Мясорубка для шляхты

Мясорубка для шляхты

Став генерал-губернатором в феврале 1838 г., однорукий Дмитрий Бибиков (он потерял руку под Бородино), чей гражданский чин тайного советника был конвертирован годом ранее в генерал-лейтенантский, очень быстро проявил себя как сторонник суровых мер в борьбе с обнищавшей шляхтой. В основе антипольской волны 1840-х годов лежало три основных причины: 1) существование определенной атмосферы истерии в верхах из-за рапорта волынского военного губернатора генерала Маслова на имя Николая I; 2) очередное появление призрака революции и одновременное раскрытие «заговора» Ш. Конарского; 3) активизация охоты на «фальшивых дворян» в Волынской губернии.

Причиной суровости царских властей стал рапорт генерала Маслова царю от 5 декабря 1838 г., представленный после поездки с ревизией по Волынской губернии. В рапорте, среди прочего, шла речь о странной околичной шляхте, которая жила с собственных (ненанятых) земельных наделов. О ее существовании Петербургу до этого времени ничего не было известно. Царь отметил на полях, что дело требует немедленного выяснения, и уже 19 января 1839 г. министр внутренних дел А.Г. Строганов потребовал от Бибикова объяснений586.

Маслов доложил, что в Волынской губернии есть много бедной шляхты, которая, в отличие от другой, живет целыми селами, называемыми околицами. Он сообщал: «Прискорбно видеть, что люди, погруженные в грубое невежество, развращенной нравственности, ни пониманием, ни образом жизни не отличающиеся от здешних крестьян и не несущие ни государственных повинности, ни службы, пользуются правами, присвоенными дворянству». И хотя, как уточнял Маслов, эти привилегии были дарованы им польскими королями, они, по его мнению, ничем не оправдывают своего существования, потому что на протяжении веков не приносили государству никакой пользы. Маслов обращал внимание на странные вещи в этих околицах. Так, например, недалеко от Овруча в селе, где насчитывалось свыше тысячи душ, у всех была одна и та же фамилия! Эти люди говорили на «малороссийском наречии», однако, как признавал Маслов, они, невзирая на бедность, жили достойно и чисто, кроме тех, которые обитали в лесу в курных избах.

Описание жизни в таких «шляхетских» селах, в особенности в Литве, хорошо представлено в польской литературе. Элиза Ожешко идеализировала быт этих сел еще в конце XIX в. в повести «Хам». Юзеф Игнацы Крашевский наблюдал жизнь околичной шляхты на севере Волынской губернии около 1838 г., т.е. примерно в то же время, что и Маслов. Вот как он описывает село Серницка, где жили 240 «шляхетских» семей, которые называли себя мазурами или будниками (поскольку жили в курных хатах, которые называли «будами»): «Улицы как таковой нет, каждый живет и строится на своем куске земли там, где хочет. У каждого коровник иначе повернут, все дома в разные стороны глядят, на каждое подворье вход с иного бока, истинная картина беспорядка и шляхетской свободы. Среди этого хаоса застройки бродят существа, которые одеждой, а временами и лицом напоминают крестьян; бабы босые, желтые, худые; дети полуголые, и все это – паны!»587

Польский писатель дает ценное свидетельство об уровне украинизации этого населения и показывает, что стремление царских властей ассимилировать этих людей с крестьянами зачастую было лишь юридическим подтверждением процесса, который если еще не завершился, то уже давно начался. Единственное, что осталось у этих «шляхтичей» от былого звания, писал Крашевский, это верность пословице – «шляхтич на своем наделе равен воеводе». «Все они сегодня греческого вероисповедания, – отмечал автор, – суеверия у них общие с крестьянами, с которыми они близко сталкиваются, несмотря на свое происхождение, они переняли от них многие верования и обычаи… Вид этих людей меня заинтересовал, но в то же время и огорчил. Состояние их варварского невежества, а при том путаные воспоминания о более высоком, аристократическом происхождении, гордость в каждом движении и слове печально контрастировали с их видом и бедностью. Какими же должны были быть превратности судьбы, чтобы довести этих людей до такого состояния, подобной слепоты…!»588 Все они, по словам Крашевского, претендовали на один и тот же герб, дарованный им королевой Боной Сфорца, но не значащийся в известном Польском гербовнике К. Несецкого.

