XVIII. МАРГОСКИ, ИЛИ МАРГОСКИНА НЕДЕЛЯ

XVIII. МАРГОСКИ, ИЛИ МАРГОСКИНА НЕДЕЛЯ

Так называется в черноземных губерниях (например, в Орловской) вторая неделя по Пасхе — неделя жен-мироносиц. Это празднество установлено исключительно для женщин и приходится оно на воскресный день (первый после Фомина). Пасхальные яйца приобретают здесь особенное значение, занимая в праздничном обряде главное место. Под Москвой этот женский праздник выражается в том, что храмы бывают переполнены замужними женщинами, вдовами и девушками гораздо больше, чем во всякий иной праздничный день, и при этом каждая из молящихся, подходя к кресту прикладываться после обедни, обязательно христосуется со священником и дает ему яйцо, подобно тому, как на утрени Светлого воскресенья тот же обряд исполняют исключительно мужчины. Где церквей и сел немного и приходы удалены на значительное расстояние, в то же воскресенье (в Орловской губ.) с утра бабы и девки забираются в ближний лесок или даже хотя бы на такое место, где завязались кусты ракиток, с обрядовыми приношениями в руках, карманах или за пазухой — парой сырых яиц и парой печеных и крашеных. Идут с песнями. По приходе смолкают, ввиду наступления торжественного священного обряда христосованья и кумовства. Каждая сняла с шеи крест и повесила на дерево; к нему подошла другая, перекрестилась, поцеловала его и обменяла на свой крест, с владелицей его потом поцеловалась, покумилась — стали считаться и зваться «кумами», «кумушками» вплоть до Духова дня — нового женского праздника (на этот раз исключительно девичьего). Когда же все перекумятся, запевают снова песни и затевают пляски, а в это время ребята собирают хворост и раздувают огонь; на нем три бабы жарят яичницу, которая от множества вкладов выходит настолько густая, что ее едят руками, отламывая по куску и христосуясь яйцами, которые к этому дню нарочно красят. Вместо водки, сидя кругом сковородки, угощаются из рюмок квасом с взаимными пожеланиями. Девушек-подростков приветствуют обыкновенно так: «Еще тебе подрасти, да побольше расцвести», а девице заневестившейся говорят: «До налетья (следующего года) косу тебе расплести надвое, чтобы свахи и сваты не выходили из хаты, чтобы не сидеть тебе по подлавочью» (в девушках), а бабам пожелания высказываются несколько иного характера: «На лето тебе сына родить, на тот год сам третьей тебе быть». Девушки свои пожелания шепчут друг другу на ухо. Как бы то ни было, умилительный обычай этот вводит в обиходный язык упрощенную форму ласкового привета, в замену сухого величанья по имени и отчеству. В коренных и старых поселениях все либо кумы и свахи, либо кумовья и сваты и не только по церковному благословению, но и по обычному обрядовому праву. В облегчение привета при взаимных ежедневных и ежечасных сношениях обычай этот повсеместен и неискореним, как крепко излюбленный, веками взлелеянный.

В иных деревнях тех же местностей умеют оживить праздничный пир вводными обрядами из подлинной старины. Собравшись в лес кумиться или (что то же) крестить кукушку, идут разбившись парами.

Когда свяжут оборой от лаптей верхушки березок и подвесят кресты с шей и ленты с кос, начинают ходить кругом деревьев навстречу друг другу с припевом: «Вы, кумушки, вы, голубушки, — кумитеся, любитеся, не ругайтеся, не бранитеся, сойдитесь — полюбитеся, подружитеся». И затем, обойдя березки три раза, целуют подвешенные на них кресты, которыми, при взаимных поцелуях, и меняются. К яичнице допускают парней, обязанных принести водки, меду и сладких гостинцев. Когда съедят яичницу, каждая девушка выбирает себе парня и, обнявшись с ним, гуляет у всех на глазах. Родители девиц видят в этом только обычай, и на этот день не находят в нем ничего предосудительного, хотя готовы переломать ребра за то же самое в другие, непоказанные дни. Начнет садиться солнце — все с песнями спешат по домам.

В Дмитровском уезде (той же Орловской губ.) этот праздник сопровождается еще «зазыванием снитки», от которой, якобы, зависит урожай хорошей капусты. Это то же самое растение, которое всюду называется подорожником, а также «кукушкой» (почему и самый праздник прозван «крещеньем кукушки»). Прибавленный обряд совершается после предыдущих и состоит в том, что девушки, поевши яичницы, разбиваются по соседним кустарникам и ищут там эту обетованную траву для того, чтобы вырвать ее с корнем, унести на другое место и там зарыть в землю. Посадке капусты, вообще, придают особое значение и даже там, где уже отстали от старых обычаев, при посадке этого любимого овоща, играющего столь значительную роль и занимающего на крестьянском столе такое видное место во всей матушке России, один кочешок покрывают горшком и присаживают к нему туда же одну луковку. Самый горшок обвивают венком, принесенным из церкви на Троицын день и сберегаемым около образов до времени посадки капусты. Девичья снитка служит тому же делу и отпевается теми же заветными хороводными песнями, которые еще не забыты и не затерты современными частушками (коротенькими куплетцами в четыре стиха).

По Вятке (например, в Яранском краю) тот же мироносицкий праздник справляется по-своему и называется «Шапшиха». Девушкам сюда нет доступа, женщины также стараются уклоняться, а придерживаются старого обычая только те из баб, которые любят погулять (на селение приходится таких баб 10 —15). Самый обычай сводится к женской пирушке, устройство которой берет на себя одна из участниц, по жребию. Чаще всего, это или вдова, или малосемейная. Устроительницы бабьего пира варят пиво и из доставленных накануне в складчину (вместе с водкой) припасов приготовляют обед к тому времени, когда прочие складчицы вернутся из церкви, от обедни и от молебна Мироносицам. Поздним вечером оканчивается этот пир плясками. «В старые годы (сообщает наш корреспондент г-н Наумов) женщины, не стесняясь никем, благодаря отсутствию мужчин, веселились и плясали до того, что, под конец пира, сбрасывали с себя платки и носимые под ним каждою замужнею женщиной чепчики («чехлики», по местному выражению) и пели и плясали простоволосыми. Являться в таком виде перед посторонними считалось и считается в высшей степени зазорным и непозволительным для всякой порядочной женщины. Вообще, это признак крайней разнузданности, и в некоторых деревнях этот обычай совершенно исчез, тогда как в прежнее время справлялся всеми женщинами «и в нем (по свидетельству г-на Наумова) принимала участие даже попадья».