Бастион у моря
Бастион у моря
Седьмой бастион
На берегу моря над Александровской бухтой к началу обороны был почти закончен седьмой бастион (командир — капитан-лейтенант Н. Л. Щеглов), предназначенный для отражения нападений как с суши, так и с моря. Справа к нему примыкала батарея № 8, орудия которой стояли от Хрустального мыса до Артиллерийской бухты (командир — капитан 2 ранга К. С. Реунов). В сторону врага были направлены 62 орудия этих двух укреплений, в том числе десять пятипудовых мортир.
5 октября 1854 г. защитники этих укреплений достойно встретили врага. В 12 часов дня объединенный флот союзников — 16 линейных кораблей — занял позицию для бомбардировки приморских батарей. Через сорок пять минут по сигналу с французского флагманского корабля «Город Париж» — «Франция смотрит на вас» — прогремел первый залп. И сразу же 746 неприятельских орудий и 73 русских начали артиллерийскую дуэль[83]. Густые клубы гари и дыма повисли над городом и морем. Их шквальный огонь перерезал всякое сообщение с батареей № 10.
Лейтенант П. П. Троицкий, пробравшийся на батарею по указанию П. С. Нахимова, вернувшись, рассказал, что повреждения незначительны: подбиты три орудия, у семи повреждены лафеты, из строя выбыло 35 человек.
На Александровском форте повреждено три орудия и столько же лафетов. Корабли противника пострадали значительно сильнее. От метких русских выстрелов калеными ядрами и бомбами на многих из них вспыхнули пожары. Во флагманском французском корабле насчитали 50 пробоин, из них три — в подводной части. Одна из бомб разорвалась в каюте командира, произведя опустошения среди штабных офицеров адмирала Гамелена. На «Шарлемане» бомба, пробив все деки, разорвалась в машинном отделении. Покинул боевую позицию и корабль «Наполеон», получив большую подводную пробоину.
Выпустив около 50 тысяч снарядов против 16 тысяч русских, корабли союзников поспешили отойти на безопасное расстояние и уже не решались более атаковать Севастополь с моря: такое уважение и страх внушили им казематированные батареи крепости.
Участник осады и летописец Крымской войны барон де Базанкур вскоре написал: «Этот день разрушил много иллюзий. Этот день 17-го числа показал, что, мы имели дело с неприятелем решительным, умным и что не без серьезной, убийственной борьбы, достойной нашего оружия, Франция и Англия водрузят свои соединенные знамена на стенах Севастополя»[84].
Прогрессивные методы воспитания и обучения личного состава Черноморского флота, введенные адмиралом М. П. Лазаревым, его учениками и воспитанниками В. А. Корниловым, П. С. Нахимовым, В. И. Истоминым, Ф. М. Новосильским, дали замечательные результаты. Отличная боевая подготовка моряков, их самоотверженность явились решающим фактором и в отражении береговыми батареями морской атаки союзников.
Сохранившиеся архивные документы рассказывают о мужестве черноморских моряков…
Игнат Верещак, матрос 1-й статьи 37-го флотского экипажа, 5 октября 1854 г. на 10-й батарее «осколком неприятельской бомбы был ранен в ногу. Сделавши на месте перевязку, он по-прежнему занял свое место и по-прежнему служил примером мужества и хладнокровия»[85].
На этой же батарее сражался фейерверкер 4-го класса Иван Титов. Он «меткими выстрелами зажег один из неприятельских кораблей, так что его принуждены были вывесть из линии для утушения пожара…»[86].
За этими скупыми строками донесений просматриваются лучшие качества моряков выучки черноморской школы, принесшие флоту заслуженную боевую славу.
В Черноморском флоте, состоящем из двух дивизий, к началу Крымской войны насчитывалось 35 судов: 16 линейных кораблей, 7 фрегатов, 8 пароходофрегатов и 4 корвета.
