СВЕРЖЕНИЕ ЦАРЕВНЫ СОФЬИ

СВЕРЖЕНИЕ ЦАРЕВНЫ СОФЬИ

В 7197 (1689)-м царица Наталья Кирилловна[418], видя сына своего в возрасте лет полных, взяла резолюцию женить царя Петра Алексеевича.

И к тому выбору многая были из знатных персон привожены девицы, а особливо княжна Трубецкая, которой был свойственник князь Борис Алексеевич Голицын, и старался всячески, чтоб на оной женить.

Но противная ему, князю Голицыну, партия, Нарышкины и Тихон Стрешнев[419], того не допустили, опасался, что чрез тот марьяж (брак) оный князь Голицын с Трубецкими[420] и другими своими свойственниками великих фамилий возьмут повоир (силу) и всех других затеснят.

Того ради Тихон Стрешнев искал из шляхетства малого и сыскал одну девицу из фамилии Лопухиных, дочь Фёдора, Лопухину, на которой его царское величество сочетался законным браком.

А именовалась царица Евдокия Фёдоровна, и была принцесса лицом изрядная, токмо ума посредняго (посредственного) и нравом несходная к своему супругу, отчего все свое счастие потеряла и весь свой род сгубила, как будем о том впредь пространно упоминать.

Род же их, Лопухиных[421], был из шляхетства среднего, токмо на площади знатного. Для того, что в делах непрестанно обращалися по своей квалиты (здесь: роду деятельности) (среди) знатных, а особливо по старому обыкновению, были причтены за умных людей их роду, понеже были знающие в приказных делах, или просто назвать — ябедники.

Род же их был весьма людной, так что чрез ту причину супружества ко двору царскаго величества было введено мужескаго полу и женскаго более тридцати персон. И так оной род с начала самаго своего времени так несчастлив, что того ж часу все возненавидели и почали разсуждать, что ежели придут в милость, то всех погубят и всем государством завладеют. И, коротко сказать, от всех были возненавидимы и все им зла искали или опасность от них имели.

О характере принципальных (первых) их персон описать, что были люди злые, скупые ябедники, умов самых низких и незнающие нимало во обхождении дворовом, ниже политики б оной знали. И чем выступили ко двору, всех уничтожили, и Тихона Стрешнева в краткое время дружбу потеряли и первым себе злодеем учинили.

Правда, сначала любовь между ими, царем Петром и супругою его, была изрядная; но продолжилася разве токмо год, но потом пресеклась. К тому ж царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви. И так дошло до конца такого, что от сего супружества последовали в государстве Российском великие дела, которые были уже явны на весь свет, как впредь в Гистории увидишь.

И понеже царь Пётр Алексеевич склонность свою имел к войне от младенчества лет своих[422], того ради имел всегда забаву екзерциею военною (воинское учение). И начал сперва спальниками своими — как о том, и чинах их, увидишь в томе живота царя Петра Алексеевича — а к тому присовокупил и конюхов потешной конюшни. И потом начал из вольных чинов шляхетства и всяких прибирать в тот полк, и умножил до одного баталиона, и назывались потешные, которых было с триста человек. А другой полк начал прибирать в Семёновском из сокольников, и к ним также прибирать, и набрано было с триста ж человек. И первых назвал полк Преображенской, а второй — Семёновской.

И так помалу привел себя теми малыми полками в огранение от сестры или начал приходить в силу. Также с теми полками своими делал непрестанно екзерцию, а из стрелецких полков возлюбил Сухарева полк[423], и всякое им награждение давал, и к себе привлек, или сказать, верными учинил.

И во время того правления царевны Софьи Алексеевны и другого двора царя Петра Алексеевича ретираты (отступления; зд.: оппозиции) в Преображенском, министры с одной и другой стороны интриги производили, а именно.

Стороны царя Петра Алексеевича токмо един князь Борис Алексеевич Голицын, да при нем держалися Нарышкин Лев Кириллович, Тихон Стрешнев поддядька, да постельничей Гаврила Головкин[424], да из бояр походных, хотя в тот секрет допущены не были, князь Михаил Алегукович Черкаской, князь Иван Борисович Троекуров.

А с другой стороны, двора царевны Софьи Алексеевны, князь Василей Васильевич Голицын, Фёдор Шакловитый, который един в секрете самом был у царевны Софьи Алексеевны, также Алексей Ржевский, Семён Толочанов и некоторые их шляхетства посредняго (незнатного дворянства), а из больших родов (т.е. аристократии) никто не мешался.

И так те интриги со обоих сторон были употреблены: всякая партия к получению себе стрельцов, понеже во оных вся сила состояла, для того, что оных было на Москве жилых полков более 30000 (человек) и весь двор в их руках был, и между которыми главные были много людей умных, и богатых, и купечеством своим богатство не малое имели.

