Разлом: большевики на краю пропасти

Разлом: большевики на краю пропасти

Лето 1918 г. стало для нашей страны временем судьбоносных испытаний. Тлевшие на окраинах государства очаги военной интервенции сливаются в единое пламя, перекидываются в центральные районы страны, и утихшая было Гражданская война разворачивается с новой силой. Единое рабочее движение дробится на несколько потоков. Наиболее массовыми и упорными в те годы являлись выступления рабочих против интервентов и различных антибольшевистских правительств. Сегодня историки не склонны упрощать взаимоотношения между рабочими и антибольшевистскими режимами. Новейшие исследования показывают, что многие лидеры Белого дела пытались наладить сотрудничество с профсоюзами и другими рабочими организациями. В свою очередь, немалое количество деятелей рабочего движения с готовностью поддерживали укрепление антибольшевистских сил, будь то в Сибири, на Урале или Украине. Вместе с тем антибольшевистские правительства стремились решать рабочий вопрос на принципах, сформулированных еще в период Февральской революции, а значит; на тех принципах, которые в конечном итоге были отвергнуты большинством рабочих еще в октябре 1917 г. Это вызывало у многих рабочих естественный протест и объективно играло на руку большевикам.

Важнейшим регионом рабочего протеста в период Гражданской войны становится Сибирь. Ощутимые неприятности доставляли белым властям Сибири железнодорожники. Осенью 1918 г. к примеру, прошла мощная забастовка путейцев Красноярска, которая была поддержана участниками 1 Всесибирского съезда профсоюзов, состоявшегося в Томске 5—14 октября. Красноярские железнодорожники и присоединившиеся к их акции протеста рабочие других профессий требовали восстановить действие декрета СНК о 8-часовом рабочем дне, повысить размер оплаты труда, вернуть на работу всех уволенных за поддержку советской власти, освободить из тюрем всех рабочих и красногвардейцев. Правительство Сибири разогнало профсоюзный съезд и расстреляло бастовавших железнодорожников. После установления колчаковской диктатуры многие рабочие организации переходят на нелегальное положение, продолжая устраивать массовые акции протеста. Так, когда в конце 1918 г. Колчак повел наступление против Красной армии, в Омске профсоюзы железнодорожников, строителей и транспортных рабочих подняли мощное восстание. При его подавлении колчаковцы расстреляли более 1000 рабочих, многие уцелевшие были брошены в тюрьмы. Жестоко расправился Колчак и с восстанием шахтеров в Кольчугине, вспыхнувшем в начале апреля 1919 г.: было расстреляно 400 рабочих и еще 200 крестьян из окрестных деревень, примкнувших к восстанию. Но и жестокие расправы не смогли стабилизировать тыл колчаковских армий. В мае 1919 г. забастовочная борьба развернулась в Сибири и на Дальнем Востоке с новой силой. В частности, первомайские забастовки и демонстрации рабочих состоялись в Омске, Иркутске, Томске, Новониколаевске и других городах.

Активную наступательную позицию занимали рабочие Юга России. Многочисленные экономические и политические стачки под руководством профсоюзов протекали в 1919 г. в Харькове, Николаеве, Таганроге, Екатеринославе. Нередко профсоюзы становились своеобразным прикрытием для большевистского подполья, поддерживали нелегальные контакты с Москвой. По сведениям контрразведки белогвардейцев Крыма, в 1920 г. крымские рабочие готовили целый ряд политических забастовок на севастопольских и симферопольских заводах, которые могли перерасти в вооруженное восстание. Расследование подпольной деятельности рабочих организаций Крыма велось по инициативе печально известного своей жестокостью генерала Я.А. Слащова, ставшего прототипом генерала Хлудова, одного из персонажей драмы Михаила Булгакова "Бег". В действиях против рабочих Слащов вполне подтвердил свою репутацию палача: организаторы стачек, активисты рабочего подполья были приговорены к расстрелу, а печатный орган крымских профсоюзов "Прибой" закрыт.

Ширился рабочий протест и на севере страны — в Мурманске и Архангельске. Действовавшие в Северной России интервенты самым решительным образом пресекали все рабочие выступления; Советы, профсоюзы и другие рабочие организации были разгромлены. Всего за один только год господства англо-американских войск (с августа 1918 по август 1919 г.) в Северной России, где проживало немногим более 400 тыс. человек, через тюрьмы прошло 30 тыс. арестованных, из которых 8 тыс. были расстреляны, еще около тысячи человек умерли от ран, болезнен и бесчеловечного обращения. И тем не менее в мастерских, портах, на железных дорогах рабочие устраивали акции протеста, занимались саботажем, дезорганизовывали работы, срывали ремонт и отправку паровозов, вагонов, кораблей.

Рабочий протест подрывал устойчивость белых режимов, приближал их распад и гибель. В этом смысле нельзя не признать правоту прежней, советской историографии, уделявшей немалое внимание массовым выступлениям рабочих против белогвардейцев и поддержавших их интервентов, поскольку рабочий протест на территориях, где существовали антибольшевистские правительства, на протяжении всей Гражданской войны имел существенный размах и сыграл важную роль в общей победе большевиков. Вместе с тем историки прежних лет подчас "забывали", что разного рода трудовые конфликты и массовые выступления рабочих происходили в 1918–1921 гг. и там, где существовала советская власть.

