4. ИССЛЕДОВАНИЕ КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ. В ПЛЕНУ У ЯПОНЦЕВ
4. ИССЛЕДОВАНИЕ КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ. В ПЛЕНУ У ЯПОНЦЕВ
Две зимы 1809–1811 гг. Головнин провел на Камчатке. Он объехал весь полуостров, сделал много интересных наблюдений и собрал богатый материал по общему состоянию страны.
Зимовка для экипажа прошла незаметно. Ежедневно, кроме праздников, производились строевые ученья, такелажные работы и обучение грамоте и арифметике. В свободное от службы время офицеры и матросы бегали на лыжах и охотились.
В мае 1810 г. Головнин отправился к берегам Русской Америки для описания их и доставки хлеба и разных грузов. По просьбе главного правителя колоний Баранова, Головнин остался со шлюпом в Новоархангельске до сентября 1810 г. для охраны колоний от ожидавшегося нападения корсаров.
За время стоянки в Новоархангельске и посещения других гаваней колоний Головнин внимательно знакомился с бытом туземцев и порядками управления. Все виденное он записывал в тетрадь, тщательно отмечал «недостатки, проистекающие от предоставления в руки частной монополии громадной территории», и «вражду диких, вызванную беззаконием компанейских управителей и подогретую американскими охотниками-хищниками». Далее он обратил внимание на безобразную «деятельность» иностранных судов в водах колоний и составил статистику «дел» американских кораблей. Из нее видно, например, что корабль «Ментор» набил за сезон в русских водах 3500 моржей, бобров и снабдил индейцев для борьбы с русскими сотнею ружей. Другие иностранцы, промышлявшие в русских водах, действовали так же, как и «Ментор».
1 мая 1811 г. «Диана» снялась с якоря и отправилась на Курильские острова. 13-го числа она была уже у 13-го острова (Мацува). Головнин начал отсюда свои работы, подвигаясь постепенно на юг.
Обходя подробности описания отдельных островов, мы скажем лишь в общих чертах, что все они происхождения вулканического, состоят преимущественно из голых скал с ничтожным местами слоем наносной земли, покрытой слабой растительностью. Некоторые из островов населены, иные необитаемы и служат лишь временным пристанищем для охотников за лисицами и морскими птицами. Тут живут: орлы, топорки, савки, чайки, урилы, белые и черные альбатросы и дикие утки. Однажды спугнутые чем-то птицы поднялись такой густой, черной тучей, что на «Диане» приняли ее за дым и только в зрительную трубу удостоверились в своей ошибке. Около берегов водятся морские бобры, тюлени, сивучи. Из шкур животных и птиц охотники шили одежду, а избыток променивали японцам. За морским зверем охотились на. байдарках, подобных алеутским. На островах, принадлежавших России, многие жители говорили по-русски, а некоторые даже знали грамоту. Нрава айны вообще кроткого, честного и приветливого, смуглы, некрасивы. Женщины мазали губы синей краской, покрывали синей татуировкой нижнюю часть лица и руки. Айны были все низкого или среднего роста и отличались сильной волосатостью, за что получили у мореплавателей прозвище «мохнатых». Летом жили в свайных постройках, а зимою — в деревянных избах. Курильцы одевались, как камчадалы, в парки.
Окончив описание русских островов, Головнин перешел к островам, на которых жили японцы.
Первый по порядку был остров Кунашири. По мере приближения к нему «Дианы» морякам открывался довольно обширный залив, на берегу которого лежало слева маленькое селение, а справа небольшая крепость. Внутри ее виднелось несколько построек, на доме коменданта развевались флаги. В заливе стояло несколько японских судов. Заметив входившую в залив «Диану», японские суда торопливо перешли под стены крепости, а с батареи дали по шлюпу два выстрела ядрами, далеко не долетевшими до цели. Шлюп стал на якорь в 3 милях от крепости.
