Внешняя политика: младенцы в джунглях

Внешняя политика: младенцы в джунглях

Как уже отмечалось выше, к моменту обретения независимости Украина была практически неизвестна миру, хотя Украинская ССР имела свое Министерство иностранных дел и даже имела представительство в ООН как самостоятельное государство.

После проведения референдума 1991 г. первыми Украину признали Польша и Канада, за ними — Венгрия, Латвия и Литва, следом — Россия и ряд других стран. В течение декабря Украину признали 68 стран, в том числе США, в 1992 г. ее признали 132 страны. К середине 1990-х гг. Украина имела дипломатические отношения с большинством стран мира. Формальное признание Украины в мире на уровне дипломатии не означало узнавания — практически все 1990-е гг., украинцы, прибывавшие в страны далекого зарубежья, поневоле становились учителями географии, объясняя, где находится Украина и как она появилась — аудитория этих уроков была весьма широка — от почтовых и гостиничных служащих, до бизнесменов и политиков.

Новое государство сразу же столкнулось с целым рядом проблем, связанных с самоутверждением в мировой политике. Как выяснилось впоследствии, наиболее легкой из них оказалась та, что поначалу казалась наиболее сложной. В первые же месяцы независимости выяснилось, что новое государство не имеет технических возможностей достойно обеспечить свое представительство даже в тех странах, которые являлись стратегически важными для его международной политики. (В этом смысле легче всего было с установлением дипломатических миссий в странах СНГ — поскольку еще в советское время во многих столицах советских республик, в том числе в России, были созданы представительства Украины.) В далеком зарубежье ситуация была намного более сложной — поскольку Россия взяла на себя долги бывшего СССР и в качестве компенсации оставила в своей собственности имущество зарубежных представительств Союза. Украине пришлось выстраивать свои дипломатические и торговые миссии с нуля. Точно так же возникла проблема кадров: в первые годы независимости Украине катастрофически не хватало кадровых дипломатов, поэтому дипломатические представительства (в том числе в качестве послов) заполнили писатели, журналисты, преподаватели, ученые, политики и даже бывшие диссиденты. Отсутствие опыта, базовой подготовки, часто — незнание языков, придали украинской дипломатии определенную специфику, явно не работавшую на престиж нового государства.

Впрочем, эти проблемы имели больше технический характер и постепенно были разрешены. Гораздо более серьезной была проблема выбора внешнеполитического курса и совмещения его с одновременным утверждением суверенитета — при отсутствии единства между главными политическими силами внутри страны. Многовековая дилемма — Украина между «Востоком» и «Западом» — актуализировалась уже не на теоретическом, а на конкретно-практическом уровне. Геополитическое положение Украины, находящейся на стыке между «Западом» и Россией, да еще с выходом на стратегически важный Черноморско — Средиземноморский регион, Кавказ и Ближний Восток, отсутствие экономической самодостаточности, зависимость от импорта энергоносителей и экспорта стратегически важных для экономики видов продукции, наличие на территории страны ядерного оружия, не контролируемого ею, присутствие в ее границах устаревшего и громоздкого Черноморского флота, который в одночасье стал «флотом СНГ», оставаясь по сути инструментом политического влияния России, разногласия с последней по целому ряду стратегических вопросов — весь этот комплекс проблем обрушился на руководство Украины буквально с первых дней ее существования.

1990-е гг. прошли для Украины под знаком постепенного втягивания в европейские и евро-атлантические структуры и выстраивания новых отношений с Россией. Поскольку сближение с «Западом» было одновременно удалением от России, отношения с последней превратились в постоянный кошмар украинских политиков. Отношения с Россией осложнялись и тем обстоятельством, что она превратилась для Украины в одного из самых крупных заимодавцев. После повышения цен на энергоносители в 1992 г. долг Украины перед Россией неуклонно рос и к 1995 г. достиг 4,2 млрд долларов США, а в 1997 г. составил умопомрачительную цифру 8,8 млрд долларов США.