Преградив вражеской эскадре вход в севастопольские бухты затоплением 15 судов, руководители обороны, умело расставляя остальные суда, эффективно использовали огонь их орудий.
Взаимодействие артиллерии судов и оборонительной линии приносило защитникам ощутимую пользу.
Особенно прославились своими боевыми действиями пароходофрегаты «Владимир» (командир — капитан 1 ранга Г. И. Бутаков) и «Херсонес» под командованием капитан-лейтенанта И. Г. Руднева.
24 ноября 1854 г. по приказу П. С. Нахимова эти пароходофрегаты совершили дерзкую вылазку против кораблей противника, стоявших в Стрелецкой и Песочной бухтах. Нанеся урон врагу и произведя в их рядах «большое смятение», «Владимир» и «Херсонес» без потерь вернулись в Севастопольскую бухту. «Молодецкая вылазка наших пароходов напомнила неприятелям, что суда наши, хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке, что, составляя стройные батальоны для защиты Севастополя, мы ждем только случая показать, как твердо помним уроки покойного адмирала Лазарева…», — доносил в рапорте адмирал Нахимов[87].
Григорий Иванович Бутаков[88] в ноябре 1853 г., командуя «Владимиром», провел первый в истории морской поединок двух паровых судов, приведя побежденный турецкий пароход «Перваз-Бахри» в Севастополь.
Г. И. Бутаков в Севастополе, впервые в мировой практике, увеличил дальность огня корабельной артиллерии, увеличив угол возвышения орудий за счет искусственного крена. Смело нарушив вековые традиции, также впервые в истории, Бутаков и другие черноморские моряки применили стрельбу с кораблей по невидимым целям.
Паровые корабли, пришедшие на смену парусному флоту, несмотря на малочисленность, в исключительно тяжелых условиях сражались до последнего дня обороны Севастополя.
27 августа 1855 г., после падения Малахова кургана, защитники, выполняя приказ, оставили Южную часть Севастополя.
К 15 августа под руководством генерал-лейтенанта А. Е. Бухмейера с Николаевского мыса на Северную сторону построили плавучий мост длиною около 950 м. В строительстве участвовали капитан-лейтенант П. И. Куприянов, капитан 2 ранга И. Ф. Лихачев, моряки флотских экипажей.
По этому мосту переправлялась основная часть гарнизона. Последним покинул Южную часть города генерал А. П. Хрущов в сопровождении капитана И. Г. Воробьева[89].
Очевидец переправы поручик Лев Толстой с документальной точностью описал этот переход и внутреннее состояние защитников города. «Севастопольское войско, как море в зыбливую мрачную ночь, сливаясь, развиваясь и тревожно трепеща всей своей массой, колыхаясь у бухты по мосту и на Северной, медленно двигалось в непроницаемой темноте прочь от места, на котором столько оно оставило храбрых братьев, — от места, всего облитого его кровью; от места, одиннадцать месяцев отстаиваемого от вдвойне сильнейшего врага, и которое теперь велено было оставить без боя.
…Почти каждый солдат, взглянув с северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимой горечью в сердце вздыхал и грозился врагам»[90].
Правее, на оконечности Николаевского мыса, в 1905 г. сооружено мемориальное обозначение в виде каменной пристани. Надпись на гранитной плите: «Начало плавучего моста через рейд в 1855 году». Авторы памятника — А. М. Вейзен и Н. Ф. Еранцев.
Покидая укрепления, русские саперы взрывали пороховые погреба, взлетели на воздух Павловская и Александровская батареи. На рейде затопили остатки Черноморского флота.
Стоящий в море памятник Затопленным кораблям хорошо виден с Хрустального мыса. Он открыт в 1905 г. по проекту скульптора А. И. Адамсона, архитектора В. А. Фельдмана и инженера О. И. Энберга.
Двое суток горел Севастополь, скрытый от противника непроницаемой стеной дыма. И двое суток враг не решался занять центральную площадь города.