В тех же случаях, когда о рабочем протесте в красном тылу все же вспоминали, его стремились приуменьшить, объявить делом рук разного рода контрреволюционеров и соглашателей. Спору нет, рабочий протест в Советской России не имел таких масшта-бон и судьбоносного значения, как на белых территориях; часто во главе протестных акций рабочих действительно оказывались правые и левые эсеры, меньшевики, анархисты, а то и черносотенцы. Но это не отменяет того факта, что и на советских территориях протестное движение рабочих играло немаловажную роль, и что большевикам приходилось постоянно прислушиваться к настроениям в рабочих окраинах. На процессах и закономерностях, определявших лицо рабочего антибольшевистского протеста в те годы, мы и остановимся подробней.

Специфику рабочего протеста в Советской России с лета 1918 г. по март 1921 г. определяла не только Гражданская война, но и проводившаяся большевиками в этот момент экономическая и социальная политика, вскоре после своего завершения получившая название "военного коммунизма". Военный коммунизм представлял собой сплав романтизма и практицизма столь причудливый, что историки по сей день не пришли к единому мнению, чего же в нем было больше. Многие лидеры большевизма были заражены утопическими идеями Платона, Томаса Мора и Кампанеллы, рядовые партийцы вдохновлялись громкими именами Стеньки Разина и Пугачева, прочно жившими в народном сознании. Но простым людям, обывателям необходимо было иметь теплый кров, пропитание, минимум безопасности. Поэтому практическая составляющая военного коммунизма должна была присутствовать во всех самых революционных начинаниях большевистской верхушки. И сводилась она к двум важнейшим пунктам — сохранить от полного разрушения тяжелую промышленность и сохранить от полного вымирания рабочий класс. Вряд ли многие лидеры большевиков понимали это, а кто понимал, маскировал свои взгляды коммунистической риторикой, но такую же политику должно было бы проводить любое правительство, окажись оно у власти в России в тот момент: и советское, и буржуазное, и царское, в случае реставрации монархии. Только тяжелая промышленность и квалифицированные рабочие, способные поддерживать и развивать ее, оставляли перед страной надежду на выживание и возможное возрождение в будущем.

Тем самым все мероприятия в рамках политики военного коммунизма так или иначе должны были учитывать насущные чаянья рабочих, исходить из задачи удовлетворения их потребностей. Но проблема состояла в том, что в условиях голода и разрухи долгосрочные интересы страны, да и отдельного класса часто не совпадают с текущими потребностями простых людей, маленького человека. Задача правительства сводилась почти к неразрешимой задаче — учесть и отразить в своей повседневной политике и то и другое, а при этом еще и убедить большинство своих граждан, что обрушившиеся на страну трудности носят временный характер и ради "прекрасного завтра" нужно терпеть ужасное сегодня. Ясно, что в такой сложнейшей ситуации были возможны и ошибки, и преступления, возникшие на почве злоупотребления властью. Конец 1918 — начало 1921 г. становятся временем стремительного разрушения всех отраслей промышленности: уже в 1919 г. из-за отсутствия хлопка почти остановилась текстильная отрасль. В том же 1919 г. в стране потухли все домны. Россия фактически не производила металлов, а жила имевшимися запасами. В начале 1920 г. удалось задуть 15 доменных печей, и они дали лишь 3 % металлов, выплавлявшихся в царской России накануне войны. По добыче нефти и угля Россия была отброшена еще дальше — к 90-м гг. XIX в. В целом же по сравнению с "эталонным" 1913 г. промышленное производство упало в 7 раз. Происходит ухудшение жизненного уровня рабочих, падает их продовольственное снабжение к примеру, за первые три месяца 1919 г. суточный хлебный паек рабочих в Ярославской губернии составлял 0,6 фунта; в Рязанской — от 0.17 до 0,91 фунта; в Московской — от 0,14 до 0,53 фунта. В Москве в 1919 г. средний рабочий получал паек калорийностью 336 калорий, в то время как суточная физиологическая норма составляет 3600 калорий. Резко сокращается численность рабочих вследствие бегства в деревню и мобилизации в Красную армию: если в 1918 г. фабрично-заводских и горнозаводских рабочих насчитывалось 2,5 млн, то к 1920 г. их осталось всего 1,5 млн человек. На таком фоне и происходит развитие прелестного движения на территориях, оставшихся подконтрольными большевикам.

Наиболее массовые и активные протестные выступления рабочих в Советской России в годы Гражданской войны и военного коммунизма происходили в Петрограде. Так, по данным Истпрофа, 63 % из зарегистрированных в 1919 г. стачечников являлись рабочими Петрограда. Это совсем не случайно. Жизненный уровень петроградских рабочих продолжал падать. Если принять заработок квалифицированного рабочего-петербуржца в 1913 г. за 100 %, то при Временном правительстве он получал уже 81,6 %, в 1919—20,8 %, а в 1920 — лишь 9,6 % от прежнего уровня. Снижение заработка рабочих в тот период наблюдалось, конечно, повсеместно. Но к этому добавлялись и другие причины, в других пролетарских центрах не существовавшие. Рабочие Петрограда, к примеру, как и все питерцы, остро переживали потерю их родным городом столичного статуса. В годы Гражданской войны питерцы неоднократно поднимали вопрос о возвращении столицы из Москвы в город на Неве, добивались предоставления Питеру хотя бы части столичных функций. И надо признать, что потеря столичного статуса имела не только моральные, но и вполне материальные последствия: приоритет в снабжении теперь получала Москва, и все проблемы, вызванные Гражданской войной, Петроград, привыкший при царской власти совсем к другому, переживал гораздо острее.

