Глава 4 СИЛА И ПРОЧНОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ВЛАСТИ

Глава 4

СИЛА И ПРОЧНОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ВЛАСТИ

С появлением Лорис-Меликова в правительстве и его доклады императору оживили дискуссию среди ответственных лиц в государстве о верховной власти. Дмитрий Милютин еще осенью 1879 года, находясь в Ливадии, набросал своего рода доклад императору «Мысли о необходимых преобразованиях в управлении, в учебной части и в духовенстве», однако полноценный доклад из этих соображений не получился, хотя записка полностью отражает его раздумья о реформе. Не случайно он несколько раз встречался с Лорис-Меликовым, которому, естественно предположить, высказал свои мысли о преобразованиях в государстве. Он мечтал привлечь в Государственный совет представителей земств для решения правительственных задач. Управляет государством не только дворянство, но и выборные представители буржуазии, духовенства, крестьянства, своего рода законодательное собрание, как в европейских странах. «Государственный совет, – писал в записке Милютин, – мог бы обратиться в чисто Законодательное собрание… Мне кажется, что без всякого опасения какого-либо переворота или ослабления власти можно было бы образовать Совет наполовину из членов по назначению и членов по выбору от губернских земств… Все министры должны составлять одно целое; председатель Совета министров должен получить значение первого министра… Само собой разумеется, что предметом занятий Совета должны быть не награды и медали, не пенсии, не уставы всяких обществ, – а все дела исполнительной власти, по которым необходимо единство действий, общее направление и по которым ответственность лежит коллективно на всем Совете министров…»

Милютин предлагал сократить комитеты по делам Кавказа, царства Польского, по Лифляндии, передав управление этими областями Комитету министров, Сенат должен стать чисто судебным учреждением, реорганизована должна быть и собственная Его Величества канцелярия, устаревшая для нынешних требований.

Здесь же Милютин предлагал реорганизовать и работу местных органов власти: «Устройство нашего губернского и уездного управлений представляется в виде мозаики или, лучше сказать, пестрых фигур калейдоскопа, образующихся из случайного совокупления большого числа разноцветных камушек, без всякой основной идеи какой-либо системы. Устройство – это есть результат постепенных в течение долгого времени преобразований и изменений, совершенных по разным ведомствам без взаимного соглашения…» Губернатор должен подчиняться верховной власти, а не только Министерству внутренних дел, все губернские учреждения должны быть слиты в единую палату: «Рядом с областной палатой должны быть поставлены земские учреждения, не как что-то особое, враждующее с администрацией, а, напротив того, разделяющее с нею управление губернией. Мне кажется, что не следовало бы резко разделять хозяйственные интересы местного населения от интересов правительственных. Земскому собранию можно бы предоставить обсуждение всех вообще дел, касающихся экономических условий края и местных ее нужд… Надобно иметь одну полицию, а не разные сорта полиции…» (см.: Зайончковский П. Д.А. Милютин. Биографический очерк // Дневник Д.А. Милютина. 1873–1875. Т. 1. М., 1947. С. 57–58).

Милютин писал эту записку как один из близких императору министров, которому позволяли вмешиваться не только в военные дела, но и в международные, прослыть одним из сильных врагов Германии, желающих установить с Францией самые теплые отношения, много было слухов, но и в этом состоянии Милютин не решился передать записку императору.

Сейчас, когда полностью была одобрена позиция Верховной распорядительной комиссии и ее председателя Лорис-Меликова, с которым не раз разговаривал граф Милютин, некоторые из соображений Милютина Лорис-Меликов представил и Александру Второму. И не только Лорис-Меликов, плохо говорящий на русском языке, с армянским акцентом, предложил свои проекты переустройства управления страной.

Член Государственного совета в апреле 1880 года А.В. Головнин написал записку «О более существенных причинах распространения революционной пропаганды в России и мерах прекращения ее», в журнале «Вестник Европы» появилось несколько статей со своими предложения о реформах, А.А. Половцов не раз в узком кругу друзей и единомышленников высказывал свои предложения о самодержавном опьянении и безответственности министров, часто высказывались мысли и о представительном правлении государства, Валуев не раз писал записки и мечтал о новом устройстве управления…

Но неудержимая карьера Лорис-Меликова вызывала, как говорится, неоднозначное отношение, многие увидели в его разработках и докладах императору какой-то начальный период конституции. Эти слухи дошли и до германского императора, который тут же написал племяннику свои опасения, если он введет конституцию. Ничего подобного, тут же ответил Александр Второй, о конституции он и не думал и не собирается разрабатывать ее. О введении представительных начал земства лишь полушепотом говорили с императором, и только в экономической, хозяйственной сфере губерний, не более того.

