Поэт казачьего зарубежья

Поэт казачьего зарубежья

Как уже говорилось, в 1920-е годы Париж в большей степени, чем Берлин и Лондон, стал центром представителей культуры серебряного века России. «Париж всегда был в моде у русских», — писал в своих воспоминаниях поэт и критик этого самого «века» А. Биск. Языкового барьера не существовало вовсе: знание французского языка было традиционно обязательным для русского образованного общества.

После революции и Гражданской войны Париж стал политической столицей «России вне России», из-за того что сюда бежали такие виднейшие деятели Временного правительства, как А. Керенский, Н. Авксеньев, А. Коновалов, П. Милюков, М. Терещенко, и другие.

Здесь свили гнездо многие писатели, определявшие в предреволюционный период основные тенденции развития русской прозы и поэзии: И. Бунин, А. Куприн, Б. Зайцев, И. Шмелев, Д. Мережковский, А. Ремизов, М. Острогин, С. Юшкевич, М. Алданов, Е. Замятин, К. Бальмонт, З. Гиппиус, В. Ходасевич, М. Цветаева, Г. Иванов, И. Одоевцева, Н. Оцуп и многие другие.

И вот среди этих маститых писателей и поэтов, обосновавшихся во французской столице, выделился не засвеченный софитами театральных подмостков и салонов скромный стихотворец. Это был певец белого зарубежья, донской казак, казачий поэт первой волны эмиграции Николай Николаевич Туроверов.

Уроженец станицы Старочеркасской области Войска Донского Российской империи, он по окончании Каменского реального училища поступил в Новочеркасское военное училище. Учеба проходила по ускоренной программе, а дальше были бои в окопах и на полях в составе лейб-гвардии Атаманском полку Российской армии в Первой мировой войне.

После развала фронта казак Туроверов вернулся на Дон, вступил в отряд есаула Чернецова и сражался с большевиками вплоть до врангелевской эвакуации из Крыма. Был четырежды ранен, дослужился до чина подъесаула. По Табели о рангах в казачьих войсках — офицерский чин, равный штабс-капитану и штабс-ротмистру в регулярных войсках.

Жизнь помотала его по миру. Первый Кубанский, или Ледяной, поход, Крымский полуостров, турецкий городок Галлиполи, тунисский город Бизерта, греческий остров Лемнос, французский город Ницца и, наконец, европейская Мекка — Париж. Вся жизнь — в творчестве и борьбе за правду, какую он себе, как порядочный человек, нарисовал.

Лирика Туроверова отличалась от стихов других поэтов бесстрастной констатацией происходящего и зафиксированного, словно четким глазом цифрового фотоаппарата с резким снимком окружавших его событий.

Вот одно из них:

Мы шли в сухой и пыльной мгле

По раскаленной крымской глине.

Бахчисарай, как хан в седле,

Дремал в глубокой котловине.

И в этот день в Чуфут-Кале,

Сорвав бессмертники сухие,

Я выцарапал на скале:

«Двадцатый год — прощай Россия!»

Каждый этап его странствий по чужбинам вместе с товарищами по оружию находил отклик в его творчестве. Он словно акын — поэт-импровизатор и певец у тюркских народов, замечал то, чего не смогли зафиксировать другие, и воспевал его точным, образным словом.

Остров Лемнос — это земля с выжженной солнцем пустыней, солеными ветрами, болезненными колючками и с берегами остывшей вулканической лавы. Здесь два кладбища — Русское и Антанты. Остров — живой свидетель того, как умирали русские люди, воины и цивильные, кубанские и донские казаки вместе с офицерами Белой армии в 1920–1921 годах.

Чтобы не умереть от голода, он летом 1921 года вместе с казаками гвардейской бригады перебирается в Сербию. Здесь в течение года вместе с сербскими военнослужащими собирает оружие и боеприпасы на бывшем Солониковском фронте. Местные военные власти поверили в порядочность Туроверова и его друзей и приняли их в подразделение пограничной стражи, стоящей на границе с Венгрией.

А потом застоявшиеся мускулы потребовали физической нагрузки, и он с друзьями-казаками находит работу сначала мукомола, а потом лесоруба. Туроверов с ними валит лес, наслаждаясь красотами местной природы, но все чаще и чаще вспоминает покинутую по не зависящим от него причинам свою Родину.