Эта странная социальная среда стала темой повести Крашевского, написанной в 1847 г., под названием «Будник». Автор акцентировал в ней внимание на остатках привязанности этих людей к польской культуре589. Но, может быть, Крашевский ошибался? Были ли в действительности предки этих людей когда-то поляками? Не были ли это потомки руських путных бояр?

В любом случае «открытие гуронов» наполнило сердца министров тревогой. Строганов бомбардировал киевскую администрацию требованиями послать информацию, а Бибиков требовал отчетов как от волынского гражданского губернатора, так и от исправников.

До 14 июля 1839 г. Комитет министров не располагал никакими сведениями, и лишь 1 августа наконец поступила объяснительная записка волынского гражданского губернатора, из которой следовало, что горячка была вызвана малозначащей причиной. Действительно, вокруг Овруча жила обнищавшая шляхта, но на своей земле. Там было, к примеру, 32 семьи Билошицких из села Билошице, 38 семей Болсуновских в округе Болсунова, 33 семьи Бехов из Бехов, 27 Васковичей из Васковиц, 58 Кобылинских из Кобылин. Гражданский губернатор предполагал, что, возможно, среди них и могли найтись несколько дезертиров, однако следовало вначале проверить их права на дворянство, что и собирались сделать ревизоры из Житомира. Губернатор сообщал, что количество этих людей не превышало 1100 семей (5987 душ) в околицах Овруча, 63 семьи в околицах Луцка, 48 – вокруг Житомира590.

Власти не могли признать, что подняли шум по пустякам. Однажды заведенной бюрократической машине понадобилось десять лет, чтобы оставить в покое околичную шляхту… Еще в 1850 г. среди шляхтичей будут искать «дезертиров и бродяг». Это типичный пример функционирования царской администрации, удачно подмеченный Гоголем во времена Николая I: вокруг незначительного факта накапливается огромная корреспонденция; неясная оговорка в рапорте какого-то военного, не знающего местных обычаев, перерастает в лихорадочную бюрократическую писанину591. Несмотря на весь гротеск, данная ситуация была обусловлена существовавшей атмосферой недоверия и ненависти. Интересно то, что эта шляхта из-под Овруча, имевшая собственные клочки земли и необходимые бумаги, была признана настоящей!

Другой причиной возмущения властей стало беспокойство в связи с делом Ш. Конарского (о нем еще пойдет речь в дальнейшем, поскольку оно касается как безземельной шляхты, так и помещиков). На тот момент это дело дало властям повод удвоить рвение в борьбе со всем польским населением империи. В тайной записке на имя Николая I, с которой тот ознакомил Комитет западных губерний на заседаниях 1, 24 и 25 февраля 1839 г., Бибиков живописал, словно в бреду, «нынешнее расположение умов во вверенном мне крае». Он подчеркивал, что положение дел хуже, чем в 1830 г. Шляхта и духовенство, как он лично объяснял Комитету, со времени присоединения этих земель к России не перестают вспоминать былые лучшие времена, чему способствовали новые обстоятельства. Он представил количество дворян, которых следовало в обязательном порядке исключить из списков, чтобы вновь на этих землях воцарилось спокойствие. В трех украинских губерниях, по его мнению, оставалось еще 178 тыс. лиц, причислявших себя к шляхте, в то время как в лучшем случае около 3 тыс. из них можно было отнести к дворянам592.

Представленные Бибиковым цифры дают возможность понять темпы и размах деклассирования. В списки была внесена шляхта, чей статус был подтвержден дворянскими собраниями. Бибиков уточнил эти данные в статистической части своего отчета о состоянии трех губерний, высланного в Петербург 28 февраля 1840 г.593

Итак, 178 684 лица обоего пола, получившие подтверждение о принадлежности к дворянству от дворянских собраний, по состоянию на 1840 г. ожидали ревизии. В дальнейшем мы увидим, каким образом генерал-губернатор возьмется за реализацию своего грандиозного плана. Сейчас же обратим внимание на то, что в том же отчете даются и другие крайне ценные сведения, а именно: количество однодворцев и граждан в трех губерниях на конец 1839 – начало 1840 г.:

