ПРИЛОЖЕНИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРИЛОЖЕНИЯ

Источники

Приложение № 1 Договоры Руси с Византией (полный текст)

Перевод.

907 год.

Олег же, немного отойдя от [Царь]града, начал переговоры о мире с греческими царями Леоном и Александром, послав к ним в город Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава и Стемида со словами: «Платите мне дань». И сказали греки: «Что хочешь, дадим тебе». И указал Олег, дать (своим) воинам на 2000 кораблей по 12 гривен на уключину, и потом давать содержание прибывающим из русских городов: прежде всего из Киева, а также из Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любеча и прочих городов, ибо по тем городам сидят подвластные Олегу князья.

Когда приходят русские, пусть взимают содержание, сколько хотят, а если придут купцы, то пусть взимают месячное в течение 6 месяцев: хлеб, вино, мясо, рыбы и плоды. И пусть устраивают им баню, как только (они) захотят. Когда же русские отправятся к себе домой, то пусть взимают у Вашего царя на дорогу еду, якоря, снасти, паруса и что им нужно.

И обязались греки. И сказали цари и все бояре.

Если явятся русские не для торговли, то пусть не взимают месячное. Пусть (русский) князь запретит своим послам и (вообще) прибывающим сюда русским творить бесчинство в наших селах и в нашей стране. Прибывающие (сюда) русские пусть обитают вблизи (монастыря) святого Мамонта; и когда наше царское величество пришлет (к ним кого-либо), кто перепишет их имена, то тогда (только) они возьмут полагающееся им месячное — сперва (пришедшие) из Киева, затем из Чернигова и Переяславля и из других городов. И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского чиновника, безоружными, человек по 50, и пусть торгуют, сколько им нужно, не уплачивая никаких торговых пошлин.

Итак, царь Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплатить дань и присягали обе стороны; сами (греки) целовали крест, а Олега и его дружинников привели к присяге по русскому обычаю; и клялись те своим оружием и своими богами Перуном и Велесом, богом скота. И так был утвержден мир.

911 год.

В год 6420. Послал Олег своих дружинников установить мирные отношения и заключить договор между Византией и Русью; и, послав (их), сказал так:

Список с другого (экземпляра) договора, находящегося у тех же царей Льва и Александра.

1. Мы, от (имени) русского народа, Карлы, Ингельд, Фарлаф, Вермуд, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Рюар, Актеву, Труан, Лидулфост, Стемид, посланные Олегом, великим князем русским, и всеми подвластными ему светлыми боярами к вам, Льву, Александру и Константину, божьей милостью великим самодержцам, царям греческим, для подтверждения и укрепления дружбы, существовавшей между греками и русскими на протяжении многих лет, согласно желанию и повелению наших князей [и] всех подвластных им русских. Наша светлость, более всех желая милостью бога подтвердить и укрепить дружбу, существовавшую между христианами и русскими, многократно действительно стремились не только на словах, но и в письменной форме и нерушимой присягою, клянясь своим оружием, подтвердить и укрепить эту дружбу, согласно нашей вере и обычаю.

2. Таковы разделы милостью бога мирного соглашения, как мы о нем условились. Прежде всего пусть заключим с вами, греками, мир, и станем дружить друг с другом всею душой и сердцем, и не допустим, согласно нашему взаимному стремлению, никакого беспорядка или обиды со стороны подручных нам светлых князей; но постараемся, сколь возможно, сохранить с вами, греками, (впредь) безупречную дружбу, письменным договором выраженную и присягою подтвержденную. Также и вы, греки, впредь всегда соблюдайте такую же нерушимую и безупречную дружбу по отношению к нашим светлым князьям русским и ко всем, кто находится под рукою нашего светлого князя.

3. Что же касается преступлений, если случится злодеяние, договоримся так: пусть обвинение, содержащееся в публично представленных (вещественных) доказательствах, будет признано доказанным; если же какому-либо (доказательству) не станут верить, то пусть присягнет та сторона, которая домогается, чтобы ему (доказательству) не доверяли; и когда присягнет, согласно своей вере, пусть наказание будет соответствовать характеру преступления.

4. О следующем. Если кто-либо убьет (кого-либо) — русский христианина или христианин русского, — пусть умрет на месте совершения убийства. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то ту часть его имущества, которая полагается ему по закону, пусть возьмет родственник убитого, но и жена убийцы пусть сохранит то, что полагается ей по обычаю. Если убийца окажется неимущим и (при этом) он бежал, то пусть окажется под судом до тех пор, пока не будет найден (если же будет найден, то), пусть умрет.

5. Если (кто) ударит мечом или побьет (кого) каким-либо орудием, то за тот удар или избиение пусть даст 5 литров серебра по обычаю русскому. Если же совершивший это окажется неимущим, то пусть даст сколько может, вплоть до того, что даже снимет с себя те самые одежды, в которых ходит, а (что касается) недостающего, то пусть присягнет, согласно своей вере, что никто не может помочь ему, и пусть судебное преследование с целью взыскания (с него) штрафа на этом кончается.

6. О следующем. Если русский украдет что-либо у христианина или же христианин у русского и схвачен будет вор потерпевшим в то самое время, когда совершает кражу, при этом он окажет сопротивление и будет убит, то не взыщется его смерть ни христианами, ни Русью, но пусть даже потерпевший возьмет то свое (имущество), которое у него пропадало. Если же вор отдастся без сопротивления в руки того, у кого совершил кражу, и будет им связан, то пусть возвратит то, на что осмелился посягнуть, в тройном размере.