Конфигурация украинско-российских отношений с самого начала строилась на очень шатком равновесии. При этом обе стороны формально демонстрировали принцип равноправия, отдавая дань принципам международной системы, сложившейся после Второй мировой войны. Неформально же о равноправии можно было говорить, но очень сложно его соблюдать. Будучи экономически более мощной, обладая колоссальными сырьевыми и энергетическими ресурсами и ядерным оружием, Россия с момента обретения ею суверенитета оставалась одним из наиболее известных актеров на мировой сцене, привычно, хотя и не всегда обоснованно претендуя на роль великой державы. Украина, значительно уступая России в экономическом отношении, пребывая в прямой энергетической зависимости от нее и будучи «белым пятном» для мирового сообщества, не могла соревноваться с ней на равных.

Российские политики, находящиеся у власти, на словах признавали самостоятельность Украины, ее право на суверенитет, однако по сути воспринимали ее претензии как трагическое недоразумение. В сознании подавляющего большинства политиков (и не только их, но и значительной части интеллигенции и рядовых россиян) Украина не существовала как нечто отдельное от России — поэтому стремление украинцев к отдельному, самостоятельному существованию казалось вызовом, результатом интриг или манипуляций недобросовестных политиков, происков внешних враждебных сил, оно встречало неодобрение, раздражение, неприятие и желание противодействовать. В сознании российских политических элит был силен так называемый имперский синдром, связанный с тем, что политическая идентификация россиян исторически сформировалась именно как имперская (т. е. наднациональная). Славянские народы Российской империи и ее преемника — Советского Союза, не воспринимались как народы, отдельные от российского, это были те же «русские», только с региональными языковыми и культурными особенностями. Поэтому желание этих «русских» жить отдельно и претендовать на отдельную историю, культуру и самосознание, да еще и в противопоставление другим «русским», т. е. россиянам, воспринималось как что-то противоестественное.

Начало украинско-российских отношений сразу же было омрачено заявлением пресс-секретаря российского президента Павла Вощанова о возможности пересмотра границ с новыми республиками — заявление было сделано сразу же после провозглашения Украиной декларации о независимости и вскоре дезавуировано высшей исполнительной властью России. Противоречия возникли при разделе Союза и создании Содружества Независимых Государств. Российское руководство рассматривало СНГ как способ сохранения своего политического влияния на территории бывшего СССР. Для Украины это был наиболее приемлемый способ «цивилизованного развода» — она довольно последовательно отклоняла все попытки России превратить СНГ в транснациональную структуру с функциями межгосударственного управления. Фактически победила точка зрения Украины — роль СНГ в отношениях между бывшими республиками СССР постепенно уменьшалась, возрастало значение двусторонних и многосторонних договоров и связей. Точно так же падал престиж СНГ в общественном сознании — если в 1994 г. 40 % опрошенных в Украине выступали за развитие отношений со странами СНГ, то в 1999 г. — 15 % [500], и этот показатель падал и дальше.

Настоящим яблоком раздора стал Крым и связанная с ним проблема Севастополя и Черноморского флота — при этом как в России, так и в Украине по этим проблемам возникли разногласия между президентской и законодательной властью.

Наиболее острый конфликт разгорелся из-за Черноморского флота. Флот, состоявший из 440 кораблей, 18 субмарин, около 200 вспомогательных судов, 300 самолетов и 70 000 персонала, в свое время должен был обозначать присутствие СССР в Средиземноморском регионе. Поскольку флот был оснащен ядерным оружием, при создании СНГ было решено, что он будет находиться под совместным командованием Содружества. Украина была готова уступить ядерную часть флота СНГ, однако претендовала на половину остальных боевых кораблей, о чем и было заявлено в феврале 1992 г.

