1942 год
1942 год
Вплоть до 1942 года подавляющее большинство французских профессиональных дипломатов игнорировало «Свободную Францию», предпочитая выслуживаться в петеновских структурах, что было связано со стойким неприятием де Голля аппаратом министерства иностранных дел, сложившимся во времена Третьей республики.
В связи с этим за внешнюю политику в деголлевском движении отвечали люди, весьма далекие от этого вида деятельности. Бюро внешних сношений «Свободной Франции» возглавляли на первых порах офицер иностранного региона Лапи, ученый-археолог Аккен и профессор Эскара. И только Морис Дежан, возглавивший комиссариат по иностранным делам, некоторое время до войны работал в одном из ведомств печати Кэ д’Орсэ (министерство иностранных дел) и начальником кабинета в правительстве Поля Рейно.
Представителями «Свободной Франции» при зарубежных правительствах также служили люди, не имевшие опыта дипломатической работы. В 1941 году переговоры с советским послом в Турции вел представитель генерала де Голля профессиональный журналист Жеро Жуф; в Южно-Африканском Союзе интересы «Свободной Франции» представлял генерал Пешков; в Мексике — доктор Медиом.
После Сталинградской битвы начинается массовый исход французских чиновников — в том числе и дипломатов — из Виши. Эти люди вливались в ряды сторонников генерала де Голля, повышая авторитет организации.
В феврале 1943 года на пост комиссара по иностранным делам де Голль назначает опытного функционера министерства иностранных дел Массигли, пользовавшегося большим доверием дипломатов. Массигли была поручена задача — восстановить сеть международных отношений, с которой тот справился в кратчайший срок.
* * *
Обменявшись послами со Сталиным, де Голль, в знак дружбы с Советским Союзом, направил в СССР отряд истребительной авиации «Нормандия», который вскоре был преобразован в авиаполк «Нормандия — Неман». Многие летчики этого полка впоследствии удостоились высоких правительственных наград Советского Союза и Франции. Четверо были награждены орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза.
Двадцатого января 1942 года де Голль выступил по британскому радио с речью:
«Нет ни одного честного француза, который бы не приветствовал победу России.
Германская армия, почти полностью брошенная, начиная с июня 1941 года, в наступление на всем протяжении этого гигантского фронта, оснащенная мощной техникой, рвущаяся в бой в погоне за новыми успехами, усиленная за счет сателлитов, связавших из честолюбия или страха свою судьбу с Германией, — эта армия отступает сейчас под ударами русских войск, подтачиваемая холодом, голодом или болезнями.
Сегодня для Германии войска на Восточном фронте — это лишь занесенные снегом кладбища, нескончаемые эшелоны раненых, внезапная смерть генералов. Конечно, не следует думать, что с военной мощью врага уже покончено. Однако нет никаких сомнений в том, что он потерпел одно из самых страшных поражений, какие когда-нибудь знала история.
В то время как мощь Германии и ее престиж поколеблены, солнце русской славы восходит к зениту. Весь мир убеждается в том, что этот 175-миллионный народ достоин называться великим, ибо он умеет сражаться, то есть превозмогать невзгоды и наносить ответные удары, потому что он сам поднялся, взял в руки оружие, организовался для борьбы и потому что самые суровые испытания не поколебали его сплоченности.
Французский народ восторженно приветствует успехи и рост сил русского народа. Ибо эти успехи приближают Францию к ее желанной цели — к свободе и отмщению. Смерть каждого убитого или замерзшего в России немецкого солдата, уничтожение на широких просторах под Ленинградом, Москвой или Севастополем каждого немецкого орудия, каждого самолета, каждого немецкого танка дают Франции дополнительную возможность вновь подняться и победить.
Но если в военном отношении до сих пор не произошло ничего более важного, чем поражение, нанесенное Гитлеру Сталиным на восточноевропейском фронте, то в практическом отношении тот факт, что завтра Россия, несомненно, будет фигурировать в первом ряду победителей, дает Европе и всему миру гарантию равновесия, радоваться которому у Франции гораздо больше оснований, чем у любой другой державы.
К общему несчастью, слишком часто на протяжении столетий на пути франко-русского союза встречались помехи или противодействия. Тем не менее необходимость в таком союзе становится очевидной при каждом новом повороте истории.
Вот почему Сражающаяся Франция объединит свои возрожденные усилия с усилиями Советского Союза. Разумеется, подобное сотрудничество отнюдь не повредит борьбе, которую она ведет совместно с другими своими союзниками. Как раз наоборот! Но в наступившем решающем году Сражающаяся Франция на всех активных и пассивных участках боя этой войны с врагом докажет, что, несмотря на постигшее ее временное несчастье, она является естественным союзником новой России.