7. О следующем. Если кто-либо — русский у христианина или христианин у русского, — причиняя страдания и явно творя насилие, возьмет что-нибудь принадлежащее другому, пусть возместит убытки в тройном размере.

8. Если выброшена будет ладья сильным ветром на чужую землю и окажется там кто-нибудь из нас, русских (поблизости), то если захочет (хозяин) сохранить ее вместе со своим товаром и отправить обратно в Греческую землю, пусть проведем ее (мы) чрез любое опасное место, пока не придет она в место безопасное; если же эта ладья, спасенная после бури или после того, как она была выброшена на мель, не сможет сама возвратиться в свои места, то мы, русские, поможем гребцам той ладьи и проводим ее с их товаром невредимой. В том случае, если случится такое несчастье около Греческой земли с русской ладьею, то (мы, греки) проведем ее в Русскую землю, и пусть (свободно) продаются товары той ладьи; (так что) если можно что-либо продать из (той) ладьи, то пусть мы, русские, разгрузим их ладью. И когда приходим (мы, русские) в Грецию для торговли или с посольством к вашему царю, то пропустим (мы, греки) с честью привезенный для продажи товар (с) их ладьи. Если же случится (так, что) ктолибо из прибывших на той ладье будет убит или избит нами, русскими, или окажется что-либо взятым из ладьи, то пусть русские, сотворившие это, будут присуждены к вышеуказанному наказанию.

9. О следующем. Если пленник (из числа подданных) той или иной страны насильно удерживается русскими или греками, будучи запродан в другую страну, а объявится (соотечественник пленного), русский или грек, то (тогда разрешается его) выкупить и возвратить выкупленного на родину, а (купцы, его) купившие, возьмут цену его, или пусть будет засчитана в выкупную цену поденно (отработанная рыночная) цена челядина. Также, если и на войне (он) будет взят теми греками, все равно пусть возвратится он в свою страну, и отдана будет (за него), как сказано выше, его цена, существующая в обычных торговых расчетах.

10. Когда же требуется идти на войну. Когда же вам потребуется идти на войну, а эти (русские) захотят почтить Вашего царя, то сколько бы из пришедших (к Вам) в какое-либо время ни захотело остаться у Вашего царя по своей воле, пусть будет исполнено их желание.

11. О плененных русскими (христианах), привезенных из какой-либо страны на Русь и сразу же продаваемых в Грецию. Если же когда-нибудь пленные христиане будут привезены из какой-либо страны на Русь, то они должны продаваться по 20 золотников и возвращаться в Грецию.

12. О следующем. Если русский челядин будет украден, или убежит, или будет насильно продан и русские начнут жаловаться, то пусть подтвердится это показаниями челядина, и (тогда) русские его возьмут; также если и купцы потеряют челядина и заявят об этом, то пусть производят розыск и, найдя его, заберут… Если кто не даст произвести этого розыскания местному чиновнику, то будет считаться виновным.

13. русских, находящихся на службе в Греции у Греческого царя. Если кто (из них) умрет, не завещав своего имущества, а своих (родственников) у него (в Греции) не будет, то пусть возвратят его имущество ближайшим родственникам на Руси. Если же он составит завещание, то пусть тот, кому (он) написал (распоряжение) наследовать имущество, возьмет завещанное и наследует им.

13а. О русских, совершающих торговые операции…

О различных (людях), ходящих в Грецию и остающихся в долгу… Если злодей (? не) возвратится на Русь, то пусть русские жалуются греческому царскому величеству, и он да будет схвачен и возвращен насильно на Русь.

15. То же самое пусть сделают и русские грекам, если случится такое же (с ними).

Для подтверждения и нерушимости настоящий мирный договор между вами, христианами, и (нами) русскими, мы составили киноварью (? Ивановым написанием) на двух хартиях: вашего царя и собственноручной, и, скрепив (клятвою), предлежащим честным крестом и святою единосущною троицею единого истинного бога вашего, отдали нашим послам. Мы же клянемся вашему царю, поставленному (на царство) милостью бога, по обычаю и по установлению нашего народа, что ни мы, ни кто-либо из нашей страны не (будет) нарушать (этих) утвержденных пунктов мирного договора. И этот письменный экземпляр договора дали вашим царям на утверждение, чтобы этим договором был подтвержден и укреплен существующий между нами мир.

Месяца сентября 2, индикта 15, в год от сотворения мира 6420.

Царь же Леон почтил русских послов дарами, золотом и шелками, и драгоценными тканями, и приставил к ним своих мужей показать им церковную красоту, золотые палаты и хранящиеся в них богатства: множество золота, драгоценные ткани, драгоценные камни, а также чудеса своего бога и страсти господни: венец, гвозди, багряницу, мощи святых, уча их своей вере и показывая им истинную веру. И так отпустил их в свою землю с великою честью.

Послы же, посланные Олегом, пришли к нему и поведали все речи обоих царей, как установили мирные отношения и заключили договор между Греческою землею и Русскою, и (решили, чтобы впредь) не преступать клятвы — ни грекам, ни русским.

944 год.

В год 6453. Прислали Роман, Константин и Стефан к Игорю послов для восстановления прежних мирных отношений. Игорь же, поговорив с ними о мире, послал своих дружинников к Роману. Роман же созвал бояр и сановников. И привели русских послов и велели (им) говорить, а также записывать речи обеих сторон на хартию.

Список с другого (экземпляра) договора, находящегося у царей Романа, Константина и Стефана, христолюбивых владык.

