12. НА КАМЧАТКЕ И САХАЛИНЕ. ПРИХОД В МАКАО
12. НА КАМЧАТКЕ И САХАЛИНЕ. ПРИХОД В МАКАО
Вернувшись 5 июня из Японии, Крузенштерн оставил корабль в Петропавловске, а сам с несколькими офицерами и естествоиспытателем Тилезиусом занимался в течение месяца исследованием восточного и южного берегов Камчатки. В своих записках о Камчатке он говорил следующее: «Камчатка имеет площадь приблизительно в двести семьдесят тысяч квадратных километров, т. е. почти равняется Италии. Две горные цепи с двенадцатью большими вулканами[27] (некоторые превосходят высотою Монблан) и массой потухших, большие изобилующие рыбой реки придают этому полуострову особый характер.
Самый грозный из всех вулканов Камчатки — Ключевская сопка, высотою около пяти тысяч метров. Она действовала почти непрерывно. К счастью, её извержения не могли причинить особенно значительный вред в этом пустынном уголке холода и огня».
Уделил внимание Крузенштерн в своих записках и населению Камчатки. Там не было никогда многочисленного населения, и во время пребывания «Надежды» здесь насчитывалось всего около 900 человек туземцев — камчадалов и коряков.
Камчадалы, составлявшие преобладающее население полуострова, жили преимущественно по берегам рек и по Морскому побережью. Эти аборигены Камчатки постепенно вымирали. В XVIII в. убыль туземного населения вызывалась произволом, насилиями завоевателей и массовым истреблением его во время восстаний. Сыграли свою роль и частые эпидемии.
Вместе с тем все сильнее и сильнее сказывалось влияние русских. Казаки женились на камчадалках, смешивались с туземцами и нередко и» принимали за камчадалов. Старинные землянки и свайные летовья, самодельное туземное оружие и домашняя утварь сменились постройками и изделиями русского типа. В южной, части полуострова и в долине реки Камчатки жило пришлое русское население, занимавшееся рыболовством и охотою.
Камчадалы жили поселками — острожками. Раньше поселки укреплялись валом или палисадниками. Острожки состояли из зимних земляных юрт и летних балаганов. Устраивались юрты следующим образом. Выкапывали яму метра в полтора в глубину и ставили посередине ее четыре толстых столба, вершины их соединяли с краями ямы накатником. В этой куполообразной крыше оставляли отверстие, служившее одновременно и окном, и дверью, и трубою. Кровлю покрывали землей и дерном. Снаружи это жилье походило на холм, только дымок указывал на местопребывание здесь убогой семьи камчадала. Внутри юрта представляла правильный четырехугольник. У одной из стен его устраивался очаг, к которому в виде норы шел вывод наружу. Он давал выход дыму из землянки через отверстие, устроенное в центре кровли. Спали обитатели землянки на нарах на шкурах убитых зверей. Выходом из землянки служило тоже дымовое отверстие, к которому поднимались по лестнице. Во время топки очага непривычному человеку было очень трудно проникнуть в юрту или выйти из нее. Часто одна юрта служила нескольким семьям, но у каждой из них обязательно, был свой отдельный балаган. Эти балаганы служили одновременно и амбарами для съестных припасов, и жильем. Домашняя утварь камчадала была проста: несколько чаш, корыто, корзины. Пищу для себя и для собак камчадалы готовили в одних и тех же посудинах и ели не брезгуя вместе с животными. Несколько лодок или байдар дополняли хозяйство камчадала.
Лодки были двух типов: у одних был нос выше и бока пологие, у других нос и корма одинаковой высоты. Первые применялись для плавания по рекам, вторые исключительно на море. Зимою жители Камчатки ездили на собаках, запряженных в нарту — длинные сани с широкими полозьями; они очень легки и не тонут в глубоком снегу. Для перевозок грузов запрягали в нарту тринадцать собак, которые везли до 480 кг груза и при хорошей дороге пробегали до 150 км в сутки. Их впрягали цугом шесть пар, тринадцатая — передовая — была вожаком, управляли без вожжей, собаки знали команду: вправо, влево, вперед.
Суровые природные условия не позволяли жителям в то время успешно заниматься хлебопашеством. В районе Нижне-Камчатска встречались в некоторых местах небольшие посевы. Скотоводство было бедное. Свежее мясо стоило дорого. Рыбы было такое изобилие, что ее ловили руками близ берегов.
Занятия камчадалов определялись, временами года: летом они ловили и вялили рыбу, собирали разные коренья, ягоды и грибы; осенью продолжали рыболовство, били птиц — гусей, лебедей, уток; зимой охотились на соболя, лисицу и других зверей, плели сети для ловли рыбы, делали санки, перевозили запасы из летних промысловых шалашей в свои юртовья; весной начинались морские звериные промыслы. Существовало строгое разделение труда между мужчинами и женщинами. Мужчины ловили рыбу, охотились, сооружали юрты и балаганы; женщины занимались выделкой шкур, шили платья, на них же лежала и вся домашняя работа. Зимой камчадалы носили поверх нижней одежды кухлянки — меховые мешки шерстью внутрь — и парки, такие же мешки мехом наружу. Подол кухлянки обшивался арабесками из разных суконных лоскутьев. Иногда сукно заменялось подборами — куском замши, расшитым разными цветами.