5 апреля 1992 г. Л. Кравчук издал указ о строительстве Вооруженных сил Украины. Указом предполагалось создание ВМФ Украины на базе Черноморского флота, дислоцированного на территории страны. В ответ президент РФ Борис Ельцин поставил тот же флот под свое командование. Угроза открытого конфликта заставила обоих президентов через несколько дней приостановить действие указов. 23 июня в Дагомысе они договорились поставить флот в Крыму под совместное командование и к 1995 г. разделить его. 3 августа на встрече в Ялте была оговорена процедура раздела.

В июле 1993 г. состоялось уже упомянутое решение российской Думы о Севастополе как базе российского флота и административной единице Российской Федерации. В Севастополе периодически происходили организованные местным филиалом российского Фронта национального спасения демонстрации с требованиями передать город под юрисдикцию России, нагнетавшие истерию среди населения. В сентябре 1993 г. на встрече на высшем уровне в Массандре российская делегация неожиданно выступила с требованием немедленной оплаты долга за энергоносители и предложила засчитать в качестве платежа часть стоимости Черноморского флота. Л. Кравчук сначала согласился на это предложение, после чего стал объектом острейшей критики в парламенте (вплоть до обвинений в государственной измене) — ему пришлось взять свои слова назад.

Дальнейшие переговоры должны были завершиться 15 апреля 1994 г. на встрече глав государств СНГ — министры обороны двух стран достигли предварительной договоренности о том, что Украине перейдет до 20 % флота (164 судна). Договориться не удалось по главному вопросу — о базировании флота.

Украинская сторона видела Севастополь как базу совместного размещения флотов. Российский министр обороны Павел Грачев отказался принять идею о присутствии украинских ВМС в Севастополе и вообще в Крыму и демонстративно покинул переговоры. Заметим, что громогласная риторика о «городе русской славы», использовавшаяся новоявленными «защитниками Севастополя» из числа высшего командования и части политического руководства РФ, прикрывала куда менее возвышенные интересы. База в Севастополе представляла собой колоссальную инфраструктуру (82 % всей инфраструктуры ЧФ России), приносящую неплохие прибыли.

Пока шло «изучение вопроса», события развивались своим ходом. В апреле 1994 г. украинская морская пехота заняла сооружения Черноморского флота в Одессе. В мае 1994 г. на кораблях ЧФ, формально находящихся под совместным командованием, самовольно начали поднимать андреевские флаги. Понадобилась экстренная встреча 17 июня в Москве, где было решено ускорить процедуру раздела флота. В декабре 1994 г. началась война в Чечне. Удержание остроконфликтной зоны в Крыму было непосильным бременем как с военной, так и с политической точки зрения.

8 июня 1995 г. в Массандре Б. Ельцин и Л. Кучма подписали еще одно соглашение о разделе флота, которое также оставило открытым вопрос о базах. Через год была принята Конституция Украины, которая разрешала размещение иностранных войск только на переходный период. В ноябре 1996 г. Дума вновь заявила претензии на Севастополь. Тем временем «бесхозный» флот постепенно приходил в негодность, его имущество разворовывалось, а береговая инфраструктура коммерциализировалась.

«Флотская эпопея» закончилась (по крайней мере на уровне международно-правовых отношений) 28 мая 1997 г. с подписанием в Киеве трех договоров о статусе и пребывании Черноморского флота РФ на территории Украины, о параметрах разделения флота и о взаиморасчетах, дружбе, партнерстве и сотрудничестве между Украиной и Россией. Флот был поделен окончательно (в пропорции 56 % — России, 44 % — Украине, причем ей достались корабли постройки 1954–1974 гг.) Было договорено, что Севастополь останется базой временного размещения Черноморского флота России (до 2017 г.) на правах аренды — 97 млн долларов США в год (эта сумма просто шла в погашение долга за энергоносители) — при этом России досталось 90 % инфраструктуры флота в Севастополе.

