Жест отчаянья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Жест отчаянья

Второе гигантское ограбление Польши не осталось без ответа. Мало-помалу народ просыпался. Нити заговоров поползли по Речи Посполитой вслед за разделом, но открытое неповиновение началось, когда русские принялись согласно договору сокращать польское войско и когда поползли слухи, что оккупанты хотят захватить арсеналы Варшавы и Кракова.

Приказы о сокращении войска не исполнялись под разными предлогами. Из полка Дзялынского, стоявшего в Варшаве, было уволено только шестнадцать человек; российскому посланнику в Польше Осипу Андреевичу Игельстрему, который одновременно являлся и главнокомандующим русскими войсками в Речи Посполитой, объявили, что больше в полку лишних людей нет.

Бригада Мадалинского, стоявшая между Бугом и Наревом, и вовсе отказалась сокращаться. Отправленный против бригады русский отряд лишь подтолкнул поляков к отчаянному шагу. Вначале Мадалинский решил пройти вдоль прусской границы до Галиции и там всей бригадой поступить на австрийскую службу. Стремясь оторваться от преследовавших русских, Мадалинский перешел границу Пруссии и, разогнав пограничную стражу, углубился на чужую территорию. Затем бригада разделилась на две части; одна продолжила движение по Южной Пруссии, а вторая вдруг оказалась подле Кракова.

Против мятежной бригады было отправлено войско под командованием генерала Тормасова. Однако за событиями зорко следил избранный вождем восстания Тадеуш Костюшко. Под Краковом с Мадалинским соединились толпы повстанцев Костюшки, вооруженные косами, топорами и пиками. Все это воинство дало бой регулярным частям генерала Тормасова 4 апреля 1794 года. Первое столкновение враждебных сторон описывает русский офицер – современник событий:

«Без пушек, без огнестрельного оружия, с дрекольями, палицами и косами пошли они на бой. С сею кипящею гневом толпою Костюшко ринулся с гор, как весенний поток. Неприятельское войско, состоявшее из пяти тысяч лучших солдат, с двадцатью пушками, беспечно стояло в тех местах, не опасаясь простых мужиков; но, узнав, однако ж, о приближении их, устроилось в боевой порядок. Костюшко выпустил вперед людей, вооруженных косами, на длинных шестах навязанными. Ими машучи, продвигались они вперед. С противной стороны загремели пушки; но вскоре бой сделался рукопашным. Костюшко обхватил толпами своими оба крыла неприятельских войск и сделал на средину жестокий удар. Отчаянные Мазуры, подстрекаемые примером и гласом вождя своего, бросались, как слепые, на пушки и штыки. Сотни падали от пуль и картечи; другие смеялись над смертию и теснились вперед. Сражение было непродолжительно; победа увенчала Костюшку; пушки схвачены и войска рассеяны! Сей первый успех озарил блеском своим Польшу и поднял народ. Везде загремело оружие; отовсюду двинулись воины».

В польской столице находился восьмитысячный русский гарнизон, регулярные польские войска в Варшаве едва насчитывали и пять тысяч человек, но фактор внезапности превратил в ничто численное превосходство. Восстание началось в ночь на Великий четверг Страстной недели – 6 апреля 1794 года. Более 2000 русских солдат было вырезано в считанные мгновенья; многие погибли, так и не проснувшись, не успев взять в руки оружие. Рассказывает одна русская дама, приехавшая не ко времени в Варшаву навестить подругу:

«При выходе нашем на улицу мы были поражены ужасной картиной; грязные улицы были загромождены мертвыми телами, буйные толпы поляков кричали: “Руби москалей!”».

Казалось, вся Варшава воспылала жаждой мести за пережитое унижение. С величайшими усилиями остаткам русских войск удалось покинуть город. Варшава вслед за Краковом перешла в подчинение Костюшко, а затем во власти восставших оказалась литовская столица – Вильно.