Как уже отмечалось, в конце 1833 г. дворянские собрания были вынуждены согласиться на деклассирование 72 144 человек, а это значит, что в 1834 – 1839 гг. количество деклассированных составило:

165 283

– 72 144

93 139

По губерниям количество деклассированных было следующим:

Как видим, в Волынской губернии имело место наибольшее сопротивление сокращению шляхты, хотя надо признать, что общее количество деклассированных значительно возросло. Это, несомненно, можно частично объяснить энергичной деятельностью Бибикова на посту генерал-губернатора. Его усилия не принесли желаемых результатов лишь в Волынской губернии, что не могло не вызывать у него досады. 4 августа 1838 г., учитывая очень скромные результаты деятельности Дейши и его преемника (с ноября 1837 г.) Стояновского, Бибиков предложил министру юстиции заменить последнего уже двумя ревизорами – Механцевым и Бутовичем. С этого времени возможности проведения ревизии расширились. Однако 16 сентября 1838 г. Механцев сообщил, что для завершения проверки записей, сделанных по решению дворянского собрания в 1832 – 1838 гг., он должен проверить дела 6050 семей, а 4 января 1839 г. он доложил, что не продвинулся дальше 1832 года. Кроме того, волынское дворянское собрание, возглавляемое графом Янушем Илинским, продолжало вести себя вызывающе: 7 ноября 1838 г. оно вновь обратилось с адресом к Бибикову, в котором выразило удивление в связи с вмешательством Механцева не в свои дела, поскольку собрание, хотя и не получило ответа, выслало еще 30 июля 1836 г. в Герольдию соответствующую информацию обо всех своих действиях. В качестве доказательства прилагалось дело объемом в 104 страницы. Собрание просило освободить Механцева от исполнения возложенных на него обязанностей594.

В ответ в атмосфере общего подъема, о котором уже говорилось, министр юстиции выслал 18 марта 1839 г. Бибикову письмо, в котором упрекал последнего в медленности действий и беспорядках на Волыни. В свою очередь, Николай I получил рапорт жандармского генерал-майора фон Дребуша, переданный влиятельным графом А.Х. Бенкендорфом. Последний добавлял, что еще есть «много» фальшивых шляхтичей, которых следует выявить595.

Вскоре царь сам пришел к выводу, что процесс деклассирования поляков действительно затянулся. В протоколах заседаний Комитета министров от 5 и 19 сентября 1839 г., куда был приглашен и Бибиков, указывалось на необходимость установить «неослабное наблюдение за скорейшим окончанием поручения, возложенного на Комиссии Высочайше Учрежденной для Ревизии действий Дворянских депутатских собраний». Николай I отметил на полях, что генерал-губернатор должен был доносить ему «об успехах каждые три месяца»596.

Напуганный Бибиков надавил на всех чиновников, занимавшихся этим делом: на Механцева в Житомире, Попова в Киеве, Вильмяновского в Каменце, гражданских губернаторов, предводителей дворянства (7 октября 1839 г.), требуя просматривать по 100 дел семей в месяц597. Он и сам понимал, что это невозможно.

Бибиков вновь отправился в Петербург для участия в трех длительных заседаниях Комитета западных губерний – 18 ноября, 9 и 23 декабря 1839 г., где вместе с министром юстиции предложил то, чего волынская полиция добивалась с 1836 г., а именно – создать в Киеве специальную, единственную для трех губерний комиссию, которой в течение полугода будут переданы все документы дворянских собраний. Работа комиссии должна была вестись исключительно в Киеве и завершиться не позже чем через три года. Князь Долгорукий, виленский генерал-губернатор, отказался принимать участие в этих драконовских мерах. На этот раз в авангарде репрессий выступили украинские губернии.