1. Мы, от (имени) русского народа, послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст — Святослава, сына Игоря; Искусев — княгини Ольги; Слуды — Игоря, племянника Игоря; Улеб — Владислава; Каницар — Предславы; Шихберн — Сфандры, жены Улеба; Прастен — Турдов; Либиар — Фостов; Грим — Сфирков; Прастен — Акуна, племянника Игоря; Кары — Студеков; Егри — Ерлисков; Воист — Войков; Истр — Аминдов; Прастен — Бернов; Ятвяг — Гунарев; Шибрид — Алдан; Кол — Клеков; Стегги — Етонов; Сфирка…; Алвад — Гудов; Фруди — Тулбов; Мутур — Утин. Купец (? купцы): Адунь, Адулб, Иггизлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Турбрид, Фурстен, Бруны, Руалд, Гунастр, Фрастен, Игтелд, Турберн, другой Турберн, Улеб, Турбен, Моны, Руалд, Свен, Стир, Алдан, Тилий, Апубкарь, Свен, Вузлев и Синько Борич, посланные Игорем, великим князем русским и всяким княжьем и всеми людьми Русской земли. И теми поручено возобновить на зло ненавидящем к добру враждолюбцу дьяволу старый мирный договор, уже много лет как нарушенный, и утвердить дружбу между греками и русскими.

И наш великий князь Игорь, и его бояре, и все люди русские послали нас к Роману, Константину и Стефану, великим греческим царям, укрепить дружбу с самими царями, и со всеми боярами, и со всеми греческими людьми на все годы (до тех пор), пока сияет солнце и существует самый мир. А если (кто-либо) из Русской страны замыслит нарушить эту дружбу, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат от вседержителя бога возмездие и осуждение на погибель и в этом мире, и в загробном; а те из них, которые не крещены, пусть не получат помощи ни от бога, ни от Перуна, да не защитятся они своими щитами, и да погибнут они от своих мечей, от стрел и другого своего оружия, и да пребудут рабами в этом мире и загробном.

2. А великий князь русский и его бояре пусть посылают в Грецию к великим царям греческим (столько) кораблей со своими послами и купцами, сколько захотят. Если (раньше) было постановлено, чтобы послы приносили золотые печати, а купцы — серебряные, то теперь повелел ваш князь посылать грамоты к нашему царскому величеству; посылаемые ими (т.е. русскими) послы и гости пусть приносят грамоту, где будет написано так: «послал столько-то кораблей»; чтобы из таких (грамот) узнали и мы, что приходят они с мирными намерениями. Если же придут без грамоты и окажутся в наших руках, то нам следует задержать (их до тех пор), пока не возвестим Вашему князю; если же (они) не дадут себя задержать и будут сопротивляться, то (если будут убиты) пусть не взыщется Вашим князем смерть их; если же, убежав, придут на Русь, то напишем мы Вашему князю — и пусть делают (с ними), что хотят.

2а. Если явятся русские не для торговли, то пусть не взимают месячное. И пусть запретит (русский) князь своим послам и (вообще) прибывающим сюда русским творить бесчинство в наших селах и в нашей стране. Пусть прибывающие (сюда) обитают вблизи монастыря Святого Мамонта; и когда наше царское величество пришлет (к ним кого-либо), кто перепишет их имена, то пусть тогда (только) они возьмут полагающееся им месячное — сперва (пришедшие) из Киева, затем из Чернигова и Переяславля.

И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского чиновника, безоружными, человек по 50, и пусть торгуют, сколько им нужно, и выходят назад, а царский чиновник пусть их охраняет. Если же кто-либо из русских или из греков совершит беззаконие, пусть тот (чиновник) рассудит их. Когда же русские входят в город, то пусть не совершают бесчинств — пусть они не имеют права купить драгоценных тканей больше, чем на 50 золотников (каждый). И если кто купит что-нибудь из тех тканей, то пусть покажет (их) царскому чиновнику, а тот, наложив печать, отдаст их ему. И отправляющиеся отсюда русские пусть взимают от нас, по мере надобности, пищу на дорогу и что нужно для обеспечения людей, как было установлено раньше, и пусть возвратятся невредимыми в свою страну, а у святого Мамонта зимовать (они) не имеют права.

3. Если убежит челядин от русских, пришедших в страну нашего царского величества и (живущих) около святого Мамонта, и если найдется он, то пусть его возьмут; если же не найдется, то пусть присягнут наши русские — христиане в соответствии с их верой, а нехристиане по их обычаю, — и тогда возьмут от нас, согласно установленной прежде расценке, 2 драгоценные ткани за челядина.

4. Если убежит к Вам наш челядин от людей нашего царского величества, или из нашей столицы, или из других городов и принесет что-нибудь (с собою), то Вам следует возвратить его; а если все, что он принес, будет цело, то взять от него (т.е. хозяина) два золотника за поимку (челядина).

5. Если же кто из русских попытается (самовольно) взять что-либо у людей нашего царского величества и свою попытку осуществит, то будет сурово наказан; если же (он) уже возьмет (что-либо), то пусть заплатит вдвойне; и если то же причинит грек русскому, то (он) подвергнется такому же наказанию, какому подвергся и тот (русский при совершении кражи).

6. Если же случится украсть что-либо русскому у греков, то следует возвратить не только украденное, но и (приплатив сверх того) его цену; если же окажется, что украденное уже продано, то пусть отдаст вдвойне его цену и будет наказан по греческому обычаю и по уставу и обычаю русскому.

