«Наши боевики подвергли нападению все города и села еще до прихода немецкой армии»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Наши боевики подвергли нападению все города и села еще до прихода немецкой армии»

15—19 января 1941 года во Львове состоялся «Процесс пятидесяти девяти», который имел широкий общественный резонанс. Сорока двум подсудимым оуновцам был вынесен смертный приговор, семнадцать получили по 10 лет лагерей и по пять лет ссылки.

7 мая 1941 года в Дрогобыче начался новый, на этот раз еще более массовый процесс — над шестьюдесятью двумя оуновцами. По решению суда тридцати националистам был вынесен смертный приговор, двадцать четыре получили по десять лет, дела остальных восьми человек отправили на дополнительное расследование. Впоследствии президиум Верховного Совета СССР смягчил приговоры: смерть теперь ожидала 26 подсудимых (четырем осужденным, среди которых были три женщины, была сохранена жизнь), 13 арестантам подтвердили их десятилетние приговоры, а 19 назначили сроки наказаний от семи до восьми с половиной лет.

Там же, в Дрогобыче, 12–13 мая состоялся суд еще над тридцатью девятью украинскими националистами. Его итог — 22 расстрельных приговора, восемь десятилетних и четыре пятилетних срока, а также пять пожизненных ссылок.

Материалы всех этих процессов содержат много сведений о подготовке националистами вооруженного восстания. Из обвинительных документов мы узнаем, что к 1 сентября в 1940 года «краевой экзекутиве» ОУН во Львове подчинялись 5500 боевиков, которые готовились выступить. Были составлены конкретные планы действий, готовилась материально-техническая и кадровая база восстания. Разрабатывались детальные мобилизационные планы для всех звеньев организации. Разведка ОУН собирала информацию о военных частях наших войск, об их вооружении, важных хозяйственных обьектах, о биографиях командиров.

За первые четыре месяца в 1941 года активность националистического подполья резко выросла. Нелегалами было осуществлено 65 убийств и покушений на представителей советского административного аппарата, руководителей НКВД, усилен саботаж.

«Украинские интегральные националисты, — пишет в своей работе канадский историк О. Субтельный, — с энтузиазмом приветствовали нападение немцев на СССР, рассматривая его как многообещающую возможность установления независимой украинской державы». В оуновской брошюре под названием «За українську державність» читаем: «Перед началом немецко-советской войны ОУН, несмотря на неимоверные трудности, организовала в селах сеть подпольщиков, которые… в целом ряде районов Тернопольской области организовали вооруженные выступления повстанческих отрядов, разоружили много воинских частей… Наши боевики подвергли нападению все города и села области еще до прихода туда немецкой армии». Аналогично действовали украинские националисты и на территории Львовской, Станиславской (ныне Ивано-Франковской), Дрогобычской, Волынской, Черновицкой областей.

В советских документах о действиях оуновских диверсионных групп в июне — июле 1941 года, после начала войны с нацистской Германией, говорится: «Они создавали диверсионно-террористические банды, которые разрушали коммуникации в тылу советских войск, затрудняли эвакуацию людей и материальных ценностей, наводили световыми сигналами враждебные самолеты на важные объекты, убивали партийных и советских работников, представителей правоохранительных органов. Переодетые в красноармейскую форму оуновские банды нападали с тыла на мелкие подразделения и штабы Красной Армии, обстреливали их с чердаков домов и предварительно оборудованных огневых пунктов».

Об этом же вспоминает и генерал-майор немецкого механизированного корпуса Н. К. Попель: «В восемь утра 24 июня 1941 года, когда мотоциклетный полк вступил на обычно людные улицы Львова, нас встретила недобрая тишина. Только по центральной магистрали непрерывным потоком ехали и шли беженцы. Изредка раздавались одиночные выстрелы.

По мере того, как машины втягивались в город, выстрелы звучали все чаще. Мотоциклетному полку пришлось выполнять не свойственную ему задачу — вести бои на чердаках. Именно там были оборудованы наблюдательные и командные пункты вражеских диверсионных групп, их огневые точки и склады боеприпасов.

Мы с самого начала оказывались в невыгодном положении. Противник контролировал каждое наше движение, мы же его не видели, и добраться до него было нелегко.

Схватки носили ожесточенный характер и протекали часто в самых необычных условиях. Вот несколько человек, перестреливаясь, выскочили на крышу пятиэтажного дома. Понять, где наши, где враги, никак нельзя: форма на всех одинаковая — красноармейская. Здание стояло особняком, побежденным отступать некуда. Раненый покатился по наклонной кровле, попытался зацепиться за водосточный желоб, не смог и с диким криком полетел вниз. Мы подбежали. Изуродованное, окровавленное тело конвульсивно вздрагивало. Кто-то расстегнул гимнастерку. На груди синел вытатуированный трезубец — эмблема бандеровцев».

