Горцы не служат ЦРУ

Горцы не служат ЦРУ

Я вновь в знакомом кабинете офицера госбезопасности ДРВ. На этот раз он принес фотодокументы, рассказывающие о том, как была обезврежена одна из американских разведывательных групп, заброшенных в ДРВ уже после начала бомбардировок страны.

– Это было в августе тысяча девятьсот шестьдесят четвертого, – рассказывал контрразведчик Лиен. – В горных районах провинции Йенбай, где проживают люди из национального меньшинства тхо, лежат важные в военно-экономическом отношении пути сообщения. В этот район противник непременно должен был попытаться забросить своих агентов. В Министерстве госбезопасности ДРВ разработали план по предупреждению диверсионных действий. В состояние готовности, как здесь говорят к приему «гостей», было приведено местное население.

Тихий августовский вечер. В одном из селений Йенбая проходило собрание крестьян сельскохозяйственного кооператива. И вдруг послышался гул транспортного самолета.

– Идет без опознавательных знаков, – сообщил один из стоявших в дозоре крестьян. – Высота тысяча пятьсот метров.

Самолет покружил над горными вершинами Йенбая, а затем от него отделилось около десятка белых зонтиков – парашютов.

В селениях была объявлена тревога. Крестьяне расставили на горных тропах и дорогах засады. Из провинциального центра вызвали оперативный отряд. К утру, когда низкий туман еще обнимал джунгли в лощинах, крестьяне нашли зарытые парашюты. А несколько часов спустя у небольшого водопада обнаружили группу парашютистов. Один пытался отстреливаться и был убит.

Главарь диверсантов по имени Чунг (капитан показал мне фотографию Чунга) давал показания на допросе:

– Американцы, занимавшиеся подготовкой группы, говорили нам: «Не сомневайтесь, в районе Йенбая много наших сторонников. Они окажут вам поддержку, приютят. Среди них подбирайте помощников. Подготавливайте базу для прибытия новых групп. Если кто-либо окажет вам сопротивление – стреляйте».

Террор, диверсии, саботаж – таковы цели группы. Но диверсанты оказались обезвреженными. При задержании у них обнаружили радиопередатчик для вызова самолетов, радиотелефон, пистолеты, западногерманские медикаменты, транзистор… (В те годы это была «шикарная экипировка шпиона».)

В августовские дни 1964 года в различных районах ДРВ были обнаружены четырнадцать американских диверсионных групп. Но тайная война США против ДРВ не ограничилась только засылкой шпионов. «Психологи» из ЦРУ разработали десятки изощренных методов для подрыва суверенитета Демократического Вьетнама. Вряд ли во Вьетнаме найдется гражданин, который бы не видел американских листовок. Тысячи различных текстов, размноженных миллионным тиражом. И в каждом из них – попытка сеять национальную и религиозную рознь в ДРВ. Метод подрывной работы, известный во многих странах мира и в самых разных условиях. Были месяцы, когда только на районы, расположенные между 20-й и 17-й параллелями, на «четвертую зону», с американских самолетов сбрасывались миллионы различных листовок.

Капитан протянул мне одну из них. Небольшую. Величиной с карманную записную книжку. В листовке сказано: «Жители Вьетнама, помогайте сбитым американским летчикам. Вы получите за это должное вознаграждение… Оказывайте сопротивление…» И далее в том же духе.

Первого января 1971 года на территории ДРВ находилось несколько сотен американских воздушных пиратов, сбитых в небе Вьетнама и захваченных в плен. В конце 1970 года компетентными органами ДРВ список военнопленных был передан ряду лиц доброй воли в США и других странах. А по улицам Ханоя «пилотов в пижамах» провели для показа жителям. Я почему-то сделал дал себя сравнение с тем, как в Москве в 1944-м вели колонны немецких пленных.

Ночь 21 ноября 1970-го. Американская авиация бомбила шестьдесят пять объектов на территории ДРВ. Одной из целей налета 21 ноября была высадка американского десанта вблизи лагеря Шонтэй, чтобы захватить находившихся там американских летчиков. Эта «операция», подготовленная ЦРУ и Пентагоном, провалилась. Налетчики нашли лагерь пустым. Вылазка стоила агрессорам шести сбитых самолетов, послужила в будущем основой для киносюжета-боевика. Но жизнь – не кино. Лагерь военнопленных оказался «ловушкой» для авиации США.

