Ю-ван (781-771) и конец Западного Чжоу

Ю-ван (781-771) и конец Западного Чжоу

Конец Западного Чжоу был обозначен, впрочем, не только влиянием процесса децентрализации и феодализации чжоуского государства, но и резким обострением взаимоотношений между Чжоу и окружавшими его варварскими племенами, с которыми шла постоянная борьба. Вообще-то войны такого рода были традиционным занятием древних китайцев еще во времена Шан-Инь. Активно вели их и первые чжоуские правители, позже также многие из ставших самостоятельными владельцев уделов, о чем, в частности, немало упоминаний в «Чжушу цзинянь».

Заслуживает, однако, внимания то обстоятельство, что характер конфликтов и столкновений на протяжении веков не был одинаковым. Для шанцев варварами были все окружавшие их племена, жившие за пределами зоны их обитания — весьма небольшой, локализуемой в основном в рамках северной части современной пров. Хэнань (к северу от Хуанхэ). В чжоуском Китае при наличии двух столиц и множества полусамостоятельных уделов, разбросанных на обширной территории бассейна Хуанхэ, положение изменилось. Многие варварские племена оказались как бы вкрапленными между уделами, не говоря уже о том, что пустые, неосвоенные пространства на территории Чжунго время от времени легко заполнялись пришлыми кочевниками, не всегда сразу же оседавшими и цивилизовавшимися и потому нередко превращавшимися в реальную угрозу для мирного существования оседлых земледельцев. Если вспомнить также постоянную тенденцию к расширению чжоуских границ в южном направлении, где тоже существовало множество варварских племенных протогосударственных образований, с которыми то велись войны, то заключался мир, — ситуация станет еще наглядней.

В целом она сводится к тому, что по мере ослабления центральной власти чжоуских ванов и их администрации варварские племенные протогосударства чувствовали себя на территории Чжоу и тем более на окраинах все вольготнее. Более того, они начинали все активней оказывать давление на земледельческое население чжоуских территорий. Это давление сильнее всего ощущалось в районе западной столицы Цзунчжоу в долине р. Вэй, окруженной нагорьями, где легко укрывались враждебные чжоусцам варварские племена.

Если восточная столица Чэнчжоу с течением времени становилась все более надежной опорой власти чжоусцев, использовавших ее, в частности, в качестве укрепленной базы для походов на юг, то Цзунчжоу, напротив, все определенней переставала быть надежной. Частично это было связано с тем, что в южном направлении чжоусцы вели, как правило, наступательные войны, вследствие чего безопасность Чэнчжоу усиливалась за счет территориальных приобретений, тоща как войны в северозападном направлении были в основном оборонительными и чаще неудачными, вследствие чего безопасность родовых земель Чжоу (Цзунчжоу) становилась все более призрачной.

Нельзя сказать, чтобы чжоуские правители не видели и не осознавали происходящего. Напротив, и конкретная ситуация, и тем более складывавшаяся тенденция их очень тревожили. Известно, например, что чжоуские правители специально переселили группу восточных племен с приморского побережья в верховья р. Вэй, чтобы они во главе с неким Ином защищали западные рубежи Чжоу. Эти переселенцы, занявшиеся помимо всего прочего выращиванием лошадей для чжоуского правящего дома, со временем консолидировались в большой удел, получивший наименование Цинь. Его правители в последний период существования западночжоуского Китая, при Сюань-ване и Ю-ване вели частые войны с жунами, что, впрочем, не мешало им в случавшиеся время от времени мирные периоды устанавливать с жунскими вождями брачные связи (подробней см. [232, с. 265266]). Впрочем, с правителями жунов и ди вступали в брачные связи и иные удельные правители, в том числе Шэнь, для которого Сюань-ван создал новый удел и дочь которого впоследствии стала главной женой Ю-вана, сына Сюань-вана.

