Китайская синология в конце XIX и первой половине XX в.: изучение китайской древности

Китайская синология в конце XIX и первой половине XX в.: изучение китайской древности

Трансформация традиционного Китая в конце XIX и начале XX в. шла по многим направлениям, в том числе и в сфере менталитета, т.е. изменения привычных социопсихологических стереотипов. Столкновение Срединной империи с Западом убедило если не всех, то многих из числа образованных и мыслящих китайцев, особенно молодежи, что в сложившихся условиях старые стандарты больше не могут помочь стране и народу. Для того чтобы выжить, необходимо приспособиться к изменившимся обстоятельствам, что означало, помимо всего прочего, усвоение ряда неоспоримо ценных преимуществ западной цивилизации, в частности европейских принципов научного исследования, в том числе и в области гуманитарных наук.

На рубеже XIX—XX вв. образованная китайская учащаяся молодежь была буквально перенасыщена заимствованными извне идеями, в том числе и весьма радикальными, вплоть до социалистических и марксистских, сыгравших, как известно, роковую роль в судьбах Китая XX в. Вместе с западными идеями образованная молодежь, естественно, впитывала и методику анализа, и принципы научного исследования, и необходимый для этого инструментальный аппарат, т.е. багаж понятийных формул, абстрактных категорий, терминологии и вообще лексики XX в. Все нововведения шли единым потоком, интенсивно воздействовавшим на традиционную систему китайской мысли, китайского образования, китайской науки. В этом смысле можно сказать, что китайская наука об обществе, истории Китая на рубеже XIX—XX вв. и тем более в первой половине XX в. была много ближе к современному научному стандарту, чем 50— 100 лет спустя, в наши дни, — что ж, такова плата за марксистский социалистический путь, за строительство нового Китая по модели Маркса—Ленина—Сталина—Мао.

Что ценного было достигнуто китайской наукой до середины XX в. в ее отраслях, связанных с социальными исследованиями, с историей и культурой, с оценкой собственной древности? Как хорошо высказался по этому поводу один из столпов историко-археологических исследований Китая начала XX в. Ли Цзи, главным новшеством стал дух скептицизма и критики с его генеральным принципом «Предъявите ваши доказательства!»: «Если кто-либо хочет воздать должное золотому веку Яо и Шуня — пожалуйста, приведите ваши доказательства; если кто-то намерен порассуждать о чудесах инженерного искусства великого Юя — доказательства тоже должны быть предъявлены. И что особенно важно, ссылки на одни только письменные источники теперь уже не считались достаточным аргументом» [259, с. 4].

Дух скептицизма и критики, требование научного анализа, обстоятельного исследования с применением выработанного западной наукой, в том числе синологией, понятийно-категориального аппарата стали главной характеристикой молодой нарождавшейся китайской синологии. Эти дух и требования проявили себя и в работах китайского реформатора Кан Ю-вэя, и в еще большей степени в произведениях Лян Ци-чао и Ху Ши. Весомый вклад в развитие китайской синологии внесли обстоятельные исследования Ван Го-вэя, чья методика позволила реконструировать текст хроники «Чжушу цзинянь» и поставить на научную основу изучение древнекитайских надписей, в первую очередь на шанских костях. Методика западной науки стала доминировать с первых шагов молодой китайской археологии, чьи успехи были связаны с раскопками, ведшимися под руководством опытных западных исследователей — таких, как Ю.Андерсон [164], П.Тейяр де Шарден [293], Ф.Вейденрейх [310; 311]. К числу молодых китайских специалистов тогда относились Пэй Вэнь-чжун [129], Цзя Лань-по [142; 143], Лян Сы-юн [123], Ли Цзи [259] и др.

Независимая научная мысль и стремление к самостоятельному изучению древнекитайских проблем были с особенной силой выражены в ряде сборников, изданных под редакцией Ту Цзе-гана под общим наименованием «Гу ши бянь» («Критическое изучение древней истории») [106]. В этих работах скепсис и сомнение по отношению к прежде высокочтимой и имевшей двух-тысячелетнюю, если не больше, прочность традиции проявились с особенной силой. Молодежь (авторы статей) энергично атаковала традицию, подчеркивая ее слабые места, недоказанность, интерполяции, дидактичность и т.п.

Но не следует преувеличивать. Передовая китайская наука в ее лучших работах в начале XX в., особенно в 20—30-е годы, вышла на достаточно заметные в мировой синологии рубежи, но не более того. Параллельно и в гораздо большем числе продолжали работать и те, кто был далек от новых методов и поисков и вполне довольствовался старыми. Наследие многовековой традиции со свойственными ей догматизмом, схоластическими упражнениями в рамках примитивных логических построений, со слепой верой в авторитеты древней мудрости продолжало давать свои плоды, что проявлялось достаточно широко, причем весьма по-разному.