На своих пирах камчадалы плясали бахию, или медвежью пляску. Наши моряки любили посещать камчадальские вечеринки и пиры, плясали их танцы, учили камчадалок водить хороводы и плясать «русскую». Песни камчадалов, удивительно однообразные, но не лишенные ритма и своеобразных приятных мотивов, преимущественно любовного содержания, сочинялись девушками и женщинами. Вот образец одной из них:
«Я потерял жену и свою душу; с печали пойду в лес, буду сдирать кору с дерева и есть; после того встану поутру, погоню утку Аангич с земли на море и стану поглядывать во все стороны: не найду ли где любезной моего сердца…»
В обычаях камчадалов сохранилось много пережитков древних родовых отношений. Так, жених должен был отработать невесту у своего будущего тестя. Только после этого ему разрешалось «хватать» невесту. Как только он получал такое позволение, невесту брали под охрану все женщины острожка. Она надевала в это время несколько платьев и вся была опутана сетями. Жених должен был поймать свою невесту. Пойманную невесту жених увозил в свою юрту. Разводы у камчадалов совершались очень легко. Ревности они не знали. Существовало у камчадалов много суеверий и предрассудков. Кто хотел иметь детей, должен был есть пауков. Платья умершего выбрасывали: верили, что всякий, надевший их, должен скоро умереть и т. д.
6 июля Крузенштерн вышел из Петропавловской гавани и прошел к Курильским островам, производя исследование берегов.
12 июля «Надежда» вошла в Охотское море открытым между островами Матауа и Рашауа проливом Надежды. После недельного плавания она прибыла к мысу Терпения, самой восточной части Сахалина.
Отсюда Крузенштерн продолжал исследование восточного берега, начатое им в предыдущее плавание по пути из Японии. Затем он обогнул северную оконечность Сахалина и спустился на несколько километров к югу. Здесь на берегу одного залива моряки увидели селение, в котором насчитали двадцать семь домов. Лейтенант Левенштерн, Горнер и Тилезиус отправились на берег. Туземцы встретили прибывших не враждебно, но и не дружелюбно. Три человека, по-видимому начальники, выступили вперед и кричали так громко, что их слышно было на корабле. Вышедших на берег путешественников начали обнимать, стремясь в то же время оттиснуть их к морю. Подошли другие, вооруженные кинжалами и саблями. Это показалось русским подозрительным, и они отошли назад. Крузенштерн решил подвести «Надежду» возможно ближе к берегу и побывать на острове. Сильное течение мешало выполнить это намерение. Наконец, 14 августа «Надежда» вошла в небольшой заливчик и бросила якорь в виду селения. Ехать на берег было уже поздно, и командир послал гребное судно для ловли рыбы. В короткое время наловили столько лососей, что их хватило для всей команды на три дня. На следующий день. Крузенштерн с большинством офицеров и половиною команды поехал на берег. Моряки высадились в расстоянии километра от селения и пошли по берегу пешком. Как только туземцы увидели это, они подплыли к морякам на большой лодке и пытались задержать их, не пуская итти в селение.
Недалеко от деревни русских встретило человек двадцать во главе с начальником, одетым в пестрое шелковое платье китайского покроя. Крузенштерн подарил начальнику кусок оранжевого сукна, остальным различные мелочи и старался втолковать, что у них нет никаких враждебных намерений, они даже не войдут в дома, а только посмотрят селение. В доказательство дружелюбия он снял свою саблю. Посоветовавшись друг с другом, туземцы, повидимому, решились не удерживать более путешественников.
Осмотрев селение, Крузенштерн вернулся со спутниками на корабль, снялся с якоря и направился к югу на розыски устья Амура. Он намеревался спуститься по северному каналу, отделяющему Сахалин от материка, до самого устья Амура, придерживаясь берегов Азии. Он предполагал найти устье Амура, а затем, продвигаясь по каналу между материком и Сахалином, определить, соединяются они между собою перешейком или разделены проливом.
Воды, омывающие Сахалин, не посещал никто из европейских мореплавателей, кроме француза Лаперуза и англичанина Броутона. О Сахалине и побережье Азии около него европейцы ничего не знали. Лаперуз и Броутон были поражены дикостью и недоступностью береговых скал северной части Японского моря, с другой стороны — богатством флоры и фауны. Край этот был почти необитаем. Лаперуз не видел здесь ни одной лодки, которая отваливала бы от берега. Эта страна покрыта прекраснейшей растительностью, свидетельствовавшей о необыкновенном плодородии почвы.