Заключительная часть протокола заседания петербургского Комитета преисполнена оптимизмом. В ней выражалась радость в связи с давно ожидаемым решением вопроса о будущем урегулировании положения люда, который «не решается до окончательного рассмотрения прав своих вступить в податное сословие и потому, оставаясь праздным, с одной стороны по необразованности и недостатку оседлости, более других склонен к буйству и мятежу, а с другой, распространяет в краю дух неудовольствия и ропота. Уменьшение сколько возможно сего вредного класса людей и лишение его средств нарушать общее спокойствие было по восстановлении общественного порядка предметом первых попечений Правительства». Зная, что, по данным Бибикова, это касается 178 тыс. человек, Комитет испытал радость от возможности покончить с этим делом, «дабы праздную в Западном крае шляхту скорее обратить в полезные граждане и подчинить настоящему порядку вещей». Вершиной цинизма было то, что в указе, подписанном Николаем I, говорилось о том, что он издается «для облегчения жителям Западных губерний предоставления доказательств их принадлежности к дворянству»!598

В ход был запущен огромный механизм, который, подобно мясорубке, должен был перемолоть польскую шляхту, обратив в рабство вольных людей. На это не жалели средств. Наряду с армией писарей в комиссию входили чиновники высокого ранга, получавшие отдельную плату: председатель – 1143 рубля серебром в год и 571 рубль серебром на питание, товарищ председателя – 857 рублей серебром, советник – 714 рублей серебром, столоначальники – по 685 рублей серебром, а переводчики, необходимые для перевода текстов с «польского диалекта», – по 1372 рубля серебром! В комиссию входил также представитель шляхты, хотя и без права голоса. Т. Бобровский о представителе киевской шляхты вспоминал, что тот «плакал, но подписывал»599.

Все они приступили к этому титаническому чиновничьему труду, следы которого сохранились до наших дней в отдельном фонде Центрального государственного исторического архива Украины в Киеве600. Практически каждое из 2364 огромных дел, содержащих семейные документы, насчитывает более 1000 листов. Это печальное свидетельство эффективной и неслыханной ликвидации целого социального слоя.

Все было предусмотрено и регламентировано, начиная от ключей к шкафам и заканчивая качеством бумаги. Секретари, переводчики, канцеляристы, подгоняемые председателем, требовавшим все большей отдачи, трудились не покладая рук. Рекомендации Герольдии были однозначны: не признавать ни одного подтверждения, выданного дворянским собранием601. Вся эта бумажная кутерьма по сути своей была зловещей комедией. Однако следовало делать вид, что дела внимательно изучаются, при этом семейные документы подлежали конфискации, чтобы отнять у заинтересованных возможность в дальнейшем подавать жалобы и просьбы. Росли стопы бумаг с проводимыми сопоставлениями, ежемесячными реестрами и т.п. Каждое генеалогическое древо сопровождалось комментариями на 4 или 5 страницах, которые в 98 % случаев заканчивались отказом.

Большинство исключений из дворянства производилось на основании отсутствия необходимых доказательств. При этом безжалостно отбрасывались свидетельства о крещении, свидетельства соседей, украшенные иногда восковыми печатями, или свидетельства уездных собраний. Подобным образом поступали и с актами о продаже в прошлом имений, даже когда они относились к XVII – XVIII вв. Огромное количество убедительных с виду генеалогий отвергалось по формальным причинам. Очевидной была злая воля: ведь главным было избавиться от шляхты как таковой, этого инородного тела в российской государственной системе. В большинстве случаев в конце протоколов ревизии говорилось, что комиссия предлагает отнести того или иного в список дворян, которые, хотя и были внесены в родословные книги, не имели на это права согласно действующему законодательству, поскольку в их делах имеются несоответствия и не соблюдены формальности. Эти списки вместе с прилагаемыми документами должны были передаваться в Герольдию.

