Немцы на Украине: гетман Скоропадский

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Немцы на Украине: гетман Скоропадский

В феврале немецкие войска, не встречая сопротивления, заняли Двинск, стоявший на пути к Петрограду, и Луцк — на пути к Киеву.

Но австрийцы продолжить наступление не смогли. Австровенгерские армии были разгромлены в боях с русскими в ходе первых двух лет войны; в 1917 г. им удалось отбросить назад итальянцев только с помощью Германии. Извне монархии Габсбургов ничто не угрожало, но внутри империи обстановка ухудшалась с каждым днем. По этой причине 17 февраля венское правительство проинформировало Берлин, что австровенгерские войска не будут принимать участия в продолжении военных действий на Восточном фронте.

В это же время поляков и чехов сильно встревожили вести о предстоящей передаче Холмского района украинцам. Когда 29-летний «студент» Севрюк, подписавший Брест-Литовский договор с Черниным и Кюльманом, появился 19 февраля на сессии рейхстрата, польские и чешские депутаты встретили его криками: «Вон отсюда!» Австро-венгерскому правительству пришлось выдвинуть «новые условия» в отношении Холма.

Немецкие войска в Волыни продолжали наступать на Киев, и император Карл I, опасаясь, что австрийцы могут упустить свою долю обещанного Украиной продовольствия, изменил свое решение. 24 февраля австро-венгерские дивизии на Восточном фронте получили приказ войти на территорию Украины. Однако австрийцы опоздали — 1 марта Киев заняли немцы, которые вернули власть Раде.

К 3 марта быстрый выход немцев на линию Нарва — Псков и захват районов Витебска, Могилева и Гомеля помог Ленину навязать своим соратникам «позорный мир». Пункт 6 договора обязывал советское правительство немедленно заключить мир с Украинской народной республикой и признать мирный договор между этим государством и державами четырехстороннего альянса.

Оккупация Украины была подкреплена специальным соглашением между Германией и Австро-Венгрией. Немцы оставили на Восточном фронте около 50 тысяч солдат. В их числе, помимо войск, размещенных в Польше и Литве для защиты коммуникаций, находились 12 пехотных и 2 кавалерийские дивизии, которые удерживали фронт против Советской России от Нарвы до Гомеля (8-я и 10-я армии). Остальные 15 пехотных и 4 кавалерийские дивизии были расквартированы на Украине (за исключением нескольких батальонов, посланных в Поти для защиты новой Грузинской республики от союзника Германии Турции). Войска Украины (группа армий «Киев») состояли из I и XX армейских корпусов, XXVII (Саксонского), XXII и XLI резервных корпусов вместе с несколькими независимыми дивизиями и отрядами. Эти войска имели мало общего с великолепными немецкими армиями, которые вторглись в Россию в первый год войны. Группа армий «Киев» представляла собой пеструю мозаику батальонов, в большей части которых служили пожилые солдаты из ландвера или ландштурма. В течение всего периода немецкой оккупации Украины шел непрерывный процесс переброски отдельных батальонов и даже целых отрядов на Западный фронт. Особенно заметно это стало 8 августа, в тот день, когда события во Франции приняли совсем иной оборот. Только кавалерийские дивизии и артиллерия приближались к стандарту немецких армий, ранее размещавшихся на Русском фронте. Таким образом, заявления о том, что военная оккупация Украины являлась «ошибкой», поскольку она отвлекла значительные силы, которые могли быть с успехом использованы на Западном фронте, не имеют под собой никакой основы. Из всей группы армий «Киев» едва ли удалось бы набрать больше трех-четырех боеспособных пехотных дивизий, а еще меньше — из набранных с миру по нитке пожилых и убогих военнослужащих, составлявших так называемые 8-ю и 10-ю армии.

Австро-Венгрия официально имела на Украине 250 тысяч человек, но истинное число войск было гораздо меньшим. При этом количество дезертиров росло с каждым днем.