О личности Лорис-Меликова в дневниках и воспоминаниях его современников высказываются различные точки зрения, некоторые с завистью к его быстрому взлету в карьере, некоторые с осуждением его предложений, некоторые с сочувствием, как Милютин, когда Лорис-Меликов использовал его мысли о реорганизации правительства…

Князь Мещерский дает подробный анализ деятельности Лорис-Меликова, причины его возвышения и характер его правления. Во время своего харьковского губернаторства он нашел одного из террористов, который выдал своих коллег по террору, на какое-то время «деятели крамолы решили приутихнуть», а Лорис-Меликов представил императору это затишье как признак его бурной деятельности. Мещерский называет Лорис-Меликова легкомысленным: он уничтожил Третье отделение, убрал с поста министра народного просвещения графа Толстого, а потом в угоду либеральным симпатиям отказался от поста диктатора, «диктатора сердца», как прозвали его в светском обществе. Как-то Мещерский зашел в Министерство внутренних дел, Лорис-Меликов занял «грязненький и аленький кабинет вице-директора департамента общих дел», в приемной полно посетителей, два министра, генерал-губернатор, товарищ министра, три директора с докладными портфелями, человек десять губернаторов, столько же предводителей, несколько генералов и сенаторов. «Почему же два министра могли ожидать в приемной? – невольно задал я себе вопрос, – писал В.П. Мещерский. – Оказалось, что они ждали потому, что граф Лорис-Меликов как раз в эту минуту изволил наскоро завтракать в своем кабинете, за неимением времени позавтракать дома, и наскоро закусывал принесенный из трактира фриштик! Нетрудно было понять, что такой театральный завтрак, как и все остальное, был рассчитан на эффект в публике; с одной стороны, министры ждут министра внутренних дел в приемной наравне с просителями, с другой стороны – к вечеру все будут знать, что бедный Лорис-Меликов так обременен занятиями, что не успевает даже позавтракать…» (С. 566–567). Умный и ловкий Лорис-Меликов схватывал «главные верхушки и вопросов, а все остальное предоставлял директорам департаментов». Лорис-Меликов успокаивал императора «полными самообольщения докладами», а это приближало трагическую развязку для императора и России.

В августе в Ливадии Александр Второй пожаловал орден Андрея Первозванного графу Лорис-Меликову и подписал рескрипт, в котором говорилось, что за шесть месяцев в Петербурге «достиг таких успешных результатов, что ныне Россия может вновь спокойно вступить на путь мирного развития». Так был обманут император Александр Второй: в то время, когда революционное подполье укреплялось и наметило свои пути к цареубийству, полиция, эта «грубая и слепая сила», полностью потеряла контроль над событиями внутренней жизни. «Поздравьте меня вдвойне, – сказал император, – Лорис мне возвестил, что последний заговорщик схвачен и что травить меня уже не будут!..» А схватили только Михайлова, а на его место пришел Желябов.

Петр Валуев с раздражением следил за деятельностью Лорис-Меликова. То, что не получалось у него в разговорах и предложениях императору, у «диктатора сердца» получалось успешно, он просто обольстил его. Присутствуя на заседаниях, Валуев просто поражался, как великий князь Константин Николаевич заискивал перед Лорис-Меликовым. Еще в 1862 году Валуев предлагал некоторые реформы конституционного характера, но Александр Второй тут же пресек его:

– Я противлюсь установлению конституции не потому, что дорожу своей властью, но потому, что убежден, что это принесло бы несчастье России и привело бы к ее распаду.

О докладе Лорис-Меликова Валуев написал в своем дневнике: «Монумент посредственности умственной и нравственной. При наивно-уничижительном самовосхвалении, при грубом угождении государю и грубом изложении разной лжи – прежняя мысль о каких-то редакционных комиссиях из призывных экспертов…» Валуев скептически и саркастически относился к реформам Лорис-Меликова и его личности.

11 октября 1880 года Д. Милютин записал в дневнике: «Опять имел продолжительную беседу с гр. Лорис-Меликовым, который снова советовался со мною о разных имеющихся в виду перемещениях на высшие должности. Кажется, ему удастся склонить государя к смене Грейга, поднять снова вопрос об отмене подушной подати, призвать к новой жизни земство и многое другое, о чем за несколько месяцев пред сим нельзя было бы заикнуться. Место министра финансов предложено Абазе… Некоторые из предполагаемых новых назначений удивили меня своею неожиданностью: так, например, в попечители университетов московского и петербургского имеются в виду – Петр Фед. Самарин и К.Дм. Кавелин! Особенно удивляет меня назначение последнего; Кавелина я знаю с молодых лет, люблю его и глубоко уважаю; но никак не могу себя представить его в роли администратора…» (Милютин Д.А. Дневник. С. 278).

