Нелюбимый город

Нелюбимый город

Владимир Набоков

В газете «Руль» регулярно печатался Владимир Сирин. Это был псевдоним молодого Владимира Набокова (1899–1977), ставшего известным после публикации в 1926 г. в Берлине его первого романа «Машенька», а впоследствии крупнейший писатель русской эмиграции. В 1919 г. он эмигрировал из России вместе с отцом.

^{Памятная доска на доме, где жили В. Набоков на Несторштрассе, 22. Фото: A. Pushkin}

В Берлине писатель прожил до 1937 г. — пятнадцать «серых», как он говорил, лет. Немецкий писатель, профессор Карл Шлёгель — один из наиболее авторитетных в Германии специалистов по русской культуре XX в. — проследил основные адреса, по которым жил Набоков в Берлине. Эгерштрассе (Egerstrasse, 1, первый этаж) в Берлине-Груневальд в августе 1920 г. (у вдовы Рафаэля Левенфельда, переводчика Толстого и Тургенева, владельца обширной библиотеки); в сентябре 1921 года — переезд на Зехзишештрассе (Saechsischestrasse, 65 (67)) в Видьмерсдорфе (домовладельцем был один из потомков поэта Клейста), оттуда — в пансион на Траутенау-штрассе (Trautenaustrasse, 9), затем на Луитпольдштрассе (Luitpoldstrasse, 13) в Шёнеберге, далее на Мотцш-трассе (Motzstrasse, 31), после этого на Пассауэрштрассе (Passauerstrasse, 12) и оттуда снова на Луитпольдштрассе (Luitpoldstrasse, 27). Потом из-за нехватки денег Набоков перебирается в комнату в квартире семьи Кон по адресу: Вестфелишештрассе (Westfaelischestrasse, 29). Напоследок, в августе 1932 г., Набоковы переехали в дом по адресу: Несторштрассе (Nestorstrasse, 22, третий этаж). Здесь установлена памятная доска с надписью на немецком языке «В этом доме с 1932 по 1937 гг. жил писатель Владимир Набоков. 1899–1977». В 1937 г. Набоков переехал в Париж, где был опубликован его роман «Дар», рассказывающий о жизни русской литературной богемы Берлина 1920-х гг.

В своих произведениях Набоков нередко демонстрировал, скажем так, несимпатию к Берлину. Возможно, оттого, что, владея немецким на минимальном уровне, он чувствовал себя здесь неуютно. Бранденбургские ворота Набоков называл «тесными» и «грузными» (но разве кто-то назовет их легкими?), их колонны «холодными» (а разве они горячие?). В глазах берлинских чиновников он видел «мутную тошноту» (так это «природное» свойство всемирной бюрократии). Но именно по «матовым улицам» этого города бежал герой его романа «Дар», и «предчувствие чего-то невероятного, невозможного, нечеловечески изумительного обдавало ему сердце какой-то снежной смесью счастья и ужаса». В этом городе с «мертвыми глазами старых гостиниц» Набоков познакомился со своей будущей женой Верой Слоним, которая стала ему и «супругой, и музой, и литературным агентом». Здесь в 1934 г. у них родился сын Дмитрий. «И всё это мы когда-нибудь вспомним, — пишет Набоков, завершая «Дар», — и липы, и тень на стене, и чьего-то пуделя, стучащего неподстриженными когтями по плитам ночи. И звезду, звезду».

Кроме «Машеньки», в берлинский период у Набокова вышли повесть «Николка Персик» (перевод на русский повести «Кола Брюньон» Р. Ролдана); поэтические сборники «Гроздь» и «Горный путь»; романы «Защита Лужина», «Подвиг» и «Отчаяние»; сборник рассказов «Король, дама, валет». Он участвовал в собраниях Писательского клуба, основанного профессором истории русской литературы Ю. И. Айхенвальдом, писал скетчи для русского театра «Синяя птица» на улице Хольцштрассе (Holzstrasse).

Будучи оторван от родины, вне которой, как писал Набоков, «язык, мне данный, скудеет, жара не храня, вдали живительной стихии», он оценивал эмиграцию как подарок судьбы, благодаря свободе творчества, которую он обрел вне Советской России. В 1927 г. в посвященной десятилетию Октябрьской революции статье «Юбилей», опубликованной в газете «Руль», Набоков писал:

«Прежде всего, мы должны праздновать десять лет свободы. Свободы, которой мы пользуемся, не знает, пожалуй, ни одна страна в мире. В этой особенной России, которая невидимо окружает нас, оживляет и поддерживает наши души, украшает наши сны, нет ни одного закона, кроме закона любви к ней, и нет власти, кроме нашей собственной совести… Когда-нибудь мы будем благодарны слепой Клио за то, что она позволила нам вкусить эту свободу и в эмиграции понять и развить глубокое чувство к родной стране…