«Крымский узел» — это лишь наиболее показательный пример проблемности отношений между Украиной и Россией, вызванной различиями в геополитических интересах политиков обеих стран. Для России, традиционно играющей доминирующую роль на просторах бывшего Союза, удержание Украины в сфере своего влияния было чрезвычайно важным как с точки зрения геополитики и военно-стратегической, так и по внутриполитическим соображениям — окончательный «уход» Украины из сферы российского влияния и ее вхождение в геополитические структуры, воспринимавшиеся Россией в качестве соперников, был бы воспринят населением России как свидетельство слабости. «Украинская карта» оставалась весьма выгодным средством и для той части политиков, которые эксплуатировали великодержавные или националистические настроения части российского общества. В итоге все 1990-е гг. российское руководство выстраивало отношения с Украиной больше на политико-идеологических основах. Средства экономического давления использовались в меньшей степени и не так открыто — не последней причиной такого выбора было то, что экономические связи в этот период выстраивались не столько по линии межгосударственной, сколько по линии сотрудничества между влиятельными группами «рантье», стремительно обогащавшимися в обеих странах под прикрытием и при попустительстве государственных структур.

Для Украины, которой, в отличие от России, необходимо было еще утвердиться в системе международных отношений и закрепиться как суверенному государству, стремление России к гегемонии в регионе было серьезным вызовом. Во внутриполитической борьбе «российская карта» также была в большом ходу. Ее интенсивно разыгрывали левые политики, пропагандировавшие поначалу утопическую идею воссоздания Союза, а потом эксплуатировавшие миф об украинском национализме. Для правых политиков российский фактор служил надежным средством поддержания политического тонуса, тем более что российская политика в отношении Украины периодически давала повод поговорить об угрозе «российского империализма». Для значительной части украинской национальной интеллигенции, игравшей в первые годы независимости довольно значительную роль, по крайней мере, в идеологической сфере, сильнейшим раздражителем было присутствие России на информационно-культурном рынке — «российское присутствие» здесь было впечатляющим, а украинская культура не выдерживала конкуренции, в том числе экономической. Стоит помнить и о том, что ориентации населения внутри самой Украины были весьма противоречивы — восток страны традиционно тяготел к России (как культурно так и экономически), запад — к Европе.

В любом случае, выстоять в соперничестве геополитических амбиций один на один с Россией Украина не могла. Курс на «Запад» был спровоцирован, помимо естественных устремлений войти в более широкий мир, желанием найти поддержку, контрбаланс России.

«Запад» со своей стороны, занимал весьма осторожную, прагматическую (временами настолько прагматическую, что ее воспринимали как циничную) позицию по отношению к. Украине. Поначалу Украина была объектом пристального внимания прежде всего как территория с ядерным оружием и нестабильной политической ситуацией — сочетание взрывоопасное в прямом и переносном смысле. Затем, после достижения договоренностей о безъядерном статусе Украины, она рассматривалась как потенциальный источник региональной нестабильности — как из-за отношений с Россией, так и вследствие масштабного упадка экономики и внутриполитических конфликтов. К концу 1990-х гг. Украина обрела на Западе стабильную, но достаточно сомнительную репутацию государства с высочайшим уровнем коррупции, масштабной теневой экономикой, всевластием бюрократии и бесправием населения. Постоянным источником раздражения для западных политиков была так называемая многовекторность внешней политики Украины и чрезвычайно медленный темп рыночных реформ. К концу 1990-х гг. один из американских политиков высшего ранга запустил в оборот термин «усталость от Украины». Для многих западных партнеров Украина играла роль чемодана без ручки — бросить ее было невозможно, прежде всего из прагматических соображений: никому не нужен был источник нестабильности на границе с расширяющейся Европой, а слишком тесные объятия с Россией могли закончится геополитическим слиянием и чрезмерным усилением последней. Тащить же Украину за собой в европейское и евроатлантическое пространство было крайне тяжело и неудобно — как из-за позиции коррумпированных украинских политических элит, лавировавших между Россией и Западом, так и из-за нежелания заходить слишком далеко в перетягивании каната с Россией. Если попытаться обобщить позицию «Запада» относительно Украины, можно сказать, что она, с одной стороны, сводилась к лозунгу «спасение утопающих — дело рук самих утопающих» (когда речь шла о реформировании политической системы, вооруженных сил, изменениях в системе государственного управления). С другой — это был «риск-менеджмент» — когда речь заходила о поддержке экономических реформ (через кредиты и прямые инвестиции) или о разрешении внутри-и внешнеполитических конфликтов.