Подобная практика заключения брачных связей с усилившимися соседями-варварами сама по себе была характерной нормой еще со времен Шан (вспомним мать Вэнь-вана). Смысл ее в политическом плане очевиден: с сильным соседом лучше иметь хорошие контакты. Однако преувеличивать значение брачных связей тоже не следует, ибо хорошо известно, что они ни в коем случае не были гарантией от военных конфликтов. Впрочем, как бы то ни было, а сам факт говорит о многом: северные жуны стали на северо-западных границах Чжоу серьезным политическим фактором, влияние которого в политических событиях все возрастало.

Этот фактор важно иметь в виду, когда заходит речь о годах правления последнего западночжоуского правителя Ю-вана. Если верить источникам, они характеризовались обострением взаимоотношений между ваном и его вассалами вследствие вздорности и неумного поведения правителя. Обратимся к тому, что сообщают источники.

В «Чжушу цзинянь» лаконично повествуется, что на 2-м году правления Ю-вана (780 г. до н.э.) три реки близ Цзунчжоу высохли, а часть горы Цишань обрушилась [255, т. 3, Prolegomena, с. 157].

В «Го юе» и «Шицзи» об указанных катаклизмах говорится более подробно. Суть их сообщений сводится к тому, что обвал в горах (результат землетрясения) и связанное с ним обмеление рек — знак упадка и гибели государства, что нарушение космического порядка, взаимодействия сил Неба и Земли привело к выходу на передний план темного начала инь, следствием чего становится обычно гибель правящего дома (см. [28, с. 32; 86, т. 1, с. 200—201]).

Важно отметить, что интерпретация политических событий с точки зрения космических катаклизмов и тем более апелляция к силам ян и инь (мужское и женское, светлое и темное начала) — практика много более позднего времени, нежели начало VIII в. до н.э. Совершенно очевидно, что в развернутых описаниях более поздних источников мы имеем дело с переинтерпретацией определенных событий, реальных либо придуманных. Стоит напомнить, что в практике более поздней историографии, например ханьской, было принято в зависимости от обстоятельств и политической ситуации выпячивать или замалчивать реально происходившие природные явления типа масштабных засух, землетрясений, затмений и иных природных явлений, которые в то время уже привычно всеми воспринимались как знак недовольства Неба и суровое предупреждение правителю.

Впрочем, отношение к природным знамениям и катаклизмам как к грозному сигналу Неба сложилось раньше. Следы его видны в сообщениях «Го юя» и в упоминании о землетрясении в «Шицзине», в песне № 193, датируемой комментаторами как раз годами жизни Ю-вана [96, с. 252—254 и 571—572]. Естественно, что подобного подхода придерживался и Сыма Цянь. Главная цель нарочитого акцента на природные аномалии во всех упомянутых источниках — подчеркнуть недобродетельность правителя, имея в виду доктрину небесного мандата. Но в чем же был виноват, с точки зрения историографической традиции, Ю-ван? Почему он считался столь очевидно недобродетельным?

Во-первых, как сказано в «Чжушу цзинянь», в увеличении налогов сразу же после стихийных бедствий. С точки зрения потребностей государства такой шаг можно понять — нужны дополнительные средства для спасения положения в стране. Но с позиций этических норм доктрины небесного мандата это криминал. Именно такая трактовка звучит в «Шицзине», в песне № 192 [96, с. 248, 251], в которой повествуется о горестной доле народа и нежелании государя позаботиться о нем. И помещенное в «Го юе» предостережение, согласно которому природные знамения сулят крах дому Чжоу, вполне вписывается в традиционное осмысление сложившейся ситуации историографами, составителями этого источника.

