Военная функция в Шан
Военная функция в Шан
С первого же момента своего появления на территории Аньяна и окружающих ее земель общность Шан резко отличалась от окружавших ее племен техническими достижениями и элементами урбанистической цивилизации, среди которых одним из наиболее заметных была их военная техника. Специальные исследования немало сделали для реконструкции шанского вооружения, для детального изучения системы организации войска и т.п. (см. [8; 159; 262]). Основой военной мощи шанцев была боевая колесница, исторические корни которой, включая и запряженных в нее одомашненных лошадей, восходят к Ближнему Востоку, прежде всего к индоевропейцам.
В некотором смысле можно и даже следует сказать, что вся шанская культура, весь аньянский этнос были теснейшим образом связаны именно с боевой колесницей, по функциям в то время игравшей роль современных танков. Иными словами, колесница была залогом победы в военных действиях с варварскими, окружавшими Шан племенами, которые практически ничего ей не могли противопоставить — по крайней мере до тех пор, пока сами не переняли у шанцев мастерство и технологию изготовления колесниц, ну и, разумеется, не получили в свое распоряжение запрягавшихся в эти колесницы лошадей. Судя по всему, это произошло лишь на заключительном этапе истории Шан и, видимо, сыграло свою роль в падении протогосударства шанцев.
Колесница была вооружением знати. Обычно на небольшой двухколесной повозке, запряженной парой лошадей, находились трое. В центре был колесничий, управлявший лошадьми. Рядом с ним воины: справа — чаще всего с копьем (копьями?) или клевцом на длинном древке, слева — владелец колесницы с луком и запасом стрел. Все трое воинов обычно активно участвовали в сражении или в охоте. Следует отметить, что охотой аристократы, начиная с правителя-вана, занимались много, рассматривая ее прежде всего как тренировку, способ поддержания воина в должной форме. Вот одно из сообщений об охоте: «В день цзя-у ван направился охотиться на диких буйволов, сяо-чэнь [такой-то] был с ним в колеснице. Вел колесницу [такой-то]» [151, с. 558].
Разумеется, своя колесница была у каждого из родовитых, тем более титулованных шанцев, а также у воинов из аристократических кланов Ван-цзу и Доцзы-цзу. Возможно, ее имели и некоторые воины из кланов Сань-цзу и У-цзу. В любом случае, однако, стоит подчеркнуть, что боевая колесница была орудием дорогим и уже только поэтому должна была находиться в распоряжении представителей высокопоставленных верхов. Впрочем, возможно, что во время боевых действий на нее сажались и обычные, специально отобранные воины, особенно из числа дружинников вана.
Основной частью шанской армии была тем не менее пехота. Хорошо вооруженная луками и стрелами, копьями и клевцами, она, судя по реконструкциям на основе вооружения и средств защиты из шанских кладов, состояла обычно из подразделений по 72—88 бойцов, строившихся в колонны по 10—12 человек в ряд. Воины первой шеренги были в боевых построениях защищены особенно тщательно, с использованием щитов и шлемов (см. [8, с. 68 и сл.]). Считается, что обычно подразделение обслуживало одну колесницу, или, точнее, взаимодействовало с ней. Отряды из нескольких подразделений и колесниц являли собой уже достаточно внушительную боевую силу.
Не все шанское войско состояло из подобного рода отрядов. Можно предположить, что взаимодействовавшие с колесницами были профессионалами, а войско не могло состоять только из них. В первую очередь это относится к тем военным группам, которые должны были выставляться титулованными удельными правителями, явно не имевшими достаточных средств для того, чтобы вооружить и содержать большое профессиональное войско. Поэтому можно предположить, что значительную часть военных сил составляло шедшее позади хорошо вооруженных профессионалов крестьянское ополчение, особенно когда из надписей явствует, что в том или ином походе приняли участие 3— 5 тыс. человек (средняя цифра) и тем более 13 тыс., как о том было сказано в одной из приводившихся уже надписей.