После объявленной Советским правительством амнистии (это было в 1923 году) Туроверов и другие казаки засомневались в искренности Ленинских обещаний (не раз обманывал он их вместе с Троцким) и отказались возвращаться на родину. Не она для них теперь казалась чужой, а власть в ней. В середине 1920-х годов он, преодолевая всяческие чиновничьи препоны, с большими трудностями перебирается из Сербии во Францию. Скоро Туроверов оказался в Париже. Устраивается грузчиком, одновременно посещает Сорбонну и кружок казачьих литераторов-эмигрантов.

Надо отметить, что его в Париже поэтическая богема не очень привечала. Но он и не напрашивался к ним в гости. Он работал над словом, делился стихами в своих коллективах, издавал книги каждый раз с одним и тем же названием «Стихи».

В 1940 году он напишет, на мой взгляд, одно из лучших своих стихотворений на тему прощания с Родиной 20 лет назад — в 1920 году.

Уходили мы из Крыма

Среди дыма и огня.

Я с кормы все время мимо

В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая,

За высокою кормой,

Все не веря, все не зная,

Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы

Ожидали мы в бою.

Конь все плыл, теряя силы,

Веря в преданность мою.

Мой денщик стрелял не мимо —

Покраснела чуть вода…

Уходящий берег Крыма

Я запомнил навсегда.

* * *

Он много пишет и печатается в эмигрантских изданиях, преимущественно казачьих: «Родимый край», «Возрождение», «Казачьи думы», «Современные записки», «Казачий журнал», «Россия». Первый сборник стихов Туроверова «Путь» вышел в Париже в 1928 году. Критика встретила произведение доброжелательно. Так, литературный критик Г. Струве в рецензии на книгу отмечал:

«Важно, что у молодого поэта есть что сказать своего и что он находит часто свои образы, свои рифмы и свои темы. В «казачьих» стихах Туроверова приятно чувствуется уверенность в родной почве…

Эти строки написаны настоящим поэтом».

В 1937, 1939 и 1942 годах выходят его поэтические сборники под названием «Стихи».

Бесславное поражение Франции в войне с гитлеровской Германией, а по существу сдача страны противнику в 1940 году и установление режима Виши с передачей диктаторских полномочий маршалу Анри Филиппу Петену, что знаменовало конец Третьей республике, глубоко задело самолюбие русского поэта.

«Опять германец будет моим врагом, — размышлял Туроверов, — как было это ровно двадцать лет назад. Он снова скопил силы и явно, после закабаления центральноевропейских стран Европы, двинется на Советский Союз. Колебаний, кому помогать, не должно быть. Обе родины сегодня, как и тогда, в двадцатые, в опасности. Путь остаться человеком — борьба с нацизмом».

Таким образом, он определился, на какую сторону баррикады встать…

Во время Второй мировой войны воевал с немцами в Африке в составе 1-го кавалерийского полка французского Иностранного легиона, которому посвятил цикл стихов — «Легион».

В стихотворении, посвященном князю Н. Н. Оболенскому, он словно исповедуется перед соратником по белой эмиграции:

Нам все равно, в какой стране

Сметать народное восстанье,

И нет в других, как нет во мне

Ни жалости, ни состраданья.

Вести учет: в каком году, —

Для нас ненужная обуза:

И вот в пустыне, как в аду,

Идем на возмущенных друзов.

Семнадцативековый срок

Прошел, не торопясь, по миру;

Все так же небо и песок

Глядят беспечно на Пальмиру,

Среди разрушенных колонн.

Но уцелевшие колонны,

Наш Иностранный легион —

Наследник римских легионов.

Вернувшись с фронта в Париж победителем, некоторое время работал служащим в банке. В это время он создает музей лейб-гвардии атаманского полка, «Кружок казаков-литераторов». В течение 11 лет возглавлял парижский «Казачий союз».

Несмотря на то что большую часть жизни он прожил в Париже, однако в своих стихах часто возвращался на малую родину, в родные степные просторы Дона, увидеть которые ему было не суждено. Он с пониманием встретил свою Голгофу, навязанную Гражданской войной, разломавшей наравне с другими сотоварищами и его собственную жизнь. Он теперь смирился со своей участью быть изгнанником, понимая, что Отчизна в лице малой родины, может быть, и приняла бы его, но Советская власть могла ведь и наказать за то, что он воевал с нею на полях гражданской бойни. Она таких людей считала предателями. Он не считал себя таким отщепенцем, сражался со своей правдой в сердце. Поэтому часто из глубин души у него вырывалось:

Что теперь мы можем и что смеем,

Полюбив спокойную страну,

Незаметно, медленно стареем

В европейском ласковом плену.