В приказе главнокомандующего русской армией М. Д. Горчакова об оставлении Южной стороны говорилось:
«Храбрые товарищи, грустно и тяжело оставлять врагам нашим Севастополь; но вспомните, какую жертву мы принесли на алтарь Отечества в 1812 г. Москва стоит Севастополя! Мы ее оставили после бессмертной битвы под Бородино. Триста-сорокадевяти-дневная оборона Севастополя превосходит Бородино!
Но не Москва, а груда каменьев и пепла досталась неприятелю в роковой 1812 г. Так точно и не Севастополь оставили мы нашим врагам, а одни пылающие развалины города, собственною нашею рукой зажженного, удержав за нами честь обороны, которые дети и внучата наши с гордостью передадут отдаленному потомству»[91].
Взволнованный севастопольскими событиями, друг юности П. С. Нахимова декабрист М. А. Бестужев писал из далекого Селенгинска: «… Севастополь пал, но пал с такою славою, что каждый русский, а в особенности каждый моряк должен гордиться таким падением, которое стоит блестящих побед»[92].
После оставления Южной стороны активные боевые действия в Крыму уже не велись.
Лишь в ноябре 1855 г. русский отряд под командованием полковника И. Д. Оклобжио в Байдарской долине успешно атаковал лагерь французов в селах Бага (ныне Новобобровское) и Уркуста (Передовое), лишив их на некоторое время покоя.
В марте 1856 г. в Париже воюющие страны подписали мирный договор. Сто один пушечный выстрел возвестил об этом историческом событии столицe Франции. По условиям Парижского трактата, Севастополь, Балаклаву, Евпаторию, Керчь обменивали на крепость Карс; Россия отказалась от протектората над Дунайскими княжествами Молдавией и Валахией и теряла право иметь военный флот на Черном море. Дипломаты стран-победительниц пытались навязать России более кабальный договор, но потерпели неудачу. Это объяснялось помимо прочего тем, что на Парижском конгрессе «за зеленым столом… рядом с графом Орловым сидели невидимые тени защитников Севастополя и помогали русскому представителю отстаивать интересы родины»[93].
Долгая кровопролитная война отошла в историю.
За 349 дней союзники выпустили по Севастополю 1 356 000 снарядов, русские сделали 1 027 000 выстрелов.
Союзники израсходовали 28,5 млн. патронов, 271 650 пудов пороха; русские — 16,5 млн. патронов и 160 000 пудов пороха.
Ровно через три месяца после заключения мира, 30 июня 1856 г. в семь часов утра суда союзников с войсками вышли из севастопольских бухт. Над разрушенным городом и морем раздавался перезвон колоколов уцелевших церквей.
Величали живых, отстоявших Крымскую землю, поминали погибших воинов.
Потери русских в Крыму составили 128 669 человек, союзников — не менее 150 000 солдат и офицеров: 23 000 англичан, 35 000 турок, более 2 000 итальянцев и свыше 80 тысяч французов.
Еще в ходе мирных переговоров в Париже английский уполномоченный лорд Джордж-Уильман-Фредерик Кларендон обратился к графу А. Ф. Орлову «с уверением, что он не сомневается в согласии России сохранить в целости под Севастополем и в других местах русской территории могилы павших воинов союзной армии и памятники, воздвигнутые англичанами и французами над кладбищами погибших в бою»[94]. Перед уходом из Крыма они нанесли на карты места захоронений. После войны, по договоренности с русским правительством, под Севастополем были устроены три воинских кладбища: английское, французское и итальянское.