Военные экспедиции бывали долгими и отдаленными. Одна из них, против этнический общности жэнь-фан, предпринятая уже при последнем шанском ване, длилась 260 дней и дошла на юге до р. Хуай [151, с. 304]. Обходились такие экспедиции дорого, а военная добыча и трофеи не были столь значительными, чтобы хотя бы отчасти компенсировать затраты, ибо с варварских племен отдаленной периферии в те времена практически нечего было взять. В надписях нет упоминаний о богатой добыче — трофеем был лишь престиж, авторитет вана, которые и подкреплялись дальними походами. До поры до времени военное превосходство шанцев было очевидным, и на нем держалась вся политическая гегемония Шан в бассейне Хуанхэ и даже за его пределами.
Племена внешнего пояса вай-фу — а их в надписях можно насчитать несколько десятков — не могли не уважать военную силу и не считаться с ней. Это не значит, однако, что они не выступали против Шан. Наоборот, во многих надписях упоминаются вторжения того или иного племени на шанскую территорию, походы против этих племен, пленение большого числа иноплеменников, которые затем сотнями приносились в жертву «верхним предкам». Но при всем том соседи всеща сознавали разницу между ними и Шан и воспринимали себя именно как периферию, которая заинтересована в приобщении к основам развитой цивилизации во всех ее сферах, в том числе и едва ли не в первую очередь — в военной.
Как о том уже шла речь в связи с теорией М.Фрида о трибализации, понятие «племя» резонно использовать для обозначения такой этнической общности, которая уже перестала основываться на принципах механической солидарности. Иными словами, племя — уже политически структурированная общность во главе с вождем, т.е. в конечном счете протогосударство, пусть еще очень раннее и слабо оформленное. Становление племени-протогосударства происходило под воздействием более развитого соседа, в нашем случае — урбанистической цивилизации Шан.
Влияние шанцев на периферию было, как упоминалось, широким и всесторонним. В сфере политической оно вело к трибализации варварских соседей, т.е. к структурированию на месте аморфных этнических общностей, до того связанных внутри лишь узами механической солидарности, племен как раннеполитических образований. И коль скоро и как только это происходило, т.е. когда под влиянием контактов то или иное из соседних с Шан этнических образований становилось политическим, обретало основы соответствующей административной структуры, венчавшейся вождем, возникал эффект ускорения заимствований.
В первую очередь, как о том уже шла речь, это касалось заимствований в сфере военной техники и организации. Боевые колесницы и бронзовое оружие становились достоянием соседей, как, возможно, и некоторые методы ведения военных действий. В более крупных племенах, видимо, начинали формироваться дружины воинов-профессионалов. Разумеется, все это был долгий процесс, но к концу эпохи Шан результаты его уже были, что называется, налицо. Достаточно заметить, что сами шанцы признавали усилившегося соседа, торжественно присваивали его предводителю титул, в частности бо. Таких носителей шанских титулов к концу периода Шан было уже немало (см. [180, т. 2, с. 202]), одним из них был предводитель чжоусцев.
Процесс трибализации варваров под влиянием контактов — прежде всего военных — с Шан протекал весьма неравномерно. Больше того, он не находился в прямой зависимости от размеров соседнего племени или, скажем, степени его отдаленности. Так, ближайшей и наиболее часто контактировавшей с Шан этнической общностью были цяны. В надписях множество упоминаний о войнах с ними, о пленении цянов, о массовом принесении их в жертву, даже, как упоминалось, есть надпись об их использовании для раскорчевки земель под пашню. Немало аналогичных записей о ту-фан. или гуй-фан. И прямо скажем, достаточно редки записи о чжоусцах. Между тем именно чжоусцы оказались тем племенем, которому суждено было уничтожить Шан.
Существен сам факт: на передний план в конечном счете вышло не самое многочисленное и не наиболее заметное для шанцев племя. Стало быть, процесс трибализации варваров под воздействием цивилизации протекал весьма неравномерно. Или, что точнее, каждое из окружавших шанцев племен включалось в указанный процесс отнюдь не одинаково, а, напротив, весьма избирательно, с очень разным эффектом. Собственно, именно на этом и стоит весь известный людям исторический процесс. Китайская историография, в частности, уделяла ему огромное внимание.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.