В Ливадии, фиксирует Милютин, жизнь становится невыносимою: император пытается придать княгине Юрьевской положение официальной жены, а цесаревна холодна и неприступна. А значит, весь придворный мир раскололся как бы на две враждующие партии. И как он свободен, как легко дышится Милютину в родном Симеизе. Здесь он свободен от царской дворни, может быть самим собой, не присматриваясь к интригам и слухам, исходящим от высшего света. Вернувшись в Петербург, Милютин снова почувствовал неприятную атмосферу, которая сложилась еще в Ливадии.

По-прежнему был активен Лорис-Меликов в своих докладах и записках императору, по-прежнему в нем клокотал дух реформатора.

В январские дни 1881 года в Петербурге появился полковник Пржевальский, только что закончивший свое четвертое путешествие по Китаю. Был ласково принят Александром Вторым, 13 января был в гостях и у Милютиных, многочисленные гости, которые обычно собирались по воскресеньям, с большим интересом слушали его рассказы о путешествиях.

В эти дни Дмитрию Милютину пришлось снова вернуться к прошедшей Русско-турецкой войне и горячо спорить о товариществе «Грегер, Горвиц и Коган» с министром финансов Александром Абазой, государственным контролером Дмитрием Сольским и знаменитым судебным деятелем Егором Старицким, сенатором, членом Государственного совета, по расчетам с ними, подавшими в суд. Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич и начальник штаба Артур Непокойчицкий заключили контракт с товариществом на самых невыгодных для армии условиях, никакой неустойки и не предполагалось за невыполнение обязательств в срок, цены поставок определялись средними местными ценами плюс 10 процентов надбавки. Товарищество не выполнило своих обязательств, солдаты и офицеры голодали, ходили в рванье, а товарищество сейчас подало в суд и требует договорных денег. Милютин припомнил собравшимся о докладе полевого генерала-контролера, в котором он писал, что закупки происходили на скорую руку, с ничтожными средствами товарищества и самые дорогостоящие, все это срывало поставки, заметны были и крупные злоупотребления, а армия переживала большие бедствия. Комиссия Старицкого уже выплатила необходимые надбавки, которые последовали из-за глупого составления договора, и вот опять угрозы суда, об этом сложном и запутанном деле Милютин уже докладывал императору.

А 14 января Милютин получил телеграмму от императора, который с радостью сообщил прибывшему министру о том, что Скобелев наконец-то взял неприятельское укрепление Геок-Тепе, которое не смогли в прошлом году взять войска под руководством Лазарева и Ломакина. Император тут же сообщил, что производит Скобелева в полные генералы и награждает его орденом Святого Георгия 2-й степени. Затем Скобелев взял Ашхабад, текинцы выразили покорность Российскому государству.

«В политике тишь и пустота, – записал в дневнике Милютин 10 февраля 1881 года. – Какие-то двое или трое из студентов-евреев вздумали с хор крикнуть и бросить листки с воззваниями против министра народного просвещения и университетского начальства. Суматоха была скоро прекращена самими студентами, которые вытолкали нарушителей порядка, а на другой день избили их, не ожидая приговора университетского суда. Тем дело и кончилось…» Но слухи о поражении министра Сабурова тут же разнеслись по городу, особенно в лагере графа Толстого. Биографы и историки сообщили, что инициаторами этой демонстрации в Петербургском университете были члены «Народной воли» Папий Подбельский и Коган-Бернштейн. Коган-Бернштейн произнес обличительную речь против Сабурова, а Подбельский дал ему пощечину. Оба тут же сбежали, но через месяц были арестованы и сосланы на каторгу. Во время вооруженного восстания в Якутске Подбельский был убит, а Бернштейн-Коган, после лечения от тяжкой раны, был осужден и повешен.

В эти дни граф Лорис-Меликов работал над программой будущего единого кабинета министров, которое он мог бы возглавить. В своем докладе он видел программу, продолжающую реформы Александра Второго 60-х годов: он отвергает старые реформы, когда русские цари созывали Земский собор; он отвергает западные формы правления, возникавшие в ходе революционных завоеваний; многие предложения императора и Совета министров остаются в канцеляриях разных ведомств без движения; автор доклада предлагает использовать те формы правления, которые предложил Александр Второй, работая над программой по отмене крепостного права.