С одной стороны, это были работы в типично традиционном стиле, которых было по-прежнему весьма много. С другой — можно было встретить работы, свидетельствовавшие о стремлении их авторов приспособиться к новым веяниям и идеям и в то же время демонстрировавшие их неумение достичь желанного уровня (можно упомянуть в качестве примера бесплодные споры на тему о древней топонимике в связи с критикой теорий о западном происхождении китайцев и их цивилизации — см. [17, с. 46—47]). Наконец, третьим типом, еще одной формой сочетания привычной склонности к догматизму и стремления к использованию новых методов и идей было обращение некоторых видных специалистов, как Го Мо-жо, к марксизму.

Нелепо осуждать специалиста за то, что он обратился к марксизму, тем более бросать тень на имя и деятельность Го Мо-жо, мастера высочайшей квалификации, специалиста весьма уважаемого и щедро цитируемого вплоть до наших дней (особенно это касается его работ по изучению древних надписей — см. [105]). Но стоит обратить внимание на то, что идейная ангажированность Го Мо-жо, его стремление взять за основу мертворожденные догмы истмата, проявившиеся уже в первых его работах на исторические темы в 20—30-е годы, оказали роковое воздействие не только на их уровень (они в немалом числе переведены на русский язык, так что читатель в состоянии сам судить о них — см. [25—27]), но и, что особенно печально, на всю последующую историографию КНР.

Но это было уже позже. Для начала и для всей первой половины нашего века в китайской синологии был характерен поиск, причем он осуществлялся в основном под воздействием западных идей, включая, как упоминалось, и марксистские. Какие направления поиска пользовались преимущественным вниманием?

Прежде всего изучение древних текстов, особенно надписей. На надписях на костях (особенно после обнаружения огромного архива в шанском городище близ Аньяна после начала регулярных его раскопок в 1929 г.) и бронзе в ту пору сосредоточилось преимущественное внимание специалистов по древней истории и близким к ней специальным дисциплинам — археологии, палеографии, эпиграфике. Благодаря усилиям огромного числа знатоков-тружеников были изучены, рассортированы и опубликованы, введены в научный оборот мнение тысячи древних надписей, что в огромной степени обогатило корпус древнекитайских источников. Параллельно разрабатывалась методика работы с костями и их фрагментами, а также расшифровки древних надписей, что делалось с учетом достижений мировой синологии и эпиграфики. Научный вклад китайских синологов в этой области можно считать едва ли не наиболее весомым.

Трудно преувеличить и достижения китайских ученых в археологическом изучении Китая. Опираясь на выработанную на Западе научную методологию раскопок и быстро переняв у западных исследователей практические навыки, китайские археологи уже в первой половине нашего века достигли немалых, а порой и выдающихся успехов. Были сделаны блестящие открытия, обнаружены стоянки архантропов, живших на территории Китая в незапамятной древности (синантропы из Чжоукоудяня), найдены поселения китайского неолита Яншао и Луншань, начаты раскопки шанского городища близ Аньяна. Работы наиболее авторитетных специалистов-археологов — как и их имена — приобрели мировое звучание.

Среди проблем, занявших видное место в спорах китайских специалистов, включая и археологов, и имевших самое прямое отношение к изучению древнего Китая, следует особо выделить вопрос о происхождении китайской цивилизации, о котором мельком уже было упомянуто. Вопрос этот был и остается далеко не простым. Для Китая и китайцев его до соприкосновения с Западом просто не существовало: Китай есть Китай и всегда был им, как то, между прочим, следует и из высокочтимой древней историографической традиции. Сомнения возникли лишь после того, когда китайская синология соприкоснулась с тем, что по этому поводу думают на Западе. А на Западе к этому времени уже существовала немалая литература на эту тему.

Еще один из первых миссионеров, писавших о Китае, де-Гинь, выдвинул в середине XVIII в. гипотезу о генетической близости китайских иероглифов с древними знаками финикийского алфавита [198]. В начале XIX в. эту гипотезу развенчал Ю.Клапрот [248, т. 2, с. 99—100]. Однако другие синологи — в их числе Д.Челмерс [175], Д.Эдкинс [205], Г.Шлегель [287] и в наибольшей степени Т. де Лакупри [249—251], продолжали активные поиски корней древнекитайской цивилизации или ее основных элементов (язык, письменность, астрономические и календарные представления и т.п.) на Западе. Ч.Болл нашел черты сходства китайских иероглифов с шумерскими [167]. Все это не могло не оказать влияние на китайских синологов, которые либо вели, как было упомянуто, топонимические споры, прежде всего в связи с топонимикой района гор Куэнь-лунь (по китайским преданиям, именно в этом районе обитал легендарный первопредок китайцев Хуанди), либо даже руководствовались в своих поисках библейской традицией [296]. Археологическое исследование Китая, открывшее миру древнейшие пласты протокитайской культуры, начиная с синантропа, с одной стороны, как бы закрыло эти споры, доказав автохтонность китайской цивилизации. Но в то же время, с другой стороны, культуры китайского неолита, особенно Яншао, наглядно демонстрировали близость их к составляющим культурный ареал западным культурам так называемой расписной керамики, на что не преминули обратить внимание ведшие раскопки специалисты, начиная с Ю.Андерсона [164].