Свою лету в разжигание недовольства рабочих вносила своим поведением и городская верхушка. Во главе питерских большевиков волею судеб оказался главный оппонент В.И. Ленина в момент Октябрьского переворота Г.Е. Зиновьев. Человек взбалмошный и жестокий, Зиновьев страдал главным пороком вознесенных к вершинам власти ведьмож — двуличием. Призывая петроградских рабочих работать во благо революции за скудную продуктовую норму, часто снижавшуюся до одной восьмушки хлеба, себе и своему окружению Зиновьев не отказывал ни в чем. Один из современников революции, Ю. Анненков, позднее вспоминал: "Григорий Зиновьев, приехавший из эмиграции худым как жердь, так откормился и ожирел в голодные годы революции, что был даже прозван Ромовой бабой". Рабочие подмечали царившие в городе безобразия, делали из них выводы. А рабочие в Петрограде были не чета рабочим остальной России, и вовсе не случайно славились своими демократическими и революционными традициями. Не приходится сбрасывать со счетов и то, что в годы Гражданской войны Петроград являлся одновременно и приграничным, и прифронтовым городом, что тоже подпитывало нестабильность политических настроений его жителей.

Впрочем, рубеж 1918–1919 гг. в Петрограде выдался сравнительно спокойным. Начало Гражданской войны, пусть не покажется это странным, принесло многим петроградским рабочим некоторое облегчение. Город, большинство предприятий которого выпускали военную продукцию, немного ожил. Стремительно пошла на спад безработица. Появились новые заказы с твердым государственным финансированием, а значит — надежда на стабильный заработок. Но война есть война, и очень быстро вызванный ею позитивный эффект прошел, а долгосрочные разрушительные последствия заявили о себе во весь голос. Главной головной болью рабочих Петрограда становится продовольственный вопрос. Хлеб становится кровью города. Нехватка его приводит город к мучительным судорогам, острым социальным и политическим конфликтам, а поступление хлеба в город сразу же понижает накал противостояния. Как это было и год, и два года назад, продовольственный вопрос начинает обостряться в Петрограде в феврале 1919 г. Заметных волнений в этот период в городе не происходит. Отдельные забастовки, такие как на Александровском заводе, к серьезным последствиям не приводили. Тем не менее настрой рабочей массы меняется. Появляются апатия, равнодушие, чувство отчужденности и глухой враждебности по отношению к советским властям. Народ, в прямом смысле этого слова, безмолвствовал, и, как всегда, это не предвещало властям предержащим ничего хорошего.

Искрой, взорвавшей относительное спокойствие города, становится трудовой конфликт на Путиловском заводе, подогретый вмешательством в него левых эсеров. За два дня до годовщины начала Февральской революции, 6 марта 1919 г, на заводе начинается забастовка. На своем общем собрании рабочие-путиловцы выдвигают требования: 1) привлечь к государственному управлению и к организации продовольственного дела опытных специалистов, невзирая на их политическую принадлежность; 2) разрешить свободный провоз продуктов; 3) повысить тарифные ставки. Особое внимание обращает на себя требование увеличить рабочим хлебный паек — путиловцы настаивали, чтобы это было сделано без уменьшения существовавшей на тот момент нормы выдачи хлеба для остальных горожан. Для предъявления своей позиции властям, рабочие направили делегацию в Смольный Не на шутку перепуганные большевистские комиссары поторопились арестовать рабочую делегацию, а Зиновьев кинулся на Путиловский завод агитировать за прекращение забастовки. Но возмущение рабочих нарастало, и по прибытии на завод Зиновьев сам оказался фактически под арестом: под нажимом рабочих он пообещал выпустить их арестованных товарищей. Беспорядки на заводе продолжились 8 и 9 марта. Путиловские рабочие не хотели, чтобы их считали контрреволюционерами и оппозиционерами, поэтому митинги в эти дни на заводе проходили под прикрытием профсоюзной организации и заводского комитета, а выдвинутые требования отличались своей умеренностью. С крепя сердце власти пообещали к 12 марта "одарить" рабочих повышенным (как он называется в документах — "бронированным") пайком. На том волнения и закончились, но, как оказалось, ненадолго.

Однако гром все-таки грянул. От сравнительно умеренных претензий к местным властям путиловцы вскоре перешли к осуждению "диктатуры ЦК партии большевиков", якобы предавшей интересы рабочих и заветы Октябрьской революции. Причиной стала нерасторопность Зиновьеве кого руководства, не поспешившего своевременно доставить обещанный повышенный паек. Ответом стала активизация и одновременная политизация протеста рабочих-путиловцев. Ситуацией сумели воспользоваться радикалы из городской левоэсеровской организации. Их представитель был избран председателем общего рабочего собрания, состоявшегося на Путиловском заводе 13 марта. На собрании выступили представители и других оппозиционных партий, в частности, Н.Н. Глебов-Путиловский, в прошлом один из видных лидеров Чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов. По своему обыкновению, он призвал рабочих не допускать раскола в своих рядах и к объединению "всех разумных социалистических сил в единый социалистический строй". Итогом собрания стала резолюция, внесенная на голосование Глебовым. В ней помимо экономических требований имелись и политические. В частности, рабочие Путиловского завода требовали снять "заградительно-грабительские кордоны", ввести вместо прежней системы заготовки продовольствия закупку хлеба через кооперацию, а заодно установить рабочий контроль за распределением продуктов, но теперь уже не над капиталистами, а над государственными органами, потерявшими доверие масс. Особенно резким оказался пятый пункт резолюции: "Мы требуем, — звучало в нем, — полной политической амнистии и немедленного освобождения из тюрем, застенок и чрезвычаек всех людей, брошенных туда за свои убеждения и за свободное их распространение". Важное звучание имел и следующий, шесток пункт резолюции, в котором очерчивались контуры будущего государственного устройства: "… мы требуем отказа, как в области экономического строительства, так и в области политического управления, от узкого и фракционного недоверия к широким народным массам… требуем создания единого социалистического фронта и привлечения к социалистическому строительству всей трудоспособной революционной демократии".