7. И сколько бы сюда пленных христиан нашей страны

русские ни приводили, то, если будет юноша или хорошая девица, пусть (при их выкупе) дают (наши по) 10 золотников и забирают их; если же (будет) обыкновенный (пленник), то дают 8 золотников и забирают его; если же будет стар или мал, то дадут 5 золотников.

Если же окажутся русские из числа пленников в рабстве у греков, то пусть русские выкупают их по 10 золотников; если же грек купил (русского), то следует ему присягнуть и взять свою цену, сколько он дал за него.

8. И о Корсунской стране. Русский князь не имеет права воевать в тех странах, ни в каких-либо городах той земли, а та страна не будет вам подвластна; когда же попросит у нас воинов русский князь, чтобы воевать, дадим ему (столько), сколько ему ни потребуется.

9. И о следующем. Если найдут русские греческий корабль, выкинутый где-нибудь на берег, пусть не причиняют ему ущерба; если же кто возьмет с него что-либо, или обратит какого-либо человека (с этого корабля) в рабство, или убьет, то будет наказан согласно русскому и греческому обычаю.

10. Если же русские застанут в устье Днепра корсунян за рыбной ловлей, пусть не причинят им никакого зла. И пусть русские не имеют права зимовать в устье Днепра, в Белобережии и у святого Елферья, но с наступлением осени пусть отправляются в Русь по своим домам.

11. И о следующем. Если же придут черные болгары и станут воевать в Корсунской стране, то просим русского князя, чтобы он не пускал их причинять ущерб его стране.

12. Если же будет совершено какое-либо злодеяние греками, подданными нашего царского величества, то (Вы) не имеете права их (самовольно) наказывать, но, согласно повелению нашего царского величества, пусть получат (они наказание) в меру своих проступков.

13. Если же убьет христианин русского или русский христианина и будет схвачен убийца родичами (убитого), то да будет он убит.

Если же убийца убежит, а окажется имущим, то пусть его имущество возьмут родичи убитого. Если же он окажется неимущим и (при этом) он убежал, то пусть его разыскивают, пока не будет найден; если же будет найден, то да будет он убит.

14. Если же ударит мечом или копьем или каким-либо орудием русин грека или грек русина, то пусть за такое беззаконие заплатит по обычаю русскому 5 литров серебра. Если же он окажется неимущим, то пусть настолько будет распродано у него все, что даже и одежды, в которых он ходит, и те с него пусть снимут, а (что касается) недостающего, то пусть присягнет, согласно своей вере, что ничего не имеет, и да будет отпущен.

15. Если же пожелает наше царское величество (получить) от Вас воинов для борьбы с нашими противниками, и если напишут (об этом) к Вашему великому князю, то пусть пошлет к нам (столько их), сколько пожелаем; и пусть из этого узнают иные страны, какая дружба связывает греков с русскими.

16. Мы же этот договор написали на двух хартиях: и одна хартия находится у нашего царского величества — на ней же изображен крест и написаны наши имена; а на другой (написали имена) ваши послы и ваши купцы. Отправляясь (назад) вместе с послом нашего царского величества, пусть (они) препроводят ее к великому князю русскому Игорю и к его людям; и те, получив хартию, пусть присягнут, что будут истинно соблюдать то, о чем мы договорились и что мы написали на этой хартии, на которой написаны наши имена.

Мы же (клянемся): те из нас, кто крещен, клянемся в соборной церкви церковью Святого Ильи, предлежащим честным крестом и этой хартиею соблюдать все, что на ней написано, и ничего из того (что в ней написано) не нарушать; а если это нарушит (кто-либо) из нашей страны, князь ли или кто иной, крещеный или некрещеный, да не получит он помощи от бога, да будет он рабом в этой жизни и в загробной и да будет он заколот собственным оружием.

А некрещеные русские, слагая свои щиты, обнаженные мечи, обручи (?) и остальное оружие, клянутся, что все написанное на этой хартии будет исполняться Игорем, всеми боярами и всеми людьми Русской страны всегда, во все будущие годы.

Если же кто-нибудь из князей или из русских людей, христианин или нехристианин, нарушит то, что написано на этой хартии, то следует ему умереть от своего оружия, и да будет он, как нарушивший клятву, проклят богом и Перуном. И если будет великий князь Игорь достойно сохранять этот правый договор о дружбе, да не разрушится он (т.е. этот договор, до тех пор), пока сияет солнце и стоит весь мир, в нынешние времена и в загробные.

Послы же, посланные Игорем, вернулись к нему с греческими послами и поведали (ему) все речи царя Романа. Игорь же призвал греческих послов и сказал им: «Расскажите, что наказал Вам царь?» И сказали послы царя: «Вот послал нас царь, обрадованный миру, (ибо) хочет иметь мир и дружбу с русским князем. И твои послы водили наших царей к присяге, а нас послали привести к присяге тебя и твоих дружинников». И обещал Игорь так сделать. И заутра призвал Игорь послов и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили свое оружие, щиты и золото, и присягнул Игорь и его дружинники и сколько ни есть русских язычников, а русских христиан приводили к присяге в церкви святого Ильи, что стоит над Ручьем в конце Пасынчей беседы. Это была соборная церковь, ибо многие варяги и хазары были христианами. Игорь же, утвердив мир с греками, отпустил послов, одарив их мехами, челядью и воском. Послы же пришли к царям и поведали все речи Игоря и о дружбе его к грекам.

971 год.