Разумеется, Франция ничего не ожидает в связи с этим от предателей и трусов, выдавших ее врагу, кроме яростного негодования. Эти люди, конечно, не преминут кричать, что победа на стороне России повлечет за собой в нашей стране социальное потрясение, которого они больше всего боятся. Французская нация презирает это очередное оскорбление. Она знает себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что выбор ее собственного режима всегда будет только ее собственным делом. И к тому же она слишком дорого заплатила за позорный союз привилегированных лиц и за интернационал академии.
Страдающая Франция вместе со страдающей Россией! Сражающаяся Франция вместе со сражающейся Россией! Повергнутая в отчаяние Франция вместе с Россией, сумевшей подняться из мрака борьбы к солнцу величия!»
На фоне мужественной речи де Голля весьма беспомощно выглядел ответ престарелого маршала Петена. Он вещал:
«Наша знамя не запятнано. Никому не удастся расколоть французов в момент, когда их страна испытывает страдание. Франция понимает, что она заслужила уважение всего света… Французы уверены, что, признав свое поражение, они проявят больше величия, нежели выдвинув против него бесплодные речи и иллюзорные проекты…»
В ночь с третьего на четвертое марта 1942 года английская авиация наносит чувствительный бомбовый удар по заводам «Рено» в пригороде Парижа, что является полной неожиданностью для Петена.
Узнав о воздушной атаке англичан, Гитлер сказал:
«Очень жаль, что из-за какого-то пьяницы (Черчилля. — М.М.) приходится вести войну, а не заниматься каким-нибудь мирным делом, например, искусством».
* * *
Двадцать четвертого мая состоялась историческая встреча Шарля де Голля и В.М. Молотова, сыгравшая ключевую роль во взаимоотношениях генерала де Голля и Советской России во второй мировой войне.
Молотов показался де Голлю серьезным, скупым на жесты, корректным, следящим за каждым словом и очень внимательным слушателем:
— Он никогда не выказывал волнения, не смеялся и не сердился, абсолютно точно формулируя официальную точку зрения.
— Советское правительство, — сказал Молотов де Голлю, слегка заикаясь, — готово содействовать всеми имеющимися в его распоряжении средствами восстановлению свободной и сильной Франции и желает тесно сотрудничать с нею, тем более, что между Францией и Россией не существует каких бы то ни было спорных вопросов политического или экономического характера.
— Благодарю вас, господин Молотов.
— Советский Союз, — невозмутимо продолжал нарком иностранных дел, — обещает полную поддержку Франции в вопросах сохранения за ней заморских территорий, например, Мадагаскара и Мартиники, если найдется желающий претендовать на них после окончания войны. В этом вопросе мы можем оказать вам любую помощь…
— Я очень на вас надеюсь, — сказал де Голль, понимая, что Молотов намекает на возможные претензии Соединенных Штатов.
— Советское правительство хотело бы знать ваше мнение относительно послевоенного устройства Франции, — заметил Молотов.
— Французский народ, — начал генерал, — крайне враждебно отнесется к любой попытке возрождения диктаторских или фашистских институтов власти и, бесспорно, восстановит демократический режим. Однако это не будет простым возвратом к предвоенному парламентаризму. Исполнительная власть будет обладать большей силой и устойчивостью. Заботы о социальных благах будут превалировать над чисто политическими вопросами. Уже сейчас события в России обладают такой притягательной силой по отношению к определенной части французов, что с этой силой считаться нельзя.
— Советское правительство, — проговорил Молотов, — просит вас, учитывая ваш опыт и особые отношения с Великобританией, помочь нам убедить американцев и англичан в кратчайшие сроки открыть второй фронт.
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил де Голль. — Вы можете на меня рассчитывать.
— Мое правительство, — заявил Молотов, — является союзником правительств Лондона и Вашингтона. В интересах ведения войны мы должны тесно сотрудничать с ними. Но с Францией Россия хочет иметь самостоятельный союз независимо от этого.
Сразу после этой встречи, советское правительство опубликовало коммюнике по поводу беседы В.М. Молотова с генералом де Голлем.
«Во время своего пребывания в Лондоне народный комиссар иностранных дел В.М. Молотов беседовал в присутствии посла СССР А.Е. Богомолова с председателем Французского Национального комитета генералом де Голлем и национальным комиссаром иностранных дел Морисом Дежаном.