Тем не менее, практически с первых дней самостоятельности наблюдался медленный, иногда с остановками и периодами обратного хода, дрейф Украины в сторону «Запада». В основном это был дрейф идеологический и политический.

Отношения с Западом в 1990-е гг. можно условно разделить на три основные тематические линии: Украина — НАТО, Украина — Европейский союз, Украина — США. Поначалу главной проблемой в развитии отношений по всем трем линиям было решение вопроса о (без)ядерном статусе Украины. В 1992 г. на территории страны размещалось 176 межконтинентальных баллистических ракет (1200 боеголовок), 41 бомбардировщик (с общей способностью нести до 650 единиц ядерных боеприпасов) и более 2,5 тыс. тактических ядерных ракет. Украина, провозгласив себя безъядерной державой, добивалась в обмен от членов «ядерного клуба» — России и США гарантий безопасности и материальной компенсации за отказ от ядерных вооружений. После откровенного давления со стороны США и России Украина в январе 1994 г. подписала трехстороннее соглашение по ядерным вооружениям, а в феврале 1994 г. Верховная Рада ратифицировала договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1, на Западе известный как START-1). В ноябре того же года Украина ратифицировала договор о нераспространении ядерных вооружений, отказавшись таким образом от их производства (технологически страна способна производить как ядерное оружие, так и средства его доставки). 5 декабря США, Великобритания и Россия подписали меморандум о гарантиях безопасности Украины. В этот же день подобные документы были подписаны Францией и Китаем. Смысл и практическая применимость этих документов допускают разное прочтение (например, обещание удерживаться от экономического давления), так что упомянутые в них гарантии являются скорее декларациями.

Ядерные боеголовки были вывезены в Россию к 1996 г., ракеты-носители и токсичное топливо к ним «утилизировались» до начала 2000-х гг. (за счет стран-гарантов) на территории Украины. До конца 1990-х гг. Украина получала из России топливо для ядерных электростанций в обмен на ядерные заряды.

Отношения с НАТО поначалу сводились к обмену формальными визитами — в феврале 1992 г. в Украине побывал генеральный секретарь этой организации. В июне этого же года в штаб-квартире НАТО отметился президент Л. Кравчук. Более предметные отношения начались после решения ядерной проблемы. В январе 1994 г. Совет НАТО обратился к странам-участницам Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе с инициативой «Партнерство ради мира», открывающей возможности для каждой отдельной страны вести двусторонние переговоры с НАТО. В феврале этого же года Украина, первой из стран СНГ, подписала соглашение об участии в программе. В марте 1994 г. состоялись переговоры с Украиной в формате «16+1». Было положено начало так называемым расширенным и углубленным отношениям с НАТО, которые в мае 1997 г. оформились в хартию об особом партнерстве. В октябре этого же года НАТО открыло в Киеве центр информации и документации, а Украина открыла свое представительство в штаб-квартире НАТО и с января 1998 г. учредила там пост военного представителя. О вступлении в НАТО до конца 1990-х гг. речи не было с обеих сторон, кроме заявлений украинской стороны о такой возможности в неопределенном будущем.