Желая выяснить недоразумение, Головнин поехал было на берег, но и его начали обстреливать; ядра пролетали над головами, и он возвратился на шлюп. Наступила ночь, подул сильный ветер, указавший Головнину на невыгодность избранного места, и с рассветом он перешел ближе к крепости. Стремясь объяснить японцам причину захода в залив, Головнин выставил перед крепостью разделенную пополам кадку, в одну часть ее положил стакан с водой, несколько полен дров и горсть сарачинского пшена, в другую несколько пиастров, кусок алого сукна, бисер и кое-какие хрустальные вещи. Японцы тотчас же подобрали кадку. Прошли сутки, ответа не было. Тогда Головнин «перешел к селению и послал за провизией и водой вооруженную шлюпку с офицером. Селение оказалось пустым, все жители ушли в глубь острова. Воды не нашлось, офицер взял дрова, немного пшена, сухой рыбы и оставил за все несколько европейских вещей, далеко превышавших цену взятого.
8 июля утром японцы выставили ответную кадку с письмом на японском языке, которого не мог разобрать курилец Алексей, бывший на «Диане» в качестве переводчика, и две картинки, по которым можно было догадаться, что японцы не желают иметь с нашими моряками никаких сношений.
Несмотря на это, когда наша шлюпка подошла к речке за водою, из крепости был выслан в качестве парламентера курилец Кузьма, житель одного из русских островов. По-русски он не говорил, а Алексея на шлюпке не было; из объяснений знаками можно было догадаться, что начальник крепости желает лично переговорить с командиром судна, что японцы боятся наших моряков, да и сам курилец дрожал от страха, как в лихорадке.
Опоясавшись саблей и разложив по карманам шесть заряженных пистолетов, Головнин поехал на приглашение. На берегу его встретили чиновники, одетые в богатые шелковые халаты с саблями и кинжалами за поясами. Через четверть часа вышел сам начальник крепости в полном вооружении; он шел медленно, подбоченясь, потупя глаза в землю и расставляя Широко ноги. Его сопровождали два оруженосца, один нес длиннейшее копье, похожее на жердь, другой шапку — вроде русского венца. После приветствий, каждого по своему обычаю, между ним и Головниным начался разговор о цели прихода корабля, «го названии, именах его командира и правителя России, о том, знает ли Головнин посла Резанова и пр. и пр. Сановник записывал ответы Головнина, что пришел он мимоходом запастись провизией и водой, что намерения его самые миролюбивые, что Резанова он знал и что он умер, возвращаясь из Японии, и проч. Сановник казался удовлетворенным ответами и предложил Головнину чай, саки (рисовая водка), табак и икру; все это подали вооруженные люди, которые оставались при сановнике и явно увеличивали его вооруженную свиту. Сановник был не из храбрых и, видимо, хитрил. Разговор, однако, продолжался и принял веселый, даже шуточный характер. Головнин потчевал его французской водкой, и тот не отказывался. Сановник записывал, однако, все слышанное. Когда Головнин попросил снабдить шлюп провизией, то получил ответ, что сам он, к сожалению, не может решить этого вопроса, и посоветовал ему переговорить лично с главным начальником, находящимся в крепости. Головнин отказался итти туда и обещал приехать на другой день. Сановник дружески простился, подарил кувшин саки, просил Головнина перекреститься в подтверждение того, что все сообщенное было правдою, и предложил вечером прислать шлюпку за рыбой. От Головнина он получил несколько бутылок водки и «зажигательное» стекло.
Вечером шлюпка, посланная с «Дианы», привезла в подарок более сотни больших рыб; японцы обошлись с нашими людьми дружески; офицеры пришли передать Головнину, что начальник крепости ждет его приезда.
Не подозревая никакого злого умысла, Головнин 11 июля утром поехал на берег на четырехвесельной шлюпке и взял с собою мичмана Мура, штурмана Хлебникова и курильца Алексея. Встреченный на берегу вчерашними чиновниками, Головнин пошел в крепость со всеми съехавшими с ним людьми и, к немалому, удивлению, увидел на площади около 400 солдат, вооруженных фитильными ружьями, кольями и стрелами. Посредине площади стояла полосатая палатка, где сидел главный начальник в богатом шелковом халате и в полном воинском облачении, держа в руке жезл как знак власти. Позади него сидели оруженосцы, державшие копье, ружье и шлем с изображением солнца.