Мне довелось видеть десятки воздушных пиратов Соединенных Штатов, сбитых над ДРВ. Сколько несчастий принесли они вьетнамскому народу! Я не переставал удивляться, наблюдая, с какой невообразимой выдержкой относятся люди Вьетнама к тем, кто еще несколько минут назад грозил им смертью. Вот рассказ одного из американских пилотов. Летчика звали Вилсон Деввер Кэй. Лейтенант военно-морских сил США. Родился в 1940 году в Северной Каролине. Его личный номер – 669207. Летал на самолете А-4С, базировавшемся на авианосце 7-го флота. Был сбит 16 ноября 1967года в предместьях города Хоабинь.

– Мой самолет был поражен ракетой класса «Земля – воздух», – рассказывал Кэй. – Мне удалось катапультироваться и приземлиться на рисовом поле. Первый вьетнамец, которого я увидел, был, к моему удивлению, мальчик восьми – десяти лет. Паренек пас буйвола поблизости от места падения самолета. Он подбежал ко мне и что-то стал решительно требовать. По его жестам я понял, что он предлагал мне сдаться. Признаюсь, я был поражен мужеством малыша. Я пригрозил ему пистолетом, но и это не испугало его.

Мальчик не уйдет – решил пилот и поспешил сам скрыться в небольшой роще. Однако несколько минут спустя мальчишка привел к роще группу крестьян, вооруженных ружьями, ножами и палками.

– Я был вынужден сдаться, – продолжал пилот. – Местные жители препроводили меня в небольшой домик, расположенный неподалеку от рощи. Здесь меня обыскали, забрали оружие, а затем совсем еще молодая крестьянка предложила мне выпить чашечку чаю, поставила на стол плошку с нехитрой крестьянской пищей. Я поел. И только потом бойцы отряда народного ополчения доставили меня в ближайшее селение, где я должен был ожидать отправки в Ханой. Прошло четыре или пять часов…

Я читал в журналах «Лайф» и «Лук» статьи, рассказывавшие о судьбе пленных летчиков в Северном Вьетнаме, – вспоминал Кэй. – Я знал, что меня не убьют. Но, признаюсь, был крайне удивлен тем, что никто и не пытался меня даже ударить. Все, что происходило со мной, никак не вязалось с моими прежними представлениями. Я чувствовал, как ослабевало во мне нервное напряжение. Постепенно приходил в себя, начал наблюдать за людьми, за хижиной. Простой крестьянский дом с земляным полом. Кустарная мебель у бамбуковых стен. В углу буддийский алтарь предков. Хозяева дома, видимо, не были богаты. Но они не забыли предложить мне чай и бананы.

Вокруг хижины продолжали собираться жители деревушки. Хозяин приветливо здоровался с каждым. Некоторые крестьяне проходили в хижину, рассаживались на лавках. Окна и двери были облеплены детскими личиками с широко раскрытыми глазами. Рядом с хижиной стояло несколько девушек с винтовками за плечами. Они, видимо, были поставлены часовыми. Я понимал, что всякий, кто находился здесь, должен был меня ненавидеть. Могу представить себе на миг, как бы повели себя мои родные и близкие, если бы на моем месте находился летчик, бомбивший Америку!

Несколько позже пришел вьетнамский врач. Он тоже предложил мне свои услуги. И тогда я понял, – продолжал летчик, – что это за удивительная страна – Вьетнам. Но для того, чтобы все это понять, мне, видимо, надо было быть сбитым в ее небе.

Кэй замолк. Прошло несколько минут. Встреча близилась к концу.

– Мальчик, пасший буйвола… Девушки с винтовками за плечами… Простые крестьянские лица… Разве их можно забыть!