Во время этой беседы, протекавшей в атмосфере особенной сердечности, В. М. Молотов подтвердил желание советского правительства видеть Францию свободной и способной вновь занять в Европе и в мире свое место великой демократической антигитлеровской державы. В.М. Молотов подчеркнул роль Французского Национального комитета в растущем сопротивлении французского народа и в утверждении прав французского народа на победу путем его участия в общей борьбе.
Генерал де Голль воздал должное героизму и мужеству Советской Армии и народа, так же как и важной роли, которую играет в войне Союз Советских Социалистических Республик под руководством его великого вождя И.В. Сталина. Он принес благодарность В.М. Молотову за понимание и поддержку, которую Национальный комитет встречает со стороны правительства СССР. Он подчеркнул огромное значение союза советского и французского народов в общем усилии наций, объединенных для победы, и в будущей организации мира».
Однако де Голль не мог в полной мере доверять коммунистам.
Впоследствии он писал:
«В конце 1941 года коммунисты… вступили в борьбу. До этого их руководители занимали примиренческую позицию по отношению к оккупантам, зато резко нападали на англосаксонский капитализм и его прислужников «деголлевцев». Однако их поведение моментально изменилось, когда Гитлер напал на Россию, они сами с трудом сумели уйти в подполье и установить связи, необходимые для борьбы. Впрочем, они были к ней подготовлены своей системой партийных ячеек, секретностью своей иерархии, преданностью своих кадров. В национальную войну они включились отважно и умело, откликаясь бесспорно (особенно рядовые члены) на зов родины, но никогда не теряя из виду как армия революции конечную цель, заключавшуюся в том, чтобы установить свою диктатуру, воспользовавшись драмой, которую переживала Франция. Они все время стремились сохранить за собой свободу действий. Но вместе с тем, пользуясь настроениями борцов Сопротивления — в том числе и в своих собственных рядах, которые хотели только воевать, — они упорно стремились объединить все Сопротивление, чтобы превратить его, если окажется возможным, в орудие своих честолюбивых устремлений… Что касается меня, то я хотел только, чтобы они приносили пользу…»
Разумеется, советская историография и функционеры ФКП в своих бесчисленных мемуарах утверждают прямо противоположное.
«В тяжелых условиях подполья коммунисты развернули борьбу против оккупантов и Виши, — сообщает своим читателям советский учебник для студентов исторических специальностей. — Они распространяли нелегальную печать, устраивали забастовки и демонстрации. Только в течение 1940 года коммунисты распространили около 14 млн экземпляров подпольной «Юманите», издали 990 тыс. листовок и 140 тыс. брошюр. В конце 1940 года компартия создала специальную военную организацию, которая осуществляла акты саботажа и покушения на оккупантов. Позднее на ее основе созданы руководимые коммунистами вооруженные отряды франтиреров и партизан»
(Смирное В.П. Новейшая история Франции. М., 1979).
Лидер коммунистов товарищ Торез сообщал после войны своим читателям:
«Мы первыми начали на национальной почве борьбу за независимость и возрождение Франции, в то время как все другие партии гибли в позоре и смятении».
Морису Торезу вторил Шарль Тийон:
«… Как же смешны и нелепы все еще распространяемые утверждения, будто коммунисты примкнули к Сопротивлению только после нападения Гитлера на СССР!»
В доказательство он приводит сообщения французских газет того времени, выходящих на территориях, оккупированных гитлеровцами:
«14 августа 1940 года по немецкому посту в Булонском лесу был сделан выстрел; указом комендатуры парижанам запрещено посещать лес»
(«Франс о травай»).
«Поступило сообщение, что ночью 14 августа с.г. какой-то неизвестный выстрелом из револьвера убил немецкого матроса Генриха Конрада. Виновник покушения до сих пор не обнаружен… Оккупационные власти оштрафовали на 3 млн город Руайан»
(«Франс де Бордо э дю Сюд-Уэст»).
«13 октября около 23 часов несколько французов в штатском пытались напасть на бульваре Ля Тур д’Овернь в Ренне на служащего немецкой армии»
(«Уэст-Эклер»).
«Прачка Аврелия Жюж получила три месяца тюрьмы за «публичное оскорбление» германской армии. Портнихи Ивонна Оливье и Жоржетта Валле получили неделю тюрьмы за такой же поступок. Учащийся Ренэ Шосиан — неделю тюрьмы за то же самое. Рабочий Гастон Лаэ — два месяца тюрьмы за то же самое»
(«Уэст-Эклер»).