Войдя в палатку, после обычных приветствий Головнин и офицеры сели на стулья, четыре матроса были посажены позади на скамью. Началось потчеванье чаем, трубками, лакомствами; затем начались расспросы о Резанове, о русских судах, приходивших к японским берегам и разоривших селения. Спросили название этих судов, имена командовавших ими офицеров. Тут необходимо сделать отступление и пояснить инцидент, о котором шла речь в расспросах японцев. Отправив с Камчатки в Петербург донесение о своих неудачных переговорах с Японией, Резанов направился в 1805 г. на судне «Мария», принадлежавшем Российско-американской компании, в русские владения на Аляске. Надменный и властный Резанов, раздраженный своею неудачей в Японии и частыми ссорами с И. Ф. Крузенштерном, решил отомстить японцам и принудить их силою к установлению торговли с Россией. Резанов дал секретное предписание командирам судов Российско-американской компании — фрегата «Юнона» лейтенанту Н. А. Хвостову и тендера «Авось» мичману Давыдову — уничтожить японские поселения «а Сахалине и на южных Курильских островах, чтобы напугать японское правительство и сделать его уступчивым.
21 июня 1806 г. «Юнона» и «Авось» вышли в море с Резановым. 8 августа «Авось» отправился для осмотра 16-го и 18-го Курильских островов с приказанием ожидать прихода «Юноны» к губе Анива, а если та не прибудет до 27 сентября, то произвести действия, «сколько позволят малые силы и способы», и через 2 дня, 29 сентября, отправиться в Новоархангельск.
Хвостов на «Юноне» должен был, доставив Резанова в Охотск, следовать к берегам Японских островов на соединение с Давыдовым. На случай, если бы его там не было, Хвостов должен был ждать его до 15 октября.
Расставшись с «Юноною», тендер «Авось» получил во время шторма значительные повреждения и прошел в Петропавловск, «Юнона» прибыла 15 сентября в Охотск. Резанов поселился на берегу в доме командира порта. 24 сентября, когда Хвостов уже принял груз для колоний и был готов к отплытию, он получил от Резанова «дополнение к инструкции». Дополнение это предписывало: «Все прежде предписанное оставя, следовать в Америку для подкрепления людьми порта Новоархангельского. Но ежели ветры без потери времени позволят зайти в губу Аниву, то старайтесь обласкать сахалинцев подарками и медалями. Взгляните, в каком состоянии водворение на нем японцев находится. Довольно исполнение и сего сделает вам чести, а более всего возвращение ваше в Америку, существенную пользу приносящее, должно быть главным и первым предметом вашего усердия. Подобным наставлением снабдите тендер, буде с ним встретитесь. 1806 г. Сентября 24 дня № 609 Н. Резанов». Это новое распоряжение было недостаточно ясно и находилось к тому же в противоречии с прежде данной инструкцией.
Хвостов поспешил на берег увидеться с Резановым и получить окончательные указания, но тот уже выехал из Охотска в Петербург. Тогда Хвостов, склонный, видимо, сам к первоначальному предписанию, отправился на другой день к заливу Анива, на Сахалине, куда он прибыл 6 октября. Тендера «Авось» не оказалось, хотя срок его прибытия давно истек. Тогда Хвостов захватил 4 японцев из небольшого селения в Аниве, взял там из магазинов 1200 пудов пшена и сжег остальные магазины с припасами. Одарив туземцев-айнов, порабощенных японцами, он вышел 17 октября из Анивы и 8 ноября пришел в Петропавловск.
Здесь он встретился с Давыдовым и решил тою же осенью вторично отправиться к берегам Японии для разорения японских селений «в отомщение японской империи за отказ, сделанный Российскому посольству». Открывшиеся на судах повреждения и наступившие холода заставили отложить это намерение до следующей весны.
