КАК СОЗДАВАЛСЯ АМЕРИКАНСКИЙ ЯДЕРНЫЙ ПРОЕКТ?
КАК СОЗДАВАЛСЯ АМЕРИКАНСКИЙ ЯДЕРНЫЙ ПРОЕКТ?
Работы по разработке и производству атомной бомбы охранялись уникальным в своём роде разведывательно-контрразведывательным формированием, сотрудники которого на протяжении почти четырёх лет уберегали бомбу и от американцев, которые могли выдать её секрет из-за своей болтливости, и от не в меру пытливых иностранцев. Помимо этого они разведывали секреты программы атомных исследований нацистов.
В январе 1942 года доктор Джеймс Конант сообщил строго конфиденциально одному офицеру из военной разведки о проводящемся грандиозном эксперименте и его важности.
— При этом отдел научных исследований и разработок обеспокоен, — сообщил он, — что кто-нибудь из сотрудников может сказать на стороне лишнее. Отправляйтесь в Беркли и проверьте, как там обстоят дела с секретностью.
В Беркли (Калифорнийский университет) находилась одна из трёх основных лабораторий, где велись исследовательские работы в рамках Манхэттенского проекта; вторая принадлежала Колумбийскому университету; третья — Металлургическая лаборатория Чикагского университета.
Майор (позднее подполковник) Джон Ланздейл переоделся в штатское и придумал себе подходящую «легенду». Он начал «исследовательскую работу» в Калифорнийском университете, познакомился с несколькими занятыми в атомном проекте учёными и заставил их разговориться, проник в лабораторию, посетил циклотрон и узнал, что связанные с атомным проектом работы ведутся и в Чикаго. После этого он надел свою форму и собрал сотрудников.
— Теперь представьте, — обратился к ним майор, — что я бы оказался шпионом.
— Проделайте то же самое во всех остальных наших лабораториях и на объектах, — поручил Ланздейлу генерал-майор Лесли Гроувз, которого в сентябре назначили ответственным за проект. — Сделайте молчание главным правилом для всех участвующих в Манхэттенском проекте.
В Чикаго, Ок-Ридже и кое-каких других местах десятки тысяч энергичных общительных американцев занимались работой, которую было необходимо сохранять в глубочайшей тайне. Под девизом «Защитим проект» Ланздейл при содействии майора Уильяма Консодайна начал грандиознейшую в истории кампанию по обеспечению секретности. Он организовал особое секретное подразделение из молодых парней и женщин под названием «Лазутчики». Офицерами в нём были большей частью юристы, обучившиеся секретности в военном министерстве, а агенты пришли из армейской контрразведки и военной полиции. Как результат их работы — в ходе осуществления американского атомного проекта не было зафиксировано ни одного вражеского диверсионного акта.
Они запретили употреблять слова «атом», «уран», а также название секретного оружия. Все занятые в проекте люди, постановили «лазутчики», должны использовать условные слова, которые необходимо постоянно менять. Атомы стали называться «Топс», бомба — «Бот». «Лазутчики» проверили должностных лиц и владельцев акций всех связанных с проектом корпораций, включая сотни подрядчиков. В целях большей конспирации и как мера от возможных бомбардировок связанные с проектом исследования и производство осуществлялись в разных местах: в Ок-Ридже, Теннесси; в Лос-Аламосе, Нью-Мексико; в Хэнфорде, штат Вашингтон и других.
Каждый секретный документ копировался, если его брали больше, чем на неделю, все копии регистрировались. Каждый вечер во всех помещениях производилась проверка на предмет неубранных бумаг и незапертых столов. Сотрудникам постоянно говорилось о необходимости хранить молчание. Президенту Рузвельту регулярно посылались письменные отчёты, которые военный министр Генри Стимсон приносил в Белый дом, ждал, когда он их прочитает, затем уносил обратно.
Каждый из шестисот тысяч человек, которые были заняты в Манхэттенском проекте, давал подписку о соблюдении секретности. Из них за почти четыре года было выявлено около двух тысяч болтунов. Участвовавшие в проекте военнослужащие, которых по каким-либо причинам освобождали, направлялись в такие места, где они не могли попасть в плен, а гражданских увольняли очень тактично, чтобы они не испытывали раздражения и не разговорились.