С самого начала ведущую роль в Киеве стали играть немцы. Вся власть была сосредоточена в руках командующего группой армий «Киев» фельдмаршала Эйхгорна. В Киев также был прислан генерал Грёнер, который имел репутацию великого организатора (среди его сотрудников находился «загадочный» Майсснер, который позже сыграл определенную роль в окружении президента Гинденбурга и фюрера Гитлера). Представителем министерства иностранных дел Германии был барон Мумм. Вена послала в качестве посла графа Форгаша, который в 1914 г. занимал такой же пост в Белграде и был причастен к событиям, непосредственно предшествовавшим началу войны.

Разногласия среди союзников начались сразу же. Хоффман, находившийся в Ковно, был в курсе всех событий, происходивших в Киеве. Он писал в своем дневнике: «Бесконечные проблемы с австрийцами на Украине. Они проявляют свою обычную подлость, пока им не приставят нож к горлу. Жаль, что итальянцы не наступают». Начались споры по поводу разграничения немецкой и австрийской зон. Роль австрийцев во вторжении на Украину являлась достаточно скромной, поскольку они прибыли слишком поздно, чтобы участвовать в какой-либо операции, за исключением «захвата» Одессы. И все-таки их зона оккупации проходила по всему югу. Соглашение было достигнуто в конце марта. На Черном море австрийцам достались Одесса и Херсон, а немцам — Николаев и Севастополь. Три губернии: Екатеринославская, Херсонская и Подольская — и южный участок Волыни считались австрийской зоной. Таким же образом Крым, который ненадолго попал в руки немцев, отделялся от оккупированных Германией территорий австрийской зоной.

Постепенное продвижение группы армий к Киеву продолжалось. XXII резервный корпус остался на Волыни; XXVII резервный (Саксонский) корпус стоял в Киеве; XLI резервный корпус, форсировав Днепр, занял Черниговскую губернию, а XX армейский — Полтаву. I армейский корпус 20 апреля ушел в Харьков. Генерал Грёнер, которому поручили снабжение армии углем, отдал в мае приказ 21-й пехотной и 2-й кавалерийской дивизиям занять Донецкий угольный бассейн вплоть до границ области войска Донского, где была создана независимая губерния. В то же самое время 212-я пехотная дивизия овладела Мелитополем и северной частью Таврической губернии, а 15-ю дивизию ландвера послали в Крым и Севастополь. К середине мая захват земель был завершен.

Вместе с немецкими войсками в Киев вернулось правительство Центральной рады. В переписке австрийских и немецких военных властей, часть которой впоследствии оказалась в руках большевиков и была опубликована, приводятся любопытные характеристики главных деятелей украинского правительства. Вот что пишет в своих отчетах в Вену начальник австрийского штаба генерал Вальдштеттер о Всеволоде Голубовиче, председателе Совета министров: «Это — красноречивый человек с богатым воображением; чистой воды теоретик, напрочь лишенный характера; ставленник немцев». Любинский, министр иностранных дел, по его мнению, «безбородый юнец, начитавшийся социалистической и революционной литературы, [который находится] полностью под влиянием немцев». Жуковский, военный министр, «кажется мне прорусским; это бывший полковник Генерального штаба, изо всех сил старающийся прослыть среди своих безупречным социалистом и революционером с головы до пят; на самом же деле — немецкая марионетка». Тот же человек дает любопытную характеристику и Грушевскому: «Грушевский — председатель Рады, запуганный трясущийся старикан; его старые кости должны придавать Раде налет благородства, достойный столь августейшего собрания. Он всячески демонстрирует свою преданность немецкому командованию, но не проявляет никакой симпатии к австрийцам». Нет никаких сомнений, что Грушевский к этому времени сильно изменился.

В Раде заседало несколько сот депутатов, которые принадлежали к различным украинским партиям; среди них были национал-демократы, социалисты-революционеры, социал-демократы и социал-федералы. Преобладали сепаратистские тенденции, но среди фракций с четко выраженной социалистической ориентацией можно было заметить скрытую неприязнь и даже враждебность австро-германским властям и послушному кабинету, который они посадили в Киеве. Самыми яркими представителями этих идей стали Винниченко и Петлюра.

