Часть 3 Биармия на древних картах

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Часть 3

Биармия на древних картах

Где же локализовали Биармию древнескандинавские и средневековые картографы? Начнем с одного из самых ранних письменных источников под названием «Описание Земли», созданного около 1170–1180 годов, где дано географическое описание стран и континентов, имевшее начало на юге и заканчивающееся на севере. В конце перечисления стран говорится о местоположении Биармии: «Два Квенланда, и они лежат к северу от Биармаланда. От Биармаланда идут земли, не заселенные северными народами, до самого Гренланда». Здесь стоит привести любопытное замечание. Почти до XVI столетия у средневековых географов было одинаковое представление, что Биармия, Гренландия и даже Северная Америка составляли одно целое, соединенное между собой где-то на Крайнем Севере.

В другом географическом трактате, написанным в это же время исландским аббатом Николаем Тингейриским, дается более точное, на наш взгляд, местоположение Биармии: «Потом две Квении, которые граничат с Биармией (расположены на востоке), лежащей к северу. От Биармии тянутся невозделанные земли от севера до пределов Гренландии». Как видно из текста, Биармия в этом случае располагается уже севернее двух Квений.

В книге еще одного исландца, епископа Скалхолфа, сочиненной значительно позднее, в XIV веке, находится почти такое же сообщение о Биармии, и ее местоположение еще более уточняется: «На север от страны Норвежской находится Финмаркия; оттуда твердая земля поворачивает на юго-восток, прежде чем дойдешь до Биармии».

Большинство исследователей, анализируя данный текст, приходит к выводу, что в нем четко определена локализация Биармии. От лежащей к северу от Норвегии провинции Финмарк якобы сразу располагается Биармия, и «под твердой землей», которая «поворачивает на юго-восток». без сомнения, надо подразумевать Кольский полуостров. Никто и не оспаривает эту истину, однако, нельзя с полной уверенностью утверждать, что именно на Кольском полуострове находилась Биармия. Если внимательно прочитать текст, то такое утверждение не соответствует действительности. Здесь четко сказано: «прежде чем дойдешь до Биармии»,[7] т. е. до ее фактического местоположения вначале раскинулась «твердая земля» Кольского полуострова. В таком случае Биармия окажется не на нем, а южнее, на берегах Северной Двины.

Хотелось бы обратить внимание на еще один географический трактат под названием «Грипла» (начало XIV века), в котором дается точно такое же, как и предыдущие, описание северных земель. Но в нем изгиб пресловутой «твердой земли» меняется в другом направлении, которая уже поворачивается на северо-восток: «Финмарк на север от Норвегии. Затем [земля] поворачивает на северо-восток и на восток, пока не доходит до Биармаланда (Biarmalandi), который платит дань королю Гардарики». Здесь наверняка дается описание Кольского полуострова, который не достигает Биармии, не захватывает ее (обратите внимание на слова «пока не доходит»). И что самое любопытное, в «Грипле» впервые указывается на данническую зависимость биармийцев от «королей Гардарики», т. е. от великих князей новгородской и ладожской земли.

* * *

В 1518 году совершил путешествие по северу Скандинавского полуострова известный шведский писатель и картограф Олаус Магнус (р. 1490 г.). Во время поездки любознательный швед собирал исторический, географический и этнографический материал, итогом которой позднее стало издание знаменитых и всемирно известных «Морской карты» и книги «История северных народов». Это сочинение Олауса Магнуса до сих пор является одним из важных и самых интересных источников по изучению истории и географии Скандинавских стран и Европейского Севера, в том числе и Биармии.

Позаимствовав сведения из сочинения Саксона Грамматика, Магнус разделил Биармию на ближнюю и дальнюю (citeriorem et ulteriorem). На своей карте картограф разместил Биармию, вероятно, ближнюю, на Кольском полуострове, точнее, всего лишь части его, – на перешейке. Названное им «Белое озеро» (Lacus Albus), по мнению исследователей, не что иное, как Кандалакшский и Онежский заливы Белого моря. Почему же Олаус Магнус разместил Биармию именно на Кольском полуострове?

Для этого вначале разберемся, что служило первоисточником для написания книги и составления карты Магнуса, какими сведениями он мог воспользоваться. К сожалению, сам шведский писатель не указывает своих источников, и позднее никто из ученых не смог провести источниковедческий анализ «Истории северных народов», в результате чего изучение его трудов ограничивается лишь обзором сочинений античных и средневековых авторов, упоминаемых в книге.

Но все же, как установили исследователи, при написании своего труда он использовал свод известий о русско-шведских отношениях периода XIII–XIV вв., под названием «Хроника Эрика, или Древнейшая рифмованная хроника», перевод которого сделала еще в 30-х годах прошлого столетия известная исследовательница древнескандинавской письменности Е. А. Рыдзевская.

«Хроника Эрика» составлена неизвестным автором ориентировочно в период между 1320 и 1335 гг. В ней содержится очень интересное сообщение о Белом озере, что наряду со знаменитой картой Олауса Магнуса, является для нас ориентиром расположения Биармии. В древнем документе, повествующем о походе шведов на Неву в 1300 году, говорится следующее: «Снарядились они (шведы. – Примеч. переводчика) в большой поход и пошли вверх по реке (Неве. – Примеч. переводчика) в Белое озеро. <…> Белое озеро – как море, о чем здесь в этой книге и говорится; Русская земля лежит к юго-востоку от него, а Карельская – к северу, так что озеро их разделяет» (Хроника Эрика, перевод Е. А. Рыдзевской).