4 мая 1807 г. «Юнона» и «Авось» вышли в море, Хвостов и Давыдов осмотрели и описали 16-й и 18-й Курильские острова и 19 мая стали на якорь в заливе Найба 19-го острова. Здесь они сожгли японское селение, а найденные в магазинах рыбу и соль отдали айнам. 22 мая они перешли в другой залив того же острова — Шана. Здесь было японское селение, защищенное крепостью, и японский гарнизон встретил русский десант выстрелами. Высадившись на берег, русские в перестрелке с японцами убили и ранили несколько человек и, израсходовав порох и пули, возвратились на суда. На другой день свезли новый десант, но японцы уже скрылись, оставив 2 небольших пушки, 3 мортиры и несколько ружей. В селении было до десяти магазинов с продовольствием и разными товарами. Все лучшее из товаров было погружено на суда, продовольствие роздано курильцам, магазины сожжены. 27 мая «Юнона» и «Авось» вышли и 11 июня стали в заливе Анива. Здесь Хвостов узнал, что японцы в Аниве не появлялись с прошлого года. Отсюда направились к острову Матсмай. По пути увидели несколько рыболовных судов, оставленных японцами у берегов, и сожгли их. На западной стороне Матсмая, около острова Оистери, нашли несколько оставленных японцами грузовых судов, одно из них военное, вооруженное пушкою и нагруженное рыбными припасами. Их тоже сожгли. Сожгли 4 деревянных казармы и несколько сараев, бывших на безлюдном острове. Погрузив продовольствие, «Юнона» и «Авось» вышли 30 июня) и 16 июля прибыли в Охотск. Выступление этих моряков не было поддержано русским правительством. Хвостов и Давыдов были арестованы командиром Охотского порта за самовольство и отправлены в Петербург. Адмиралтейст-коллегия произвела следствие и постановила отдать их под военный суд. Но благодаря хлопотам родных и друзей оба они были отправлены в Финляндию в распоряжение штаба- главнокомандующего армией, действовавшей против шведов. Участвуя в нескольких сражениях, они показали чудеса храбрости. 4 октября 1809 г. оба закадычных друга Хвостов и Давыдов трагически погибли — утонули в Неве[41].
Возвращаемся к нашему рассказу о Головнине. Японцы, в отместку за похождения Давыдова и Хвостова на Курильских островах и Сахалине, решили захватить в плен командира «Дианы» и его спутников.
Продолжая занимать Головнина разговором, начальник крепости вновь начал задавать ему вопросы о России и ее правительстве, о численности команды на судне, под предлогом необходимости определить количество продовольствия, нужного для корабля. Все это тщательно записывалось чиновником. Тяготясь этой болтовней, Головнин попросил начальника покончить вопрос о провизии и скорее отпустить его. Тогда японцам пришлось сбросить коварную личину. Начальник вышел, а помощник его приказал окружить Головнина и его спутников. Вскоре появился опять начальник и, приняв повелительные тон и позу, начал кричать: «Резаното! Резаното (Резанов), Никола Сандрыч!», он махал руками, хватался за саблю и сказал, как передал переводчик Алексей, что он ничем не может снабдить «Диану» и что, если он выпустит хотя одного человека из находившихся перед ним русских, ему распорят брюхо. Головнин и его спутники, сознавая опасность, бросились бежать из крепости. Японцы вскочили, закричали во все горло, но боялись остановить бегущих, а бросали им под ноги весла и поленья. Когда русские выбежали за крепостные ворота, по ним начали стрелять, но никого не задели. Через толпу, у ворот, не успели проскочить мичман Мур, матрос Макаров и курилец Алексей, которые и были задержаны. Остальные добежали до шлюпки, но ввиду отлива она осталась на песке и сдвинуть ее на воду не удалось. Русские были немедленно окружены гнавшимися за ними солдатами с обнаженными саблями; сопротивление было невозможно, и Головнин, штурман Хлебников и матросы Симонов, Искаев и Васильев поневоле отдались в руки японцам. Пленных привели опять в палатку, где уже были захваченные ранее Мур, Макаров и Алексей. Всех пленников связали по рукам и ногам.