После своего возвращения в Киев Рада занялась чисто академической задачей — разработкой Конституции Украины. Оккупационные власти почти не интересовались работой этого «августейшего собрания» и не питали никаких «иллюзий относительно его значимости». Генерал Хоффман писал: «Проблема Украины состоит в том, что Центральная рада опирается только на наши штыки. Как только мы выведем свои войска, ее власть тут же рухнет». Историк Брест-Литовского мира, который тщательно изучил документы того периода, пришел к заключению: «Сепаратистское движение в этой стране не имеет корней, а народ в целом совершенно равнодушен к национальному самоопределению; эту идею навязала ему группа политических мечтателей, чья власть держалась на германских штыках».

Но если Рада оккупационные власти не особо интересовала, они не могли не проявлять интереса к правительству, которое зависело от Рады и по условиям мирного договора взяло на себя обязательство снабжать Германию и Австрию продовольствием и сырьем. Чтобы соблюсти все формальности дипломатического этикета, самый главный пункт договора был сформулирован очень туманно и неопределенно. Пункт 7 гласил: «Заинтересованные стороны берут на себя взаимные обязательства незамедлительно вступить в экономические отношения и организовать обмен товарами на основе следующих условий: до 31 июля текущего года произвести взаимный обмен излишками наиболее важных сельскохозяйственных и промышленных товаров с целью удовлетворения текущих потребностей». Далее утверждалось, что в будущем количество и виды товаров должна была определить специальная смешанная комиссия. О миллионах тонн говорилось лишь в частных беседах между членами делегаций.

Выполнение пункта 7 поручили энергичному и опытному Грёнеру; для этого он создал в Киеве германо-украинское торгово-экономическое предприятие. Эта организация разработала подробный и рациональный план действий. Смешанная комиссия, учрежденная в соответствии с мирным договором, потратила много времени, чтобы определить, какие виды товаров и в каком количестве обязывалась поставлять Украина. Наконец 8 апреля был подписан протокол, ставший специальным приложением к мирному договору, в соответствии с которым Украинская народная республика взяла на себя обязательство отправить в Германию и Австро-Венгрию 1 миллион тонн зерна, 400 миллионов яиц, домашний скот общим весом около 46 тысяч тонн, большое число лошадей, значительное количество угля, марганца, фуража, сахара, сала и т. д. Вскоре после подписания протокола стало ясно, что претворить в жизнь эти теоретические расчеты будет не так-то легко.

Фельдмаршал Эйхгорн отнесся к этому плану весьма скептически, пробормотав, что «проблема заключается в том, что мы должны относиться к этой Украине как к дружественному государству». Но барон Мумм поспешил возразить: «По моему мнению, совершенно необходимо поддерживать представление о том, что Украина дружественная нам и независимая страна; в противном случае мы полностью уничтожим и без того шаткую власть Рады». Генерал Хоффман не особо верил в теоретические планы генерала Грёнера и выразил мнение, что было бы лучше поручить это дело еврейским посредникам. К марту вместо обещанных 300 железнодорожных составов с зерном в Вену прибыл только один поезд, и еще один — в Будапешт. В апреле обстановка несколько улучшилась, но стало ясно, что надежд на получение к концу июля какой-либо значительной части предусмотренных мирным договором товаров не осталось. Немцы поняли, что восторженные делегаты Народной республики сильно преувеличили сельскохозяйственные возможности своей страны. Они имели в виду «потенциальные возможности», но не учли реального положения дел весной 1918 г. В течение всего предыдущего года на Украине происходили крестьянские бунты. Крестьяне разделили между собой землю, а сельская местность кишела вернувшимися домой лишенными каких-либо нравственных устоев солдатами. Покинув фронт, они не имели никакого желания возвращаться к своим мирным профессиям. При таких условиях урожай 1917 г. собрали не полностью, более того, никто не знал, кому он принадлежит. Домашний скот помещиков был в основном уничтожен или угнан зимой 1918 г., когда на Украине появились красногвардейцы. Сахарные заводы стояли. В то же время зажиточные крестьяне быстро научились прятать зерно и другую продукцию: они не хотели отдавать продукты ни немцам, ни большевикам.