Легко заметить, что «нашими» немецкий генерал называет переодетых в советскую форму диверсантов из ОУН. Гитлеровцы их и забросили за линию фронта…

Следует коснуться еще одного щекотливого момента. В современной националистической литературе много пишется о расстрелах заключенных в нескольких западноукраинских тюрьмах накануне отступления советских войск. Смакуются такие детали, которые могут присниться разве что поклоннику маркиза де Сада, да и то после солидной дозы героина, — вроде поджаривания живых узников, подвешенных за ноги над костром, отрезания по кусочкам частей их тел, а напоследок — набивания вспоротых животов трупами недоношенных младенцев (вопрос — откуда столько недоношенных младенцев?..). Впрочем, некоторые из этих варварских «методик» впоследствии применяли как раз уповцы в отношении мирного польского населения…

Подумаем о другом. Отряды оуновских диверсантов, переодетых в красноармейскую форму, 24–26 июня совершили нападения на тюрьмы в Бережанах, Львове, Золочеве, Кременце, Самборе. В одной из тюрем Львова им удалось освободить до 300 человек. Кого же освобождали бандеровцы? Так ли уж были невинны заключенные?..

На сайте СБУ размещен список оуновцев, расстрелянных в львовских тюрьмах. Напротив каждой фамилии — дата суда и статья, по которой они были осуждены. Практически все арестованы за диверсии и теракты. Да и, наверное, если бы эти люди были невиновны, за 16 лет независимости их бы давно уже реабилитировали…

Более того: именно нападениями оуновцев на тюрьмы и были спровоцированы расстрелы! Согласно документам, первоначально сотрудники НКВД собирались эвакуировать заключенных. Но пришлось срочно ликвидировать последних, чтобы они — хорошо обученные и подготовленные солдаты, знающие местность, — потом не оказались дополнительными помощниками гитлеровцев.

Кроме того, имеются свидетельства, что немцы в провокационных целях уродовали тела заключенных. Потом это варварство выдавалось за действия НКВД. Так, в книге «Холокост евреев Украины» написано: «Знищення євреїв в місті Львові почалося з першого дня приходу німців, тобто 30.VI.41 р. Проте на перших порах німці проводили це знищення провокаційно. Користуючись відходом радянських військ, деяку частину єврейського населення німці завели до тюрем і там постріляли, причому цей розстріл провадився у супроводі екзекуції, з тим щоб не можна було впізнати замордованих. Разом з тим переслідувалась і друга мета, подати це як приклад «звірств» НКВД…»

В фондах Центрального государственного архива высших органов власти и управления Украины (ЦГАВО Украины) хранятся отчеты «краевой экзекутивы» перед проводом ОУН-б в Кракове. «Экзекутиве» удалось мобилизовать около 12 тысяч членов ОУН. Незадолго до начала войны они концентрировались в разных по величине подпольных лагерях, размещенных в труднодоступной местности. Часть националистов работала легально в советских и партийных органах власти, не стесняясь при этом совершать акты диверсий и саботажа.

«Экзекутива» сообщала о событиях во Львове: «25 июня в казарме на Клепарове стрелял в большевиков отряд партизан числом пять человек. Никто не пойман. 26 июня из дома на улице Перацкого, № 8, украинские партизаны обстреливали колонну красных войск. Большевики поставили напротив дома пушку и разрушили крышу и второй этаж. Партизаны, по-видимому, погибли… 24 июня открыт был по марширующим большевистским колоннам скорострельный огонь одновременно из нескольких пунктов: с Лычаковского кладбища, из нескольких домов по улице Курковой и из башни костела Елизаветы… Со вторника до субботы оттуда несколько раз открывался огонь по большевистским колоннам».

28 июня 1941 года вблизи города Перемышляны на Львовщине несколько оуновских банд напало на небольшие отряды Красной Армии и на автомашины, которые эвакуировали женщин и детей. Над красноармейцами и беззащитными людьми бандиты учинили жестокую расправу. Эти же банды помогли гитлеровцам захватить Перемышляны. В районе местечка Рудка подразделение фашистской армии нарвалось на мужественное сопротивление советских войск. Нацисты попросили помощи у оуновцев, и те, как говорится в бандеровской брошюре, «прийняли живу участь в найзавзятіших боях». Так же активно действовали националисты в Волынской и Ровенской областях.

О деяниях оуновских банд сообщается в донесении штаба Юго-Западного фронта от 24 июня 1941 года: «В районе Усть-Луга действуют диверсионные группы врага, переодетые в нашу форму. В этом районе горят склады. В течение с 22 и утра 23 июня противник высадил десанты на Хиров, Дрогобыч, Борислав, последние два уничтожены». В Луцке действовал отряд из 300 оуновцев. Сумев захватить стратегически важные мосты и железнодорожные станции, он удерживал их до подхода немцев.

