствиями.

Скали настороженно слушал. Он отложил в сторону вилку, вытер губы салфеткой и понимающе кивнул.

— Во-вторых, — продолжал Феклисов, — кубинский народ защищает свою свободу не на жизнь, а на смерть. Прольется много крови, США понесут большие потери, если решатся на вторжение. Но самое главное, и это в-третьих, состоит в том, что президент Кеннеди должен осознавать: вторжение на Кубу снимает с Хрущева абсолютно все моральные обязательства, это все равно что нападение на Советский Союз. Об этом, кстати говоря, официально заявлял глава МИДа Андрей Громыко.

Скали расширил глаза и перестал жевать. Третий пункт, озвученный Феклисовым, его, судя по выражению лица, заинтересовал особенно. Официант принес итальянский капучино с пышной шапкой сливочной пены, посыпанной корицей. Но Скали не реагировал. А Феклисов продолжал.

— Вторжение на Кубу дает Хрущеву полную свободу действий. Советский Союз может нанести удар по самому уязвимому для Запада месту, по территории, имеющей стратегическое значение для Вашингтона.

Скали, видимо, не ожидал такого поворота событий. Он молча посмотрел в глаза Феклисову, а потом предположил:

— Ты думаешь, Александр, что это будет Западный Берлин?

— Как ответная мера? Вполне возможно. — Но США и союзные войска будут защищать Берлин! — с жаром парировал Скали.

— А знаешь, Джон, — последовал ответ Феклисова, — когда в бой пойдет многотысячная советская армия, лавина советских танков, а с воздуха на бреющем полете город атакуют самолеты-штурмовики, то они все сметут на своем пути! Кроме того, войска ГДР поддержат наступательные действия советских дивизий.

И дальше Феклисов с жаром продолжал рассуждать, что советским войскам вряд ли понадобится более двадцати четырех часов, чтобы сломить сопротивление американских, французских, английских гарнизонов и захватить Западный Берлин.

Потом, уже находясь в Москве, когда Карибский кризис закончился, Феклисов обратился к знакомому генералу, пересказав ему встречу со Скали, и спросил, сколько часов в действительности он должен был назвать Скали, которые потребовались бы советским войскам в случае захвата Западного Берлина. Этот человек в должности генерал-майора долгое время работал заместителем начальника аппарата КГБ в ГДР. Генерал спокойно выслушал рассказ разведчика, почесал в затылке, что-то посчитал в уме и ответил: «Александр, вы немножко ошиблись в расчетах. Вы должны были сказать этому Джону Скали, что для захвата Берлина нужно всего шесть-восемь часов!» А чтобы не быть голословным, генерал сослался на секретный план захвата Берлина, о котором знал лишь он и еще несколько человек.

После обсуждения такой не слишком приятной перспективы, как захват Берлина, разговор между Феклисовым и Скали оборвался. Они молча допили остывший кофе, глядя друг на друга. Потом Скали, глядя себе под нос и как бы разговаривая сам с собой, оборонил:

— Выходит, большая война не так уж и далека. А из-за чего она может начаться?

— Из-за взаимного страха, — немедленно ответил Феклисов. — Куба боится обстрела американцев, а США — ракетного обстрела с Кубы. А страх — это обратная сторона агрессии. Если у кого-то нервы сдадут раньше и вылетит какая-нибудь случайная ракета. неизвестно, какой будет ответная реакция.

Джон Скали понимающе кивнул. Он допивал холодный капучино и молчал. Никаких попыток сформулировать выход из создавшейся ситуации ни он, ни Феклисов не придумывали, а лишь проигрывали первые ступени эскалации вооруженного конфликта. Потом в своих дневниках Феклисов напишет, что никто его не уполномочивал рассуждать о захвате Берлина, это походило скорее на порыв души, и он озвучивал личное убеждение, не понимая, что в этот момент творилось в голове у Хрущева. Потом, спустя годы, Феклисов напишет: «Да, я рисковал, но не ошибся. Быть может, в ответ на американскую агрессию Хрущев и не стал бы вводить войска в Берлин. Но мы предупредили американского президента, что такое возможно, и он прислушался к этой схеме, она его серьезно озадачила. И в итоге Берлин, на котором мы акцентировали внимание, стал ключевым сдерживающим фактором».

Уже через два-три часа Джон Скали сам позвонил Феклисову и попросил его о вторичной встрече. Это было как раз в тот момент, когда Феклисов находился в советском посольстве и общался с Добрыниным. Помощник посла Олег Соколов подошел к Феклисову и сказал, что его срочно просит к телефону журналист Джон Скали. Когда Феклисов взял трубку, тележурналист тревожно сказал, что он настаивает на немедленной встрече. Уже через четверть часа Скали и Феклисов сидели в кафе «Статлер», находившемся между посольством и Белым домом. Не теряя времени, Скали заявил, что он по поручению «высочайшей власти» передает следующие условия разрешения Карибского кризиса:

1. СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракеты под контролем ООН;

2. США снимают морскую блокаду;

3. США берут на себя публичное обязательство не вторгаться на Кубу (заметим, что о ракетах в Турции не говорится! — Прим. А.Г.).

К сказанному Джон Скали добавил, что все это может быть оформлено договором в рамках ООН. Феклисов быстро записал слова Скали в блокнот и зачитал вслух записанное. Скали выслушал и подтвердил: да, все правильно. Тогда Феклисов попросил уточнить, что означает «высочайшая власть»?

— Джон Фицджеральд Кеннеди — президент Соединенных Штатов Америки, — чеканя каждое слово, ответил Скали.

Феклисов заверил Скали, что немедленно это предложение передаст в Москву, хотя условия и не слишком равнозначны. Если под контролем ООН вывозятся ракеты с Кубы, то под контролем ООН надо и отводить войска с юго-восточной части США, которые туда стянуты для вторжения на остров.

— Это усложнит дело и затянет его, — пренебрежительно заметил Скали, скрестив руки на груди, и, чуть помедлив, добавил: — Александр, я прошу вас как можно быстрее это предложение передать в Москву, Хрущеву.

Феклисов пообещал, что так оно и будет, и пошел в советское посольство писать телеграмму. Однако эту телеграмму с сообщением исключительной важности советский посол Добрынин отказался принять, мол, «на подобное общение советский МИД санкций не давал»! Феклисову пришлось идти в свое ведомство, шифровать текст и передавать телеграмму по каналам спецсвязи для начальника разведки КГБ генерал-лейтенанта А.М. Сахаровского.

Потом, когда кризис уже закончится, окажется, что одновременно по линиям спецсвязи в Москву поступит еще одна телеграмма, от другого профессионального разведчика — советского посла в Гаване Александра Алексеева. Он сообщит свои опасения, что вторжение на Кубу США начнется в ближайшие часы, и передаст тревогу Кастро, который также ожидал огневого удара по ракетным установкам.

По мнению историков, именно эти две шифрованные телеграммы, пришедшие по линии КГБ, и подтолкнули Хрущева к компромиссу, заставив его перейти из агрессивной позиции в миролюбивую. Именно после телеграмм Александра Феклисова и Александра Алексеева Хрущев садится писать послание, в котором дает согласие на вывоз ракет с Кубы, и придумывает вариант сделки «Куба в обмен на Турцию».

Так два Александра, два разведчика, спасли мир от ядерной катастрофы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.