В результате этого в течение всего периода оккупации немцам удалось вывезти с Украины лишь 9293 вагона с зерном, 23 195 вагонов фуража, сахара, скота, яиц и других продуктов; 4567 вагонов сырьевых ресурсов (угля, марганца) — в целом 37 тысяч вагонов — под началом торгово-экономического предприятия и 5 тысяч — по «личной инициативе». Тоннаж едва достигал пятой части того, что ожидалось получить до 31 июля 1918 г. И даже то количество, что Германии удалось вывезти, доставили только после того, как Раду сменил гетман Скоропадский. В основном это было сделано в течение трех первых месяцев его правления.

Неудача Рады в «экономическом сотрудничестве» с германцами стала причиной ее падения. Когда немцы пришли на Украину, их инспекция складов не только выявила относительную скудость запасов, но и удручающее состояние украинской экономики на тот момент. Усадьбы помещиков были почти полностью уничтожены, а землю крестьяне присвоили себе. Однако этот акт захвата не получил одобрения закона, поскольку Рада не успела создать свой новый Земельный кодекс. Для командования группы армий «Киев» была важна практическая, а не юридическая сторона вопроса. Фельдмаршал Эйхгорн издал Приказ украинскому населению, в котором требовал возобновить сельскохозяйственное производство «в максимальном объеме». Урожай должен был принадлежать тем, кто пахал и сеял, будь то законный владелец земли или крестьянин, который ее захватил. Если крестьянин не сумел засеять землю, это должен сделать землевладелец, и крестьянин не имел права чинить ему препятствия. Лица, виновные в неповиновении этому приказу, должны были привлекаться к суду и наказываться не украинским гражданским судом, а военным трибуналом оккупационных властей.

Этот приказ вышел без ведома Рады; она узнала о нем только через две недели. Немецкие власти хорошо понимали, что приказ Эйхгорна вызовет недовольство среди крестьян и многочисленных групп в самой Раде. Однако все это оказалось подходящим предлогом для того, чтобы покончить с правительством, доказавшим свою неспособность к «экономическому сотрудничеству».

Один месяц управления страной ясно указал оккупационным властям на единственный слой населения, который сумел бы помочь им быстро и эффективно осуществить план генерала Грёнера. Не требовалось большой проницательности, чтобы увидеть, что запасы сахара, растительного масла и спирта в крупных усадьбах, где помещики имели заводы, намного превышали запасы, накопленные крестьянами. Более того, изымать зерно у крестьян, виновных в том, что они совсем недавно обчистили соседские амбары, оказывалось непростым делом. Либеральное правительство Рады не отказалось санкционировать создание Союза землевладельцев, который предлагал организовать защиту своих интересов. Конечно же этот союз пришлось назвать в духе времени — Союз хлеборобов, но он включал в себя не только зажиточных крестьян, владевших 20–30 гектарами земли, но и многих представителей среднего класса и даже аристократов. Этот союз имел достаточно «демократический» характер, чтобы не провоцировать радикальное большинство Рады, но при этом поддерживал тесные связи с русскими консервативными кругами, чье влияние начало ощущаться в Киеве.

Условия советско-украинского «мира» все еще обсуждались, но перемирие, навязанное немцами, оставалось в силе. Это позволило представителям высших классов российского общества покинуть Петроград и Москву и уехать на Украину. Кроме того, после беспорядочной демобилизации в Киеве скопились тысячи русских офицеров, которые, конечно, не торопились возвращаться домой, опасаясь попасть «в руки Советов». В апреле 1918 г. Киев представлял собой странную картину. Столица Украинской народной республики имела все признаки крупного города, жившего активной и даже бурной жизнью, благодаря большому числу российских и иностранных «гостей». За исключением вывесок на некоторых магазинах, написанных по-украински, да живописной формы полков Рады, не было никаких признаков «начала новой жизни». По-украински говорили только в правительственных учреждениях и на заседаниях Рады. Этот официальный язык, привнесенный из Галиции, с трудом понимали жители Русской Украины.

Среди членов Союза хлеборобов и беженцев с севера командование группы армий «Киев» легко отыскало подходящего человека, который смог бы возглавить администрацию, способную заменить собой Раду.