Не подлежит сомнению, что здесь под Белым озером подразумевается Ладожское озеро, о чем в примечании отметила и сама уважаемая Е. А. Рыдзевская. Только Олаус Магнус на карте поместил его значительно севернее своего обычного положения. В результате чего большинство исследователей посчитало, что шведский картограф изобразил Белое море в виде замкнутого водоема.

Мы убеждены, что Олаус Магнус изобразил на карте не Белое море, а Ладожское озеро. В подтверждение этих слов обратимся к фрагменту его знаменитой карты. Не вызывает никаких сомнений, две впадающих реки в южную часть озера не что иное, как Нева – слева соединенная с Финским заливом, а правее – Волхов. Кроме того, в северной части озера обозначен какой-то город Берга. Если вспомнить сообщение Марка Поло, то он действительно упоминал о местности (или народе) под названием Баргу, которая находилась не здесь, а очень далеко от этого озера – на севере Сибири. На современных картах в северной части озера указан Кексгольм (сейчас Приозерск), или в старину его еще называли Корела. В. Н. Татищев считал, что Кексгольм, переводимое с финского языка, как «город на двух островах», тот самый знаменитый город Биармии (Баргу?), «град Бярмы, что на острове стоял, крепко устроенный», где впоследствии скончался летописный Буривой, преследуемый варягами.

Более того, название 11-й главы книги Олауса Магнуса «О войнах, которые ведутся на льду», заставляет задуматься. Какие же войны могли происходить между шведами и русскими на льду Белого моря, где это могло случиться, в Онежской губе или Кандалакшском заливе, как считают большинство исследователей? Однако такие утверждения вызывают глубокие сомнения. Неужели шведы и русские не нашли бы другого места устраивать свои битвы? Если кто знает, каким коварным зимой бывает Белое море с постоянно движущимися льдами и стремительными приливно-отливными течениями, тому бы никогда не пришла мысль не только сражаться на его торосистых льдах, но даже просто выйти на промысел морского зверя. Так что будет полным абсурдом считать, что Белое море может стать полем сражения.

У Олауса Магнуса не было достоверных сведений о Белом море, он знал только Ладожское озеро (то бишь Белое озеро), где зимой на ледяных просторах огромного водоема выходили помериться силой и шведы и русские. Именно о Ладожском озере давал Олаус Магнус комментарии к своей «Морской карте»: «Это огромное Белое озеро, в котором водятся бесчисленные и разнообразные виды рыб и птиц, которых обычно больше добывают московиты, чем шведы».

Шведский историк знал от Саксона Грамматика и, вероятно, из других каких-то источников, что Биармия должна находиться на Севере, на берегах Гандвика (Ледовитого океана), поэтому поместил ее на северо-востоке от Ладожского озера (Белого озера), хотя он уже мог знать из шведской рифмованной Хроники, что в северном направлении от этого озера должна располагаться Карелия, а на юго-востоке – Русская земля.

Магнус не знал о существовании Белого моря как отдельного внутреннего водоема Северного океана, кстати, это хорошо видно на карте, поэтому Биармия оказалась у него на Кольском полуострове, вместо того, как положено, т. е., повторим, в северо-восточном направлении от Ладожского озера (его Lacus Albus) – на побережье Белого моря, в Обонежье и Подвинье. Позднее другие картографы повторили ошибку Олауса Магнуса, уж очень авторитетна была в Европе его знаменитая «Морская карта».

* * *

Не избежал такого просчета другой известный картограф, Герард Меркатор. В 1554 г. на своей карте Европы он показал Биармию и Белое озеро Олауса Магнуса без изменений, поместив первую также на Кольском полуострове. Однако Меркатор дорисовал то, что ему представлялось за рамкой карты Магнуса. На юго-востоке Кольского полуострова фламандский картограф изобразил залив Грандвик (Qranduicus fnus), устье Двины (Dfna) и Соловецкие острова с монастырем, а также соединил безымянной водной артерией Белое озеро через Грандвик с Ледовитым океаном. Таким образом, впервые на картах Европы появился Кольский полуостров, Соловецкие острова, Двина, а Lacus Albus (Белое озеро) у него превратилось в Белое море.

Уже после смерти Меркатора его сыну Рудольфу в 1595 году удалось издать карту Северного полушария. В чем же были ее особенности, почему она позднее так привлекла внимание ученых и особенно наших современных исследователей.

Действительно, карта поражает своим необычным для того времени изображением северного полушария нашей планеты. Карта Меркатора – это как бы взгляд на Землю со стороны Полярной звезды в точку Северного полюса. Причем возникает ощущение, что она создана на основании какого-то аэрофотоснимка, сделанного из космоса с орбитальной станции. Сходство просто поражает. Вызывает удивление изображенный пролив между Азией и Америкой, открытый, как известно, лишь в 1648 году русским казаком Семеном Дежневым, а картографирован он значительно позднее – в 1732 году, после этого о нем узнала Западная Европа. Как же тогда он мог попасть на карту Меркатора, вопрошают наши современники.

Более того, на карте можно отыскать целый ряд других географических объектов, о существовании которых европейцы в XVI веке знать просто не могли. Среди них: устье Енисея, река Юкон на Аляске, Гудзонов залив, подробные очертания Новой Земли и т. д. Поражает удивительное совпадение нанесенных параллелей и меридианов с координатами современных карт. Откуда могли об этом знать средневековые картографы? И большинство исследователей делает однозначный вывод, что в руках у Меркатора были какие-то неизвестные для современников древнейшие карты. Чего, конечно, нельзя полностью исключить.