«Исходя из этого основного начала, – писал Лорис-Меликов, – и принимая во внимание, что на местах имеются ныне уже постоянные учреждения, способные представить сведения и заключения по вопросам, подлежащим обсуждению высшего правительства, мне казалось бы, что следует остановиться на учреждении в С.-Петербурге временных подготовительных комиссий наподобие организованных в 1859 году редакционных комиссий с тем, чтобы работы этих комиссий были подвергаемы рассмотрению с участием представителей от земства и некоторых значительных городов». Предполагалось учредить две комиссии: административно-хозяйственная и финансовая. Обе комиссии отчитывались бы за свою деятельность перед общей комиссией, затем перед министрами, а потом перед Государственным советом, куда можно пригласить с правом голоса от 10–15 представителей общественных организаций, членов от земств и городов. «Работы не только подготовительных, но и общей комиссии, – писал Лорис-Меликов в докладе, – должны бы иметь значение исключительно совещательное и ни в чем не изменяющее существующего ныне порядка возбуждения законодательных вопросов и рассмотрения их в Государственном совете. Установление изложенного выше и испытанного уже с успехом порядка предварительной разработки важнейших вопросов, соприкасающихся с интересами народной жизни, не имеет ничего общего с западными конституционными формами. За верховною властью сохраняется исключительно право возбуждения законодательных вопросов в то время и в тех пределах, какие верховная власть признает за благо указать. Приглашению членов, избираемых общественными учреждениями, будет предшествовать составление нового законопроекта подготовительными комиссиями из членов правительственных, при участии лишь некоторых особо известных правительству посторонних лиц. Весь личный состав подготовительных комиссий войдет в состав общей комиссии и будет разъяснять и поддерживать выработанные проекты. Эта обязанность будет лежать на председателях подготовительных комиссий в качестве помощников председателей общей комиссии. Самый состав общей комиссии будет каждый раз предуказываем высочайшею волею, причем комиссия будет получать право заниматься лишь предметом, предоставленным ее рассмотрению…» Подготовительные комиссии создать к осени 1881 года, предлагал Лорис-Меликов, а общую комиссию – в начале 1882 года, когда пройдут сессии губернских земских собраний.

Император Александр Второй, прочитав доклад, передал его на обсуждение Особому Совещанию во главе с графом Валуевым, членами которого являлись цесаревич Александр Александрович, великий князь Константин Николаевич, статс-секретарь князь Урусов, граф Адлерберг, Абаза, Лорис-Меликов, министр юстиции Набоков и государственный контролер Сольский. После этого император на документе написал: «Исполнить» и подготовить документ для публикации в «Правительственном вестнике», а перед публикацией обсудить его на заседании Совета министров, которое состоится 4 марта 1881 года.

А 1 марта 1881 года произошло убийство Александра Второго народовольцами Рысаковым и Гриневецким, который погиб при взрыве брошенной им бомбы. Об убийстве императора многие его современники оставили свои скорбные воспоминания, и вина за убийство прежде всего ложится на министра внутренних дел графа Лорис-Меликова, который значительно смягчил борьбу с революционными террористическими силами, ослабил контроль, прекратились обыски, ссыльные вернулись с каторги. «Мерами снисхождения и кротости граф Лорис-Меликов надеялся образумить отуманенную социально-революционными лжеучениями молодежь, свести ее с пути преступления, примирить с правительством и обществом, – писал С. Татищев в биографии «Император Александр II». – Расчет этот не оправдался по отношению к закоренелым преступникам, участникам террористической шайки, присвоившей себе название «Народная воля». Более, чем когда-либо, злодеи решились упорствовать в своих преступных замыслах и достигнуть конечной цели своей совершением цареубийства» (С. 945). Гольденберг, повторяю, выдал всех своих сообщников, арестованы в 1880 году Александр Михайлов, Веймар, Сабуров, Левенталь, Натансон, но смертная казнь Михайлову и Сабурову была отменена и заменена каторжными работами. 27 февраля случайно был арестован Андрей Желябов, один из руководителей «Народной воли» и организатор цареубийства. Но его любовница Софья Перовская продолжила эту конспиративную работу, рано утром 1 марта она вручила метательные снаряды четырем фанатикам: Рысакову, Гриневецкому, Емельянову и Тимофею Михайлову. В 3 часа 35 минут Александр Второй скончался.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.