Восточный поход в освещении Низами
Восточный поход в освещении Низами
О Восточном походе Александра писали персидский и таджикский поэт Фирдоуси (около 940–1020 или 1030) в поэме «Шах-наме», азербайджанский поэт Низами Гянджеви (ок. 1141 – ок. 1209) в поэме «Искендер-наме», Дехлави, узбекский поэт Алишер Навои (1441–1501) в поэме «Искандерова стена», таджикский поэт Абдуррахман Джами (1414–1492) в цикле поэм «Семь корон». Ювенал, наверное, первым из поэтов, утверждал, что Александр доходил до крайнего моря, где было неподвижное (застывшее) море, окутанное вечной тьмой (то есть царила полярная ночь).
После взятия Фарса, пишет Навои:
И знамением счастья озарен,
В поход на Север устремился он.
И цепи гор пустынных увидал…
Вернулся и Хорезм завоевал,
Даря, как солнце, милостью своей
Простор кипчакских пастбищ и степей.
И он в трудах походных не ослаб,
Прошел через Саксин, через Саклаб.
Прошел он стороною Ос и Рус
И с ними дружбы заключил союз.
И гурджей и чаркасов посетил,
И гурджей и чаркасов покорил.
От Севера, где древних рек исток,
Он с войском устремился на Восток
[5, с. 610–611].
Мы видим, что Навои недвусмысленно упоминает путь Искандера на север, упоминает кипчакские степи и землю русов, с которыми он заключил союз дружбы.
Из восточных поэтов наиболее полно поход Александра осветил Низами Гянджеви в поэме «Искендер-наме» [41]. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать оглавление к этой поэме. После смерти Дария:
Искендер завоевывает Дербентский замок при помощи молитвы отшельника.
Искендер направляется в замок Сарир.
Искендер направляется в Индию.
Поход Искендера из Индии в Китай.
Пребывание Искендера в Китае.
Китайский хакан принимает у себя Искендера.
После возвращения Искендера из Китая.
Искендер прибывает в Кыпчакскую степь.
Прибытие Искендера в область русов.
Искендер вступает в боренье с племенами русов.
Кинтал-рус поражает гилянского вождя Зериванда.
Дувал бросается в бой.
Появление неизвестного всадника.
Второе появление неизвестного всадника.
Русы выпускают в бой неведомое существо.
Искендер действует арканом. Необычайный пленник приносит Искендеру Нистандарджихан.
Последнее сражение Искендера с племенами русов.
Освобождение Нушабе и примирение Искендера с Кинталом.
Повествование о живой воде.
Искендер проникает в страну Мрака.
Искендер узнает о таинственном городе.
Начало нового странствования Искендера по свету и сетования Низами.
Вторичный поход Искендера в Индию и Китай.
Странствования по Китайскому морю. Город в пустыне.
Прибытие Искендера в северные пределы и постройка вала, ограждающего от народа яджудж.
Из оглавления видно, что после Индии Александр был в Китае, после Китая посетил Кыпчакскую степь, оттуда прибыл в страну русов. С русами он долго и многотрудно воевал, у Низами этой войне посвящено вдвое больше страниц, чем войне с Дарием. После примирения с русами Александр посещает страну Мрака и ищет живую воду. Удивляют главы «Вторичный поход Искендера в Индию и Китай» и «Странствования по Китайскому морю», ведь о вторичном посещении Александром Индии мы ничего не слышали. Что касается Китайского моря, то странствование по нему означает выход в Северный Ледовитый океан, поскольку Китайским морем арабские географы называли акваторию Карского моря. Заканчивается поэма эпизодом строительства Искендером вала против народа яджудж.
Несколько выдержек из Низами. О кипчаках:
Царь на русов спешил и в своих переходах
Ни на суше покоя не знал, ни на водах.
Не смыкал он очей – и, огнем обуян,
Пересек он широкие степи славян.
Там кыпчакских племен увидал он немало,
Там лицо милых жен серебром заблистало.
Были пламенны жены и были нежны,
Были солнцем они и подобьем луны.
Узкоглазые куколки сладостным ликом
И для ангелов были б соблазном великим.
Что мужья им и братья! Вся прелесть их лиц
Без покрова – доступность открытых страниц.
И безбрачное войско душой изнывало,
Видя нежных, не знавших, что есть покрывало.