Генерал Павел Скоропадский имел особое преимущество — был потомком дружелюбного и покладистого гетмана, которого Петр Великий выбрал на смену Мазепе. Будучи офицером кавалергардского полка, он отличился во время войны: сначала как командир гвардейской бригады, а потом — как командующий гвардейской дивизией. Он украинец по происхождению, принадлежал к богатой и именитой семье. Кроме того, генерал Скоропадский, наделенный определенным честолюбием, был вовсе не против сыграть важную политическую роль, даже если она будет трудной. Он имел связи в Союзе хлеборобов и установил отличные отношения с немецким командованием, которое решило назначить его «главой государства», когда наступит подходящий момент. И это произошло, когда Рада наконец узнала о приказе фельдмаршала Эйхгорна и крестьянские бунты, спровоцированные приказом, охватили южные районы Киевской и Полтавской губерний. Члены Рады пребывали в состоянии возбуждения; не только Петлюра и экстремисты требовали сопротивляться действиям немцев, но и некоторые члены кабинета министров, включая Любинского, этого неисправимого красноречивого «студента» Брест-Литовских переговоров. Немецкое командование хорошо знало о настроениях в Раде и 24 апреля подписало официальное соглашение со Скоропадским. Людендорф одобрил выбор «человека, с которым можно иметь дело». В тот же день Рада объявила приказ фельдмаршала Эйхгорна незаконным и несуществующим. Два дня спустя во время заседания Рады в зал вошел отряд немецких солдат под командованием офицера, который отдал короткий приказ: «Руки вверх!» Разъяренных депутатов обыскали, нет ли у них оружия, а потом распустили по домам, за исключением нескольких человек — в их число попали некоторые министры кабинета, сразу же арестованные немцами. На следующий день во время заседания Союза хлеборобов Павел Скоропадский был провозглашен гетманом Украины.

Скоропадский пробыл гетманом около четырех с половиной месяцев и оставил пост, когда немцы покидали Украину. Этот период можно разделить на этапы: первый — до середины августа, второй — до конца ноября.

В течение первого этапа немцы решили, что их маневр увенчался успехом, особенно в июле, когда поставки зерна и угля стали осуществляться быстро и своевременно. Опять же, немцам удалось получить тысячи лошадей, в которых они отчаянно нуждались, не столько для кавалерии, сколько для артиллерии и транспорта. В Берлине и Вене вновь появился хлеб, кроме того, можно было купить немного мяса и сахара. Правительство Скоропадского оказалось гораздо более способным, чем прежние министры, возможно по той причине, что гетман не заботился об идеологии. Министр иностранных дел Дорошенко не был перегружен работой, но у энергичного министра внутренних дел Игоря Кистяковского и министра торговли Гутника дел было по горло. Берлин и Вена предоставили новому правительству сумму, соответствовавшую 400 миллионам карбованцев (около 300 миллионов марок), выпущенных гетманом. По этой причине карбованец пользовался гораздо большим доверием, чем «бумажки» Рады. А тем временем «настоящий генерал» Рагоза, ранее командовавший 4-й русской армией, взял на себя задачу создания армии гетмана. В нее свободно зачислялись не только офицеры украинского происхождения, но и офицеры со всей России.

Историк Брест-Литовского мира Уилер-Беннет справедливо отмечал, что в июне 1918 г. «Украина стала на короткое время буржуазной Меккой, куда стекались тысячи беженцев из Советской России». Киев быстро потерял даже «оттенок украинизма», который он имел при Раде. Барон Мумм, немецкий министр-резидент, был очень огорчен таким ходом событий. Он писал Грёнеру: «Я пытался настаивать в беседе с председателем Совета министров Лизогубом, что немецкое правительство желает, чтобы у его кабинета было больше национального колорита». Мумм оказался не особенно доволен произошедшим переворотом, поскольку военные не спросили его мнения и даже не потрудились известить о нем заранее. В другом отчете Мумм изложил свои подозрения, касавшиеся того, что гетманское правительство имело «прорусскую ориентацию», но добавил, что это не стоило воспринимать слишком трагически, поскольку оно находилось под контролем не только его, но и немецкого штаба. Австрийское командование, которое не любило гетмана за его «независимый тон в отношениях с Веной», тоже обвиняло Скоропадского в прорусских настроениях. Откуда ни возьмись появились компрометирующие документы, согласно которым гетман в июле 1914 г. отвергал существование украинской нации, а в июле 1917 г., как полагали, назвал Киев «центром российской, а не украинской, культуры». Он был также повинен в поддержке идеи объединения всех русских земель в федеральное государство. Тем не менее положение гетмана оставалось тогда очень прочным, поскольку он располагал поддержкой военного командования, совсем не интересовавшегося идеологической стороной украинского вопроса.