Выступление путиловцев всколыхнуло рабочих других петроградских заводов. Большевистские власти обвиняли в эскалации напряженности в городе левых эсеров. Органы ВЧК имели агентурную информацию, согласно которой ПЛСРИ на своей конференции Северной области еще 20 января 1919 г. решила активизировать подпольную деятельность, в том числе одобрила применение террора по отношению к большевикам. И вот в начале марта 1921 г. активистами партии были предприняты попытки сорвать работу на предприятиях Нарвского, Петергофского и Московско-Заставского районов Петрограда. Трагический инцидент произошел в Рождественском трамвайном парке. Левый эсер Чуев, выступая перед его рабочими, призвал к свержению диктатуры Совнаркома. Местный рождественский райсовет, понимая, что теряет контроль над ситуацией, для ареста левоэсеровских агитаторов направил туда вооруженный отряд, но, прибыв на место, представители власти встретили неожиданный отпор; завязалась перестрелка, в которой было ранено 9 красноармейцев. Стремясь дискредитировать левых эсеров, 13 марта Петросовет обратился с воззванием к рабочим города, матросам и красноармейцам. В нем отмечалось, что "кучка белогвардейцев, называющих себя левыми эсерами, ходит по некоторым фабрикам и заводам, изображая себя "делегацией Путиловского завода"". "Финские белогвардейцы, — утверждали авторы документа, — затаив дыхание, ждут, чтобы провокация левых эсеров удалась. Тогда они попытаются броситься на Питер, чтобы расстрелять каждого десятого рабочего. Эстонские белогвардейцы в Нарве потирают руки от удовольствия по поводу провокации левых эсеров и ждут не дождутся, чтобы иудина работа левых эсеров облегчила им натиск на Петроград". Не скупилась большевистская листовка и на рецепты, как рабочим нужно себя вести, в ней говорилось: "Левые эсеры — последний отряд буржуазии, который нам надо сломить", а для этого "гоните в шею поддельные делегации", "арестуйте немедленно тех, кто подбивает вас на стачки". Левые эсеры ответили собственным воззванием, в котором были столь же категоричны: "Не верьте ни одному слову большевистских провокаторов, палачей и убийц, — звучало в нем, — больше твердости. Больше веры в революционную правду".

Рабочие прислушивались к перепалке между социалистами — вчерашними союзниками по правительственной коалиции, а массовые выступления шли своим чередом. На некоторых предприятиях, ознакомившись с требованиями путиловцев, не спешили присоединяться к протесту. На многих предприятиях принимались резолюции с осуждением путиловцев и забастовки вообще. На других заводах, где работы все-таки прекращались, рабочие спешили отмежеваться как от "авантюры левых эсеров", так и от политики вообще, как это имело место на заводах "Сименс-Шуккерт" и "Максвел". Тем не менее на некоторых предприятиях акции протеста стали следствием солидарности с путиловскими рабочими, подчас приобретая очень острый характер. Среди первых, кто откликнулся на призыв путиловцев, находились рабочие Рождественского трамвайного парка. На своем митинге 14 марта они заявили о своей поддержке рабочих Путиловского завода и решили направить к ним депутацию с красным флагом. Прибывший к рабочим известный большевистский деятель А.В. Луначарский попытался разагитировать их. Однако речь Луначарского, своими манерами и внешним видом больше походившего на царского профессора, чем на коммунистического вождя, голодные трамвайщики раздраженно заглушали выкриками "белогвардеец", "барин", "снимите с него шубу". Не зная, как предотвратить дальнейшее расползание конфликта, власти решили прервать митинг силой. Собравшихся рабочих окружила некая "сводная коммунистическая рота", в ходе проверки документов возникла паника, прозвучали выстрелы, начались аресты. На следующее утро трамваи по своим маршрутам не пошли — рабочие бастовали, но к вечеру того же дня забастовка все же прекратилась.