Таким образом, в расставленные сети один за другим попадали тысячи шляхтичей. Бибиков, естественно, следил за ходом работы, ежемесячно ее контролируя. За четыре года у него накопилось двадцать пять огромных дел со статистическими данными602. Поскольку наибольшие трудности возникли в Волынской губернии, то начатая еще Механцевым ревизия продолжалась одновременно с работой Киевской комиссии и длилась вплоть до 1841 г.603

Через три года, как и можно было предположить, ревизия еще не была завершена. Бибиков просил продлить срок деятельности Центральной комиссии трех губерний до 1 января 1845 г. и получил согласие Комитета западных губерний604. Генерал-губернатор был готов продемонстрировать уступчивость, стремясь заинтересовать тех, кто еще не представил своих бумаг для проверки Комиссией, но столкнулся с непониманием еще более строгого чиновника, министра юстиции. Бибиков, к примеру зная, какой ужас вызывала у людей военная служба, просил его о том, чтобы тех, кто опоздал с представлением документов, забирали в рекруты лишь после двух очередных наборов. Однако это вызывало возмущение министра, который посчитал, что подобная отсрочка может вызывать новые надежды на полное освобождение от военной службы и послужит причиной беспорядков во время первого набора. А потому не могло быть и речи об облегчении судьбы новых однодворцев605.

Какими же были итоги пятилетнего труда? В статистических данных, высланных Киевской центральной комиссией в Герольдию, сообщается лишь о количестве пересмотренных семейных дел. Однако и эти цифры весьма красноречивы, чтобы оценить результаты проведенной «работы»606.

По каждой губернии была представлена ежегодная роспись итогов работы, наряду с небольшим количеством подтвержденных дворян, указывалось четыре категории тех, кто получил отказ по различным причинам: 1) лица, незаконно внесенные в родословные книги; 2) лица, права которых представлялись сомнительными; 3) лица, предоставившие неполный комплект документов, неправильные или подложные документы; 4) лица, которых без проверки предлагалось отнести к податным сословиям. Суммировав ежегодные данные, получаем следующие цифры за период 1840 – 1844:

К этим цифрам можно смело добавить данные о семьях, чьи дела были высланы для проверки в Герольдию:

А вот количество семей, дворянское происхождение которых было подтверждено:

Трудно точно определить, сколько человек насчитывала каждая семья. Можно лишь приблизительно предположить: в уже цитируемой записке на имя министра юстиции с просьбой о продлении срока проведения этой акции, рассмотренной Комитетом западных губерний 12 декабря 1843 г., Бибиков утверждал, что на тот момент было проверено 18 546 семей и получены следующие результаты:

541 человек признано дворянами

16 300 человек оставлено на рассмотрение Герольдии

79 069 человек исключено из шляхты и присоединено к однодворцам.

Центральная комиссия проинформировала Бибикова о количестве деклассированных за предыдущий год607:

4835 в Киевской губернии

36 119 в Подольской губернии

Эти данные в целом дают почти 120 тыс. лиц окончательно деклассированных на протяжении четырех лет. Однако окончание работы Центральной комиссии вовсе не означало прекращения охоты за «фальшивой шляхтой». В 1845 г. местная полиция получала приказы преследовать тех, кто избежал деклассирования. На 5 июля 1844 г., согласно предыдущему документу, еще осталось 28 536 лиц «для ревизии» в Подольской губернии и 2916 семей в Киевской (около 12 тыс. лиц). Нет оснований сомневаться, что вместе с этими 40 тыс. очень немногим из 178 тыс. шляхты, которую Бибиков собирался деклассировать в 1839 г., удалось избежать репрессий. Таким образом, между 1840 – 1846 гг. было деклассировано по крайней мере 160 тыс. человек.

Польская газета в Петербурге «Tygodnik Peterburski» (1845, № 70) опубликовала еще один указ Сенату, в котором говорилось, что «прежние шляхтичи», которые не представили свои бумаги к этой дате, будут немедленно и без исключения записываться в однодворцы.

16 сентября 1847 г. Комитет западных губерний вернул дворянским собраниям право выдавать подтверждение и регистрировать документы дворян-землевладельцев, которыми до этого времени не интересовались. Бибиков вплоть до 1853 г. ежемесячно получал полицейские и судебные отчеты из всех 36 уездов, где указывалось количество «прежних шляхтичей», переведенных в податное сословие. Цифра редко превышала 3 – 4 семьи. Однако в период политических волнений вновь наблюдались вспышки репрессий. Так, в июне 1848 г. в Балтском уезде к однодворцам было отнесено 255 человек, в июле – 490, в августе – 1950, в сентябре – 181, в октябре – 78, в ноябре – 29, в декабре – 24608.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.