И чрез те интриги дошло до того, что в 7197 (1689) году царь Пётр Алексеевич понужден был в ночи из Преображенского, месяца августа[425], уйти в[426] Троице-Сергиев монастырь, верхом только с пятью человеки. А мать его царица Наталья Кирилловна со всем двором той же ночи бегом понуждена быть последовать туда ж. И в шесть часов скорым походом в тот монастырь пришли.

И той же ночи помянутые полки потешные или гвардия туда последовали, также и полк стрелецкой Сухарев, который тогда в Преображенском гвардию (охрану) имел, туда прибыл также. И многие бояре и другие чины, принадлежащие к тому двору, туда прибыли.

И со всеми оными его царское величество Пётр Алексеевич будто почитай в том монастыре в осаду сел. И ворота были несколько дней заперты, и пушки на стенах в готовности, и вся та гвардия по ночам была в ружье по стене, ожидая приходу с полками стрелецкими царевны Софьи Алексеевны.

Теперь будем объявлять, для чего оной поход учинился (в)незапной.

Для того, что царевна Софья Алексеевна, собрав той ночи полки стрелецкие некоторые в Кремль, с которыми хотела послать Шакловитаго в Преображенское, дабы оное шато (загородный дворец) зажечь и царя Петра Алексеевича и мать его убить, и весь двор побить, и себя деклеровать (объявить) на царство.

И о том собрании, приехав стрельцы главные полку Стремянного в Преображенское, царю Петру Алексеевичу объявили. И по тому доношению оной поход того ж часу (в)незапной учинился.

И по приходе в Троицкой монастырь царь Пётр Алексеевич отправил от двора своего одного (посланца) к брату своему царю Иоанну Алексеевичу со объявлением той причины, для чего он понужден ретироваться, объявя притом все злые умыслы сестры его, царевны Софьи, противу его.

И прося его о содержании братской дружбы, и дабы сестру его, царевну Софью, от двора отлучить, и правления государства отнять, и ретироваться (уйти) бы ей в монастырь. А без того (он, Петр) не может придти к Москве, в свою резиденцию, и будет понужден искать способ к своему обнадеживанию вооруженною рукою.

Равным же образом, то ж объявлено было обеим его величества теткам, сестрам отца его, царевнам Анне и Татьяне Михайловнам, также и патриарху Иоакиму, требуя (от) онаго, дабы прибыл в Троицкой монастырь.

Также спальник князь Иван Гагин[427] был отправлен с грамотами по всем полкам стрелецким, которым повелено было прислать выборных стрельцов в Троицкой монастырь от всякого полку.

Также по всем ближайшим городам посланы (были) грамоты, а велено всему шляхетству сбираться вооруженными в Троицкой монастырь и всем офицерам иноземцам из (Немецкой) слободы.

Также во все (ело) боды московские торговым (людям) и гостям (богатейшим купцам) грамотами о притчине походу его величества объявлено было.

А к боярам и всей палате указ был послан, дабы ехали в Троицкой монастырь.

И притом же требовано было у царя Иоанна Алексеевича, дабы Фёдор Шакловитой, главной (заводчик) того бунту, и стрельцы некоторые были выданы и за караулом присланы в[428] Троице-Сергиев монастырь.

И насупротив того присланного, (со) стороны царя Иоанна Алексеевича был прислан в[429] Троице-Сергиев монастырь боярин и дядька князь Пётр Иванович Прозоровской, который был человек набожной, и справедливой, и весьма противной царевны Софьи Алексеевны, со всяким братским обнадеживанием и (объявлением) дружбы, соболезнуя о такой притчине и протчее, и что будет стараться всячески все учинить ко удовольству его — любимого брата своего.

Которой князь Прозоровской был принят со всяким почтением и, по двух днях, возвратился с тою же ком-миссиею (поручением), дабы Шакловитого выдать и стрельцов заводчиков, и царевне Софьи ретироваться в монастырь девичей.

И по возвращении князя Прозоровского к Москве царь Иоанн Алексеевич позволил патриарху, и боярем, и всей палате ехать к брату своему, также и выборным стрельцам из полков идти. Которые по приезде в монастырь Троицкой записывали свои приезды, к чему был определен думной дьяк Автомон Иванов[430].

Еще забыл упомянуть, что царевна Татьяна Михайловна, тетка царя Петра Алексеевича, также в Троицкой монастырь пришла и было во всю ту бытность.

И так, по приезде патриарха Иоакима, и бояр, и всех знатных, уже двор царя Петра Алексеевича пришел в силу и тем начало отнято правлению царевны Софьи и осталось в руках царя Петра Алексеевича и матери его, царицы Наталии Кирилловны.