Резолюция солидарности с Путиловскими рабочими была принята 14 марта на заводе Речкина. Позиция путиловцев нашла поддержку на Невском судостроительном заводе, Механическом заводе, обувных фабриках "Скороход" и "Победа", Главных мастерских Николаевской железной дороги, фабрике "Паль" и др. Драматично развивались события на заводе "Треугольник". В официальной трактовке ситуация на нем складывалась следующим образом: воспользовавшись брожением рабочих на почве голода, левые эсеры 15 марта организовали митинг и спровоцировали на нем самосуд над членами большевистского завкома. Выстрелом из револьвера был ранен секретарь завкома Павелковский, избита большевистская активистка Апреликова. "Прибывшая боевая дружина, спасая товарищей, дала несколько выстрелов в потолок, — описывал события один большевистский автор. — Случайно шальная пуля разбила капсюль в гринельной трубе. Только благодаря этому эсеровская провокация обошлась без жертв: помещение наполнилось паром и водой, и толпа разошлась". Дополнительные сведения можно найти в другом советском источнике: "15 марта [левые] эсеры, — сообщается в нем, — устроили буквально "мятеж" в стенах завода, со стрельбой и избиением коммунистов. Избили Варю Апреликову, еще троих коммунисток. Одному из коммунистов прострелили ногу". Иначе произошедшее рисовали сами левые эсеры. В листовке, выпущенной ими по горячим следам, утверждалось: "15 марта большевистская власть расстреляла общее собрание завода "Треугольник" — 4 убито, 25 раненых и 150 ошпаренных взрывом паровых труб". Запущенные левыми эсерами слухи о десятках ошпаренных рабочих быстро разлетелись по городу и будоражили воображение обывателей, пытавшихся увидеть в каждом случайном выстреле пролог к массовому антибольшевистскому восстанию.

Власти Петрограда оказались не готовы к мартовским выступлениям протеста. Поэтому предпринимаемые городскими властями меры сегодня удивляют своей импульсивностью и несоразмерностью. На заседании ПК РКБ (б) 15 марта вопрос о положении на Путиловском заводе был рассмотрен отдельным пунктом повестки дня. В принятой по нему резолюции говорилось: "Ввиду агитации, ведущейся на заводе левыми эсерами, занять завод отрядом из кронштадтцев-матросов, прибавив 200 коммунаров из районов. Пропускать на завод только рабочих и служащих, которые согласились стать на работу. Паек и жалованье выдавать только работающим, посторонних [на завод] не пропускать". Аналогичные меры принимались и на других предприятиях. Так, были арестованы вожаки левых эсеров Трубочного завода П. Зуев и Ф.М. Минин, другие рабочие активисты. Аресты руководителей левых эсеров начались еще в феврале 1919 г. и теперь только усилились. Среди арестованных оказались все, кого только можно было заподозрить в сочувствии левоэсеровским взглядам. Власти города не постеснялись арестовать выдающихся представителей отечественной культуры: А.А. Блока, Е.И. Замятина, А.М. Ремизова, Р.В. Иванова-Разумника, С.А. Венгерова, М.К. Лемке, К.С. Петрова-Водкина. Расправу осуществляла питерская Чрезвычайка. В справке Петроградского ГубЧК в те дни сообщалось: "До И час. вечера 19 марта арестовано было всего около 200 человек. Из них: 35 левых с.-р., в том числе 3 интеллигента-профессионала; 15 с.-р. правых и центр; десяток шатавшихся по заводам мазуриков без определенных занятий. Означенные арестованные либо мешочники, либо работающие на одном заводе лет по 20–25 и успевшие превратиться из пролетариев в мелких буржуа. Есть немного служащих. По количеству арестов первое место занимает Путиловский завод, затем идет "Треугольник", за ним Рождественский трамвайный парк, где арестовано 3 делегата левых с.-р. фракции Петербургского Совдепа. Вчера же обнаружена типография во время печатания в ней левыми с.-р. листка".

После нескольких месяцев затишья новое осложнение ситуации в городе происходит в июле 1919 г. На этот раз застрельщиками оказались рабочие и служащие Николаевской железной дороги, 8 июля предъявившие требования разрешить свободную торговлю и прекратить бесчинства на железных дорогах комиссаров, препятствующих попыткам горожан провезти для себя хотя бы минимум продовольствия. Выступления не прекратились и на следующий день. В столкновениях с прибывшими красноармейцами погиб рабочий-путеец. Известие о случившемся быстро облетело город и стало причиной забастовок на других предприятиях города. Но для многих трудовых коллективов события на Николаевской железной дороге стали лишь предлогом: трудовые конфликты назревали там давно и могли бы начаться и самостоятельно. Волнения были отмечены в некоторых типографиях, на телефонной станции, заводе Речкина, Невской Ниточной мануфактуре, Рождественском трамвайном парке, заводе "Треугольник", фабриках Паля и Торнтон, Трубочном заводе, Никольской мануфактуре и др. Неспокойно было и на таких гигантах, как Путиловский и Обуховский заводы. В отличие от весенних событий, в июльские дни преобладали волнения на экономической почве. Но на некоторых предприятиях отчетливо прозвучали и политические ноты. Такой оборот, например, приняли выступления рабочих на заводе "Сименс-Шуккерт". На Ох-тенском заводе не давали говорить большевистским ораторам. На заводе Вестингауза была избрана делегация для агитации на других заводах, так же поступили рабочие фабрики Гука, но на ней волнения случились на экономической почве. В июле 1919 г. акции протеста оказались более быстротечными, чем в марте, и на многих предприятиях поддержаны не были. Еще менее масштабной была следующая волна рабочего протеста в Петрограде, поднявшаяся только через год — летом — осенью 1920 г. Вновь напомнили о себе рабочие завода Речкина, а также Ижорского и Обуховского заводов, состоялись выступления, преимущественно экономические, на 4-й парусиновой фабрике, фабрике Гознака, писчебумажной фабрике "Коммунар" и других предприятиях. Впрочем, не обошлось и без политических выступлений. Так, мастерские Варшавской железной дороги потребовали освободить арестованных левых эсеров. Принимал политический протест и совсем обескураживающие формы: в сентябре при разгрузке на артиллерийском складе снарядов местные власти обнаружили, что внутри них вместо боевой начинки песок с опилками.