Так неожиданно и так вероломно «Диана» лишилась своего капитана, которого заменил его товарищ и друг, бывший вместе с ним в Англии, лейтенант Рикорд. Следя внимательно в зрительную трубу за движением на берегу, услышав выстрелы и увидав бегущую с обнаженными саблями толпу, а затем людей, тащивших с нашей шлюпки мачты, паруса, весла, Рикорд догадался, что с его начальником и сослуживцами случилось что-то недоброе. Не тратя ни минуты, он поднял якорь и подошел к крепости так близко, как только позволяла глубина, с твердым намерением вступить в переговоры и потребовать освобождения задержанных. Едва «Диана» подошла на пушечный выстрел, японцы открыли по ней пальбу из орудий. Со шлюпа отвечали немедленно, выпустили больше 120 зарядов, сбили японскую батарею, и она замолчала.
Видя по результатам стрельбы, что малыми пушками шлюпа нельзя нанести существенного вреда крепости, а с командой в 50 человек невозможно взять ее штурмом и вместе с тем справедливо опасаясь, что при дальнейших враждебных действиях озлобленные японцы могут умертвить соотечественников, Рикорд прекратил стрельбу и решил немедленно итти в Охотск, объявить о случившемся начальству и просить правительство об освобождении пленников. Несмотря, однако, на настойчивость Рикорда и живое участие правительства, дело затянулось, и Головнин с товарищами пробыли в плену более двух лет.
Захватив русских, японцы под сильным конвоем гнали их, связанными по рукам и ногам, через города и селения до г. Хакодате, на острове Матсмай. Там посадили их в тюрьму, в одиночное заключение. Через семь недель мучительного заключения перевели в город Матсмай. Здесь положение моряков немного улучшилось. Их лучше! кормили и заботились о здоровье. Пленники жили надеждою на освобождение: японские чиновники сообщили им, что губернатор просил правительство разрешить ему освободить русских, если за ними придут русские суда.
Пришедший как-то к морякам переводчик сказал:
— Губернатор получил нехорошую бумагу из столицы. Как прочитал, так выронил ее из рук.
— Что такое в этой бумаге? — спросили его русские.
— Правительство не только не уважило просьбу губернатора о вашем освобождении в случае прихода русских судов, наоборот, приказало губернатору обращаться с этими судами, как раньше, — обстреливать и жечь их, а команду брать в плен. У Кунашира ожидаются русские суда, и местному князю велено послать туда суда и артиллерию.
Это неприятное известие и сравнительная близость моря внушили пленникам мысль о бегстве. Они надеялись овладеть одним из лежавших близ берега судов и достигнуть на нем Камчатки. Все, кроме Мура, согласились на это смелое предприятие. Началась длительная подготовка. Моряки запаслись всем, чем только могли. Во время одной из прогулок матрос Макаров нашел огниво и ловко его спрятал. Кремни стащили у караульных. Нужен был еще трут. Повесили сушиться рубашку, она «нечаянно» сгорела и заменила трут. Штурман Хлебников умудрился смастерить компас. Он оторвал кусачек меди, которой японцы обивают наружные пазы в домах, и выпросил у караульных две иголки, которые вскоре «потерял». Соединив иголки медью, Хлебников продолжительным трением о камень придал им достаточную магнитную силу. Футляр он смастерил из бумаги, склеенной рисовой кашей.
Скоро пленников перевели в новое, лучшее помещение и начали делать им различные послабления. Поняв это, как решение оставить их навсегда в плену, моряки решили ускорить бегство. Как-то вечером они стащили на кухне два ножа, подкопали ими ночью стену и вылезли на волю. Вылезая в подкоп, Головнин ушиб колено, но сгоряча не почувствовал боли. Рельеф острова Иессо очень гористый. Близко от берега начинаются хребты, возвышающиеся все выше и выше. Населены были только берега.