И вскипел в юных душах мучительный жар,
И объял всех бойцов нетерпенья пожар.
О войне с русами:
Мир стал пышным павлином от румских знамен,
К стану русов был царский шатер обращен.
Стало ведомо русам, воинственным, смелым,
Что пришел румский царь к их обширным пределам…
Это – царь Искендер, и свиреп он, и смел!
В сердце мира стрелой он ударить сумел…
И, когда предводитель всех русов – Кинтал
Пред веленьями звезд неизбежными встал,
Он семи племенам быть в указанном месте
Приказал и убрал их, подобно невесте.
И хазранов, буртасов, аланов притек,
Словно бурное море, безмерный поток.
От владений Ису до кыпчакских владений
Степь оделась в кольчуги, в сверканья их звений.
В бесконечность, казалось, все войско течет,
И нельзя разузнать его точный подсчет.
«Девятьсот видим тысяч, – промолвил в докладе
Счетчик войска, – в одном только русском отряде»…
И когда черный мрак отошел от очей,
С двух сторон засверкали два взгорья мечей.
Это шли не войска – два раскинулись моря.
Войско каждое шло, мощью с недругом споря.
Шли на бой – страшный бой тех далеких времен.
И клубились над ними шелка их знамен…
Краснолицые русы сверкали. Они
Так сверкали, как магов сверкают огни.
Хазранийцы – направо, буртасов же слева
Ясно слышались возгласы, полные гнева.
Были с крыльев исуйцы; предвестьем беды
Замыкали все войско аланов ряды.
Посреди встали русы. Сурова их дума:
Им, как видно, не любо владычество Рума!
С двух враждебных сторон копий вскинулся лес,
Будто остов земли поднялся до небес…
Долго в схватке никто стать счастливым не мог,
Долго счастье ничье сбито не было с ног…
Кто бесстрашен, коль с ним ратоборствует рус? —
вопрошает Низами, оправдывая то, что Александр Великий дрогнул.
Схвачен страхом —
ведь рок стал к войскам его строгим,
И румийцам полечь суждено будет многим, —
Молвил мудрому тот, кто был горд и велик:
«От меня мое счастье отводит свой лик.
Лишь невзгоды пошлет мне рука небосвода.
Для чего я тяжелого жаждал похода!
Если беды на мир свой направят набег,
Даже баловни мира отпрянут от нег.
Мой окончен поход! Начат был он задаром!
Ведь в году только раз лев становится ярым.
Мне походы невмочь! Мне постыли они!
И в походе на Рус мои кончатся дни!».
После этих строк как-то неубедительно выглядит «поэтическая победа» Александра:
Искендер новой славой увенчанным стал,
Испытал пораженье могучий Кинтал.
И когда от вина цвета розы вспотели
Розы царских ланит и в росе заблестели,
Шаха русов позвал вождь всех воинских сил
И на месте почетном его усадил.
Вдел он в ухо Кинтала серьгу. «Миновала, —
Он сказал, – наша распря; ценю я Кинтала».
Пленных всех он избавить велел от оков
И, призвав, одарил; был всегда он таков
В одиночку ли тешиться счастьем и миром!
[41, с. 362–422]
На севере к Александру за помощью обратились местные племена:
«Милосердный и щедрый, будь милостив к нам —
К просветленным своим и покорным сынам.
За грядой этих гор, за грядою высокой
Страшный край растянулся равниной широкой.
Там народ по названью Яджудж. Словно мы,
Он породы людской, но исчадием тьмы
Ты сочтешь его сам. Словно волки когтисты
Эти дивы; свирепы они и плечисты.
Их тела в волосах от макушки до пят
Все лицо в волосах. Эти джинны вопят
И рычат, рвут зубами и режут клыками.
Их косматые лапы не схожи с руками.
На врагов они толпами яростно мчат.
Их алмазные когти пронзают булат.
Только спят да едят сонмы всех этих злобных.
Каждый тысячу там порождает подобных…
Царь, яджуджи на нас нападают порой.
Грабит наши жилища их яростный рой.
Угоняет овец пышнорунного стада,
Всю сжирают еду. Нет с клыкастыми слада!
Хоть бегут от волков без оглядки стада,
Их пугает сильней эта песья орда.