И послал [Святослав] послов к цесарю в Доростол, ибо там находился цесарь, говоря так: «Хочу иметь с тобою прочный мир и дружбу». (Цесарь) же, услышав это, обрадовался и послал ему дары, больше прежних. Святослав же принял дары и начал думать со своею дружиною, говоря так: «Если не заключим с цесарем мира, а он узнает, что нас мало, то, подойдя, осадит нас в городе. Русская же земля далеко, а печенеги с нами воюют, кто нам (тогда) поможет? Если же заключим с цесарем мир, — ведь он нам обязался платить дань, — то нам того будет (вполне) достаточно. Если же не станет посылать (нам) дани, тогда снова, собрав множество воинов, пойдем из Руси на Царьград». И была по нраву дружине эта речь. И послали лучших мужей к цесарю. И прийдя в Доростол, поведали они об этом цесарю. Цесарь же на следующее утро призвал их и сказал: «Пусть говорят русские послы». Они же сказали: «Так говорит наш князь: хочу быть в прочной дружбе с цесарем греческим во все будущие времена». Цесарь же, обрадовавшись, повелел писцу записывать на хартии все речи Святослава. И начали послы говорить все речи и начал писец писать. Так говорили они:

Список с другого (экземпляра) договора, находящегося у Святослава, великого князя русского, и у цесаря греческого Иоанна, называемого Цимисхием, писан Свенельдом и синкелом Феофилом в Доростоле месяца июля, индикта 14, в год 6479.

1. Я, Святослав, князь русский, как клялся, так и подтверждаю настоящим договором свою клятву: хочу вместе с подвластными мне русскими боярами и прочими иметь мир и прочную дружбу с Иоанном, великим цесарем греческим, с Василием и Константином, богом данными цесарями, и со всеми вашими людьми до конца мира.

2. И никогда не буду посягать на вашу страну, ни собирать войска (для войны с ней) и не наведу другого народа на вашу страну и земли, подвластные грекам, на Корсунскую область со всеми ее городами и на Болгарскую землю.

3. А если кто-либо другой посягнет на вашу страну, то я буду ему противником и буду биться с ним.

4. Как уже клялся я греческим цесарям, а со мною бояре и вся Русь, да соблюдем (впредь) эти нерушимые договоры. Если же вышесказанное я и те, кто вместе со мною и кто подвластен мне, не соблюдем, пусть будем прокляты богом, в которого веруем, Перуном и Велесом, богом скота, и да пожелтеем, как золото, и да будем иссечены своим собственным оружием. И не сомневайтесь в правде того, что ныне изобразили на золотой дощечке, написали на этой хартии и скрепили своими печатями.

Святослав заключил мир с греками и в ладьях отправился к порогам.

Приложение № 2

Пселл М. Хронография.

Краткая история (извлечения)

ВАСИЛИЙ II

III. Что же касается Василия, то он, приняв власть над Ромейской державой, не пожелал ни делить с кем-либо свои заботы, ни пользоваться чужими советами в управлении государством.

…начали против него беспощадную войну племянники этих людей. Первым же был Склир, мудрый в советах и в делах искусный. Богатствами он владел царскими, обладал большой властью, был победителем в великих битвах, и войско целиком сочувствовало его намерениям. Заручившись поддержкой многих людей, он первый отважился на войну с Василием, двинул на него все конное и пешее войско и дерзко отправился завоевывать царскую власть, будто она его так и дожидалась. Узнав, что все тяжеловооруженные воины стеклись к Склиру, император и его приближенные решили сперва, что погибли, но затем, собравшись с духом, рассудили иначе и нашли, можно сказать, выход из безвыходного положения: сочли некоего Варду, племянника императора Никифора, человека благородного и мужественного, достойным противником мятежного Склира, вверили ему оставшиеся силы, поставили военачальником и послали на борьбу со Склиром.

VI. Однако самого Варду, который был царского рода и высоко мнил о себе, они опасались ничуть не меньше Склира. Поэтому они совлекли с него гражданское платье и все знаки власти, ввели его в церковный клир, взяли торжественное обещание не поднимать мятежа и не преступать клятвы и, только обезопасив себя таким образом, отправили его с войском.

А был этот муж, как рассказывает историк, нравом похож на своего дядю-императора: всегда озабоченный и настороженный, он умел все предвидеть и увидеть, был искушен в военных хитростях, опытен в разного рода приступах, засадах и открытых сражениях. В боевых же схватках он был решительнее и мужественнее его. Раненный им враг тотчас испускал дух и одним боевым кличем приводил Варда в замешательство целую фалангу. Таков был Фока. Разделив свои силы и разбив их на отряды, он не раз и не два обращал в бегство отряды Склира, во много раз более многочисленные, чем его собственные. Насколько он уступал неприятелю числом воинов, настолько превосходил его доблестью, искусством и военной хитростью.

VII. В конце концов оба полководца решили сразиться друг с другом и согласились встретиться в единоборстве. И вот они сошлись на поле, разделявшем войска, и, едва окинув друг друга взором, тотчас же начали поединок. Мятежник Склир в своем яростном натиске не стал заботиться о должной осторожности и, приблизившись к Фоке, первым изо всех сил ударяет его по голове, и стремительный бег коня придает его удару еще большую мощь. А Фока, хоть на мгновение и выпустил от неожиданности поводья, быстро пришел в себя и ответил противнику таким же ударом по голове, остудив его пыл и обратив в бегство.

VIII. Оба сочли такой суд окончательным и бесспорным. Отчаявшийся Склир, который с Фокой бороться был не в состоянии, а к императору перейти стыдился, принял весьма ненадежное и неразумное решение: вместе со всем войском он покинул ромейские пределы и двинулся в Ассирийскую землю, дав знать о себе царю Хосрою, но возбудил в нем подозрения. Опасаясь скопления воинов и неожиданного нападения, царь велел их заключить в оковы и держать в надежной тюрьме.