Россия восприняла события в Польше не как бунт, но как опасную, тяжелую войну. Призрак французской революции Екатерина II увидела в Польше. Императрица выказывает свои опасения А. В. Суворову 22 апреля 1794 года: «Граф Александр Васильевич! Известный Вам, конечно, бунтовщик Костюшко, взволновавший Польшу в отношениях своих к извергам, Франциею управляющим, и к нам из верных рук доставленных, являет злейшее намерение повсюду рассеивать бунт назло России. Некоторые предположения его насчет Польши уже и события имели, а затем в письмах своих и в тайных сношениях с пагубным французским правлением говорит, что он посредством употребляемых им мер настоятельнейше убеждает Порту, чтобы она объявилась против России и что “он уверен, что если подкрепляем будет, то перережет всех россиян в Крыму, и что он имеет даже довольное согласие пламенем истребить флот их на Черном море”». Россия бросала против Костюшко все новые и новые войска. Австрийская армия вошла в южные воеводства. Поскольку речь зашла о новом разделе Польши, Пруссия решила сразу забрать самые лакомые куски. 24 июля 35?тысячный прусский корпус во главе с королем осадил Варшаву; ему помогало 12?тысячное русское войско Ферзена. Однако восстание на польских землях, что прежде отошли к Пруссии, заставило Фридриха-Вильгельма после сорока дней безуспешной осады отступить от Варшавы и заняться собственными мятежниками.

Пассивность и медлительность русских военачальников вынудили Екатерину II отдать польскую войну в руки А. В. Суворова. К общему удовольствию, военачальник пообещал закончить войну в сорок дней и делал все, чтобы уложиться в срок. Суворов выступил из Немирова 26 августа, имея 4500 солдат, при 10 пушках; по ходу марша к нему присоединялись другие части. Как всегда, он двигался с поразительной быстротой: более 600 километров трудного пути войско одолело в 26 дней.

Нового русского командующего пытался задержать корпус Сераковского. В сентябре Суворов разбил его под Крупчицами. Получивший подкрепление Сераковский пытался взять реванш под Брестом, где под его началом было 12 000 поляков против 9000 русских солдат. Но и в этой битве русские одержали безоговорочную победу; причем почти весь корпус Сераковского погиб.

Суворов вел войну на полное уничтожение противника, о том честно докладывал в рапортах своему командующему П. А. Румянцеву. После битвы под Крупчицами, по словам военачальника, «поле покрыто убитыми телами свыше пятнадцати верст», «едва спаслось ли от него 500 человек». Но и этих спасшихся, как пишет Суворов спустя три дня, его солдаты пытаются отыскивать в самых труднодоступных местах.

Уничтожая на своем пути всех, кто держит в руках оружие, Суворов стремительно приближался к польской столице. Накануне штурма предместья Варшавы Праги он составил подробный план действий каждого своего подразделения (даже было прописано, в каком месте, в какое время пехоте или казакам кричать «Ура!»). По своей традиции Суворов отдает предпочтение холодному оружию: «Стрельбой не заниматься; без нужды не стрелять; бить и гнать врага штыком; работать быстро, скоро, храбро, по?русски!» Тщательная проработка всех действий дала поразительный результат: штурм Праги начался в пять часов утра, перед рассветом 4 ноября, а уже в восемь часов утра русские господствовали в предместье. И это при том, что количество защитников (определяется разными источниками от 22 000 до 30 000 человек) превышало число штурмовавших (непосредственно в штурме участвовало около 20 000 солдат).

Жестокостью Суворов парализует волю защитников; он не скрывает ни своего замысла, ни страшных последствий его воплощения:

«Страшное было кровопролитие, каждой шаг на улицах покрыт был побитыми. Все площади устланы были телами, последнее и самое страшное истребление было на берегу Вислы в виду варшавского народу. Сие пагубное для них зрелище привело в трепет… От свиста ядр, от треска бомб стон и вопль раздался по всем местам в пространстве города. Ударили в набат повсеместно. Унылый звук сей, сливаясь с плачевным рыданием, наполнял воздух томным стоном. В Праге улицы и площади устланы были убитыми телами, кровь текла ручьями, Висла обагренная несла стремлением своим тела тех, кои, имев убежище в ней, потопали. Страшное позорище видя, затрепетала вероломная сия столица».

Прага фактически перестала существовать: от пригорода, застроенного в основном деревянными домами, остались кучи пепла и возвышающиеся над ними печные трубы. Спустя пять дней капитулировала Варшава.

Насколько жесток Суворов был в войне, настолько великодушен он в мире. Военачальник милостив с поверженными врагами и даже просит за них Екатерину II: «Относительно собрания контрибуции с Варшавы осмеливаюся всеподданнейше донести. Сей город во время свирепствовавшего мятежа толико приведен бунтующими войсками в крайнейшее оскуднение, что едва может питать себя. И хотя само незначущее количество таковой контрибуции взыскать можно, но тем более совершенно разорен будет».