По единодушному мнению современных ученых, в первую очередь, автора многих книг по раскрытию тайн русского народа В. Н. Демина, в центре карты Меркатора изображена легендарная и не менее таинственная, чем Биармия, – Гиперборея или Арктида. Как видно из карты, изображенный полярный материк представлен четырьмя большими островами, отделенными друг от друга полноводными реками или протоками, и расположенными вокруг полюса, на месте которого изображена якобы высокая гора Меру – «вселенская гора прапредков индоевропейских народностей».

Только откуда уважаемые исследователи взяли, что это Гиперборея, абсолютно не понятно. Об этом у Меркатора нет ни слова, хотя на карте имеются пояснительные надписи или, так называемые, легенды. В одной из них, где Меркатор ссылается на известного путешественника Марка Поло (по тексту «Марк Павлос Венецианский»), сообщается, что в северной части одного из островов полярного архипелага живут люди под названием баргу. Очень любопытное название племени и этимологически подходит к нашим биармам.

Прежде чем твердо заявлять о том, будто бы Меркатор реально изобразил исчезнувший полярный материк под названием Гиперборея, как в этом пытаются убедить современные исследователи, хотелось беспристрастно и объективно разобраться по существу данного вопроса. Сразу хотим оговориться, что авторы настоящей книги всегда были и остаются сторонниками когда-то существовавшей Гипербореи, естественно, расположенной на Крайнем Севере.

Вначале попытаемся ответить на основной вопрос: откуда Меркатор почерпнул свои географические знания о полярном Севере, могли ли попасть ему в руки какие-то неизвестные, не дошедшие до нас, древние карты.

В середине XVI века англичане предприняли ряд морских путешествий на Север, чтобы найти северо-восточный путь в Китай и другие азиатские страны. Однако их попытки не увенчались успехом. Один из них, Ричард Ченселор, случайно оказался в Двинской губе.

Потерпев неудачу, англичане вынуждены были обратиться за помощью к хорошо известному в Европе картографу Герарду Меркатору, вероятно, посчитав, что лучшего знатока Севера им не найти. Наверняка, они к тому времени познакомились и с картой Северного полушария с изображением так называемой Гипербореи, опубликованную им впервые в 1554 г од у.

В ответ знаменитый картограф в июне 1580 года написал в Оксфорд письмо, из содержания которого видно, что у Меркатора не было в то время глубокого представления о географии полярных морей и береговой линии. А к тому времени познания Меркатора ограничивались лишь Плинием Старшим, какими-то другими писателями и сведениями из «некоторых карт грубовато начерченных», о чем он сам сообщал в письме к английскому лорду Ричарду Хаклюйту.

Весь запас знаний о полярных областях у Меркатора ограничивается сведениями о каком-то огромном заливе и мысе Табин,[8] впервые упомянутых Плинием, а также об островах Вайгач и Новой Земле, которые, как считает большинство историков, стали широко известны западноевропейцам благодаря(?) путешествиям тех же англичан, осуществленным начиная с 1553 года. Это несправедливое утверждение существовало несколько веков. Более того, считалось, что англичане первыми открыли Северный морской путь через Скандинавию в Азию. Чтобы развенчать такое заявление, ниже более подробно остановимся на этом очень важном для нашей истории вопросе.

Меркатору, по его же словам, источником знаний о Севере служили помимо Плиния, какие-то другие писатели и уже упоминавшиеся «грубо начерченные» карты. Что же это за писатели? Об одном из них Меркатор сам упоминает в письме в Оксфорд – это авторитетный ученый-географ из Антверпена Авраам Ортелиус. Известно, что он помогал Меркатору в подборе материалов при составлении карт.

Другим писателем являлся путешественник Якоб Кнойен, автор сочинения «Belga Linquica», которое не дошло до нас. В него было включено самое раннее сообщение о полярном плавании одного оксфордского священника. Сочинение Кнойена (а именно о нем упоминает в письме Меркатор), было позднее использовано известным картографом и его сыном при составлении тех самых знаменитых карт 1554 и 1595 годов.

Но еще раньше о сочинении монаха-путешественника под названием «Счастливое открытие, добровольно осуществленное от 54 градусов вплоть до полюса» имел сведения другой, но менее известный, картограф Ян Рюиш. Вероятно, в то время еще существовал оригинал этого сочинения. В 1508 году на своей карте мира в районе Северного полюса он сделал надпись следующего содержания: «В книге «De inventione fortunata» («Счастливое открытие…») можно прочесть, что у Северного полюса возвышается высокая скала из магнитного камня окружностью в 33 немецкие мили. Ее омывает текучее всасывающее море, из которого вода там, как из сосуда, изливается вниз через отверстия. Вокруг расположены четыре острова, из которых два обитаемы. Пустынные обширные нагорья высятся вокруг этих островов на протяжении 24 дней пути, и на них совсем нет человеческих жилищ».

Меркатор через Якоба Кнойена хорошо знал сочинение «Счастливое открытие» и использовал его при составлении карты 1554 года, а позднее его сын – в 1595 году. Меркатор показал Северный полюс в виде скалы, окруженной морем, среди которого возвышались четыре крупных и 19 мелких островов.

Более того, кроме Кнойена, о Полярном материке хорошо знал еще один известный ученый – французский математик, астроном и географ Оронций Финей. На его карте 1532 года изображена в Южном полушарии Антарктида, а около Северного полюса – мифические острова, названные современными исследователями Гипербореей, с горой на Северном полюсе.