За сближением Украины с НАТО ревниво следило российское политическое руководство (одновременно разворачивая свою программу сотрудничества с блоком) — для России втягивание Украины в НАТО было серьезнейшим геополитическим вызовом. В самой Украине НАТОвский вектор вызывал весьма неоднозначные реакции. Подавляющее большинство населения имело весьма смутные представления о НАТО, в основном сформированные еще советской пропагандой и «холодной войной». Согласно социологическим опросам, от 31 до 36 % респондентов позитивно относились к идее вступления в НАТО, в то время как до 19 % были против и еще 19 % говорили о своем недоверии к НАТО. Не добавляла позитива и роль НАТО в войне в Югославии. Для политической верхушки отношения с НАТО были настоящим испытанием по многим причинам: из-за прямого и скрытого противодействия сближению с блоком со стороны России, из-за собственной неготовности принять окончательное решение, из-за сложной социально-экономической ситуации в стране, из-за катастрофического состояния украинской армии, находившейся в стадии не столько реформирования, сколько создания (по оценкам экспертов на середину 1990-х боеспособными были не более 30 % подразделений), наконец, из-за активного сопротивления значительной части политических сил, прежде всего левых. В любом случае, сближение с НАТО для Украины было прежде всего одним из способов сближения с Европой и США, легитимации страны в международном сообществе и способом балансирования между Западом и Россией.

Отношения Украины с Европейским союзом в 1990-е гг. достаточно метко охарактеризовала британская исследовательница Катарина Вольчук — «интеграция без европеизации»[501]. Если в отношениях с Россией и странами СНГ речь шла о «цивилизованном разводе», то в случае с Европой и Европейским союзом можно было ожидать лишь брака по расчету, причем Украина выступала в роли бедного родственника. Для украинских правящих элит «европейский вектор» был важным средством их легитимации как внутри страны, так и за ее пределами. Для населения Европа представлялась образцом высоких жизненных стандартов и упорядоченности. При этом Западная Европа стала одним из главных объектов трудовой эмиграции из Украины.

После провозглашения независимости Украина довольно быстро установила двусторонние дипломатические отношения со всеми европейскими странами. Сотрудничество с ЕС на политическом уровне также стало одним из первых успехов украинской дипломатии. На следующий же день после референдума о независимости ЕС опубликовал меморандум о необходимости открытого и конструктивного диалога с Украиной. В сентябре 1992 г. состоялась первая встреча «Украина-ЕС» на высшем уровне. В этом же году открылась программа технической помощи ЕС Украине. В июле 1993 г. Верховная Рада утвердила внешнеполитическую доктрину страны, где членство Украины в ЕС было названо перспективной целью внешней политики. В октябре 1993 г. в Киеве открылось представительство ЕС.

Наибольшим успехом в развитии сотрудничества с ЕС стало подписание в июне 1994 г. Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (на его ратификацию всеми странами-членами ЕС ушло 4 года). Соглашение давало Украине статус наибольшего благоприятствования в отношениях с ЕС. В соглашении, помимо прочего, оговаривался целый ряд условий, которые Украина должна была выполнить, прежде чем могла пойти речь об ассоциированном членстве в ЕС. Кроме этого, по соглашению был создан ряд совместных координационных и мониторинговых органов для его реализации.

Начиная с 1994 г. Украина несколько раз поднимала проблему ассоциированного членства в ЕС (как первый шаг на пути к членству) и получала уверения в «понимании» этих устремлений, а одновременно с ними — вежливый отказ с предложениями более последовательно проводить реформы в экономике, государственном управлении, во внедрении принципов демократии и соблюдения прав человека.

В 1995 г. Украине удалось подписать важное временное соглашение с ЕС о режиме торговли, приоткрывшее ей европейские рынки. Тогда же ЕС присвоил Украине статус страны с переходной экономикой, также создававший по крайней мере формальные благоприятные условия для торговых отношений. ЕС превратился в одного из наибольших торговых партнеров Украины — доля украинского экспорта в страны ЕС к концу 1990-х гг. достигла 35 % от общего объема. В то же время сама Украина оставалась малозаметной в торговых балансах Евросоюза — доля торговли с ней колебалась в рамках 1 %.