Помимо Петрограда в годы Гражданской войны неспокойно было и в других крупных пролетарских центрах, прежде всего в тех, где сосредотачивались важные оборонные предприятия, среди них особо выделялись Ижевск и Тула — города, в которых большевикам пришлось столкнуться с наиболее масштабным рабочим протестом еще в 1918 г. Рабочие этих городов осознали свою значимость и силу, и теперь готовы были решительно бороться за соблюдение своих прав.

В Ижевске, как и в 1918 г., помимо общих причин недовольства рабочих, важное значение приобретали еще и вызванные некомпетентностью и разложением местной верхушки — городской и заводской. Почувствовав свою безнаказанность, ижевские руководители переставали считаться с интересами и мнением рабочих, не выполняли свои прямые служебные обязанности, банально спивались. Так, по сведениям Вятской губернской ЧК, председатель Технической комиссии Ижевских заводов Егоров пьянствовал чуть ли не ежедневно. От него не отставали комендант Ижевских заводов Гусев и его помощник Растягаев. "Пьянство ширится", — делали вывод вятские чекисты. Свой вывод делали и рабочие Ижевска, поговаривая: вот как представители власти строят "новую жизнь"… Кроме названных, в пьянстве были уличены и другие руководители. Вот что докладывал 20 августа 1920 г. своему начальству представитель вятской Чрезвычайки О.Я. Мурнек: "Выпивка в Ижевске идет усиленным темпом… Имеются специальные фабрики по изготовлению самогонки, таковых фабрик много. В пьянстве замечены: Матвеев — предисполкома, Макаров — начальник милиции, Татарский — заведующий Земотделом, Филимонов Поликарп — заведующий ссыпным пунктом, Бажутин — заведующий стройотделом. Выпивка происходит за городом на даче…" Недовольство рабочих выражалось в массовом дезертирстве с заводов, апатии по отношению к политике и лозунгам советской власти, частых трудовых конфликтах. Под воздействием сохранившихся в Прикамье колчаковских, эсеровских, меньшевистский, максималистских и анархистских организаций, нередко подпольных, недовольство рабочих приобретало политических, опасный для властей оттенок. После второго освобождения Ижевска от белых в июне 1919 г. в городе дважды возникала угроза повторения, правда, в существенно меньших масштабах, чем в 1918 г., восстания ижевских рабочих. В сентябре 1919 г. не на шутку встревоженные большевики даже сформировали Временный революционный штаб, к которому перешла вся полнота власти. По приказу ВРШ 19 сентября прямо в мастерских завода были проведены аресты эсеров-максималистов, подозреваемых в подготовке восстания. Ровно через год, в сентябре 1920 г., недовольство рабочих обозначилось гораздо шире. Невозможность примириться с беззаконием местных властей объединила в рядах одной подпольной организации представителей всех оппозиционных большевикам сил — от крайне правых до самых радикальных леваков. Крупных выступлений удалось избежать только благодаря превентивным мерам, предпринятым чекистами.

В Туле рабочих восстаний в годы Гражданской войны не происходило, но положение местных большевистских властей также было весьма неустойчивым. Рабочие Тулы проявляли свою оппозиционность, симпатизируя то меньшевикам, то представителям наиболее левых течений в самой большевистской партии. Ярчайшим выражением протестного рабочего движения в Туле становится забастовка в начале апреля 1919 г., которую объективно можно назвать общегородской. Ее причиной стали не только экономические трудности, но и произвол местной ЧК. Начало 1919 г. выдалось не самым легким для Советской России. Обстановка на фронтах вызывала серьезные опасения, подняла голову внутренняя контрреволюция. Пытаясь предотвратить выступления в тылу Красной армии, чекисты усиленно занимались выявлением и изоляцией оппозиционных элементов. 31 марта и 1 апреля 1919 г. в Туле были арестованы 32 члена меньшевистской и эсеровской партий. Среди арестованных меньшевиков было немало уважаемых деятелей профсоюзного движения. С целью защитить их и других своих товарищей, оказавшихся в заключении, тульский профсоюз металлистов 2 апреля собрался на чрезвычайную конференцию. Конференция участие арестованных в подготовке контрреволюционного выступления сочла недоказанным и потребовала их освобождения под поручительство рабочих организаций. Местные власти не нашли ничего более подходящего, как арестовать и часть делегатов конференции. В ответ уже на следующий день, 3 апреля, Тула забастовала. В авангарде стачки вновь оказались рабочие тульских оборонных гигантов — Оружейного и Патронного заводов, а также железнодорожники. Но аресты продолжались. Они затронули 290 человек: 110 были арестованы по городу, 95 — на Оружейном заводе, еще 85 — на Патронном. С целью разобраться в причинах забастовки и попытаться предотвратить их повторение в будущем в Тулу была направлена специальная комиссия из Москвы. Шантажируя рабочих массовыми увольнениями, власти потребовали возобновить работу. Пригрозив кнутом, власти прибегли и к методу задабривания. В качестве "тульского пряника" было использовано решение Совета обороны перевести рабочих оборонных предприятий города на красноармейский паек, что сулило резкое улучшение их продовольственного снабжения. На проходившем 9 апреля совещании цеховых комитетов Оружейного и Патронного заводов было принято обращение к рабочим возобновить работы. Вместе с тем собравшиеся обратились к ВЦСПС с просьбой оказать содействие в освобождении оказавшихся под арестом рабочих. 10 апреля оба завода приступили к работе, на некоторых других предприятиях забастовка была прекращена еще раньше.