Если смотреть на эти карты, изображение мнимой Гипербореи абсолютно одинаково у всех сочинителей и картографов – у Якоба Кнойена, Оронция Финея и у Меркатора. Позднее подобное изображение Полярного архипелага появится у современника Меркатора и его подражателя, английского математика и астролога Джона Ди. Он тоже увлекался составлением карт, и его внимание, естественно, сразу привлекла работа Меркатора. Когда в 1577 году он обратился к знаменитому картографу с просьбой сообщить, откуда он взял данные о районе Северного полюса, тот не замедлил с ответом.

Из письма Меркатора стало известно, что в изображении Северного полюса он опирался на два источника: сочинение «Счастливое открытие» францисканского священника и на средневековый труд «Деяния короля Артура». Здесь имелось в виду, по мнению исследователей, широко известное раннесредневековое сочинение епископа Гальфрида Монтмунского под названием «История бриттов», где рассматривались легенды об этом короле. Причем с обоими сочинениями, сообщал Меркатор далее в письме, он познакомился (внимание!) не непосредственно, а из сочинения уже упомянутого Якоба Кнойена, которое до нас не дошло, т. е. через вторые руки.

Вот вам древние карты и сочинения, которые послужили Меркатору источниками для изображения мифической Гипербореи и горы Меру, а затем – основанием для фантастических домыслов современных писателей – беллетристов.

Из сочинения Якоба Кнойена Меркатор узнал, что монах-путешественник имел при себе астролябию, с помощью которой определял широту посещенных им мест, в частности островов у норвежского побережья. Но большинство исследователей сходятся в одном, что севернее Лофотенов или, возможно, района Буд? мореплаватель не заходил в своем плавании. И, очевидно, сведения о Крайнем Севере путешественник представил на основании широко распространенных в те времена слухов о неизвестных островах (Туле античных писателей, сочинения Адама Бременского, Саксона Грамматика, других сочинителей) и о «магнитной горе» у Северного полюса.

Легенда о магнитной горе возникла в древние времена. Сообщения о ней есть у Плиния (Plin. N. H., II, 98) и Птолемея (Ptolemaus, VII, 2). У всех европейцев, кто сталкивался с непонятным явлением магнитной стрелки (намагниченной иглы) всегда поворачиваться и указывать одно и то же направление, постепенно стали рождаться легенды о существовании неведомой магнитной горы, расположенной где-то на Севере. Для жителей Южного полушария стрелка показывала, естественно, на юг.

Первоначально, видимо, полагали, что магнитная гора «безобидна», и это нашло отражение в народной поэзии. Но вскоре мифическая магнитная гора превратилась в одну из самых ужасных опасностей, грозящих мореплавателям, и ей стали приписывать гибель бесчисленного числа кораблей. Однако найти ее никто не мог.

Так как ее в известных водах до Гренландии и Свальбарда (Шпицбергена) обнаружить не удалось, то мнимое местонахождение мифической горы постепенно отодвигалось все дальше на север. Затем стали предполагать, что магнитная гора вообще находится на Северном полюсе, а позднее стали приписывать даже самой Полярной звезде.

Это представление о магнитной горе сохранилось в течение нескольких веков и получило свое отражение на картах Герарда Меркатора и у других картографов позднего Средневековья. Кстати, если внимательно посмотреть на карту Меркатора, легко можно обнаружить не одну, а даже две горы.

Объяснение этому дает сам картограф в упомянутом выше письме к английским коллегам из Оксфорда: «Я выяснил из достоверных магнитных наблюдений, что магнитный полюс находится не очень далеко за Табином. Вокруг этого полюса и вокруг Табина много скал, и плавание там очень трудно и опасно».

Так что Меркатор на своей знаменитой карте, в первую очередь, изображал магнитную гору, притягивающую стрелку компаса, а не мифическую Меру – «вселенскую гору прапредков индоевропейских народностей».

Конечно, нужно отдать должное великому картографу. На его карте Кольский полуостров впервые изображен удивительно точно, в отличие от других карт, составленных его современниками. Взять того же Олауса Магнуса, где на «Морской карте» Кольский полуостров показан как сомкнутый обоими концами с материком перешеек между Ледовитым океаном и Белым морем, а то, в свою очередь, представлено как внутреннее озеро.

Но все же, откуда у Меркатора были такие прекрасные представления о Севере, как он сумел правильно изобразить не только Кольский полуостров, но и полярное побережье Северного Ледовитого океана, называемого в то время Скифским морем, и самое удивительное – указал пролив Аниан между Америкой и Азией.

В таком случае, источником для таких сведений явились, вероятно, те самые «грубовато начерченные» древние карты (или копии их), о которых он упоминал в своих письмах. Кто же мог их нарисовать и как они попали ему в руки?

* * *

Для наших историков не является большим секретом, что большинство западноевропейских ученых-исследователей и писателей всегда старалось принизить роль русских путешественников (как морских, так и сухопутных) в мировых географических открытиях. В том числе ими незаслуженно были «забыты» первооткрыватели северных островов и морей – русские мореходы.

Как известно из древнерусских летописей новгородцы уже в IX веке проникли на древнюю землю угро-финских племен, прозванную позже Заволочьем. Они узнали о несметном количестве пушных зверей, еще не пуганных человеком, об огромных косяках рыбы, жирующих в больших глубоких реках и озерах, о необычных животных, обитавших в местных морях и имевших удивительный «рыбий зуб», пользующихся огромным спросом у заморских купцов. Искусные кораблестроители, новгородцы не боялись выходить на промыслы в негостеприимное Студеное море, постепенно осваивали неизвестные берега.

В летописях сохранились первые письменные сообщения о таких плаваниях. Одно из них для потомков сохранил архиепископ Новгородский Василий, известный ранее в миру под именем и прозвищем Григория Калики. В 1347 году Василий закончил одно из своих посланий, где описал первые дальние морские путешествия древних новгородцев.