На территории пограничного Рава-Руского района Львовской области располагались мощные укрепления и дислоцировались значительные силы пограничных войск. Оуновцы здесь занимались разведкой пограничных военных объектов, а оперативную информацию немедленно передавали наступающим на Рава-Руский укрепрайон немцам.

Согласно официальным архивным данным, потери Красной Армии в столкновениях с националистами составили тогда 2100 человек убитыми и 900 пленными.

Вслед за наступавшими частями фашистской армии главари ОУН направили на Украину несколько так называемых «походных групп». Эти подразделения, по определению оуновских «проводников», являлись «своеобразной политической армией», в состав которой входили националисты, имевшие опыт борьбы в условиях глубокого подполья. Маршрут их движения был заранее согласован с абвером. Северная «походная группа» в составе 2500 человек двигалась по маршруту Луцк — Житомир — Киев; средняя, из 1500 оуновцев, — в направлении Полтава — Сумы — Харьков. Южная «группа» в составе 880 человек следовала по маршруту Тернополь — Винница — Днепропетровск — Одесса.

Деятельность этих отрядов сводилась к выполнению функций вспомогательного оккупационного аппарата на захваченной территории. Они помогали гитлеровцам формировать так называемую украинскую полицию, городские и районные управы. Одновременно участники «групп» устанавливали контакты с разного рода уголовными элементами, используя их для выявления местного советского подполья.

С самого начала «украинские органы самоуправления» были под властью гитлеровской оккупационной администрации. Имеющиеся в архивах Украины материалы подтверждают это. Например, в указе рейхскомиссара Украины Эриха Коха за № 119 «Об отношении воинских частей к украинскому населению» подчеркивается: «Украинские национальные местные управления или районные управы должны рассматриваться не как самостоятельные управления или уполномоченные от высших властей, а как доверенные для связи с немецкими военными властями. Задача их заключается в том, чтобы выполнять распоряжения последних».

Когда немцы вторглись в Советский Союз, для Гитлера и его генералов стало чрезвычайно важным узнать о том, что происходит в тылу русских войск. Для решения этой задачи в распоряжение штабов немецких армий направлялись группы агентов из коренного населения данной местности, то есть из русских, украинцев, финнов, эстонцев и т. д. Каждая группа насчитывала 25 (или более) человек. Во главе такой группы стоял немецкий офицер. Группы использовали трофейное русское обмундирование, военные грузовики и мотоциклы. Они должны были проникать в советский тыл на глубину 50 — 300 километров перед фронтом наступающих немецких армий с тем, чтобы сообщать по радио результаты своих наблюдений. Особое внимание при этом обращалось на сбор сведений о русских резервах, о состоянии железных и прочих дорог, а также обо всех оборонных мероприятиях, проводимых противником.

Одной из таких диверсионно-террористических групп руководил Юрий Стельмащук. Во время допроса он показал следующее: «Я был направлен в специальную школу диверсантов-разведчиков, которая помещалась в г. Нойгаммере. По окончании школы я возвратился в Краков…

В Кракове к нам, выпускникам школы, приехал заместитель Бандеры — Стецько, а также другие представители центрального провода ОУН. Прежде всего, нам дали назначения. Я получил назначение в Волынскую область к областному руководителю ОУН «Закоштую». Стецько говорил, что мы должны вести подрывную работу против Советской власти, также говорил, что скоро начнется война между Германией и СССР и что эту войну нужно использовать в интересах ОУН.

По линии диверсионной работы я от начальника немецкой разведки, немца-майора, фамилии которого не помню, получил задание в первый день войны взорвать железнодорожное полотно и стрелки в г. Сарны. Из Кракова мы выехали 16 июня 1941 года и должны были перейти границу в Венгрии. Из Кракова мы направились к Ужгороду, а из Ужгорода в Мукачево, где ночевали в немецкой школе, директор которой был резидентом немецкой разведки.

Границу мы перешли в районе с. Волово, на границе Венгрии с СССР. До самой границы нас провожали Стецько и начальник немецкой разведки. Нас на границе снабдили пистолетами, взрывчатыми веществами и деньгами. Перейдя границу, мы прошли в первую ночь 20 км, а затем двигались такими же переходами, и война нас застала в Синевицкой Вишне».

Далее Стельмащук показал, что возле села Труханов Славского района Дрогобычской области их группа была замечена и обстреляна колонной советских войск. Им пришлось, бросив всё снаряжение, спасаться бегством в направлении Стрыя. «В Стрые мы пробыли два дня и выехали во Львов.

Во Львове я связался с заместителем Бандеры «Лебедем» и от него уже должен был выехать в Волынскую область в распоряжение областного руководителя ОУН «Закоштуя». Когда я был в штабе «Лебедя», туда пришел начальник немецкой разведки, с которым я встречался в Кракове, который сказал, что я поеду не в Волынскую область, а в советский тыл за Днепр. То же самое он сказал о других оуновцах, которые закончили диверсионную школу».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.