IX. Тем временем Варда Фока вернулся к императору ромеев, удостоился триумфа и стал одним из близких к царю лиц. Так закончился первый мятеж, и император Василий, казалось, освободился от забот. Но это избавление было на самом деле лишь началом многих бед. Дело в том, что Фока, которого сначала удостаивали немалых почестей, а потом все меньших и меньших, понял, что вновь обманулся в ожиданиях. Полагая, что он не преступает клятвы, поскольку она действительна только при определенных условиях, Варда вместе с большей частью войска учинил против Василия мятеж еще опаснее и грознее описанного. Прежде всего он привлек на свою сторону самые могущественные в то время роды, отложился от императора, набрал войско из ивиров (это все мужи ростом чуть ли не до десяти стоп, видом очень суровые) и уже не в помыслах, а на деле надел императорскую тиару и облачился в платье царского цвета.

Дальше же происходит вот что. В Вавилоне, где искали защиты и, как уже говорилось, обманулись в своих надеждах воины Склира, началась война с чужеземцами, война тяжелая и страшная, потребовавшая много отрядов и много воинов. Хосрой не мог обойтись собственной армией и потому, возложив надежды на беглецов, сразу освободил их из оков, вывел из тюрьмы и выстроил против вражеских отрядов. Эти доблестные, воинственные и искушенные в военном деле мужи разомкнули строй и с боевым кличем понеслись на врагов; одних из них убили на месте, других обратили в бегство и, преследуя до самого лагеря, уничтожили всех до единого. Они уже повернули было назад, но затем, как бы повинуясь душевному порыву, помчались прочь, ибо опасались, что варвар снова встретит их неласково и опять заключит в оковы. Все вместе стремительно бежали ромеи, и, только когда они оказались далеко от Ассирии, варвар узнал об их исчезновении и приказал собравшимся воинам отправиться вдогонку за ними. Полчища врагов обрушились с тыла на наших воинов, но смогли лишь убедиться, насколько уступают они ромейской силе. Преследуемые неожиданно повернули коней и вступили в сражение — немногие против многих; но вскоре врагов осталось мало, да и уцелевшие обратились в бегство.

X. Между тем Склир вновь задумал овладеть престолом и захватить власть, ибо Фока в это время уже ушел из столицы, а царское войско было рассеяно. Однако, подойдя к ромейской границе, он узнал, что Фока объявил себя императором. Тогда Склир, не имея сил, чтобы еще и с царем сражаться, самодержцу нанес новое оскорбление, а к Фоке явился, смирив гордыню, уступил ему первенство и согласился занять второе место после него. Затем они разделили на две части военные силы и придали мятежу новый размах. Уповая на отряды и укрепления, они спустились к прибрежным крепостям Пропонтиды, разбили для безопасности лагеря и готовы были приступить к переправе через море.

XI. Царь Василий порицал неблагодарных ромеев и, поскольку незадолго перед тем явился к нему отряд отборных тавроскифских воинов, задержал их у себя, добавил к ним других чужеземцев и послал против вражеского войска. Те застали неприятелей врасплох, готовившихся не противника побить, а вина попить, многих убили, а остальных рассеяли, и поднялся среди мятежников бунт против самого Фоки.

XII. Набираясь военного опыта, находился в ромейском войске царь Василий, в то время юноша с едва пробивающейся бородой. Не преминул занять место в боевых порядках и брат его Константин, который стоял в строю, облачившись в доспехи и потрясая длинным копьем.

XIII. Отряды выстроились друг против друга: по берегу — царские, на холмах — узурпатора, а между ними оставалось свободное пространство. Когда Фока узнал, что в строю находятся императоры, он не стал откладывать сражение, выбрал день, которому суждено было окончательно решить исход войны, и отдался на волю судьбы. При этом он действовал вопреки советам своих прорицателей, которые, совершив жертвоприношение, старались удержать его от битвы; не посчитавшись с ними, он пустил вскачь коня. Рассказывают и о зловещих знамениях. Конь, на которого он сел, сразу же под ним поскользнулся; Фока пересел на другого, но и с тем через несколько шагов случилось то же самое. Цвет лица его изменился, сознание помутилось, началось головокружение. Но ничто не могло остановить этого человека, коль скоро он приготовился к бою; выдвинувшись на переднюю линию и находясь уже невдалеке от царского войска, он собрал вокруг себя пеший отряд — были это воинственные ивиры, цветущие юноши с первым пушком на щеках, одинаково высокого, как по мерке, роста, с мечами в руках, неудержимые в натиске, — одним мановением руки увлек их за собой, опередил фалангу и с боевым кличем, опустив поводья, понесся прямо на императора; правой рукой он сжимал рукоять высоко поднятого меча, которым готовился поразить Василия.

XIV. Так дерзко устремился мятежник на Василия, а тот выехал из рядов и остановился, держа в одной руке меч, а в другой образ Богоматери, в которой видел оплот против неудержимого натиска врага. Словно туча, гонимая могучим ветром, несся Фока на противника, вздымая пыль, а наши воины с обеих сторон принялись метать в него дротики, и, потрясая длинным копьем, выдвинулся вперед из строя Константин. Но не успел еще Фока далеко отъехать от своего войска, как неожиданно вывалился из седла и рухнул на землю. Разные люди рассказывают об этом по-разному. Некоторые утверждают, что он был ранен дротиком и упал от смертельного удара, другие говорят, будто из-за расстройства и болезни живота у него вдруг потемнело в глазах, и он свалился с коня, потеряв сознание.