Чтоб избегнуть их гнета, их лютой расправы,
Убиенья, угона в их дикие травы,
Словно птицы, от зверя взлетевшие ввысь,
На гранит этих гор мы от них взобрались.
Нету сил у безмозглого злого народа
Ввысь взобраться. Но вот твоего мы прихода
Дождались. Отврати от покорных напасть!
Дай, о царь, пред тобой с благодарностью пасть!»
И, проведав, что лапы любого яджуджа
Опрокинут слонов многомощного Уджа,
Царь воздвиг свой железный, невиданный вал,
Чтоб до Судного дня он в веках пребывал…
[41, с. 661–663].
Впрочем, о строительстве железной стены против яджуджей и маджуджей лучше написал Фирдоуси:
На гору взглянуть повелитель пришел,
Владеющих знаньем с собою привел.
Доставить велит венценосный мудрец
Тяжелые молоты, медь и свинец,
И гяджа, и леса, и камня – всего,
Что нужно для замыслов смелых его.
И вот в изобилии все припасли,
И промыслы в должную ясность пришли.
Клич брошен повсюду, и с разных сторон
Все те, кто в работах таких искушен:
Кузнец, камнетес, что сноровкой богат, —
На помощь деянью благому спешат.
Собравшись, умельцы за дело взялись,
И вскоре две мощных стены поднялись.
Сравнялись с горою они вышиной
И в добрых сто рашей они толщиной.
Слой в локоть железа, слой угля над ним,
Заложена медь меж одним и другим,
И сера слоями под каждым лежит —
Ум царский нередко находкой дивит!
Вот так слой за слоем росли две стены,
И вскоре горе они стали равны…
Нефть с маслом смешать поспешили затем
И стены той смесью облили затем.
И нового угля меж тем подвезли,
На стены насыпали и подожгли.
Немедля владыка зовет кузнецов,
Огонь раздувают в сто тысяч мехов;
Их шум устрашающий слышен в горах
И пламенем звезды повергнуты в страх.
Немалое время работают в лад,
И стены все жарче и жарче горят.
За медью железа расплавился слой,
Смешались и сплавились между собой.
От страшных Яджуджей-Маджуджей страна
Отныне на веки веков спасена.
Весь край Искандеровой славной стеной
Был так огражден от напасти лихой…
[66, с. 69–70]
Согласно Восточной традиции, Александр в конце маршрута вышел в море и посетил Гиперборею. В «Романе об Александре Македонском» по русской рукописи XV века, называемом «Сербской Александрией», об этом говорится совершенно однозначно: «И покидая их, спросил: „Что впереди находится?“. Они ответили: „Ничего иного, кроме Макарийских островов в океан-море, где люди блаженные живут, которые называются нагомудрецами, так как совлекли с себя все страсти“» [3, с. 108]. «И дошли до Океана-реки, и увидели острова блаженных, которые отстояли от берега на двадцать поприщ…
Когда Александр пошел вглубь острова, один из блаженных встретил его и сказал: „…Иди в глубину острова, и приведу тебя к старейшине нашему, Иванту, он и расскажет тебе все о жизни твоей и о смерти твоей, и обо всех других поведает тебе правду“ …И сказал ему Александр: „Радуйся, Ивант, учитель рахманский… Расскажи мне, что находится впереди“. Рассказал ему Ивант: „Море это, в котором находятся многочисленные острова наши, называется Океан, и всю землю он омывает, и все реки впадают в него. По ту сторону его гора, которую ты видишь, плодами различными украшена, она у вас Эдемом зовется, тут господь бог Саваоф, землю сотворив, рай создал, на востоке, в Эдеме, и тут поселил Адама, праотца нашего“» [3, с. 109, 111].
Для древних греков и римлян острова Блаженных служили синонимом Гипербореи, в которой в сферическом храме хранились величайшие знания, накопленные с глубочайшей древности. Историк и географ I в. до н. э. Диодор Сицилийский писал, что некоторые греки посещали этот таинственный храм и оставляли в нем богатые дары с эллинскими надписями. Жрецы в этом храме все свое время посвящали занятиям литературой, естествознанием и философией. Один из героев Плутарха сообщил, что приобрел там «столь большие познания в астрономии, до каких только может дойти человек, изучавший астрономию».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.