Хорошо зная все это, беглецы направились к северу не берегом, а через горы, отыскивая направление по звездам. Не зная ни гор, ни тропинок, путники шли наобум, постоянно спотыкаясь и падая в темноте.
«При подъеме на гору, — рассказывает Головнин, — я стал чувствовать жестокую боль в ушибленном месте колена, которое опухло. Когда мы шли по ровному месту, я мог еще ступать больною ногою, но при подъеме боль делалась нетерпимою. При таких условиях я скоро совсем выбился из сил, и товарищи должны были беспрестанно останавливаться, чтобы дать мне отдохнуть. Нам хотелось до рассвета достигнуть лесистых гор, чтобы укрыться от преследования. Ночь была темная, дороги мы не знали и шли ощупью. Проколесив очень много, мы добрались до горной равнины и пошли по ней. На беду нашу, она была покрыта снегом. Чтобы следы наши не выдали нас японцам, мы должны были делать зигзаги, выбирая бесснежные места. Перед самым рассветом мы выбрались на большую дорогу с множеством лошадиных и людских следов, так что без опасения могли итти по ней. Дорога вела на север и шла по гористой равнине. Мы быстро пошли вперед. Нога моя болела сильно, но все же я не ощущал таких страданий, как при подъеме. Вдруг матрос Васильев оглянулся, и шепнув: «За нами гонятся на лошадях с фонарями», бросился с дороги в лощину. Мы за ним. Благодаря темноте мы спустились благополучно и, осмотревшись, увидали в утесе пещеру, но на значительном расстоянии от земли. Мы полезли по дереву и добрались до пещеры. Она была так мала, что мы должны были жаться друг к другу…» Лучи солнца не проникали в пещеру, и беглецы целый день не могли согреться. С наступлением сумерек они покинули свое убежище и возобновили путь к северу. Боли у Головнина становились все нетерпимее. При подъемах он уже не мог итти сам, и его тащил Макаров. Так целых девять дней русские таились по оврагам, лощинам и лесистым возвышенностям. Они сильно голодали и совершенно обессилели. В конце концов японцы выследили их, окружили и привели обратно в Матсмай. После неудачного бегства русские содержались так же, как и до побега, но под усиленным надзором.
В следующем, 1812 г., Рикорд пришел к японским берегам на двух судах, но в переговоры с японцами вступить не удалось. И только после того, как он захватил в плен именитого купца Такатой-Кахи, возобновилось дело об освобождении пленных. 23 сентября 1813 г. Рикорд прибыл в третий раз с документами от русского правительства к японским берегам. Навстречу шлюпу вышла японская фунэ с предложением итти в Хакодате, куда перевезены пленные и где ожидает русских матсмайский губернатор.
Не теряя времени, Рикорд пошел в Хакодате. В заливе встретило его много японских лодок. Русским запрещено было ходить на шлюпках по заливу, и караульная лодка все время следила за ними. Рикорд прислал пленникам газеты и много писем Головнину.
На этот раз японские власти вступили в переговоры с Рикордом и освободили пленных, продержав их в заключении 26 месяцев 26 дней. Пленников японцы привели на берег, в какие-то строения, куда прибыл и Рикорд. При огромном штате чиновников ему вручена была бумага от губернатора. Потом с такими же церемониями поднесли пленным бумагу от чиновников. Вот дословный ее перевод.
«Все вы долго находились здесь, но теперь, по приказу Обуньо-самы, возвращаетесь в свое отечество. Время отбытия вашего уже прошло, но по долговременному вашему здесь пребыванию мы к вам привыкли и расставаться нам о вами жалко. Вы перенесли жар, холод и другие перемены воздуха и к благополучному возвращению готовы. О собственной вашей радости при сем не упоминайте; мы сами оную чувствуем и с нашей стороны сему счастливому событию радуемся. Берегите себя в пути. Теперь, желая с вами проститься, написали мы сие приветствие».
Головнин и товарищи возвратились на «Диану», стоявшую в заливе Хакодате. Описание этого плена Головниным представляет интересное художественное произведение, переведенное на многие европейские языки.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.