Наиболее тревожную проблему представляли учёные. Узнай немцы, где работали все американские известные физики-ядерщики, они, конечно бы, сделали правильный вывод, поэтому учёным были даны условные имена. Доктор Артур Комптон стал А. Комасом, доктор Энрико Ферми — Генри Фармером, и каждый из них имел телохранителя. Большинство учёных вело себя осмотрительно, но один из них выложил кое-что из секретных сведений на лекции, другой оставил свой кейс с важными данными в поезде — шесть агентов всю ночь искали его и в конце концов нашли — нетронутым.
Перед самым началом войны нацисты послали в Америку двух своих самых выдающихся учёных, чтобы выяснить, как в США обстоят дела в области атомных исследований. После начала работы над проектом службами США были перехвачены послания, спрятанные в письмах, в виде точек, изготовленных способом перефотографирования, от шпионов, пытавшихся войти в контакт с учёными.
Базой для некоторых шпионских рейдов за секретами производства атомной бомбы, как оказалось, послужила Канада. Там британский физик Алан Нунн Мэй передал агентам советской разведки урановые образцы и частичные отчёты о работе на канадском предприятии в Чок-Ривер и в Чикагской лаборатории, где он побывал три раза. Мэй хотел приехать ещё, но у «лазутчиков» появились подозрения, и генерал Гроувз сказал «нет». Арестованный британскими властями Мэй во всём признался и получил 10 лет тюрьмы.
С появлением слухов о «секретном оружии» Гитлера над всеми навис зловещий страх, что им может оказаться и атомная бомба. Работы по проекту были ускорены. В западное полушарие прибыли учёные нескольких других стран. С помощью британской разведки из Дании уехал всемирно известный физик-ядерщик Нильс Бор, который потом проработал два года в проекте под именем «Николас Бейкер».
Затем появились сведения, что немцы ускоряют выпуск продукции единственного в Европе крупного производителя тяжёлой воды завода «Норск-Гидро» в Веморке, Норвегия. Высаженные с воздуха норвежские коммандос взорвали часть предприятия и уничтожили большое количество тяжёлой воды. Немцы попытались переправить то, что осталось, на корабле, но норвежцы взорвали, утопив, и его.
В феврале 1944 года в Лондон прибыл майор Хорас Калверт, чтобы совместно с британцами приступить к сбору информации об атомном проекте немцев, который они тоже, естественно, пытались сохранить в полной секретности. Первым делом следовало проверить источники урана немцев. Нацисты захватили большой очистительный завод около Антверпена, но бельгийское подполье следило, чтобы отгружаемый уран уходил не туда, куда его отправляли немцы. Чешский агент докладывал о руде, добываемой в шахте в Йоахимстале. Все предприниматели, занимавшиеся до войны ураном и торием, были взяты на заметку, так же как и металлические очистительные заводы, силовые станции и другие подозрительные сооружения.
В поисках предполагаемых лабораторий Гитлера, где шли работы по созданию атомной бомбы, разведгруппы из Лондона устанавливали местонахождения немецких физиков, способных проводить подобные исследования. Аэрофотосъёмка показала, что в некой необычной лаборатории в Далеме, недалеко от Берлина, активно ведутся работы. Эту информацию подтвердили словоохотливые немецкие учёные, сообщив в ходе острожных опросов, что их коллеги уехали на какие-то новые исследования.