Царь Константин хвастливо приписывал убийство узурпатора себе. Но большинство полагало, что все это было результатом заговора. Яд, замешанный для него и выпитый им, во время движения внезапно поднялся к голове, проник в мозг, вызвал головокружение и падение. И был-де это приказ Василия, а выполнила его рука виночерпия при мятежнике. Я, со своей стороны, ясности в это дело не вношу, а все за счет Богоматери отношу.

XV. И вот тот, кто всегда был недосягаем для мечей и копий, упал на землю. О, прискорбное и достойное жалости зрелище! Когда оба войска это увидели, мятежное сразу разбилось на части, его плотный строй разомкнулся, подался назад и побежал, приближенные царя поспешили к упавшему (ивиры уже рассеялись), разрезали его тело ножами на куски, а голову отрубили и доставили Василию.

XVI. В результате всего этого царь сделался совсем другим, его не столько радовало случившееся, сколько удручало печальное положение дел. Он ко всем стал подозрителен и суров, в мыслях коварен, к провинившимся же питал гнев и злобу.

XXII. Император Василий, осознав, сколь многообразны царские заботы и что не простое и легкое это дело — править таким государством, стал воздерживаться от всякой распущенности, отказался от украшений, не носил уже ни ожерелий на шее, ни тиары на голове, ни роскошных, отороченных пурпуром платьев, снял лишние перстни, сбросил пестро окрашенные одежды; он был постоянно сосредоточен и озабочен тем, как привести в царственную гармонию дела своей державы. Он стал с пренебрежением относиться не только к чужим людям, но даже к собственному брату, которому позволил иметь при себе лишь немногочисленную стражу, а в большей чести и пышности отказал из зависти. Ограничив прежде всего — об этом уже говорилось — самого себя и с легкостью отказавшись от чрезмерной роскоши, он мало-помалу ослаблял и власть брата и таким образом легко прибрал его к рукам. Предоставив тому наслаждаться прелестями полей, удовольствием от бань и охотой, любителем которой тот был, сам Василий обратился к терпящим бедствие пограничным областям, решив избавить державу от варваров, окружавших наши земли на востоке и западе.

XXIII. Однако осуществить это намерение Василию удалось лишь позже, так как в то время ему помешал выступить против варваров Склир, приковавший к себе все его внимание. Дело в том, что после гибели Фоки воины под его командованием, еще до объединения со Склиром, обманувшись в надеждах на предводителя, разошлись и рассеялись; Склир же и бежавшие, а затем вернувшиеся вместе с ним образовали отдельную армию, не уступающую войску Фоки, и стали для царя ничуть не меньшей угрозой.

XXIV. Этот муж, хотя вроде бы и уступал Фоке силой, явно был более сведущ и изобретателен в том, что касалось полководческого искусства. Вот почему, подняв новое восстание против самодержца, он не захотел сойтись с ним в открытом бою, но укреплял и увеличивал благодаря новым пополнениям войско и оттого оказался еще более грозным противником. Не только так старался он одолеть самодержца, но задерживал столько судов, сколько ему нужно было для сопровождения, запер дороги, а все, что везли во дворец, забирал и хранил в большом количестве для нужд войска и, пристально следя, препятствовал тому, чтобы исполнялись распоряжения, доставляемые из столицы государственной почтой или передаваемые как-либо иначе.

XXV. Начавшееся летом восстание осенью не завершилось, один годовой круг не положил конца заговору, но зло это процветало в течение многих лет, ибо те, кто раз признал над собой власть Склира и присоединился к его войску, уже больше не мучались сомнениями и ни один тайком не перебежал к императору: так их сплотил и такую решимость вселил в них Склир, который покорял людей своей доброжелательностью, обязывал благодеяниями, спаял друг с другом, ел с ними из одного котла и пил из одного кубка, каждого звал по имени и удостаивал похвалы.

XXVI. Чего только ни придумывал император против Склира, тот быстро разрушал все его планы и как мудрый полководец его замыслам противопоставлял свои замыслы, его расчетам — свои расчеты. Увидев наконец, что Склир для любых уловок неуязвим, Василий отправил к нему посольство с заданием склонить его к миру и уговорить прекратить мятеж и занять в государстве второе место после царского. Сначала Склир встретил эти предложения недоброжелательно, но потом, хорошенько обо всем поразмыслив, сравнил прошлое с настоящим, сопоставил с ним грядущее и, задумавшись о себе самом, уже угнетаемом старостью, дал послам себя убедить. К приему посольства он собрал для поддержки все войско и замирился с насилием на таких условиях: он снимет с головы корону, откажется от царского цвета, займет следующее после царя место, командиры отрядов и вообще все, участвовавшие в мятеже, останутся на прежних должностях и сохранят свои чины, не потеряют владений, которые имели раньше или получили от него, и не лишатся никаких других пожалований.

XXVII. Стороны сошлись на таких условиях, и царь выступил из города, чтобы в одном из своих самых прекрасных поместий встретить Склира и заключить с ним мир. Император расположился под царским шатром, а этого мужа, не на коне, а пешего, стража, препроводив издалека, привела к царю для беседы. Высокого роста и уже состарившийся, шел он, поддерживаемый под руки с обеих сторон, а император, который заметил его издали, обращаясь к стоящим неподалеку, произнес ныне широко известную фразу: «Того, кого я страшился, ныне ведут как просителя».