«По решению военного совета полевой комендатуры Иль-и-Вилен от 12 сентября 1940 года механик Марсель Дросье, родившийся 3 марта 1909 года в Сен-Гобюрже, холостой, французский гражданин, проживающий в Ренне, по улице Дюамель, 33, приговорен к смертной казни за ущерб, причиненный военным объектам (разрыв телефонного кабеля).
Приговор приведен в исполнение сегодня в 10 час. утра.
Ренн, 17 сентября 1940 г. Начальник комендатуры».
Разумеется, можно предположить, что мужественные люди, упомянутые в прессе и не смирившиеся с существовавшим после июня 1940 года положением, сплошь и рядом были членами ФКП и согласовывали свои действия с ее мудрыми указаниями. Тем более, что коммунистические функционеры как на Востоке, так и на Западе всегда ставили знак равенства между словами «коммунист» и «рабочий», делая вид, что всякий, кто не спит на мешках с золотом, автоматически поддерживает марксистско-ленинское учение.
Работа Шарля Тийона, написанная для доказательства того, что ФКП в первые дни оккупации организовала мощное сопротивление фашистам, не приводит ни одного подтверждения данного тезиса, кроме нескольких глухих упоминаний о неких молодых людях, клеивших на заборах листовки с призывами III Интернационала, и угрозы парижского префекта полиции Ланжерона:
«…в случае обнаружения подпольных листовок на территории любой из коммун департамента Сена один или несколько известных коммунистических активистов, проживающих на территории данной коммуны, будут заключены в лагерь».
Безусловно, среди тех, кто в меру своих сил и возможностей противоборствовал захватчикам до июня 1941 года, было много коммунистов. Но с тем же успехом можно доказывать и массу иных тезисов, как-то: в первые дни войны среди тех, кто оказывал мощное сопротивление фашистам, было много почтальонов, металлургов или работников бытового обслуживания.
Однако ни первые, ни вторые, ни третьи не выступили на этом основании с заявлением, что они первыми начали на национальной почве борьбу за независимость и возрождение Франции, в то время как представители всех других профессий гибли в позоре и смятении.
«Коммунизм не вечен. Но Франция — вечна!» — писал де Голль, зная, что четырнадцатого июня 1940 года, когда гитлеровцы оккупировали Париж, Молотов по поручению Сталина восторженно поздравил фюрера с успехом.
Нет ничего удивительного в том, что коммунисты, в основе учения которых лежал пролетарский интернационализм, ненавидели патриота Франции Шарля де Голля.
* * *
Весной 1942 года один из руководителей Социалистической партии Кристиан Пино привез во Францию Манифест, в котором прямо говорилось о том, что главой «Свободной Франции» является генерал де Голль. В июне документ был опубликован в большинстве нелегальных изданий. В нем говорилось о беспомощности Третьей республики и прямом предательстве вишистского режима, сотрудничавшего с фашистами. Кроме того, Манифест разъяснял французам принципы послевоенного устройства Франции, где каждый гражданин будет иметь возможность участвовать в выборах Национальной Ассамблеи, которая и решит судьбу страны.
Весной вновь наметилось противостояние де Голля и Черчилля. По приказу английского правительства, которое не удосужилось поставить об этом в известность «Свободную Францию», в три часа ночи пятого мая английские войска высадились на острове Мадагаскар, площадь которого превышала площадь Франции. Де Голль высказал решительный протест Черчиллю, однако тот отказался допустить представителя «Свободной Франции» на остров, сохранив там власть губернатора, назначенного Виши.
Тогда генерал де Голль обратился за поддержкой к Сталину, и только после вмешательства Советского Союза и жесткого заявления генерала о том, что он прекратит сотрудничество с Англией и США, министерство иностранных дел Великобритании заявило, что не имеет никаких территориальных претензий к колониальным владениям Франции.
Восемнадцатого апреля 1942 года Пьер Лаваль, бывший социалист, сменил Анри Филиппа Петена на посту главы правительства. За престарелым маршалом остался пост главы государства.
* * *
Двадцать седьмого мая 1942 года началось одно из самых крупных сражений в Северной Африке во второй мировой войне.
Свыше десяти тысяч французских солдат — две дивизии — изготовились к обороне у Бир-Хашейма. Утром войска генерала Роммеля перешли в наступление, и французские солдаты — впервые с 1940 года — оказались лицом к лицу с солдатами вермахта на поле брани.