Лаперуз описал юго-восточную часть Сахалина и названный его именем пролив, отделяющий Сахалин от острова Иессо. Он намеревался проникнуть к северу дальше лимана Амура, в Охотское море, но безуспешно и принял Сахалин за полуостров. Такой же неудачей окончились и попытки Броутона. Авторитет этих знаменитых мореплавателей укрепил всеобщее ошибочное убеждение о недоступности с моря лимана Амура и бесполезности, следовательно, для России этой реки, не дающей выхода в океан. Все же экспедиции Крузенштерна было предписано отыскать устье Амура и вообще исследовать восточный берег Сибири. Как уже сказано, Крузенштерн обогнул северную оконечность Сахалина и стал спускаться к югу по каналу между Сахалином и материком для отыскания устья Амура. Вскоре он встретил противное течение и пресноватую воду и заключил по этим признакам о близости лимана. Однако неоднократные попытки пройти к лиману на «Надежде» не удались, этому мешали очень сильные противные течения, ветер и малая глубина канала.
Видя невозможность проникнуть в глубь канала на корабле, Крузенштерн отправил на розыски устья Амура баркас под командой лейтенанта Ромберга. Баркас этот был специально оборудован: он мог итти и под веслами и под парусами, двадцать человек гребцов были хорошо вооружены и снабжены продовольствием, одеждою и разными инструментами. По мере продвижения баркаса по каналу к югу Ромберг убедился в значительном уменьшении глубин и в наличии отмелей. Пройдя несколько десятков километров и не отыскав устья Амура, он возвратился на «Надежду». На основании его донесения Крузенштерн пришел, подобно Лаперузу и Броутону, к выводу, что Сахалин — полуостров.
Спустя сорок лет Российско-американская компания сделала еще раз попытку исследовать устье Амура и послала для этого корабль «Константин» под командой Гаврилова. После долгих изысканий Гаврилов пришел к тому же заключению, что с Амура нет доступа к океану даже для мелководных судов.
Изыскания Лаперуза, Броутона, Крузенштерна и Гаврилова убедили, казалось, всех, что Амур в своем устье не судоходен, что доступ к его устью очень затруднителен, почти невозможен, что
дальнейшие исследования совершенно праздны. Однако через пять лет после попытки Гаврилова нашелся человек, который не поддался всеобщему убеждению. Это был капитан-лейтенант Г. И. Невельской. На транспорте «Байкал» он произвел тщательное исследование вод, омывающих Сахалин, и нашел лиман и устье Амура, доступные не только для мелких, но и для морских судов.
Он доказал, что Сахалин — остров, а не полуостров, как утверждали старые известные мореплаватели.
Закончив работы по исследованию Сахалина, Крузенштерн направился к Курильским островам. Проверив положение некоторых из них и определив положение острова Св. Ионы, Крузенштерн пошел к Камчатке. Сделав съемку наиболее замечательных пунктов на восточном ее побережье, он после почти двухмесячного плавания прибыл 30 августа в Авачинскую губу.
За время плавания в Японском и Охотском морях Крузенштерном была выполнена огромная и чрезвычайно, ценная работа. Он проверил в натуре все существовавшие старые карты, сличил их между собою, уточнял положение различных мест и вносил свои исправления. Более ста географических пунктов в этих морях были определены астрономически, многие из них получили свои названия,
В Петропавловске Крузенштерн рассчитывал встретить «Неву», но она еще не приходила и известия о ней были тревожные. Рассказывали, что она выдержала на Ситхе сражение с туземцами, причем потеряла несколько человек убитыми и ранеными.
Подготовка «Надежды» к обратному плаванию в Кронштадт, перегрузка трюма и пополнение запасов провизии, доставленной из Охотска и Якутска, задержали Крузенштерна в Петропавловске более месяца. Приняв провизию и груз меховых товаров Российско-американской компании, Крузенштерн вышел из Авачинской губы 9 октября и пошел к берегам Китая. Несмотря на осеннее время года, он намеревался исследовать по пути те места, где на старинных картах значились острова, существование которых новейшими географами считалось сомнительным. Многих из показанных на карте островов действительно не оказалось, другие нанесены были неверно.
Перед входом в Макао моряки увидели флотилию джонок (около трехсот), стоявших на якоре. Предполагая, что это рыбачьи суда, Крузенштерн прошел мимо, нисколько не беспокоясь. В Макао Крузенштерн сделал визит коменданту крепости и узнал от него, что флотилия эта была пиратская. По словам коменданта, пираты грабили суда вдоль всего побережья Южного Китая. Около Макао они стояли уже три недели и незадолго до прибытия «Надежды» захватили одно американское и два португальских судна. На одном из них все люди, взятые в плен и отказавшиеся примкнуть к пиратам, были перерезаны. Некоторым из оставшихся в живых удалось бежать. Они потом рассказывали, что разбойники сжигали все взятые ими суда. Эти пираты были бы еще опаснее, если бы обладали большим искусством в военном и морском деле. Когда случалось сойтись на абордаж[28] с судном, лучше их вооруженным и укомплектованным храбрым и опытным экипажем, они большею частью терпели поражение.
Между Макао и Кантоном английские суда ходили только под конвоем нескольких гребных хорошо вооруженных судов, принадлежавших к стоявшей в этих водах английской эскадре. За несколько дней перед прибытием «Надежды» два вооруженных португальских корабля пробили себе путь, отразив нападение восьмидесяти одного разбойничьего судна.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.