В 1882 г. в трех километрах от города был открыт английский некрополь, получивший название Каткартов холм, по имени генерала Георга Каткарта, похороненного там во время осады Севастополя. На нем же нашли успокоение английские генералы Гольди, Торренс, Кемпбел, Стренгвейс… По некоторым данным на кладбище было устроено 450 общих и индивидуальных могил. Находился некрополь в ведении английского консула. На благоустройство и для поддержания порядка на кладбище ежегодно выделялось триста фунтов. Ряд надгробий были выполнены по проекту художника и скульптора Б. В. Эдуардса. В период обороны Севастополя 1941–1942 гг. по холму Каткарта проходили позиции защитников Севастополя. Часть ограды кладбища, сторожки были использованы при строительстве блиндажей и дзотов оборонительного рубежа. Кладбище сильно пострадало, но в 1944 г. оно еще существовало. В феврале следующего года, находясь в Крыму на Ялтинской (Крымской) конференции, английское воинское кладбище, срочно приведенное в порядок, посетил премьер-министр Великобритании У. Черчилль.
В последующие годы кладбище пришло в запустение, надгробия были утрачены. В настоящее время территория некрополя полностью занята садово-огородными участками.
7 сентября 1993 г. на холме Каткарта открыта первая очередь мемориала англичанам — участникам Крымской войны (авторы — К. Злыдин, В. Иванов).
Французы, приобретя землю у генерала А. Б. Бракера, в 1863 г. устроили воинский некрополь в районе пятого километра Балаклавского шоссе. По проекту инженер-капитана Форпоса было создано своеобразное кладбище — образец ландшафтно-паркового ансамбля и кладбищенской архитектуры. Огороженное каменной оградой с металлическими воротами в центре, часовней, на которой были нанесены имена погибших генералов: Бизо, Бретона, Брюне, Понтеве, Сен-Поля, двухэтажным домом смотрителя и семнадцатью склепами, оно поражало своей оригинальностью. В подземной части склепов, в нишах, лежали черепа и кости погибших французов. У входа в склепы возле металлических кованых дверей были установлены мраморные плиты с указанием родов войск. На ограде некрополя имелась мраморная доска с надписью на французском и русском языках: «Французское кладбище 1854—1855 гг.» и «Земля Французской республики». В период второй мировой войны кладбище также пострадало, но в целом сохранилось. Около него и на самом некрополе производились захоронения участников обороны и освобождения Севастополя.
В 1982 г. часовня и склепы были варварски уничтожены по указанию одного из севастопольских чиновников.
Итальянцы перезахоронили своих соотечественников на горе Гасфорта, где в 1855 г. находились их позиции. На ее вершине соорудили часовню из балаклавского мраморовидного известняка. Построенная в ламбордийском стиле итальянским инженером Герардини, она восхищала современников изящной архитектурой, пропорциональностью, гармонией с окружающим пейзажем. На некрополь, площадью около 230 квадратных метров перенесли останки генералов Ла-Мармора (старшего брата командующего сардинской армией в период осады Севастополя), Аноальди, Ланцавеккиа. Открытие состоялось 16 августа 1882 г. Кладбище содержалось на средства итальянского правительства, находилось под наблюдением их консула, приезжавшего из Одессы.
В период обороны Севастополя 1941—1942 гг. по г. Гасфорта проходил передовой оборонительный рубеж защитников города. Некрополь и часовня были разрушены. Остатки творения Герардини разобрали в конце 50-х годов. По зарослям кактусов (опунция), в свое время завезенных из Италии, визуально определяется место некрополя.
К 1856 г. в Севастополе появилось 16 основных кладбищ защитников города. В начальный период обороны павших хоронили вблизи места их гибели. Известны захоронения на территории бывшего шестого бастиона, между пятым и шестым бастионами. На Корабельной стороне защитников хоронили на кладбище в Доковом овраге, в Аполлоновой и Ушаковой балках. Появились кладбища в Бельбекской долине, в том числе Горчаковское или «Сонное», в балке Гайтани, на Мекензиевых горах. На Северной стороне — самые большие некрополи: Западное (Михайловское) и Петропавловское (Братское) и в Панаиотовой балке, где хоронили воинов-евреев.