После капитуляции Варшавы Суворов отпустил значительное количество пленных и ходатайствовал о прощении остальных участников восстания. У Суворова сложились настолько доверительные отношения с поляками, что оставшиеся еще не разгромленные начальники инсургентов просили, по его словам, «о дозволении продолжать им войну с пруссаками». Военачальник в шутку ответил, что «это неприлично».

Доброта Суворова была не понята в Петербурге. В результате полководец, блестяще закончивший войну, получил 7 тысяч крепостных, а его подчиненный Платон Зубов за участие во взятии Варшавы был награжден 13 тысячами душ. Зубова австрийский император пожаловал князем Римской империи. «Щедро меня за Людомирию, Галицию и Краков в князе Платоне Зубове наградили», – заметил Суворов по этому поводу.

«Тако кампания кончена! Везде спокойно. Войск польских более не существует. Токмо что его величеству королю оставлено гвардии: 600 пехоты и 400 кавалерии. Сверх того, в Варшаве 300 полицейских солдат…» – подводит итог Суворов. Впрочем, даже эти силы королю были ни к чему, ибо его королевства не стало. Пока шла война, Австрия, Пруссия и Россия договорились о третьем разделе Речи Посполитой. Несчастный король Речи Посполитой понимает, что его государству приходит конец. В последней надежде Станислав-Август обращается к российской императрице: «Судьба Польши в ваших руках; ваше могущество и мудрость решат ее; какова бы ни была судьба, которую вы назначаете мне лично, я не могу забыть своего долга к моему народу, умоляя за него великодушие вашего императорского величества. Польское войско уничтожено, но народ существует; но и народ скоро станет погибать, если ваши распоряжения и ваше великодушие не поспешат к нему на помощь. Война прекратила земледельческие работы, скот взят, крестьяне, у которых житницы пусты, избы сожжены, тысячами убежали за границу; многие землевладельцы сделали то же по тем же причинам. Польша уже начинает походить на пустыню, голод неизбежен на будущий год, особенно если другие соседи будут продолжать уводить наших жителей, наш скот и занимать наши земли. Кажется, право поставить границы другим и воспользоваться победою принадлежит той, которой оружие все себе подчинило».

В ноябре 1794 года Екатерина II повелела своему бывшему фавориту Станиславу-Августу покинуть Варшаву и переехать в Гродно. Ответственность за перемещение короля была возложена на Суворова. Станислав-Август долго не мог поверить, что на шахматной доске Европы он стал лишней фигурой; еще меньше ему хотелось верить, что в небытие отправляет его же когда?то пылкая любовница. Король очень не хотел отправляться в принудительное путешествие; он жаловался военачальнику, что ему не в чем даже выехать в Гродно, что у него ничего нет, кроме долгов… Суворов успокоил короля: князь Репнин все подготовил в Гродно к его приезду, а здесь, в Варшаве, о его родных, близких, как, впрочем, и обо всей Польше, позаботятся. Расстались они тепло, как самые близкие друзья. «8 января 1795 года Станислав-Август простился с главнокомандующим, – пишет С. М. Соловьев, – и был так тронут нежным прощанием Суворова, что растерялся и не припомнил всего, что хотел ему сказать».

Три страны долго еще не могли поделить остатки Речи Посполитой. Увы! Земель оставалось слишком мало, чтобы удовлетворить аппетиты трех хищников. Соглашение о третьем разделе было окончательно подписано в октябре 1795 года. Согласно ему Россия получала западную часть Белоруссии, Литву, Западную Волынь и Герцогство Курляндское, которое находилось в ленной зависимости от Польши. То есть земли Великого княжества Литовского практически полностью вошли в состав России; закончилось многовековое противостояние двух русских разорванных историей частей, двух наследников Киевской Руси.

Согласно подсчетам польского историка Г. Бандке, «Россия получила 2185 квадр. миль, 332 города и местечка, 1322 села, 1 176 590 жителей; король Прусский приобрел 997 квадр. миль, 144 города и местечка; 4502 села, 940000 жителей; Австрии досталось 834 квадр. мили, 219 городов и местечек, 4765 сел, 1037742 души жителей».

25 ноября 1795 года Станислав-Август подписал отречение от престола в пользу Екатерины II (по иронии судьбы в этот же день в 1764 году он был коронован).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.