Первые сведения о появлении новгородцев на Кольском полуострове относятся к еще более раннему периоду, к 1216 году, об этом упоминается в Новгородской летописи одной строкой, что «Сьмьюна Петриловиця Тьрьского даньника» убили в Липицкой битве.

Новгородцы стали появляться и на границе с Норвегией. О первом появлении новгородцев у границ Норвегии упоминается в древнейшей скандинавской летописи «Гулатинская Правда», составленной около 1200 года, где говорится, что норвежцы самой северной провинции – Халоголанда, как уже знаем, промежуточного пункта следования всех норвежских викингов для грабежей Биармии, должны держать морскую стражу на востоке. Вероятно, необходимость содержания пограничного охранения восточной оконечности Халоголанда была вызвана появлением новгородцев, проникших на Север в поисках новых данников. Из другой норвежской летописи, «Исландские анналы», известно, что в 1316 и 1323 годах новгородцы доходили даже до современного Трондхейма.

А после очередного морского похода новгородцев и двинян в Скандинавию 3 июня 1326 года норвежский посол Хакон заключил с Великим Новгородом мирный договор. Новгородцы и двинские жители с давних времен контролировали огромный участок будущего Северного морского пути от Скандинавии до устьев Печоры.

Кроме того, из того же послания архиепископа Василия известно, что отважные новгородские мореходы еще в конце XIII века или около 1300 года предпринимали другое плавание, но только в противоположную сторону – на северо-восток. Среди них был Моислав Новгородец и его сын Яков. Они осуществили плавание на трех судах. Проблуждав в полярных морях, одно судно погибло, другие же два достигли каких-то высоких гор, где их застала полярная ночь. Возвратившись, они поведали архиепископу Василию о величественной картине полярного сияния.

Известны другие свидетельства раннего пребывания новгородцев на Крайнем Севере. Так, в 1328–1340 годах новгородский наместник Печорской стороны Михаил выходил на судах в Ледовитый океан добывать дорогую моржовую кость и меха.

Но все же, на наш взгляд, самым ранним письменным источником о морском походе беломорских жителей вокруг Скандинавии и пребывании их в Норвегии является «Сага о конунге Хаконе». В ней говорится о татарах, опустошивших новгородскую землю, а также о пришедших биармах, обосновавшихся в норвежском Тромсе, «которые бежали с востока, прогнанные набегами татар». Королем Хаконом беженцам для проживания был уступлен залив Малангер. Это событие отмечено в саге после сообщения о последнем в 1222 году приезде норвежцев Андрея Скьялдарбанда и Ивара из Утвика в Биармию.

Исследователи до сих пор спорят, как биармийцы могли попасть в Тромсе. А все из-за того, что слово «пришли» они понимают буквально. Наверняка, биармы пришли не пешком, а прибыли в Норвегию на судах. До сих пор у поморских жителей бытуют слова «судно пришло», а не «приплыло». Причем, вероятней всего, пунктом убытия беженцев было устье Северной Двины. Затем, пройдя вдоль берегов Терского наволока (Кольский полуостров), обогнув Мурманский Нос (Нордкап), вынужденные переселенцы смогли попасть на гостеприимный берег Тромсе. Неужели можно думать, что биармы, пройдя пешком сотни километров по болотам, лесам, смогли преодолеть Скандинавский горный хребет? Сомневаемся, однако.

Уже упоминалось, что в мировой литературе всегда преобладало мнение об открытии в XVI веке морского пути из Западной Европы в Белое море англичанами. А то, что русским людям был известен северный путь в Европу задолго до Ричарда Ченселора и его подвижников, несправедливо замалчивалось многие годы.

В 1496 году через Холмогоры и Белое море посланец царя Григорий Истома со спутниками на четырех новых, специально для них сшитых ладьях обогнули Кольский и Скандинавский полуострова и достигли Копенгагена. Таким образом, открыв задолго до английских мореплавателей возможность связи Русского государства с Западной Европой по Северному морскому пути.

Когда Григорий Истома вернулся в Москву, то его рассказ в первый свой приезд на Русь в 1517 году записал австрийский посол, барон Сигизмунд Герберштейн и позднее включил в свою знаменитую книгу «Записки о Московии».

На судах трижды огибал Скандинавию известный русский дипломат и переводчик Дмитрий Герасимов по прозвищу Митя Малый (ок. 1465 – после 1536). На основании рассказов Герасимова, а может быть, «грубо начерченных карт» русских мореходов, поморских лоций и «дорожников», которые могли быть у русского посланника, известный генуэзский картограф Батиста Аньезе в 1546 году составил одну из первых карт России и включил в свой атлас, а итальянский писатель Пауло Джовио (Павел Иовий) написал трактат «О московитском посольстве».

Встречался с Дмитрием Герасимовым и Сигизмунд Герберштейн, который «подтвердил справедливость выше сказанного» Григорием Истомой. Подобный путь проделал еще один русский толмач государя – Власий Игнатьев, когда в 1524 году в составе русского посольства направлялся в Испанию. Герберштейну удалось пообщаться с ним, и тот подробно изложил свой поход через Северную Двину, Белое море, Мурманский нос, Скандинавию и Берген, еще раз подтвердив правдивость слов Григория Истомы. На основании этих рассказов, «дорожников» и поморских лоций австрийский барон составил подробную карту Руси и написал трактат о Московии.

