Зарождение протекционизма. Русский купец против западного коммерсанта

Зарождение протекционизма. Русский купец против западного коммерсанта

К XVII веку к религиозным и политическим проблемам в отношениях с Западом прибавились проблемы экономические. Уже в ту пору в России начался разговор о протекционизме. Русским купцам было сложно противостоять более опытным, богатым и сплоченным западным коммерсантам.

Русские дельцы, первыми рекомендовавшие после Смуты призвать на помощь иностранный капитал, довольно быстро, как только наметились признаки стабилизации и оживления рынка, стали сначала просить, а затем и настоятельно требовать у власти введения различных ограничений на деятельность в стране иностранных компаний. Уже в 1620 году, спустя всего несколько лет после воцарения Михаила, зафиксировано появление первой челобитной, где купцы жалуются на льготы, предоставленные иностранцам, поскольку те ставят русских в невыгодное положение.

При этом приводились многочисленные примеры злоупотреблений со стороны иностранных коммерсантов. Указывалось, скажем, на махинации голландцев с зерном. Будучи монополистами на европейском хлебном рынке, голландцы рассчитывали сделать Россию своим главным поставщиком. Это, вероятно, вполне устроило бы и русских, если бы голландцы не начали вывозить из страны зерно тайно, искусственно занижая на него цены и к тому же ловко обходя закон о царской монополии на торговлю этим продуктом.

Обращая внимание на плутни голландцев, русские купцы сообщали, что те рассылают по стране своих представителей и скупают зерно у частных лиц в обход царской казны. Эта информация многократно подтверждалась. Только в одной Вологде в 1629 году таможенники обнаружили 11 незаконных складов зерна, спрятанных голландцами по монастырским подворьям и частным дворам.

В данном случае информаторы заботились о царской монополии на торговлю зерном. Но другие моменты деятельности иностранных коммерсантов затрагивали интересы русских купцов уже непосредственно. Речь шла о розничной торговле (иностранцы начали теснить русских на их собственных рынках и ярмарках), о беспошлинной торговле между самими иностранцами на русской земле и о постоянном сговоре между ними. Используя свои корпоративные связи, они искусственно занижали цены на русские товары, а затем скупали их по дешевке. Подобные челобитные властям подавались в те годы регулярно, давление на власть нарастало.

Долгое время царь колебался, отвечая недовольным, что ограничительные меры могут негативно сказаться на внешних сношениях с Западом. В ответ купцы заявляли, что иностранцы все равно не уйдут из России, поскольку здешний бизнес для них весьма прибылен, и вообще нет ничего страшного, если голландцы и англичане вернутся туда, откуда начали свой путь в Россию, – на север, в Архангельск, причем исключительно для оптовой торговли.

К 1648 году нажим на власть достиг критической точки. К этому времени уже сложился мощный тройственный союз купечества, духовенства и служилых людей. Все они, пусть и по разным причинам, хотели одного и того же – ограничения иностранного присутствия в Москве и стране в целом.

Духовенство бомбардировало власть жалобами на деятельность протестантских храмов, расположенных в центре столицы по соседству с православными церквами. Эти храмы якобы отбирали паству у православных приходов. Московский средний класс жаловался на то, что иноземцы, пользуясь своим богатством, скупают в городе лучшие дома и земли. Нарастали протесты и в армии, где русские дворяне отказывались служить под началом иностранцев.

Все это происходило на фоне обострившейся экономической, политической и социальной ситуации. Шведские дипломаты в последние годы царствования Михаила Романова доносили, что «московский государственный строй непрочен и переворот в ближайшем будущем неизбежен». Русские источники это ощущение шведских дипломатов подтверждают. «Смятенье стало великое», – отмечали в это время летописцы.

В конце концов, чтобы снять напряжение, власти пришлось пойти навстречу купцам, служилым людям и духовенству. Было принято решение запретить иностранцам торговлю в розницу, торговлю между собой и торговлю на ярмарках. Исполнить главную просьбу – запретить проезд иностранных купцов в глубь страны – правительство не решилось. Это не только нарушило бы подписанные Москвой международные соглашения, но и нанесло бы удар по интересам царского двора, который уже был тесно связан с иностранцами совместным бизнесом.

Чтобы успокоить духовенство, власть приказала снести протестантские кирхи, расположенные в центре Москвы, и выстроить их на окраине. Несколько позже, в 1652 году, после очередного крупного пожара, удовлетворили и московский средний класс. С этого момента иностранцы уже не могли скупать земли и дома в центре города: на реке Яузе за Покровскими воротами начала строиться новая Немецкая слобода. Та самая, что стала затем первой школой жизни для Петра Великого. Останься слобода в центре города, на виду у всех, может, и не смог бы Петр столь спокойно и вольно осваивать западную азбуку.

Как в капле воды, здесь отразилось удивительное противоречие того времени: реакция, сама того не желая, часто только способствовала модернизации страны. Протесты против засилья иностранцев и связанные с этим волнения заставили, например, власть пересмотреть действующее законодательство в сторону его демократизации, «чтобы Московского государства всяких чинов людям от большего и до меньшего чину суд и расправа была во всяких делах всем ровна».

Патриарх Никон был возмущен, что отныне его, высшего иерарха православной церкви, и простого служилого человека могут судить по одним и тем же законам, а шведское посольство, предсказывавшее ранее обострение ситуации в стране, теперь доносило из Москвы:

Здесь работают… прилежно над тем, чтобы простолюдины и прочие удовлетворены были хорошими законами и свободою.

В итоге выиграл тогдашний средний класс, то есть поместное дворянство, торговые люди и в целом горожане, а проиграло духовенство, чьи судебные льготы ушли в прошлое.

Со времени революционных потрясений 1648 года правительство перестает всецело руководить жизнью подчиненного ему общества. С этих пор можно говорить об общественной жизни в Московском государстве, —

делает вывод Сергей Платонов.

Следовательно, в результате волнений, вызванных не только социальными причинами, но и в значительной степени антизападными настроениями, страна в своем развитии сделала еще один шаг как раз на Запад. Парадокса в этом нет. Просто любой, даже самый реакционный, нажим, побуждавший общество к активности, растормаживая людей и власть, требовал от них конкретных решений, а эти решения, как подсказывала сама жизнь, нельзя было отыскать в древних заветах пращуров.

А вот на Западе ответы, как казалось, есть на всё.