Популярность Туроверова была необычайно высока в белоэмигрантских кругах, особенно среди молодежи. Он часто выступал не только перед казаками, но и перед господами из высшего света былой России. Его с одинаковым вниманием слушали и старые генералы, и маститые писатели, а некоторые поэты даже завидовали его авторитету среди белого зарубежья. Он был для них соперник «без фундаментальной подготовки». Фундаментом для его творчества была сама нелегкая, почти фронтовая жизнь и в мирное время. Для «русских парижан» он был как Есенин в Москве.

Имя этого человека на долгие десятилетия было вычеркнуто из русской литературы. Помню, в 1970-е годы один мой товарищ, возвратившись из заграничной командировки, привез небольшой сборник стихов.

— Это второй Есенин, — сказал он. — Николай Туроверов. Возьми, почитай, но верни мне его, а то за него можешь поплатиться неприятностями по службе.

Читались его прекрасно сбитые, понятные и сладкие с горчинкой стихи запоем, с превеликим удовольствием. Они вызывали впечатление реально ощутимой свежести и крепость изображения. Несмотря на то что его стихи скупы, они своей точностью попадают в цель. Воспринимая сказанное поэтом, понимаешь и принимаешь его от «альфы» до «омеги». Все знакомо, все близко, все резко. Пришлось половину сборника переписать в блокнот, который до сих пор храню.

Да, Белое движение проиграло в Крыму — свои проиграли своим.

Процесс примирения, в частности в моей душе, начался с 1968 года после просмотра замечательного фильма «Служили два товарища». Именно благодаря прекрасно сыгранной роли белогвардейского офицера Владимиром Высоцким отношение к Белому движению стало совсем не однозначным. Потом была песня «Поручик Голицын» в исполнении Михаила Звездинского и Александра Малинина.

И вот совсем недавно в песне «Товарищ» группы «Любэ» на стихи Туроверова найдено то же верное настроение, определен верный вектор, который ощущался в упомянутых фильме и песне.

За душу берет, когда слышишь эти слова:

Перегорит костер и перетлеет,

Земле нужна холодная зола.

Уже никто напомнить не посмеет

О страшных днях бессмысленного зла.

Нет, не мученьями, страданьями и кровью

Утратою горчайшей из утрат:

Мы расплатились братскою любовью

С тобой, мой незнакомый брат.

С тобой, мой враг, под кличкою «товарищ»,

Встречались мы, наверное, не раз.

Меня Господь спасал среди пожарищ,

Да и тебя Господь не там ли спас?

Обоих нас блюла рука Господня.

Когда, почуяв смертную тоску,

Я, весь в крови, ронял свои поводья,

А ты, в крови, склонялся на луку.

Тогда с тобой мы что-то проглядели,

Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:

Не для того ль мы оба уцелели,

Чтоб вместе за Отчизну умереть?

Скончался Николай Николаевич Туроверов — поэт, видный деятель культуры русского зарубежья — 23 сентября 1972 года в Париже. Похоронен на известном русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

К сожалению, возвращение имени поэта пришлось на лихое, окаянное время очередного развала Большой страны и забвение, а порой игнорирование поэзии как литературного жанра. Сегодня поэтам трудно выживать, потому что для многих бабло — Бог. Многие спицы нравственной и художественной святости в колесе культуры сломаны. Но, несмотря на это, творчество Туроверова медленно, но уверенно возвращается к своему народу. В 1999 году в России вышла книга его стихов «Двадцатый год — прощай, Россия!».

Осмелела и власть в деле правдивого прочтения исторических фактов, затертых в прошлом.

Местные власти постарались увековечить память поэта на родине. В станице Старочеркасской поставлена памятная доска поэту с таким текстом: «ТУРОВЕРОВ Николай Николаевич. Крупнейший поэт казачьего и российского зарубежья ХХ века, донской казак. Родился 18(31) марта 1899 г. в станице Старочеркасской области Войска Донского».

В марте 2012 года в Каменск приезжали из Франции братья Иван Александрович и Николай Александрович Туроверовы — племянники поэта. На перроне железнодорожного вокзала они были встречены оркестром Аксайского кадетского корпуса.

Творчество Туроверова, как тайна, долго оставалось нераскрытым.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.