Второе и едва ли не наиболее тяжкое преступление Ю-вана перед нормами этики — история с Бао Сы. В «Чжушу цзинянь» лаконично сказано, что на 3-м году правления, т.е. сразу же после природных катаклизмов и повышения налогов, Ю-ван приблизил ее к себе. В «Го юе» о ней не упомянуто. Зато Сыма Цянь щедро восполнил лакуну. Из его рассказа явствует, что Бао Сы родила сына, которого Ю-ван захотел сделать наследником — в ущерб законному старшему сыну от первой жены из рода Шэнь. Это желание было встречено окружением вана с явным неодобрением. И на то были, судя по тексту, веские причины.

Придворный историограф, ссылаясь на будто бы имевшиеся в его распоряжении древние записи, повествует, что еще при Ся появились два дракона, от которых осталась слюна, заботливо собранная в сосуд. Он долго хранился при дворе и, минуя Шан, перешел к Чжоу. В годы правления Ли-вана сосуд случайно открыли, слюна разлилась, превратилась в черную черепаху, от которой забеременела юная дворцовая служанка. Служанка родила девочку, которую сперва спрятали, потом увезли, а затем подарили во дворец вана. Это и была Бао Сы. Она не любила смеяться. Чтобы развеселить ее, Ю-ван зажигал огни на сигнальных вышках — и к нему по этому зову являлись вассалы, дабы помочь в борьбе с неприятелем. Но врага не было — и Бао Сы смеялась. Повторив так несколько раз, Ю-ван добился того, что чжухоу перестали обращать внимание на сигнальные огни, и когда цюань-жуны напали на Цзунчжоу, ван остался без помощи (см. [86, т. 1, с. 201—203]).

Конечно, мифотворчество, связанное с феноменом Ю-вана, -продукт много более позднего времени, когда традиция настойчиво требовала аргументированно осудить правителя, лишившегося власти и погубившего государство Западное Чжоу. Можно в этой связи напомнить, что сюжет мифа явно принадлежит к числу бродячих — он известен, например, и в Европе, где встречаются сказки на тему о том, как ложные крики о нападении волков столь всем надоели, что, когда волки действительно напали на стадо, никто не реагировал на крики пастуха и не пришел его спасать. Я уже не упоминаю о царевне Несмеяне. Но миф остается мифом. А как же все-таки с реальностью, с Бао Сы и Ю-ваном?

В реальности, видимо, произошло только то, о чем вкратце говорится в «Чжушу цзинянь»: ван приблизил наложницу Бао Сы, а вскоре после этого его старший сын и наследник бежал в Шэнь. Вслед за тем тесть вана начал с ним войну, для чего обратился за помощью к своей дальней родне, к жунам. Войска Шэнь и цюань-жуны разгромили Цзунчжоу. Ю-ван и его сын от Бао Сы были убиты, а Бао Сы стала пленницей жунов. Одновременно законный сын Ю-вана и внук Шэнь-бо был посажен на чжоуский трон под именем Пин-вана (см. [255, т. 3, Prolegomena, с. 157—158]).

К сказанному можно добавить, что Ю-ван, согласно «Шицзи», восстановил против себя население страны еще и тем, что сделал своим советником непопулярного в народе — а скорей всего, видимо, среди чжухоу — Ши Фу из удела Го, человека, по аттестации Сыма Цяня, коварного, склонного к наживе и искусного в лести [86, т. 1, с. 203]. Не исключено, что это, в сочетании с увеличением налогов и ссорой с Шэнь-бо из-за Бао Сы, и сыграло решающую роль в судьбе Ю-вана, тогда как мифологические сюжеты были лишь красочным эмоциональным антуражем, созданным в более позднее время с дидактическими целями. В заключение важно, однако, еще раз подчеркнуть, что подлинной причиной трагического конца Ю-вана были все же не происки Бао Сы и даже не промахи самого правителя, но генеральная тенденция к децентрализации и феодализации, а также связанное с ней обострение взаимоотношений вана с чувствовавшими себя все более независимыми его вассалами и, как итог всего, ослабление власти вана на фоне резкого усиления активности окружавших Цзунчжоу варварских племен.