Завязался тяжелый бой, который не прекращался ни днем ни ночью. Через десять дней одна из дивизий французов попала в окружение, однако немцам не удалось поставить на колени французов, которыми командовал генерал Кениг. Французы бились не на жизнь, а на смерть.
Де Голль ничем не может помочь своим войскам, и иногда ему кажется, что битва закончится поражением. Но одиннадцатого июня генералу Кенигу и его солдатам удается прорвать кольцо окружения, что положило начало возрождению французской армии.
* * *
В июне 1942 года де Голль переименовал свое движение в «Сражающуюся Францию». Во главе движения продолжал оставаться Национальный комитет, который представлял французские интересы на международной арене. «Сражающаяся Франция» была на самом высоком уровне признана практически всеми союзниками.
Девятого июля госдепартамент США вручил де Голлю меморандум, согласно которому во Французский Национальный комитет вошел представитель американского правительства, а «Сражающейся Франции» была обещана всемерная военная поддержка. Этот документ не содержал четких формулировок, однако даже в таком виде являлся шагом вперед в деле установления отношений между США и «Сражающейся Францией».
* * *
Для укрепления дружеских отношений с Советским Союзом де Голль поставил перед собой задачу лично посетить Советский Союз и встретиться с товарищем Сталиным.
Восьмого августа профессор М. Дежан встретился в английской столице с Е. Богомоловым, которому сообщил, что, если советское правительство надумает пригласить де Голля в СССР, то генерал с радостью откликнется на приглашение, тем более, что он собирается на Ближний Восток и хотел бы совместить две поездки.
Тогда же Роже Гарро в советской столице посетил заместителя наркома иностранных дел В. Деканозова и сказал ему, что руководитель «Свободной Франции» находится в Каире и готов встретиться с советским руководством, если оно того пожелает.
Однако Кремль посчитал тесное сближение с де Голлем преждевременным, полагая, что оно может негативно сказаться на отношениях с Соединенными Штатами и Великобританией.
Тем не менее двусторонние связи со «Свободной Францией» продолжали крепнуть и расширяться. В английской столице стали постоянными встречи де Голля с Богомоловым, а в Москве — консультации Гарро, Шмиттлена и Пети с сотрудниками Народного комиссариата иностранных дел. Не гнушались представители де Голля в Москве и встречами с сотрудниками Коминтерна, о чем те регулярно докладывали в Кремль. И уже двадцать восьмого сентября СССР признал Национальный комитет единственным легитимным органом Франции и признал его право представлять интересы Французской республики.
* * *
Восьмого ноября 1942 года войска союзников высадили десант в Алжир и Марокко, где армии Виши после формального сопротивления сдались. Одиннадцатого ноября американское командование провозгласило верховным комиссаром Северной Африки адмирала Дарлана. Это выглядело по меньшей мере странным, ибо уже через четыре дня тот объявил, что получил это назначение от Анри Филиппа Петена.
Однако двадцать четвертого декабря 1942 года адмирал Дарлан был убит деголлевцем Бонье де ля Шапелем. На его место был назначен Анри Жиро, который сформировал свою администрацию из бывших вишистских чиновников, совсем недавно перешедших на сторону союзников.
Генерал Жиро, командующий Седьмой французской армией, в конце мая 1940 года попал в плен и был помещен в крепость Кенигштейн, где почти два года провел в заключении. В конце апреля по сорокапятиметровой веревке шестидесятилетнему Жиро удалось бежать. После побега он перебрался в неоккупированную часть Франции.
Двадцать восьмого апреля он был принят Анри Филиппом Петеном в Виши.
В окружении Гитлера посчитали, что Жиро очень опасен, и приняли решение его устранить. Посол Германии в Виши Абетц пытается уговорить генерала вернуться в заключение, однако Жиро категорически отказывается и, несмотря на тщательно разработанный фельдмаршалом Кейтелем план убийства, скрывается от фашистов на территории союзников.
— Это «дело Жиро», — говорил фельдмаршал Кейтель в Нюрнберге. — Конечно, я знал, что оно всплывет…
* * *
Де Голль оказался в сложном положении. Поддержки Черчилля для утверждения себя в качестве главы правительства в изгнании было явно недостаточно. «Сражающаяся Франция», стоявшая у истоков борьбы с фашизмом, вытеснялась с политической арены интригами американского руководства, желавшего иметь свою марионетку во главе французов.
Тем временем гитлеровские войска оккупируют даже оставшиеся формально независимыми территории и распускают опереточную армию маршала Петена. На территории Франции фашисты создают двадцать пять концентрационных лагерей.