Стоит обратить внимание на динамику дискуссии: чем дальше, тем в большей степени в китайской синологии чувствовалось стремление отвергнуть все попытки как-либо увязать проблему генезиса китайской цивилизации с влиянием извне. Постепенное наращивание археологического материала и углубленное изучение старых, а также открытие новых археологических культур давали для этого определенные основания. В то же время слабость аргументации западных синологических работ конца XIX и начала XX в. относительно сопоставлений элементов культуры древнекитайской цивилизации и цивилизаций более западных районов, тем более с использованием библейских преданий, с течением времени становилась все более явной. Позже ситуация несколько изменилась, и аргументы в пользу контактов обрели новую, более весомую основу. Но к тому времени кардинально трансформировалась сама китайская синология, оказавшаяся под жесткой властью идеологии марксизма-маоизма, так что сама проблема на долгие десятилетия оказалась вновь как бы несуществующей, о чем еще будет сказано ниже.

На заключительном этапе периода, о котором идет речь, т.е. в 30—40-е годы, в китайской синологии произошла — как и в самом Китае — заметная поляризация. Те специалисты, которые связали свою судьбу с гоминьдановским Китаем и вместе с ним продолжали активно ориентироваться на передовые западные стандарты, все больше усваивали достижения мировой синологии и, опираясь на них, активно разрабатывали проблемы древнекитайской истории, особенно в связи с новыми археологическими находками и палеографическими расшифровками. Наибольшего внимания среди специалистов, работавших с этих позиций над упомянутым кругом проблем, заслуживают Ли Цзи [259], Ху Ши [233], Дун Цзо-бинь [298].

В качестве их оппонентов выступали те, кто оказался близок к китайским коммунистам и был склонен в своих исследованиях опираться на методологию марксизма, а точнее сказать — исторического материализма в его сталинской модификации, в то время уже достаточно хорошо известной в Китае. Здесь кроме Го Мо-жо [104] стоит упомянуть Фань Вэнь-ланя, опубликовавшего в 1949 г. в Китае книгу о древней истории Китая, написанную именно с этих позиций (русский перевод см. [89]). Споры между поляризовавшимися направлениями в китайской синологии по всем вопросам, включая имевшие отношение к древности, активно велись на страницах многочисленных журналов, щедро издававшихся в первой половине XX в. в Китае и публиковавших десятки тысяч статей на различные темы из истории страны.

Вообще по числу публикаций на исторические темы, в том числе и по китайской древности, Китай в XX в. явно опережал все другие страны, что не должно вызывать удивления, имея в виду традицию, воспитанную веками любовь к истории, к древности. Но к сожалению, количество не перерастало в качество. Высококачественные публикации были сравнительной редкостью, как и весьма редко оказывался достигнутым уровень западного стандарта, бывший к тому времени нормой в мировой синологии. И хотя такой стандарт — по крайней мере до создания и вне КНР — выдвигался в качестве желанного эталона, а лучшие из китайских синологов стремились ему соответствовать (вспомним сформулированный Ли Цзи лозунг), общий уровень их исторических работ чаще всего был все еще невысок и, что хуже, нередко ориентировался на привычные нормы традиционной историографии. Достаточно часто это было связано с тем, что далеко не все, писавшие на исторические темы (или по проблемам археологии, эпиграфики и т.п.), были хорошо знакомы с иностранными языками, чтобы использовать труды, написанные западными синологами, и тем более воспринять достигнутый западной синологией научный уровень анализа.

Справедливости ради важно заметить, что здесь не вина, а скорей беда китайских исследователей, большинство которых было вынуждено опираться на старую китайскую традицию. Можно только восхищаться тем, что, несмотря на это, многие из них создавали серьезные труды и решали важные проблемы, особенно в сфере археологии, эпиграфики, палеографии, где китайские ученые в середине нашего века уже явно лидировали. Однако, если говорить о китайской синологии первой половины нашего века в целом, факт остается фактом: по многим параметрам, определяющим научный уровень исследований, она заметно уступала западной, хотя в лице лучших ее представителей была на уровне мировых достижении. И еще: по мере становившейся к середине века все более заметной поляризации направлений в китайской синологии становилось все более очевидным, что лучшие китайские синологи — не те, кто связал свою судьбу с марксистской методологией и был вынужден после 1949 г. работать в КНР. Можно выразиться и точнее: те из лучших китайских синологов, кто волей судьбы стал жить и работать в КНР, быстрыми темпами теряли мировой уровень, обретая взамен стандарт историка-марксиста. О том, что это значило для синолога, причем не только китайского, речь пойдет ниже.