Барон Мумм и австрийцы были, конечно, недалеки от истины в своих взглядах на правительство Скоропадского. Гетман и члены его кабинета, даже будучи украинцами по происхождению, не склонялись к сепаратизму. Они только «терпели» отделение Украины от России, поскольку последняя находилась в руках Ленина и Троцкого. В это время Киев не только мечтал о скором падении большевиков, но и не сомневался, что отличные отношения, сложившиеся у гетмана с немецким командованием, станут залогом того, что Германия поможет восстановить в России монархию.

Украинские и русские консерваторы в Киеве оказались не единственными, кто ждал начала германского похода на Москву. Успех немецкого наступления во Франции весной 1918 г. убедил русские фракции в том, что германская мощь несокрушима. Даже Павел Милюков, приверженец Тройственного союза (Антанты), вступил в Киеве в контакт с немецким командованием с помощью украинского премьера Лизогуба, членом партии кадетов. Но немцы «стояли там, где стояли», и даже убийство германского посла в Москве графа Мирбаха не привело к высылке из Берлина советского представителя Иоффе, чей персонал в это время пропагандировал коммунизм, пользуясь своим иммунитетом.

А в это время на Дону сложилась любопытная ситуация. Немцы признали донского казачьего атамана генерала Краснова главой сепаратистского государства. На севере атаман воевал с большевиками, а на юге сотрудничал с Добровольческой армией, которую в ту пору формировал генерал Деникин — протеже держав Антанты как союзников императорской России. Скоропадский, несмотря на свою зависимость от немцев и стремление Германии расположить к себе советское правительство, сумел при попустительстве немецких офицеров помочь Краснову, а через него и Деникину войсками и припасами.

Летом обстановка на Украине серьезно ухудшилась. Немецкие и австрийские войска, измотанные войной и непрерывными стычками с анархистами и революционерами в селах, были близки к деморализации. В начале августа, после катастрофы на Западном фронте, в немецких войсках началось брожение, однако беспорядки в армии вспыхнули только в октябре в Кракове, когда некоторые батальоны отказались от переброски на Западный фронт.

Официальный германский источник в 1936 г. опубликовал с предисловием генералов Бломберга и фон Бека описание постепенной деморализации оккупационных войск на Украине. Полицейские функции, которые пришлось выполнять немецким войскам, подрывали их боевой дух. Солдаты, занимавшиеся сбором продовольствия, подвергались большим соблазнам: «Процветали незаконная торговля и спекуляция, и военным властям было все труднее с ними бороться, поскольку войска оказались разбросаны по огромной территории и необходимо было обслуживать большое число мелких постов. Поведение отдельных немецких отрядов подрывало престиж оккупационных войск в глазах местного населения. Даже разрешенная торговля, целью которой являлась отправка солдатами домой посылок с едой, приводила к нежелательным контактам с населением — особенно с евреями, которые держали большую часть торговли в своих руках. Евреи часто являлись распространителями большевистской пропаганды».

Тот же самый источник дает мрачное описание правительства гетмана: «К сожалению, гетман Скоропадский управлял Украиной только потому, что опирался на немецкие штыки. Его правительство не имело ни необходимой власти, ни энергии, чтобы принять жесткие меры для восстановления законности и порядка в стране. Большинство населения не доверяло ему по причине его монархических пророссийских тенденций и поддержки крупных землевладельцев. Население выступало либо за республику и дружбу с Антантой, либо просто за большевиков. Крестьяне требовали прежде всего решить аграрную проблему, но гетманское правительство не могло взять это на себя. Судя по началу, сформировать гетманскую армию было вряд ли возможно. Было слишком много офицеров и слишком мало солдат — особенно мало тех солдат, которые позже оказались благонадежными».