1990-е гг. прошли под знаком расширения сотрудничества с ЕС в экономической сфере и в области технической помощи. Европейский союз стал одним из главных доноров Украины — с 1991 по 1998 гг. объем помощи Украине составил 1 млрд 288 млн евро (из них половина — в виде кредитов)[502]. Параллельно Украина постепенно находила свой вариант отношений с европейскими странами на уровне двусторонних связей, в частности, экономических, хотя здесь ситуация крайне осложнялась нестабильностью украинской экономики.

В декабре 1996 г. ЕС принял План действий по Украине. С сентября 1997 г. начали работу регулярные саммиты Украина — ЕС. В июне 1998 г. Л. Кучма своим указом утвердил стратегию европейской интеграции Украины, в которой членство в ЕС определялось долговременной стратегической целью. План предусматривал углубление сотрудничества в таких областях как энергетика, торговля и инвестиции, наука, технология и космос, транспорт и т. п. Практически это была развернутая программа вхождения Украины в европейское пространство. Объем работы и сложность задач можно проиллюстрировать на примере адаптации законодательства Украины к законам и правилам ЕС. Украине нужно внести изменения более, чем в 4 тыс. законодательных актов, а законодательство ЕС насчитывает более 80 тыс. страниц, которые нужно было по крайней мере перевести.

К концу 1990-х гг. очевидным стало нарастание евро-интеграционной риторики украинских государственных деятелей на фоне все более осторожных и выверенных заявлений руководства ЕС по поводу евроустремлений Украины. Ситуация была спровоцирована по крайней мере двумя обстоятельствами. Во-первых, начались активные переговоры со странами бывшего коммунистического блока о вступлении в ЕС. Большинство этих стран, граничащих с Украиной, должны были в недалеком будущем стать членами Евросоюза. Украина оказывалась на его границах. Это означало, что с введением в этих странах стандартов ЕС в трудовом и торговом законодательстве, визовом режиме Украина теряет как рынки сбыта продукции, так и возможности для трудовой миграции, что создавало дополнительное напряжение внутри страны. В какой-то степени страны Восточной Европы могли вновь превратиться в своего рода «санитарный кордон» с Украиной. Во-вторых, для Л. Кучмы и его окружения евроинтерационная риторика и возможности продвижения на Запад были, с одной стороны, средством укрепления своих пошатнувшихся позиций внутри страны, с другой — методом сдерживания России, отношения с которой по-прежнему были весьма неровными.

В декабре 1999 г. нажим на ЕС со стороны Украины достиг высшей силы. В декабре 1999 г., во время заседания Совета Европы в Хельсинки ожидалось, что Украина получит четкие и недвусмысленные заверения в признании ее устремлений к членству в ЕС. Ответ был крайне разочаровывающим: украинское руководство получило «общую стратегию» и предложения углублять и развивать курс реформ, особенно в экономике и государственном управлении. Послание было недвусмысленным — украинскому руководству дали понять, что страна с таким уровнем развития экономики, социального обеспечения, демократии и прав человека не может претендовать на скорое вхождение в ЕС.

Начало украинско-американских отношений в 1990-е гг. было почти анекдотическим — в историю Украины навсегда вошла знаменитая речь американского президента Джорджа Буша-старшего в украинском парламенте 1 августа 1991 г., получившая название «котлета по-киевски» (chicken-Kiev speech). Американский президент заявил, что поддерживает стремление Украины к свободе, но не поддерживает ее намерение выйти из СССР. Он также предостерег украинцев от «самоубийственного национализма». До конца 1993 г. США довольно последовательно придерживались пророссийского курса в политике со странами СНГ, считая, что роль России в развале СССР гарантирует и ее лидерство в демократических преобразованиях в постсоветских республиках. Гражданский конфликт октября 1993 г. в Москве заставил США пересмотреть свои приоритеты.

США признали самостоятельность Украины 25 декабря 1991 г. — позже, чем Норвегия, но раньше, чем Германия. В мае 1992 г. состоялся первый визит президента Украины в США. Тогда Украина получила статус страны «наибольшего благоприятствования» со стороны США — жест, имевший больше символическое, чем практическое значение.