Подобных рассказов я слышал немало. Но одна история была уникальной. За нее я получил премию журналистики. В Бангкоке на аэродроме я познакомился с американским летчиком. В баре мы крепко выпили, и он рассказал, что кончается его срок в Индокитае, остался один полет, и он вернется назад, в США. Но его вылет на Ханой стал последним. Летчик был сбит, и я встретил его уже на пресс-конференции в Ханое. Два снимка: летчик перед вылетом и он же в ханойском «Хилтоне». В тюрьме…

Попробуйте проанализировать психологию американского летчика. После каждого или почти каждого вылета на Вьетнам кто-то из его товарищей не возвращался на базу. Еще одна пустая койка в казарме, оставшиеся вещи, фотографии, письма. И так из месяца в месяц, из года в год. Летчик жил надеждой, что его звезда будет более счастливой, чем у соседа. Поэтому, готовясь к очередному полету, он неизменно ощупывал в кармане комбинезона свой амулет, а затем как заклинание повторял зазубренные фразы из «вьетнамского разговорника»: «Я американский летчик. Окажите помощь. Вы получите вознаграждение…»

Когда я слышал эти слова от американских летчиков, одетых в тюремные пижамы, я не мог понять, на что рассчитывали психологи из ЦРУ, составляя подобные разговорники. Являлось ли это результатом недостаточной осведомленности американской разведки о патриотизме, о моральных ценностях вьетнамского народа? Или это был психологический прием, необходимый ЦРУ и Пентагону для усиления надежды пилота на то, что он сумеет выпутаться даже тогда, когда будет сбит и захвачен вьетнамцами. Или просто не могли придумать ничего более умного… На мой взгляд, вернее всего последнее. И вот пилот сбит. Он бормотал заученные фразы, связывая с ними свои последние надежды на спасение… После войны я встречался с бывшими американскими военнопленными, они говорили, как их били в лагерях, пытали. «А зачем? – спрашивал я. – Есть ли доказательства пыток?» Летчики на эти вопросы ответа не находили. Хотел я снять документальны и фильм «Летчики возвращаются» о том, как после войны они бы вернулись в бывший лагерь и встречают своих охранников. Вьетнамцы согласились взять такой сценарий, американцы молчат…

Я бывал в самых отдаленных уголках Демократического Вьетнама, беседовал с крестьянами о сбитых американских пилотах, расспрашивал об американских листовках.

– Видали такие, – следован ответ. – Сначала сдавали их представителям госбезопасности, затем просто выкидывали… Впрочем, при общей нехватке бумаги листовки находили утилитарное применение.

* * *

Вьетнамский характер. Видимо, он и составлял одну из основных тайн, которую не смогли познать американские резиденты разведки во Вьетнаме, Индокитае.

Вспоминается одна из поездок в провинцию Хоабинь, в селения народности мыонг. Я подходил с французской журналисткой Мадлен Риффо (героиней Франции, стрелявшей в 1944-м в эсэсовца. Мадлен ушла из жизни несколько лет назад) к небольшой хижине на сваях, что приютилась в лощине среди горных хребтов. Что-то тяжелое свалилось мне на плечи. Внезапность нападения буквально ошеломила. И когда я повернулся, чтобы увидеть противника, удивлению не было предела. Большая серая обезьяна сидела как ни в чем не бывало на железной бочке из-под бензина и почесывала за ухом.

– Ты незнакомец, и она, видимо, просто хотела привлечь к себе внимание, – застенчиво улыбаясь, защищал свою любимицу Нят, хозяин. – Брось ей пару бананов, и в следующий раз она встретит тебя более благосклонно.

Ценой нескольких бананов мир был восстановлен, и мы поднялись по шаткой бамбуковой лестнице в хижину.

Сняли испачканные в дороге сандалии, прошлепали в комнату со старым дощатым полом. Нят усадил нас на циновку, разостланную рядом с алтарем предков, расставил белые фарфоровые чашечки, разлил горячий душистый зеленый чай. Таков уж вьетнамский обычай: гостей первым долгом угощают зеленым чаем.