В заключение рассказа о русских мореходах приведем еще один факт мнимого открытия Ричардом Ченселором северного прохода. Почти за три десятилетия до известного путешествия англичан на Север русские послы, пробираясь с дипломатической миссией из Белого моря в Испанию, посетили Англию.

В 1524 году русское посольство во главе с Иваном Засекиным-Ярославским и толмачом Власием Игнатьевым, добравшись до Голландии, вынуждено было дальше следовать в Испанию с заходом в Англию, т. к. Испания находилась в состоянии войны с Францией. По приходу судов, думается, удивленные англичане обязательно «помучили» наших послов расспросами о северном морском пути. Зеваки же на пристани с изумлением разглядывали неказистые, шитые вицей ладьи бородатых русских мореходов, не переставая поражаться смелости и отваге мореплавателей. Тогда в Англии это было знаменательнейшим событием, и было чему удивляться, ведь русские по океану, минуя с севера Скандинавию, впервые прибыли к туманным берегам Альбиона, тем самым открыв им Северный морской путь.

* * *

Если вернуться к западным картографам, то из вышеизложенного следует, что Герарду Меркатору стали известны некоторые подробности о беломорском Севере. На основании сведений, полученных от Сигизмунда Герберштейна, а точнее, его рассказов о путешествии Григория Истомы, Дмитрия Герасимова и других, а также знаменитых «дорожников» и «грубовато начерченных» карт русских мореходов, хотя, может, это были не подлинники, а перерисованные схемы с поморских лоций, фламандскому картографу удалось в какой-то степени правильно изобразить северные оконечности европейского материка. Но новгородцы и московиты не знали названия Биармии (а то, что она действительно существовала именно на Севере, ему было известно из карты Олауса Магнуса да, вероятно, из каких-то других источников), поэтому Меркатору не оставалось ничего другого, как изобразить ее на Кольском полуострове.

Уместно будет заметить, что о Белом озере ранее этих знаменитых картографов сообщил итальянский посол Франческо да Колло в своих «Записках о Московии», побывавший на русской земле в 1518 году. Он писал, что на Крайнем Севере много беспокойства для подданных московского князя приносит соседство со шведской областью Скризинией (может, это искаженное название захваченной в то время шведами финской страны – Scricfnia?), где часто столкновения происходят «на воде, на земле и на льду». Указанная провинция, подчеркнул да Колло, находится «напротив Биармии и разделяется Белым озером, огромным и изобилующем рыбой, на нем, когда оно замерзает, часто совершаются битвы, а когда лед тает, борьба происходит на судах». Более того, дотошной итальянец указал, что Биармия «некогда громаднейшее царство», в устьях рек, в особенности на границе со Скризинией совершает торговлю и обмен различными товарами. А в направлении от Биармии к Северному океану принадлежали московскому князю различные острова, изобилующие рыбой. Да Колло, пытаясь определить расстояние от Москвы до Северного Ледовитого океана, указывает на «промежуточные области, в особенности Югру, Биармию, Карелию». Пермь итальянец отличал от Биармии, помещая последнюю между Югрой и Карелией.

* * *

Появлению итальянского посла Франческо да Колло в Москве предшествовал ряд интересных исторических событий, не ошибемся, если скажем, мало известных нашему читателю.

Около 1485 года папе римскому Иннокентию Восьмому доставили важное сообщение об очень значительном открытии на Севере. Два старых приятеля по Римской академии Филиппо Каллимах из Польши и Юлий Помпоний Лэт с берегов Дона почти в один голос заявили об огромном северном острове. Записка Каллимаха не сохранилась, однако известный далматинский историк Мавро Орбини (? – 1614) знал ее содержание: «Руссы из Пермии, как повествует Карл Вагрийский (II), плавая по Северному Океану, около 107 лет назад обнаружили в тех морях неизвестный доселе остров, обитаемый славянами. На этом острове, как говорит Филиппо Каллимах в послании к папе Иннокентию VIII, вечные холода и льды. Называется он Филоподия и величиной превосходит Кипр, на современных же картах мира его называют Новая Земля» (Славянское царство).

Оставим на совести информаторов странное название острова, но, тем не менее, возможно, они дали первое сообщение об открытии русскими действительно Новой Земли или Груманта (Шпицбергена). Каллимах, находившийся в Польше, вероятно, получил эти сведения от русских послов и тут же не замедлил с отправкой в Италию очень важной информации.

Римский гуманист и эрудит Юлий Помпоний Лэт (1425–1498) путешествовал по южным областям Руси в 1479 году и позднее восторженно рассказывал о «Скифии и Сарматии». Он беседовал, по его словам, «с людьми, живущими у истоков Танаиса», т. е. Дона, записывал их рассказы. Очевидно, Помпоний Лэт встречался с промышленниками или купцами, прибывшими с далекого Севера для торговли пушниной. Вот они-то могли сообщить ему много интересного о далеких полярных странах, откуда привозятся дорогие меха соболей, куниц, лисиц, белых медведей и бобров. В своих лекциях по Вергилию или «Скифских заметках» Помпоний Лэт упоминает «большой остров на крайнем севере… недалеко от материка: там редко, почти никогда не загорается день; все животные там белые, особенно медведи». Вероятно, здесь северные гости впервые рассказали итальянскому эрудиту о Новой Земле.