По приезде ж помянутый князь Прозоровской к Москве, учиня рапорт царю Иоанну Алексеевичу, который был в его, Прозоровского, руках и воле, начал он, Прозоровской, стараться, дабы Шакловитого царевна Софья выдала и сама ж также ретировалась в монастырь.

И по многих противностях и спорах она, царевна Софья, понуждена была Шакловитого выдать, которого князь Прозоровской, приняв в ея каморе (комнате) из рук ея, повез с собою в Троицкой монастырь за караулом, с которым сидели два полковника по переменкам.

И привезши в Троицкий монастырь (князь Прозоровский) вручил (Шакловитого) царю Петру Алексеевичу, а о царевне Софие объявил, что (она) взяла резолюцию (решила) ретироваться в девичей монастырь.

А когда бояре почали в Троицкой монастырь съезжаться, между которыми приехал князь Василий Васильевич Голицын, также Алексей Ржевский, Семён Толочанов и другие подобные, когда явилися к воротам монастырским, от полковника дневального были остановлены и на монастырь не пущены, и велено им (было) возвратиться на квартиры свои и так быть до указу.

И по трех днях князь Василий Васильевич Голицын был приведен в (Троицкий) монастырь. И на крыльце у палаты царского величества пред всеми боярами были ему чтены вины его, которые состоялись токмо в худом правлении государства и протчее, не упоминая ничего о бунте или каких замыслов противу персоны царскаго величества.

И чин боярства его отнят, и добры (имущества) его все взяты на государя, а ему сказано (ехать) в ссылку со всеми его детьми и фамилиею. И того ж дня отправлен в провинцию города Архангельского[431]. А Алексея Ржевского и Семена Толочанова послали по дальним городам также вместо ссылки.

И потом начался розыск с Шакловитым и другими привезенными стрельцами, как Амбросим Белаго полку и другие, которые были привезены от выборных стрельцов разных полков.

И по многим розыскам Шакловитому и его собеседникам стрельцам тут же на площади, в слободе Клементьевской, головы были отсечены, а других в ссылку сослали. И тем все то замешание окончилось.

И потом были призваны всех полков выборные на крыльцо к палатам царскаго величества, где сидели царское величество и мать его, царица Наталья Кирилловна, и патриарх Иаким. Которым чтены были разпросные речи (показания) Шакловитого и других бунтовщиков, и весь розыск объявляя в народ нарочно. И те выборные от полков уверены милостивым словом, и учинено (им) награждение, и отправлены к свои дома.

Потом новое правление государства началось, и Посольской приказ отдан Льву Кирилловичу Нарышкину, брату царицы Натальи Кирилловны, а во Дворец (сказано) Петру Аврамовичу Лопухину[432], а в Большую казну (поставили) князя Петра Ивановича Прозоровского, а в Иноземской приказ — князя Фёдора Семеновича Урусова, а в Разряд — Тихона Никитича Стрешнева, которой наиболее в делах был и секрет всех дел ведал со Львом Кирилловичем Нарышкиным, а в Конюшенной приказ — Алексея (Прокофьевича Соковнина)[433].

А других многих в чины жаловали, как Ивана Циклера из полковников в думные дворяне. Князя Якова Долгорукова (поставили) в Судной московской приказ; Александра (Петровича Протасьева)[434] в Судной владимирской; князя Ивана Борисовича Троекурова в Стрелецкой приказ, а на его место — в Поместной приказ — Петра Васильевича Шереметева.

Надобно ж упомянуть что сначала, по приходу в Троицкой монастырь царскаго величества, царевна Софья Алексеевна с Москвы поехала сама к брату своему приносить оправдание. И навстречу ей были посланы князь Гагин, чтоб не ездила, а потом спальник же Иван Бутурлин[435], чтоб не ездила. Однако ж она продолжала путь свой. А в третие (к царевне) был послан князь Иван Борисович Троекуров с тем, что ежели поедет — в монастырь не будет пущена, и велено будет по ней стрелять из пушек. И тогда от Воздвиженскаго поворотилась.

И по управлении всех тех дел царское величество Пётр Алексеевич в Троицком монастыре чинил потеху верхом военную, (в которой участвовали) все бояре и генералы иноземцы, как Пётр Гордон[436] и другие.

И в ту бытность в Троицком монастыре князь Борис Алексеевич Голицын тут привел в милость иноземцов, как: Петра Гордона генерала, полковника Лефорта[437], Радивона Страсбурга[438], Ивана Чамбурса[439] и других многих, то есть начала вступить в милость и фамилиариту (англ. familiarity — близость, фамильярность) иноземцам. И по приходе к Москве начал его величество в (Немецкую) слободу ездить чрез предвождение ж князя Бориса Алексеевича Голицына.

Потом его царское величество прибыл во всем двором к Москве, и начала мать его править государство, а он производить свое время непрестанно в екзерцициях военных.