В 1993 г. украинско-американские отношения стали натянутыми. Главной причиной этого было наличие на территории Украины ядерного оружия и ее требования гарантий безопасности — с соответствующими изменениями в договоре СНВ-1. При этом США на словах обещали любые гарантии, однако отказывались выступать посредником в получении таких гарантий от России. В апреле 1993 г. американский Сенат даже выступил с декларацией о необходимости преодолеть «кризис доверия» в американо-украинских отношениях. К осени 1993 г. совместными усилиями удалось достичь взаимоприемлемых договоренностей, особенно в части материальной компенсации. Вскоре после ратификации Украиной договора о нераспространении ядерного оружия состоялась первая встреча президента Л. Кравчука с президентом США Б. Клинтоном, который 12 января 1994 г. сделал остановку в аэропорту «Борисполь» по дороге в Москву (где через два дня и был подписан трехсторонний договор о ликвидации ядерного оружия в Украине).

В сентябре 1996 г. Сенат утвердил создание постоянно действующей двусторонней комиссии на высшем уровне (так называемая комиссия Кучма — Гор) — наличие такого органа должно было засвидетельствовать важность Украины во внешней политике США и обеспечить постоянный контакт и обмен мнениями по стратегически важным вопросам на равноправной основе. Впрочем, «равноправность» была скорее риторической фигурой дипломатов — Украине приходилось «учитывать мнение» США, как правило, в пользу последних. Это было очевидным и в вопросе о ядерном разоружении, и в случае с прекращением участия Украины в строительстве ядерной электростанции в Иране под давлением США.

Впрочем, эти «маленькие неудобства» США компенсировали материально. Программа финансовой помощи Украине была открыта еще в 1993 г., уже тогда она составила 300 млн долларов США. В 1994 г. эта цифра возросла до 700 млн. Тогда же при активном участии США «большая семерка» приняла решение о предоставлении Украине 4,2 млрд долларов на проведение экономических реформ и подготовку к закрытию Чернобыльской АЭС. Зимой 1996 г. Украина стала для США третьей (после Израиля и Египта) страной по размерам получения финансовой помощи. К 1999 г. общий объем финансовой помощи Украине со стороны США составил более 1,7 млрд долларов.

Однако к концу 1990-х гг. в этой области возникли серьезные затруднения — все более частыми становились сигналы о «нецелевом использовании» американской финансовой помощи украинскими государственными партнерами и о неблагоприятных условиях для американского бизнеса в Украине. В 1999 г. финансовая помощь Украине была уменьшена по сравнению с предыдущими годами. Весной этого же года бывший премьер-министр Украины Павел Лазаренко попросил убежища в США, и коррупционный скандал вокруг его имени крайне негативно сказался на перспективах Украины с точки зрения дальнейших финансовых вливаний.

На политическом уровне Украина к концу 1990-х гг. числила США среди «стратегических партнеров» (наряду с десятком других стран, среди которых были геополитические конкуренты США). В ноябре 1999 г. Л. Кучма заявил, что для Украины стратегическое партнерство с США является одним из ключевых внешнеполитических направлений. Для США Украина после достижения безъядерного статуса сохраняла значение прежде всего как конфликтогенный фактор в стратегически важном регионе — развитие демократии в Украине стало приоритетом для США именно в этом смысле — стабильная и демократичная Украина могла обеспечить стабильность и в регионе в целом. Кроме того, к концу 1990-х гг. возросло значение Украины как противовеса в отношениях с Россией, особенно в свете прямого вмешательства США в югославские события.

Итак, дебют Украины на международной арене в качестве самостоятельного государства был крайне сложным, противоречивым и временами драматичным. Тем не менее, он состоялся. Украине удалось избежать острых конфликтов с крупнейшими игроками в геополитической игре и найти свою нишу в международных отношениях. В то же время ей еще предстояло добиться внешнеполитической самодостаточности и реального равноправия в отношениях с ведущими странами мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.