Часть девятая ЕВРОПА ДЕЛИТ РУССКУЮ ПОБЕДУ

Часть девятая

ЕВРОПА ДЕЛИТ РУССКУЮ ПОБЕДУ

Глава 1

ПОД СТЕНАМИ КОНСТАНТИНОПОЛЯ

В интересных воспоминаниях князя Мещерского рассказывается о том, как князь, патриот России и журналист, задумал поведать, как после бурных сражений на Шипке, перехода русских войск через Балканские горы, сражения с турками отрядов Гурко, Скобелева, Радецкого, Карцева, Криденера, сражений черногорцев, сербов, румын, болгарской дружины, войска подходили к Константинополю и готовы были войти в него, оказался в самом Константинополе и с удивлением узнал, что турки хотят торжественно встретить русские войска. Мещерского удивило, что турки на базаре с радостью угощали его кофеем и с нетерпением ждут русские войска в Константинополе, а вскоре на улицах города увидел, как строят какие-то эшафодажи, трибуны для публики, которая будет приветствовать входящие русские войска. На обеде в гостях у немецкого посла в Турции принца Рейса Владимир Петрович неожиданно узнал, что скоро он встретится со своим зятем графом Клейнмихелем, который с авангардом Императорских стрелков войдет в Константинополь. На обеде присутствовали австрийский и итальянский послы, которые от слов принца Рейса пришли в изумление.

«– Так это взятие Константинополя? – спросил австриец.

– Да, взятие Константинополя. Я полагаю, что русские имеют на то полное право, – заметил принц.

– А Европа, – почти торжественным голосом сказал итальянский посол, – а Англия?

Принц усмехнулся.

– Мой дорогой коллега, – ответил он, – вы знаете, что Европа, а следовательно, и Англия признают принцип совершившегося факта.

Послы пришли в явное смущение. Я вышел из германского посольства в каком-то радостном настроении. «Наконец-то, – подумал я, – давнишняя русская мечта становится действительностью!» (С. 497).

Но через два дня Мещерский увидел, как турки ломали трибуны для публики. Это удивило его, и он спросил, почему ломают. Оказалось, что русские войска не войдут в Константинополь, оказалось, что великий князь Николай Николаевич получил указание из Петербурга остановиться в Сан-Стефано, а в Константинополь не входить. Это не только удивило князя Мещерского, но и очень огорчило. Почему это неожиданное «стой» произнесено?

Мещерский поехал в Сан-Стефано, встретился там с графом Клейнмихелем и офицерами его отряда: «Измученные, усталые, почти голодные и нравственно убитые известием о том роковом «стой», которое судьба произнесла в тот миг, когда они вынесли все невзгоды, все тяжести похода с надеждою все забыть в стенах взятого Царьграда» (С. 499).

Владимир Петрович, зная о героизме русских солдат и офицеров в сражениях с турками, попытался хоть кого-то расшевелить к этим воспоминаниям, но даже у самых прославленных героев не находил отклика своим стремлениям, все они производили странное впечатление своей безжизненностью и разочарованием.

Лишь иногда долетали слухи о переговорах в Сан-Стефано. Граф Николай Павлович Игнатьев, возглавлявший переговоры с турками, требовал турецкий флот как компенсацию ущерба русской армии, но турки отказались, султан пообещал сжечь свои корабли, но русским не отдаст. Турки предлагали уступить земли, освободить болгар, дать полную свободу сербам, черногорцам, румынам. Это показалось удовлетворительным для русских уполномоченных, которые и не могли предполагать, что Европа тоже готова вступить в дележку турецких владений.

19 февраля 1878 года был подписан мирный договор России с Турцией, получивший название Сан-Стефанского. По словам очевидцев, это был выгодный для христианских народов и для России мирный договор. Мирный договор был прочитан графом Игнатьевым перед выстроенными здесь войсками. Лицо дипломата было сияющим, а лица собравшихся воинов печальными, они лишь издалека видели собор Святой Софии. На этом поле недалеко от Сан-Стефано русские войска под командованием великого князя Николая Николаевича в честь заключения мирного договора прошли парадом, а криками «ура» встретили добрую весть о мире.

Но этом пребывание Мещерского в Константинополе не ограничилось. Он снова встретился с немецким послом в Турции принцем Рейсом и выразил удивление, что русские войска так и не побывали в Константинополе, о котором так долго мечтали.

– У вас есть дипломаты, – сказал он, – более европейцы, чем Европа, и менее русские, чем Россия.

В одном из кафешантанов Мещерскому случайно удалось познакомиться с генералом Скобелевым. Вместе с ним была французская певица, лилось шампанское, Скобелев был в загуле, он был крайне недоволен Сан-Стефанским договором, недоволен, что русские войска не вошли в Константинополь, хотя турок разбили во многих сражениях и взяли многих в плен. Он требовал дальнейших сражений против турок, таких, чтобы раздавить турок, пойти дальше в глубь Турции, в Галлиполи, но из Петербурга пришел приказ удовлетвориться тем, что было достигнуто в Сан-Стефанском мирном договоре.

Приведу характеристику Скобелева полностью в трактовке князя Мещерского: «Да, в этот странный, по своей дикой обстановке, час, между бутылкою шампанского и кокоткою, я мог узнать и понять Скобелева – в бесконечных разнообразных проявлениях его необыкновенно оригинальной личности. Второго, ему подобного, человека я никогда не встречал. Эти быстрые и всегда неожиданные переходы от бездушной и циничной грубости, в которых легко было себе представить того же Скобелева бездушным, как камень, на войне для смерти и для солдата, к состоянию нервной женщины с трепетом в голове и со слезами на глазах; от полного хладнокровия и крепкого обладания собою к полному отданию этой могучей за минуту до того своей личности в рабство сильному ощущению; от горячей и даже пламенной иллюзии к самой прозаической разочарованности – такие внезапные переходы составляли сущность его личности, избалованной счастьем и никогда не бывавшей в серьезной школе нравственной дисциплины, столь нужной для образования цельного и крупного характера. Все время в течение этого часа я любовался Скобелевым, как интересным героем жизни, но все время я слышал и сознавал в нем не характер, а капризы нервного и дурно воспитанного баловня судьбы, который должен был вне часов командования солдатами на войне быть тяжелым для людей по двум причинам: во-первых, по отсутствию в нем любви к кому бы то ни было и, во-вторых, по отсутствию в нем уважения к людям; а рядом с этим, хотя он свою жизнь в бою ценил дешевле гроша, он вне боевого огня любил себя с кокетством и с сочувствием к тем декорациям, которые он придавал своей личности, рисуясь и раскрашивая себя нравственными белилами и румянами» (С. 505).

Кому-то этот портрет Скобелева может показаться односторонним, однобоким, ну что можно узнать о человеке за час знакомства, при этом в обществе, возможно, красивой женщины и после таких дурных известий из Петербурга, но и этот образ Скобелева считаю полезным при восприятии его многогранной личности, его героической деятельности во время войны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.