Склир же то ли намеренно, то ли по забывчивости, сложив с себя прочие знаки царского достоинства, не снял с ног пурпурные сандалии, но шел к царю как бы еще облеченный долей власти, и Василий, издалека увидевший это, рассердился и закрыл глаза, так как желал видеть его не иначе, как только в обычном облачении. И вот где-то около императорского шатра Склир снял и пурпурные сандалии и уже в таком виде зашел в палатку.

Император немедленно поднялся с места, они обменялись поцелуями, после чего приступили к беседе. Склир оправдывался и ссылался на причины, побудившие его замыслить и учинить мятеж, а царь милостиво принимал оправдания и относил все случившееся за счет злой судьбы. Распивая вино из одного с ним сосуда, царь поднес к губам поданный Склиру кубок и, немного отхлебнув, возвратил собеседнику — этим он рассеял его подозрения и засвидетельствовал святость мирного соглашения. Затем, обращаясь к Склиру как к военачальнику, он задал вопрос относительно государственных дел и спросил, каким образом сохранить ему незыблемым свое владычество, а тот в ответ высказал мысль коварную и недостойную полководца, а именно: упразднить пышные должности, никому из воинского сословия не давать богатства, но обирать их с помощью незаконных налогов, чтобы их мысли были заняты одними домашними делами, не вводить во дворец женщину, не подпускать к себе никого близко и не посвящать сразу многих людей в тайные замыслы.

XXVIII. Этим закончилась их беседа. Склир отправился в отведенные ему владения и, недолго там прожив, расстался с жизнью. Что же касается царя Василия, то он всегда проявлял небрежение к подданным и, по правде говоря, утверждал свою власть скорее страхом, чем милостью. Став же старше и набравшись опыта во всех делах, и вовсе перестал нуждаться в мудрых людях, сам принимал все решения, сам распоряжался войском, гражданскими делами, управлял не по писаным законам, а по неписаным установлениям своей необыкновенно одаренной от природы души. Поэтому-то он и не обращал никакого внимания на ученых людей, но совершенно пренебрегал этим племенем (я имею в виду ученых). Приходится лишь удивляться, что при таком презрении царя к научным занятиям в те времена появилось немало философов и риторов, и я могу найти только одно подходящее и, как говорится, правдоподобное решение этой чудесной загадки: в те времена занимались науками не с какой-то посторонней целью, но интересовались ими ради них самих. Ныне, однако, большинство людей относится к образованию совсем по-иному: они признают первой причиной ученых занятий пользу и, более того, ради нее одной науками и интересуются, причем сразу же от них отворачиваются, если не достигают цели. Однако оставим это.

XXIX. Вернемся к императору. Прогнав варваров и, если можно так сказать, всеми способами прибрав к рукам собственных подданных, он не пожелал на этом остановиться, но сокрушил силу выдающихся родов, уравнял их с другими и своей властью начал распоряжаться с легкостью игрока в кости. Он окружил себя людьми, благородным нравом не блещущими, родом не знатными и в науках не сведущими, которым и поручал составление царских посланий и доверял государственные тайны. Поскольку же в те времена царские ответы на доклады и прошения не отличались изысканностью слога, а были просты и бесхитростны (царь совсем не умел складно и изощренно говорить и писать), он соединял между собой приходившие ему на ум слова и диктовал их писцам, и в речи его не было никаких прикрас и никакого искусства.

XXX. Оградив царство от надменной и завистливой судьбы, он не только гладко вымостил дорогу власти, но перекрыл каналы, через которые утекали поступавшие деньги, никому ничего не давал, к старым сокровищам прибавлял новые и потому приумножил богатства государства. Дворцовую казну он увеличил до двухсот тысяч талантов, а кто сможет достойно описать другие его приобретения! Все, чем владели ивиры и арабы, все сокровища кельтов, богатства скифской земли, а вернее всех соседних стран, — все это он собрал воедино и вложил в царскую казну. Туда же он отправил и там хранил деньги, взятые у тех, кто против него восставал и был разгромлен. Когда же в специально построенных хранилищах не хватило места, он велел вырыть подземные лабиринты, наподобие египетских склепов, и в них спрятал немалую долю собранного. Сам, однако, он своими сокровищами не пользовался, и большая часть драгоценных камней, белоснежных, называемых жемчугами, и многоцветных, не вставлялась в короны и ожерелья, а лежала сваленной на полу. Совершая выходы и принимая должностных лиц, Василий облачался в пурпурное платье не ярких оттенков, а темное, и только несколько жемчугов свидетельствовали о его царском достоинстве. Проводя большую часть времени на войне, отражая варварские набеги и обороняя наши границы, он не только ничего не потратил из накопленного, но, напротив, приумножил свои богатства.

XXXI. Походы против варваров он совершал совсем не так, как это в обычае у большинства императоров, которые выступают в середине весны, а в конце лета уже возвращаются: время возвращения определялось для него достижением цели, ради которой он отправился. Он выносил зимнюю стужу и летний зной, томясь жаждой, не сразу бросался к источнику и был воистину тверд, как кремень, и стоек ко всем телесным лишениям. Он досконально изучил военное дело — речь в данном случае идет не обо всем построении войска, не о взаимодействии отрядов, не о смыкании строя и его перестроении, а об обязанностях протостатов, гемилохитов и тех, кто за ними, — и во время войны удачно пользовался своими знаниями. Поэтому он и не определял на эти должности случайных лиц, но знакомился со способностями и умелостью в бою каждого и только после этого назначал их на те посты, к которым они подходили нравом и выучкой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.