Русская метафизика Грозы

Русская метафизика Грозы

Итак, получается, что славяне, русы полнее всего выразили сверхзначимый архетип Грозы. Даже и само имя «рус» этимологически связано с грозовой, небесно-огненной тематикой. Выше уже было указано на «красное» значение слова «рус», которое связывалось с символизмом крови, пролитой в боях. Его же можно увязать и с солярностью, световым изобилием «красного солнышка». Но красный цвет тесно связан и с огненным символизмом Грозы. Здесь можно построить такую цепочку – «родрый» («красный»), «рдеть» («краснеть»), «рудый» («рыжий», «красный»), «руда» (диалектное обозначение крови) – «родриа» («молния») – «род» (словом, имеющим около двух десятков значений, среди которых есть и «огненные»). Далее, от слов с корнями «рус-рос» и «руд-род» надо провести соединительную линию к словам «рота» и «ряд», чьи значения сводятся к теме «порядка», «упорядочения». Так, слово «рота» означало «клятву», «договор», ну а «ряд», как очевидно любому и сразу, означал «порядок». Основа «рта» («рд») позволяет сопоставить соответствующую славяно-русскую терминологию с индоевропейской. Здесь нужно вспомнить об индоарийском слове «рита» (ср. с «рота»), употребляющемся для обозначения универсального космического Закона, а также о древнеиранском «арта» (замена «ар» – «ра»), которое употреблялось в том же значении. (Последнее слово немедленно заставляет вспомнить об артеле, представлявшей собой хозяйственное объединение на основе корпоративного договора). Арабские авторы говорили о наличии трех территорий расселения восточных славян – Куяве (Киевской земле), Славии (Новгородско-Ладожской земле) и Артании. Последнюю многие исследователи отождествляют со знаменитым «островом русов», Русией. Необходимо еще и вспомнить о том, что русы (росы) именовались также «рутенами» и «ротальцами», а Никоновская летопись дает совсем оригинальную форму интересующего нас этнонима – «родии». Гроза, таким образом, как бы связывается с Порядком, причем в наборе слов, связанных с русскостью, с кровью, с родом. Сам же Порядок выступает не столько как некое организованное пространство, отгороженное от хаоса, но как целостное соединение разных моментов бытия. Гроза соединяет не только свет и тьму, но еще и огонь с водой, то есть два наиболее противоположных космических элемента. При этом во время Грозы тучи разносятся ветром (элемент воздуха) и оплодотворяют почву (элемент земли). Таким образом, налицо универсальное соединение всех четырех стихий в феномене Грозы, который опять же символизирует собой Божество, все в Себя объединяющее и все Собой направляющее.

Русский грозовой символизм русской нации ничуть не исчез после христианизации, просто он очистился от всего паганистского, слишком натуралистического. Уже в Христовой Руси огромнейшее развитие получил «культ» святого пророка Илии Фесвитянина, как бы заменившего собой Перуна. Русские представляли Илию небесным воином, мчащимся по небу на огненной колеснице и сражающимся посредством молний с бесчисленными легионами демонов. Кстати, менно вокруг собора Св. Илии группировалась одна из первых русских христианских общин, ядром которой были воины-варяги, чье имя связано с иранским Веретрагной – духом Огня. Такое почитание крайне показательно. Илия – сверхзначимая в христианской мистике фигура. Прежде всего, это образец консервативного революционера, выступающего против идолопоклонничества. В древнем Израиле им было поднято духовное и политическое восстание против жрецов Ваала, сумевших привлечь на свою сторону царя Ахава. В ходе этого восстания Илия воинствует как Духом, так и Мечом. Во втором случае он лично убивает четыреста пятьдесят жрецов. Пророк-революционер использует свою силу чудодея и демонстрирует власть над водами, чрезвычайно напоминая при этом индоевропейского Громовержца, отпускающего воды, захваченные змеевидным Велесом. Потрясает, что оккультно-метафизический «противник» Илии Ваал своим именем напоминает о Велесе («вал»-«вел»). Имя этих двух божеств погружается в глубины древности и, в конечном счете, восходит к праиндоевропейскому *«uel».

В русской мифологии и истории (а очень часто они мистическим образом сливаются воедино) встречаются фигуры, которые «воспроизводят» архетип двух громовержцев – языческого и христианского. Такой фигурой был, например, Илья Муромец – реальная, «историческая» фигура, известная именно по былинным мифам. Исследователи согласно утверждают, что образ муромского богатыря чрезвычайно близок к образу Перуна и образу пророка Илии. Последнее даже более интересно. Сразу обращает на себя внимание революционность Муромца, хранящего верность Православию, но в то же время громящего церкви во главе «голей кабацких» и часто возражающего князю. Здесь отчетливо виден «священный бунт» против теплохладности и фарисейства основной массы «верующих», которых надо встряхивать «Божественной провокацией», героическим юродством. В данном случае Илья Муромский крайне близок к ветхозаветному максималисту Илье Фесвитянину. Иван Грозный тоже являет собой образ громовержца, что видно хотя бы из его имени. Как и Фесвитянин, он уничтожает врагов Веры в огромном множестве, как и Муромец, он восстает против теплохладности боярских «радетелей старины» и практикует юродство. Иоанн Васильевич лично написал «Канон Ангелу Грозному», в котором он прославляет архангела Михаила, ведущего огненную войну с сатаной. В деятельности Грозного Царя отчетливо прослеживается грозовой, огненный эсхатологизм. Архетип грозового революционера также воспроизводится в фигуре Императора Петра Великого. Это тонко подмечено исследователем-метафизиком Г. Павловичем. «В определенном смысле, – отмечает он, – символика Ильи-пророка (равно как и Перуна-императора) отражена в знаменитом Медном всаднике, подножием которого служит «гром-камень»… «камень действительно является именно громовым символом, что сразу же обращает внимание на имя – «Петр» («камень») (…«Корабль восстал как Холм из дола»…). И уже на архетип Илии Муромца прямо указывает «корабельная символика» Петербурга. В русских былинах великий богатырь изображен еще и великим мореплавателем. Одна из них – «Илья Муромец с Добрыней на Соколе-корабле» – повествует о том, как Илья плавает (в качестве хозяина) на гигантском корабле, где находятся «три церкви соборные… три монастыря, три почесные…». Ясно, что былина доносит до нас образ корабля-церкви, корабля-города, корабля-острова, сохраняющего Традицию и Порядок посреди вод инфернального хаоса. Таким же городом является и Петербург, основанный Великим Петром как гиперборейский, северный центр, грозно стоящий на защите Святой Империи.