Отдельные протестные действия рабочих случались в 1919–1920 гг. и в других регионах страны. Так, мощная общегородская стачка прошла летом 1919 г. в Твери. Она началась 13 июня 1919 г. на одном из крупнейших предприятиях города — Тверской мануфактуре. В ней из 14 200 рабочих фабрики приняло участие 9066, среди которых было 6276 женщин и 722 подростка. От имени рабочих мануфактуры на другие предприятия направились депутации с призывом проявить классовую солидарность и присоединиться к забастовке. Призыв без ответа не остался. В докладе члена ЦК профсоюза текстильщиков Горшкова отмечалось: "Вслед за Тверской м-рой кончила работу Текстильная ф-ка Берга, а потом Вагоностроительный завод, снаряжательные мастерские, Электрическая станция, трамвай, водопровод. На другой день забастовка стала еще больше разрастаться. Забастовали столовые, типографии, работники, отпускающие медикаменты; кроме того, до нашего сведения дошло, что готовится забастовка почты, телеграфа, горснабжения, а также советских служащих". В Твери на волне всеобщей стачки возникло некое подобие Чрезвычайного собрания уполномоченных — Делегатское собрание, из состава которого была выбрана Инициативная группа в 30–35 человек для оперативного руководства рабочими выступлениями. В ее состав вошло несколько левых эсеров и меньшевиков, хотя преобладали беспартийные рабочие. Официальное руководство тверской организации меньшевиков стачку осудило и вместе с большевиками боролось за ее ликвидацию. Стачечники выдвинули ряд экономических требований, на первом месте было традиционное — улучшить продовольственное снабжение. Но особую угрозу власти увидели в политических требованиях стачечников, которые выступили за ликвидацию однопартийной диктатуры, независимость профсоюзов, отмену экстренной мобилизации на фронт 10 % членов профессиональных союзов. Но политические требования, как и в большинстве случаев после Октября 1917 г., выдвигались с целью шантажа властей, и после того как некоторые послабления в экономической сфере были большевистским руководством обещаны, рабочие от продолжения борьбы отказались. Стачечные комитеты и делегатское собрание приняли решение о прекращении стачки и самороспуске, 20 июня город уже работал.

Не все было спокойно и в самом сердце Советской республики — Москве. Многие конфликты в то время замалчивались, и лишь некоторые по тем или иным соображениям освещались большевистской прессой. Так, серьезный трудовой конфликт имел место в феврале 1919 г. на заводе "Богатырь", на котором трудились 6000 человек. Рабочие завода потребовали увеличить им зарплату, но государственные, а заодно и профсоюзные органы отказались выполнить требования рабочих, было решено всех недовольных уволить, завод закрыть и объявить новый набор рабочих. В марте произошли массовые волнения металлистов на заводе бр. Бромлей. Всего в 1919 г. в Москве, по сведениям Губогдела труда, имело место около тысячи трудовых конфликтов, но в преобладающем числе случаев мелких, в которых принимали участие по несколько рабочих. Большинство из них возникало из-за низкой и несвоевременной оплаты труда.

Важное место в ряду антибольшевистских выступлений рабочих занимает восстание 10–11 марта в Астрахани. Эти события были более или менее подробно освещены и в прежней историографии, поскольку в период восстания важный пост в городе занимал С.М. Киров. Когда фронт поступил вплотную к Астрахани, положение в городе резко осложнилась из-за активизации антибольшевистского подполья. Было решено ввести в городе чрезвычайное положение. На объединенном заседании Астраханского губкома РКП (б), губисполкома, реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта и профсоюзов было принято решение о создании Временного военно-революционного комитета, председателем которого и стал Киров. С первых же шагов возглавляемый Кировым ВРК направил на улучшение продовольственного положения рабочих первостепенное внимание, но из-за близости фронта и ограниченности ресурсов снизить накал массового недовольства не удалось. Пользуясь недовольством населения, городские офицерские организации разработали детальный план восстания. Свою роль в его осуществлении должны были сыграть и рабочие. В этих условиях 6 и 7 марта состоялись собрания рабочих завода "Кама", на которых принимается решение в случае неудовлетворения экономических требований рабочих 10 марта начать забастовку. Какую роль в принятии соответствующего решения сыграла антибольшевистская оппозиция, известные на сегодня документы точно утверждать не позволяют. Но массовое использование рабочими оружия может служить косвенным доказательством причастности офицерских организаций к начавшимся 10 марта беспорядкам. Мятеж поначалу развивался вполне удачно. Был разоружен 45-й стрелковый полк, захвачены один из райкомов партии и 6-й участок милиции, многие административные здания были окружены и обстреляны из пулеметов. Лишь поздно вечером 11 марта бои прекратились, начались аресты и расстрелы активных участников мятежа. Потери с обеих сторон были огромными. Соответствующие данные в источниках значительно рознятся, но можно говорить о сотнях и даже тысячах погибших с обеих сторон. Сложной обстановка в городе оставалась и в последующие месяцы.