Погибших в сражениях Альминском, Балаклавском, Инкерманском и Чернореченском хоронили на поле боя. Появились кладбища и в тех городах и местах, где были организованы госпитали и лазареты: Николаеве, Херсоне, Одессе (близ Ланжерона), Екатеринославе (Днепропетровск), Симферополе, Бахчисарае, Дуванкое (Верхнесадовое), на Перекопе.
В Севастополе в настоящее время сохранились практически только два кладбища — Братское, где имеется 116 индивидуальных могил, пять могил, в которых похоронены по двое и более известных нам офицеров, и около 500 братских захоронений, а также еврейское в Панаиотовой балке — на Северной стороне Севастополя. На нем похоронено около 500 еврейских воинов, павших при обороне города. На братской могиле в 1864 г. по проекту одесского скульптора Ф. Вернета сооружено надгробие из белого мрамора в виде трехгранного обелиска. В центральной части памятника — горельефное изображение орлов с распростертыми крыльями, между ними на овальных медальонах — медаль «За защиту Севастополя», трубящий ангел и текст на иврите: «Идущий от солдата к солдату да увидит знак Божий». На постаменте мемориальные надписи на русском языке и иврите: «Памяти еврейских солдат, павших за отечество при обороне Севастополя во время войны 1854—1855 гг.»
Братское (Петропавловское) кладбище было организовано в конце сентября 1854 г. по указанию вице-адмирала В. А. Корнилова.
К 1856 г. на нем покоилось около 40 тысяч русских воинов, погибших и умерших от ран и болезней в оборону Севастополя.
В 1870 г. по проекту архитектора А. А. Авдеева[95] на некрополе построили пирамидальный храм Св. Николая, напоминающий египетские пирамиды — символ вечности и покоя, обладающие огромной эмоциональной силой воздействия и как бы являющиеся продолжением жизни человеческой души.
Высота храма — 27 метров. Венчает его диоритовый крест 6,8 метров высоты весом в 1500 пудов. На наружных стенах храма установлены мемориальные доски. На них перечислены все части, сражавшиеся в Севастополе. Внутри храма-памятника на мраморных досках нанесены 943 фамилии погибших и умерших от ран генералов, адмиралов, штаб- и обер-офицеров.
Кладбище и храм сильно пострадали в годы второй мировой. Реставрационные работы велись в 1968—1974 гг. В 1988 г. храм Св. Николая передали общине Русской православной церкви, а 19 декабря, после освящения, в день Святителя Николая, была проведена после шестидесятилетнего перерыва первая служба.
Братское кладбище является самым крупным некрополем периода Крымской войны.
Во время Крымской войны город был разрушен до основания. Понадобилось свыше тридцати лет, чтобы Севастополь, залечив свои раны, вновь стал главной базой Черноморского флота.
С Хрустального мыса хорошо просматриваются два каменных форта (батареи) — памятники фортификационной архитектуры первой половины прошлого века.
Слева, на Константиновском мысу, — двухъярусный форт, построенный к 1840 г. по проекту инженер-полковника К. А. Бюрно. Строил батарею инженер-полковник Фалькерзам, затем — инженер-полковник Павловский.
Вооруженный 94 орудиями, он прикрывал вход в Севастопольскую бухту. 5 октября 1854 г. Константиновская батарея успешно отразила огонь английского флота, получив лишь небольшие повреждения.
Ежедневно, ровно в 12 часов с Константиновской батареи раздается пушечный выстрел. Старинная флотская традиция, заведенная в городе в 1819 г., возрождена 15 мая 1982 г. Как бы дублируя орудийный выстрел, на кораблях бьют склянки, на Матросском клубе звучат куранты и мелодия «Легендарный Севастополь». Это означает: в городе наступил полдень очередного мирного трудового дня третьего тысячелетия со дня Рождества Христова.