Уже в апреле, незадолго до падения Рады, крестьянские восстания охватили Киевскую и Полтавскую губернии. Это был ответ крестьян на экспедиции за продовольствием. При Скоропадском выполнение приказа Эйхгорна происходило в более жесткой форме — с помощью немецких отрядов, но оно привело к чрезвычайно опасным моральным последствиям не только для оккупационных войск, но и для украинского правительства. Помещики неоднократно обращались к гетману с просьбой восстановить их права собственности и порядок в их владениях, но тот, не имея надежной полиции и армии, вынужден был обращаться за помощью к оккупационным властям. Ему посылали немецкие войска, поскольку интересы землевладельцев и немецкого командования совпадали. Среди крестьян оказалось много бывших солдат, которые покинули фронт, но прихватили с собой винтовки. Иногда звучали выстрелы, но за ними тут же следовали кровавые расправы или, по крайней мере, аресты и военные трибуналы. Нет ничего губительнее для любого правительства, чем «наводить порядок» с помощью иностранных войск. Через два-три месяца сельское население, включая наиболее зажиточных крестьян, было едино в своей ненависти к гетману и немцам. Атаки на мелкие германские посты, охранявшие железнодорожные станции, мосты и депо, участились. Немецкие солдаты гибли от выстрелов из-за угла или удара ножом. Эти случаи вызывали у оккупантов страх и ярость не столько против местных жителей, сколько против своих же собственных командиров. Гетманское правительство способствовало «революционизации» Украины и, косвенно, самой оккупационной армии.

Действия Эйхгорна и Скоропадского в некоторых австровенгерских кругах подвергались критике. Австрийцы были недовольны тем, что во главе Украины будет стоять русский генерал, а не австрийский князь. Они также с подозрением отнеслись к планам, которые вынашивали немцы в отношении Украины, поскольку считали, что эта территория должна входить в сферу влияния Габсбургов. 13 июня генерал Вальдштеттер писал в секретном отчете в Вену, что «Германия преследует на Украине определенные экономические и политические цели. Она хочет постоянно держать открытым безопасный путь на Месопотамию и Аравию через Баку и Персию. Путь на Восток идет через Киев, Екатеринослав и Севастополь, а оттуда — к Батуму и Трапезунду». Чуть позже главнокомандующий австро-венгерскими войсками генерал Краус доложил правительству: «С одной стороны, немецкое командование сознательно поддерживает монархическое движение, а с другой — германский министр-резидент Мумм делает все, чтобы деморализовать Украину. В целом оно хочет изолировать от нас как консервативные, так и левые элементы и усилить свое собственное влияние». Мумм, в свою очередь, жаловался на австрийцев в Берлин: «Они пытаются добиться от киевского правительства полной независимости той части Украины, которая занята австро-венгерскими войсками».

Каковы в действительности были планы Германии на будущее Украины в течение лета 1918 г., неизвестно. Верховное командование не заглядывало так далеко вперед, справедливо полагая, что будущее Украины решалось на полях сражений во Франции. Когда в августе Людендорф перестал верить в окончательную победу Германии, он потерял интерес и к Украине. Конечно, в тех кругах, которые изучали политические и экономические проблемы войны (типичным их представителем являлся известный экономист доктор Рорбах, посетивший Киев), обсуждались теории, «навсегда» связывавшие судьбы Украины и Германии. Император Вильгельм II в своем послании атаману донского казачества генералу Краснову изложил свои взгляды на будущее России: «Ее нужно будет поделить на четыре независимых государства — Украину, Юго-Восточный Союз, Центральную Россию и Сибирь». Кстати, эти взгляды были очень далеки от идеи «единой и неделимой России», которые, как надеялись ее адепты, разделял с ними и император Германии.

В сентябре Вильгельм II принял в своем штабе в Спа гетмана Скоропадского со всеми почестями, которые полагаются «главе независимого государства». Этот визит, однако, не прибавил гетману популярности.