Помпоний Лэт поведал в своих записках об уграх, ведущих торговлю с жителями Заволочья, пермяках, о необыкновенно крепких «змеиных зубах» – бивнях, принадлежащих, вероятно, вымершим мамонтам, о Рифейских горах. К сожалению, сообщений о Биармии мы у него не найдем. Это говорит о том, что информаторами у Лэта были московиты: «Вблизи берегов Ледовитого Океана живут лесные люди, называемые Угры (Ugari sive Ugri); это несомненно скифы, очень отдаленные от остальных людей. Они не знают ни золота, ни серебра, ни других металлов; с ближайшими народами ведут меновую торговлю, а также с жителями Заволочья (заволочанами – cum Zauolocensibus). Так рассказывали мне люди, живущие у истоков Танаиса. <…> Там, где живут древние Угры и Заволочане, нет царей. Этот народ очень счастлив, хотя и терпит сильные морозы. Летом, ко времени солнцестояния, у них непрерывный день. <…> На восточном склоне[Рифейских гор], на расстоянии двухмесячного пути, живут Пермяки (Parmii) и Заволочане (Zauolozences)».

Во времена открытия Америки Колумбом в тиши своей огромной библиотеки в Кракове трудился астролог, историк и писатель Матвей Меховский (1457–1523), досконально изучая доступные ему географические и исторические материалы о Руси, «снежной Скифии». Через два года в краковской типографии вышла небольшая по объему, насчитывающая не более тридцати страниц, но очень интересная по содержанию книга Меховского «Трактат о двух Сарматиях».

Известно, что сам он в России никогда не был, а получал сведения от русских, находившиеся в плену в Польше. Гремя кандалами, носившие их с 1514 года узники поведали седому королевскому звездочету Матвею из Мехова о Кореле, Югре и Перми, покоренных великим князем Московским. В польском плену томились тогда Иван Пронский, Дмитрий Булгаков, Иван Челядин и другие знатные воины, взятые в полон под Оршей. Их воеводой когда-то в походе на Югру был тот самый князь Семен Курбский, летописный покоритель Зауралья. Кому как не этим достойным людям было знать Север.

Со слов пленников Меховский записал рассказы об Югре и Кореле, занимающихся морскими промыслами, о продаже ими моржовых клыков московитам. Польский каноник уточнил местоположение истоков известных рек Дона, Днепра и Волги, отвергнув устоявшееся мнение, известное еще с античных времен, что эти реки берут начало в Гиперборейских или Рифейских горах. Но, к сожалению, у Матвея Меховского мы тоже не найдем упоминания о Биармии, т. к. источниками всех сведений о Севере, вероятно, были только люди из Московии: «За Московией находятся к северо-востоку племена и области в конце северной Азии, именуемые собственно Скифией, подвластные московскому князю, и покоренные первоначально Иваном, князем Московским, а именно Пермь, Башкирия, Черемиссия, Югра, Корела; эти области упорно остаются в языческой вере и идолопоклонстве. Здесь почитают солнце, луну, звезды, лесных зверей и что придется; жители имеют собственные языки и наречия».

Матвей Меховский отправил свое сочинение австрийскому эрцгерцогу, императору Священной Римской империи Максимилиану I, кстати, большому любителю географической науки. Новые сведения, которые поляк сообщал о «Скифии» и в частности о Гиперборейских и Рифейских горах, при этом, ниспровергая авторитет античных географов, указывал на их ошибки, – очень заинтересовали императора. Он решил поручить своим послам, как раз отправляющимся в Москву, проверить удивительные сообщения Матвея.

Накануне описанных событий, в 1517 году, Максимилиан отправил послом к Московскому великому князю Василию III (1479–1533) барона Сигизмунда Герберштейна с целью заключения соглашения между правительствами Москвы и Польши. Так как переговоры эти успеха не имели, то в следующем году Максимилиан с той же целью отправил в Москву новое посольство, во главе которого были поставлены два итальянца: упоминавшийся выше Франческо да Колло и Антинио де Конти.

«Фрянчушка да Колла из Конияна», как его называли позднее московиты, путешествовал на Русь с отважным исследователем Северного морского пути Григорием Истомой. По пути они остановились в Аугсбурге, где среди ученого мира только что разошлась книга Меховского с немецким переводом. Естественно, Григорию Истоме в приватной беседе с местными учеными тут же был задан вопрос, проходимо ли Ледовое море для кораблей. Он ни на секунду не замешкался и ответил, что Северным морским путем можно попасть в Индию и в доказательство своих слов представил изумленной публике «грубо начерченную» карту Руси и ее владения на Северо-Востоке.

Император поручил да Коло проверить сообщение Меховского, т. к., по словам итальянца, «его величество, хорошо осведомленный в географических вопросах и большой почитатель Птолемея, прочел его замечания о Птолемее с большим неудовольствием».

Поэтому Франческо да Коло во время своего пребывания в Москве очень старался со сбором информации, чтобы уличить во лжи и опровергнуть польского звездочета. Сведущие люди в Московии поведали ему о дальних обширнейших землях на Севере, принадлежащих Великому князю Московскому, Югре и Кореле. Более того, он первым из многочисленных западноевропейских осведомителей упомянул и Биармию, по его словам, «некогда громаднейшее царство, граничащее с областью Скризинской и другими княжествами».

Ему поведали, что действительно в югорской стороне есть горы (Уральский хребет), которые он отождествил с Рифейскими горами Птолемея. Они, в свою очередь, по его мнению, соединяются с Гиперборейскими горами и значительно ниже первых. Да Колла пытался опровергнуть Меховского в том, что истоки «известнейшей реки, славной не только своей длиной и шириной» – Танаиса, т. е. Дона, берут свое начало не в Рязанской губернии, а именно с самых высоких вершин Рифейских гор.

Позднее наши ученые отметили, что сведения да Коло, отождествившего Урал с Рифейскими горами, представляют большой интерес. Более того, об Югорской земле и ее обитателях итальянец сообщил любопытные известия, заметил Л. Н. Майков в начале прошлого столетия, представив их в большем количестве, чем все другие русские и иностранные источники, прежде него или одновременно с ним говорившие о Югре и других северных народах.