Тем временем комната наполнялась людьми. Словно по беспроволочному телефону, от хижины к хижине в селении мгновенно распространилось известие о приезде иностранцев. Явление не столь частое в этих краях, и люди спешили в дом Нята. Старики поделились затяжкой крепкого самосада из водяной бамбуковой трубки. Ребятишки, веселые, задорные, считали своим непременным долгом ощупать мои руки и ноги. Но стоило только обратиться к ним с каким-либо вопросом, как они разбегались с громким смехом, прятались за бамбуковой перегородкой, из-за которой уже через секунду поблескивали их темно-коричневые лукавые глазенки. Затем, осмелев, они вновь приближались к нашей циновке. Мадлен была в черных чулках, и детишки не могли ничего понять: женщина – тэй – белая, а ноги – черные. И такое, оказывается, бывает?! Вот тебе и Европа!..

Умудренные житейским опытом старики попыхивали трубками и молча, понимающе наблюдали…

Провинция Хоабинь лежит в центральной части Демократического Вьетнама, начинается километрах в шестидесяти западнее Ханоя и простирается вплоть до лаосской границы. В ее девяти уездах – жители семи национальных меньшинств. Они свято хранили свои обычаи, нравы, традиции. Селения мыонгов и тхай, мео и тхо, манов и киней (кинь – основная национальность во Вьетнаме.)

Дорога № 6, которая некогда была единственной дорогой Хоабиня, привела нас в уезд Кисой. Горные кручи, заросшие непроходимыми джунглями, уютные лощины с дикими банановыми рощами, бурные ручьи, сотнями водопадов с грохотом низвергающиеся с гор, неугомонный скрежет цикад – все это создавало неповторимую картину. И кажется, что именно тогда я понял, почему эту провинцию называют Мирная (Хоабинь – в переводе с вьетнамского означает «мир». У большинства географических названий во Вьетнаме есть смысловое значение: Ханой, например, – Внутренняя река, Намха – Южная река, Кимбой – Золотая чашка. – М. И.). И вековые деревья, и робкая сизая дымка тумана, которая даже в самые жаркие дни не тает на дне горных ущелий, и бездонное голубое небо над головой создавали здесь видимость нетронутого спокойствия, подаренного природой этому краю. И только исковерканная взрывом броня танка, подбитого героем Вьетнама Ку Тин Ланом на дороге № 6 среди скалистых массивов, обломки американского самолета F-105, в котором летел бомбить Вьетнам полковник Уильям Нельсон (личный номер 33458А), и желтая вывороченная земля от разрывов бомб напоминали о том, что люди Мирного знали и суровые годы войны.

Мадлен Риффо описала в «Юманите» со слов крестьянина, как тот сбил самолет полковника, я – нет. Сейчас я на многое смотрю иначе. Конечно, почти невероятно, что крестьянин сбил самолет. Он наверняка был сбит под Ханоем, а упал здесь, в Хоабине. Но разве в итоге важно, кто сбил? Важно было поднимать боевой дух на местах, в «глубинке». Это-то поняла Мадлен. Я же был «технократом»…

А история вкратце была такова: крестьянин устроил засаду. Улегся под старым грузовиком с винтовкой и стал ждать, когда прилетит американский бомбардировщик. Операция называлась «Засада». Американский самолет однажды утром прилетел и трижды бомбил участок дороги, где был грузовик. Крестьянин вел прицельный огонь, «умело корректировал» стрельбу, и одна из пуль попала в летчика. Самолет рухнул. Крестьянин стал «народным героем», преподавателем на курсах «народной войны», на которых он передавал свой ценный опыт, как из «малого оружия», но при большом мужестве и организованности можно победить самую мощную армию с самым современным оружием, со сверхзвуковой бомбардировочной авиацией. И в этом при определенных условиях и в определенное время был большой пропагандистско-воспитательный, патриотический смысл. Он доказал свою целесообразность во Вьетнаме во время первой и второй войны Сопротивления – с французами и американцами. Самолеты, как правило, сбивали ракетные и зенитные дивизионы, а результаты порой приписывали отрядам народного ополчения, которые тоже героически палили по самолетам и рассчитывали на успех, но вряд ли могли бы его когда-либо получить. Хотя все возможно. Сидел же один горец на вершине дерева, увидел перед собой летчика вертолета. Выстрелил из арбалета – и прямо в глаз пилоту. Тот убит, вертолет упал, а горец стал героем. Война – все случается.