Эйхгорна, Скоропадского и Мумма также критиковали генерал Хоффман и доктор Рорбах. По их мнению, политика Эйхгорна, поддержанная Людендорфом, толкала Украину назад в объятия России. Однако эти критики не заметили гораздо более грозной угрозы — присутствия в Киеве советской делегации с Раковским или Мануильским во главе, которая явилась туда под предлогом проведения мирных переговоров Советов с правительством гетмана. Профессор Могилянский писал в мемуарах, что украинское Министерство внутренних дел «располагало многочисленными документами, которые с абсолютной определенностью свидетельствовали о том, что большевистская делегация в Киеве проводила на Украине большевистскую пропаганду и потратила миллионы на организацию забастовок на железной дороге и армейские бунты. В начале сентября министр внутренних дел доложил Совету министров о том, что немцы чинят на его пути препятствия, когда встает вопрос об арестах большевиков, хорошо известных своей деятельностью, и даже потребовали освободить тех, кто уже был арестован».

30 июля фельдмаршала Эйхгорна убил украинский террорист, но это не заставило немцев изменить осторожную и даже примиренческую политику, которую они проводили по отношению к Советам. В то же самое время преемник фельдмаршала, генерал Кирбах, не обладал его влиянием и не имел того престижа, который был необходим, чтобы противостоять сомнительным интригам барона Мумма. Последний продолжал отношения (непосредственно через германское консульство) с представителями Рады. Он настаивал на том, чтобы правительство гетмана освободило Симона Петлюру и других арестованных политиков.

Пристально наблюдая за падением популярности гетмана среди крестьянства и поощряя его, представители украинских социалистических партий объединились в Национальный союз, главой которого был избран Винниченко. Когда это произошло, Союз, действуя через немецкие власти, попытался внедрить нескольких своих членов в правительство. Барон Мумм, очевидно, сильно сомневался в прочности положения Скоропадского. Наконец, министерство иностранных дел Германии, убежденное отчетами Мумма, послало ему 10 октября категорическое требование поддержать Национальное украинское движение и «украинизировать» правительство.

Однако в октябре стало совершенно очевидно, что австро-венгерская оккупация не продержится и нескольких недель. В тот месяц в разных местах Габсбургской империи вспыхивали национальные восстания, и древняя дунайская империя оказалась на грани распада. Когда весть об этом достигла австро-венгерских войск на Украине, армию охватило неукротимое стремление немедленно вернуться домой. Официальный немецкий источник описывал, как в начале ноября беспорядочные толпы австрийских солдат, кто на поездах, а кто и пешим порядком, продвигались на запад, по пути продавая местному населению оружие и боеприпасы; «полк, состоявший из итальянцев, арестовал своего командира и штаб армейского корпуса и объявил их военнопленными».

Немцы спешно перебросили 7-ю дивизию ландвера (Вюртембергскую) в Одессу, чтобы очистить город от мятежных австрийских солдат. Но офицерам германской оккупационной армии не пришлось долго ждать, чтобы тоже испить эту горькую чашу. 9 ноября по радио сообщили, что император Вильгельм II отрекся от престола, на следующий день германцы узнали, что Эберт сформировал правительство и солдаты избирают депутатов в Советы, а 11 ноября — что на Западном фронте объявлено перемирие.

Встал вопрос о немедленной эвакуации немецких войск, и стало ясно, что это вызовет немалые трудности. Львов захватили галицкие украинцы; Люблин и Варшаву — поляки. Никто из них не желал пропускать поезда. Действовала только одна железнодорожная ветка: Киев — Ковель — Брест-Литовск — Белосток.

Известие о крахе германского фронта на Западе и грядущей эвакуации немцев с Украины стало сигналом к действию для украинского движения, выступавшего против правительства гетмана. 20 ноября, во время уличных беспорядков в Киеве, было убито 20 человек. Вся украинская дивизия объявила себя врагом гетмана и двинулась маршем из Конотопа на Киев, но ее остановили немецкие войска. Около Харькова появились крупные соединения «красных». Вся Новороссия кишела бандитами, которые вооружались тем, что оставили после себя австрийцы. И это оказалось только началом.

Основные политики Национального союза тоже были начеку, и каждый из них действовал по своему разумению. Винниченко сформировал Директорию из пяти членов, принадлежавших к различным украинским социалистическим партиям, а Петлюра поспешил в Белую Церковь, где с легкостью поднял мятеж против гетмана в знаменитом полку, который носил романтическое название «Ружья Запорожской Сечи» и в который набирали в основном русских военнопленных из Раштатта, получивших «специальное образование в украинском духе».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.