Особым этапом в плане развития рабочего протестного движения в Советской России становится рубеж 1920–1921 гг., т. е. период окончания Гражданской войны и всеобъемлющего кризиса политики военного коммунизма. К этому моменту в полном объеме проявились не только экономические трудности, вызванные военным коммунизмом и тяготами военного времени, но и другие кризисные явления. Среди них не последнее место занимал кризис самой правящей партии. Наиболее ярко он проявился в т. н. дискуссии о профсоюзах. На первый взгляд, полемика велась по сравнительно узкому вопросу — методах оптимизации деятельности массовых рабочих организаций. Однако на самом деле проблема стояла шире. Рабочий класс оставался титульным для советской власти. Расширение его демократических прав означало бы расширение демократии в жизни общества в целом, а их ограничение — еще один шаг к авторитаризму. Началась дискуссия в ходе V Всероссийской конференции профсоюзов, проходившей 2–6 ноября 1920 г. В ходе нее столкнулось две позиции. Одну проводил тогдашний генеральный секретарь ВЦСПС Я.Э. Рудзутак, полагавший, что в условии мира пора возродить хотя бы самые элементарные демократические нормы в деятельности профсоюзов, отказаться от военных методов руководства ими. Иных воззрений придерживался Л.Д. Троцкий. В тот момент помимо других своих руководящих постов в партии и армии он занимал пост председателя Цектрана (Центрального комитета профсоюза рабочих железнодорожного и водного транспорта, созданного вместо прежних слабоконтролируемых Викжеля и других союзов транспортников). Он настаивал на дальнейшей милитаризации профсоюзов по типу Цектрана, их самоотстранении от защиты материальных, бытовых, культурных и других интересов рабочих, а также на "перетряхивании" профсоюзных кадров (т. е. замещении прежних профдеятелей своими сторонниками).

В ходе дискуссии возникли и другие платформы. Партийная номенклатура среднего звена, регионалы, своеобразные "красные бароны", объединились в группу "демократического централизма" (децисты), ключевой фигурой которой выступал Т.В. Сапронов. Ленин, поддержав Рудзутака, с группой своих ближайших сторонников, среди которых в тот момент были М.И. Калинин, Г.И. Петровский, Л.Б. Каменев, И.В. Сталин, Ф.А. Сергеев (Артем), С. А. Лозовский, М.П. Томский и Зиновьев, составил т. н. "платформу десяти". Между Лениным и Троцким некоторое время пытался "буферить" Н.И. Бухарин, потом присоединившийся к троцкистам. Дискуссия шла с поистине большевистским размахом и темпераментом, взаимными обличениями и критикой текущей ситуации. Ленин признавал, что дискуссия о профсоюзах грозила партии расколом. "Это была самая опасная дискуссия", — заявлял он. Однако наиболее вредной для партии руководитель Советского государства считал не позицию Троцкого ("он в аппарат влюблен, а в политике ни бе ни ме", но "мы с Троцким сойдемся"), и даже не сапроновскую группировку "демократического централизма" ("имеется только в Москве и объединяет только интеллигенцию"), а возглавляемую старыми деятелями рабочего и революционного движения А.Г. Шляпниковым, А.М. Коллонтай, С.П. Медведевым и др. фракцию, получившую название "рабочей оппозиции". Угроза, по мысли Ленина, исходила не столько от самой "рабочей оппозиции", внутри РКП(б), довольно малочисленной, сколько от того, что ее взгляды отражали настроения широких рабочих масс, или, выражаясь ленинским языком, "шатания беспартийной массы".

Кризисные тенденции в экономике и политической сфере стимулировали очередной всплеск протестного рабочего активизма. Уже с осени 1920 г. отмечается рост трудовых конфликтов, но его обострение приходится на начало 1921 г. В этот период выступления рабочих отмечаются во многих промышленных центрах. После длительной стабилизации происходит осложнение ситуации в столице. Так, 23 февраля призывы начать забастовку звучали на митинге рабочих фабрики экспедиции заготовления государственных знаков Госзнак в Хамовниках. Возбужденные призывами рабочие покинули территорию фабрики. Большая их часть, количеством до трех тысяч человек, направилась к Хамовническим казармам, надеясь подбить на выступление красноармейцев 2-й запасной бригады. Остальные рабочие пошли по другим предприятиям с призывами проявить пролетарскую солидарность и присоединиться к стачке. Видимо, под влиянием рабочих-госзнаковцев к часу дня остановились фабрики "Земпалатка", Гивардовского и Гюбнера. Некоторые их рабочие присоединились к демонстрантам, большинство других разошлись по домам. Власти Москвы понимали опасность проникновения бастующих на территорию военной части. Среди красноармейцев, особенно тех, у кого уже подошел срок демобилизации, но до сих пор не были уволены из армии, росли нездоровые настроения. Чтобы не допустить присоединения красноармейцев к рабочим, охрана казарм дала несколько выстрелов в воздух. Случайной пулей один из рабочих фабрики Госзнак Кузьменко был ранен в живот, от полученного ранения в два часа ночи 24 февраля он скончался. Ранение получила еще одна женщина, но не опасное — в руку. Неудачная попытка проникнуть на территорию Хамовнических казарм заставила демонстрантов отступить и провести митинг в здании расположенных поблизости Московских высших женских курсов. К 18 часов вечера в МВЖК собрались несколько сотен рабочих. Через день, 25 февраля, волнения на некоторых хамовнических предприятиях вспыхнули вновь, наблюдалось брожение и на некоторых предприятиях в Замоскворечье, Краснопресненском, Сокольническом, Бауманском, а также некоторых других районах столицы. На одном предприятии — фабрике "Богатырь" в Сокольниках — была принята резолюция, предложенная меньшевиком Гольденбергом, но довольно умеренная, "призывающая к объединению всех социалистических партий для борьбы с хозяйственной разрухой".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.