…Есть в уезде Кисон небольшая община мыонгов Тхиньланг. Крестьяне этой общины и захватили американского летчика лейтенанта Кэя. Четыре деревушки спрягались среди горбатых скал в небольшой долине, которую когда-то французы использовали для двух своих военных аэродромов. Теперь здесь простиралось зеленое покрывало рисовых полей.

У лодочной переправы через реку Черную – главную водную артерию провинции (две другие реки Хоабиня носят названия Сонгбыой – Река памплемусов и Сонгкимбой – Река золотой чашки. – М. И.) меня встретила пожилая женщина в яркой национальной одежде мыонгов, с серебряной цепочкой на шее, с черной повязкой на седеющей голове.

– Нгуен Тхи Тянь, председатель кооператива Тхиньланг. – Женщина протянула руку, по местному обычаю; ладонью вверх. Затем повела меня в деревню.

Она шла несколько впереди. Время от времени она останавливалась.

– Взгляните, – говорила она, – там первая механическая мастерская общины. А там плантация сахарного тростника. В провинции построен сахарный завод, и наш кооператив стал его главным поставщиком. Собираем по двадцать семь – двадцать девять тонн сахарного тростника с гектара. Семь лет назад урожай едва достигал восьми тонн с гектара… За той банановой рощей думаем создать тракторный парк… А там, чуть подальше, где виднеется горный перевал, отрядом самообороны нашего кооператива была обезврежена шпионско-диверсионная группа, сброшенная американцами с самолетов.

Мы подошли к деревне. Тянь пригласила в свой дом. Деревянный, на высоких сваях, украшенных по древнему обычаю мыонгов узорчатой резьбой.

В комнате на грубом крестьянском столе нас ждал неизменный чай. Наполнив чашечки, Тянь стала рассказывать мне историю Хоабиня. Признаться, я был хорошо знаком с этим районом и даже знал «секрет»: то, что после войны здесь будет самая большая во Вьетнаме и Юго-Восточной Азии ГЭС на Черной реке и что, возможно, соединятся бассейны рек Красной и Меконга. Но таков уж неписаный закон во Вьетнаме: хозяин непременно знакомит гостя с событиями, происходившими в его районе до 1954 года, гордится свершениями, достигнутыми за годы народной власти, обязательно расскажет о военных успехах. А дело гостя внимательно слушать и не проявлять своих знаний.

–…В 1947 году колонизаторы сбросили парашютный десант в район Кисона, сделали уездным начальником богача-феодала Динь Конг Тана, организовали так называемую автономную администрацию мыонгов под руководством французского наместника. Террор и насилие пришли в Кисон. И мыонги взялись за оружие. Возникали «деревни Сопротивления», в джунглях действовали партизанские отряды. В 1950 году французы ушли из Хоабиня, но в декабре 1951 года в провинции вновь появились каратели, проводившие операцию под названием «Тассиньи». В 1952 году колонизаторы и их ставленники бежали из Хоабиня. Известно, что после 1954 года Динь Конг Тан обосновался в Сайгоне… Говорят, что он работал на ЦРУ и проводил специальные занятия с диверсантами, забрасываемыми в район Хоабиня. ЦРУ использовало его знания местных обычаев.

За чашечкой чаю быстро летело время. Вечер спускался над Кисоном. Тетушка Тянь зажгла керосиновую лампу.

А вокруг веселилась молодежь. Жених и невеста – Туан и Лиен – подошли к нам.

– Тетушка Хай, пожелайте им что-нибудь на счастье, – просил кто-то из девушек.

Таковы люди из селений мыонгов в Хоабине, которые, как рассчитывали «психологи» из ЦРУ, должны были стать партнерами Запада, противниками ДРВ.

Я не случайно рассказываю о жизни простых людей в условиях военного времени. Здесь в ДРВ шла народная война, на которую поднялось все население страны. И против такого единства бессилен даже самый могущественный противник, каким были США. Чтобы не делать роковых ошибок в горах, говорил американский разведчик Лэнсдэйл, следует изучать нравы и обычаи горцев. Психологи США с этим не справились.