Франческо да Коло сообщил императору, что Меховский осознал свою ошибку в присутствии польского короля Сигизмунда, утверждая, что невольно был введен в заблуждение русскими пленными. Сейчас, конечно, можно с улыбкой смотреть на спор этих уважаемых людей, ведь каждый из них по-своему был прав, но, тем не менее, они действительно являются для Западной Европы первооткрывателями Руси. Так будем же снисходительны к ним, каждому свойственно ошибаться, тем более этим исследователям, получившим подобную противоречивую информацию от разных людей, в свою очередь, также еще мало осведомленных о географии своего государства.

Кто же это был? Да Колло сам называет источники познаний о Руси: «Мне говорили и заверяли люди, достойные доверия, в особенности маэстро Николай Любчанин, профессор медицины и астрологии и всех ученых наук». Это не кто иной, как известный врач Николай Любчанин, его еще знали как Николай Булев. Другим осведомителем был Угрим Баграков, человек знатного происхождения, попавший в опалу к царю и сосланный на поселение в Югру. По ходатайству Франческо да Коло, позднее опала была снята с Багракова, и ему было «позволено видеть князевы очи». Именно Василий III, отец Ивана Грозного, приставил опального князя с братом быть осведомителями итальянского посла, повелев им прийти «из их мест, как знающих дальние области».

Братья Баграковы рассказали иноземному послу о своих открытиях в Югорских горах. Вероятно, да Колло расспрашивал братьев и о берегах Ледовитого (Скифского) океана за Югрой, о других народах, обитавших на Севере, о том, какими занимаются промыслами местные жители. Думается, что не ускользнуло от внимания любознательного итальянца и сообщение Григория Истомы в Аусберге о северном морском пути в Индию.

В завершение дипломатической миссии Франческо да Коло сделал сообщение для императора Максимилиана в виде реляции под названием «Записки о Московии», где было дано описание северных областей Руси, в том числе и Биармии.

Для исследователей Севера сочинение Франческо да Коло представляет большую ценность. Во-первых, оно написано ранее знаменитой книги Герберштейна и одноименных записок Павла Иовия, и во-вторых, тех сведений, которые представил да Коло, мы не найдем у этих писателей, да и других тоже. Л. Н. Майков совершенно справедливо в свое время отозвался о труде итальянского посла, «по всему этому небольшой книге де Коло должно быть отведено почетное место в ряду иностранных сочинений о России XVI века». К сожалению, небольшая книжечка Франческо да Коло была почти неизвестна российским историкам, за исключением, наверное, только Н. М. Карамзина, упомянувшего имя итальянца в седьмом томе своей «Истории государства Российского». Причем книга да Колло являлась большой редкостью для отечественных исследователей, т. к. до настоящего времени, точнее до 1996 года, за исключением отдельных фрагментов, она никогда полностью не переводилась на русский язык.

И все же, кто мог Франческо да Коло сообщить о Биармии, ведь у него наряду с другими княжествами страна биармов представлена как область, подвластная государю всея Руси.

Любопытно, но Биармия не упоминается в более поздних сочинениях других западноевропейских писателей, тем более не найдем упоминаний о стране исландских саг в древнерусских летописях, правда, за исключением только одной – Иоакимовской. Олаус Магнус также не мог быть источником сведений о Биармии – в один год с приездом да Коло в Москву, т. е. в 1518 году, Магнус благополучно отбыл в Скандинавию с духовной миссией и свою «Историю северных народов» выпустил в свет только в 1555 году. Поэтому Фраческо да Коло не мог получить сведений от него ни о Биармии, ни о Белом озере, которое на самом деле было не Белое, а Ладожское озеро, ошибочно изображенное на Морской карте (Carta Marina) Олауса Магнуса так далеко на севере. Это означает, что итальянцу о Биармии могли сообщить только русские осведомители, вероятно, новгородцы. Тогда выходит, что Иоакимовская летопись действительно существовала, хотя авторы данной книги нисколько в этом и не сомневались. Отсюда напрашивается вывод, что в русских летописях были намеренно забыты или вообще убраны поздними переписчиками упоминания о Биармии. Очередная загадка.

* * *

Через девять лет после известного посещения Белого моря Ричардом Ченселором в 1553 году его земляк, английский купец и дипломат Антоний Дженкинсон, составил подробнейшую карту Московии с рисунком царя Ивана Грозного. На карте Дженкинсон поместил изображение Кольского полуострова и Белого моря (но без Онежского и Кандалакшского заливов), с подробным указанием рек и селений, показал также Двинскую область, Каргополье, Кондору, Пермь (Permia). И главное, т. к. «штатное место» легендарной страны было занято упомянутыми областями, ему ничего не оставалось делать, как изобразить Биармию на Кольском полуострове севернее Лапландии (Lappia). Вероятно, Дженкинсон при составлении своей карты ориентировался также и на своих предшественников – авторитетнейших картографов того времени Олауса Магнуса и Герарда Меркатора и тем самым повторил их ошибку.

Как удалось выяснить исследователям, последнее изображение Биармии существует на одной старинной, так называемой Скалхолтской карте, вычерченной в 1579 г. ученым Сигурдом Стефанссоном. Вероятно, карта получила название от исландского епископа Скалхолта, сделавшего описание северных стран и островов в XIV веке, Оригинал этой карты потерян, но сохранилась копия, сделанная в 1669 г. епископом Турдом Турлакссоном.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.