Затем британской разведке стало известно, что один пронацистски настроенный швейцарский учёный участвует в работах по созданию нового взрывчатого вещества в секретной лаборатории в Южной Германии в городке Бизинген, расположенном в области Гогенцоллерн. После этого американский цензор перехватил письмо, отправленное в Южную Америку, автор которого работал в «исследовательской лаборатории — Д». На конверте стоял штамп Эхингена, городка, расположенного в трёх милях к северу от Бизингена, а в нём, согласно сообщению одного дружественного швейцарского учёного, проживал доктор Вернер Гейзенберг, германский физик-ядерщик № 1. После опроса всех учёных-атомщиков из союзных стран, а также многих из нейтральных на предмет того, кто из числа нацистских учёных мог там работать, были получены пятьдесят фамилий. Вскоре «лазутчики» уже имели характеристики внешности, адреса и фотографии многих из них и даже запись голоса одного. Были «с пристрастием» допрошены все немецкие военнопленные из той местности и получены описания зданий, в которых могла размещаться лаборатория.
Весной 1945 года союзники прорвались в Германию, и Ланздейл, уже подполковник, распорядился:
— В Гогенцоллерн — и как можно скорее! Нужно захватить учёных со всеми их секретами, пока они не разбежались.
Для поиска атомных секретов и учёных была создана особая группа, насчитывавшая более ста человек, из отборных солдат, специалистов-офицеров и команды учёных во главе с профессором Сэмюэлом Гоудсмитом из Северо-Западного университета, которая получила кодовое название «Алсос». Эту группу возглавил полковник Борис Паш, человек безрассудной дерзости, и одной из первых её и самых секретных задач стал розыск ведущего французского учёного-атомщика Фредерика Жолио-Кюри, зятя Марии Кюри и будущего руководителя Комиссариата Франции по атомной энергии. Лабораторией Жолио пользовались нацисты, поэтому Гоудсмит предположил, что он должен много знать об их работе. Чтобы помешать возможному похищению нацистами этого французского учёного с приближением наших войск, полковник Паш вместе с полковником Калвертом и двумя агентами Си-ай-си двигались вместе с передовыми французскими танками и вместе с ними вошли в Париж. Встретившись с Жолио, они узнали, что его лабораторией распоряжались двое немецких учёных, проводивших работы в области ядерной физики. Однако им не удалось сколько-нибудь близко подойти к созданию атомной бомбы. Группа «Алсос» двинулась дальше к границам Германии, и её сотрудники находились среди войск, отбивших у немцев Страсбург. Там, в университете, учёные и военные нашли ценные записи, бесспорно указывающие на то, что германский атомный центр находится где-то в Гогенцоллерне.
Внезапно возникло сильнейшее со дня «Д» волнение: новая фотосъёмка с воздуха показала лагеря, в которых трудились заключённые, протянувшиеся линии электропередачи и огромную промышленную стройку, продвигающуюся с невероятной быстротой у городка Бизинген, а вскоре после этого берлинское радио объявило, что у немцев уже есть атомная бомба!
В отчаянном стремлении поскорее узнать истину учёные и военные ринулись в Бизинген. Там их ждало разочарование и одновременно огромное облегчение: новый большой завод не был предназначен для производства атомных бомб, а лишь для получения масла из сланца. Они поспешили к другим объектам. В расположенной рядом деревушке Тальфинген в лаборатории за своим столом сидел Отто Ган, первооткрыватель явления ядерного деления; с ним находилось десятка два других учёных. Эти люди стали отрицать, что они пытались создать атомную бомбу, и сказали, что все их бумаги с выкладками уничтожены. Но один учёный приветствовал американцев словами:
— Я ждал вас, — и вручил им краткий отчёт о своей работе (это был сам Ган). В конце концов несколько немецких учёных убедили остальных всё рассказать и они открыли запасы своей лаборатории: немного тяжёлой воды, спрятанной на старой мельнице, некоторое количество окиси урана, закопанной в поле и, наконец, большой, уходящий в горный склон тоннель — их «реактор».
После пережитого напряжения открывшееся реальное положение дел выглядело просто смешным. Их «урановая машина» или «реактор» был настоящей липой. Он не мог ни запускать, ни поддерживать на нужном уровне цепную реакцию. Немцы не умели вырабатывать плутоний и не считали возможным выделение урана-235 из урана-238 (американцы знали три способа, как это сделать). У них имелся один циклотрон, у американцев — более тридцати. Лучшие учёные-атомщики Германии не продвинулись дальше экспериментальной стадии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.