3. Карательные меры органов борьбы с контрреволюцией в 1919 г

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Карательные меры органов борьбы с контрреволюцией в 1919 г

Начавшееся весной 1919 г. наступление крупных антисоветских военных сил, резкая активизация подрывной деятельности в тылу, раскрытие одного за другим опасных заговоров против Советской власти показали, что главные силы внутренней контрреволюции еще не разбиты. Обстановка требовала усилить меры борьбы с антисоветским подпольем.

Когда в марте 1919 г. контрреволюция предприняла диверсии в тылу Красной Армии (на Петроградском фронте), председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский довел до всеобщего сведения: «Ввиду раскрытия заговора, ставящего целью посредством взрывов, порчи железнодорожных путей и пожаров призвать к вооруженному выступлению против Советской власти, Всероссийская Чрезвычайная комиссия предупреждает, что всякого рода выступления и призывы будут подавляться без всякой пощады. Во имя спасения от голода Петрограда и Москвы, во имя спасения сотен и тысяч невинных жертв Всероссийская Чрезвычайная комиссия принуждена будет принять самые суровые меры наказания против всех, кто будет причастен к белогвардейским выступлениям и попыткам вооруженного восстания». В другом объявлении ВЧК тогда же предупредила: «Пусть помнят враги Советской власти, что великодушие восставшего рабочего класса может быть исчерпано и карающий меч революции может опуститься на головы изменников и всех пособников контрреволюции… Во имя спасения завоеваний Октябрьской революции она (ВЧК. — Д. Г.) беспощадной рукой подавит всякие попытки к восстанию и заглушит призывы к свержению Советской власти».

Весною 1919 г. ВЦИК подтвердил, что ВЧК и губернским чрезвычайным комиссиям принадлежит право непосредственной расправы (вплоть до расстрела) за контрреволюционные и некоторые другие преступления в местностях, объявленных на военном положении. После расстрела заговорщиков, готовивших мятеж в районе Кронштадта, ВЧК 12 июля заявила: «Опыт полутора лет гражданской войны показал, что иностранные и отечественные империалисты не надеются в открытом бою победить революцию… Одним из главных средств борьбы у контрреволюции является дезорганизация нашей обороны, нашего тыла». Указав, что контрреволюция пытается заговорами и предательством, изменой и шпионажем победить рабочих и крестьян, Всероссийская Чрезвычайная комиссия объявила о необходимости строже наказывать виновных в подобного рода преступлениях и тем самым помочь Красной Армии как можно скорее покончить с внутренними и внешними врагами. «Никакой пощады изобличенным в белогвардейских заговорах и организациях не будет», — говорилось в этом заявлении. Обращаясь с последним предостережением ко всем тем, кто оказался втянутым в белогвардейские организации по неосмотрительности или излишней доверчивости, ВЧК предлагала им в недельный срок явиться в ВЧК, гарантируя «явившимся и раскаявшимся полную безнаказанность».

Принимая решительные меры борьбы против вражеской агентуры, ЦК Коммунистической партии и Советское правительство вместе с тем предостерегали от возврата к методам массового красного террора. После взрыва в помещении Московского комитета партии, организованного анархистами и левыми эсерами, пленум ЦК РКП (б) рассмотрел вопрос о красном терроре и опубликовал извещение, в котором указывал, что это новое преступление может побудить рабочих расправиться с заложниками и находящимися на свободе представителями буржуазных и правосоциалистических партии. Однако ЦК считал, что взрыв в помещении Московского комитета не должен отразиться на обычной деятельности ВЧК и губернских ЧК, ибо Советская власть настолько окрепла, что может навести страх на врагов и обезвредить их организации, «не впадая в нервность, сохраняя обычный темп работы трибуналов и комиссий по борьбе с контрреволюцией, не допуская случайных ошибок…».

Исключительная опасность контрреволюционных заговоров, злодейский взрыв в помещении МК РКП (б), естественно, вызвали суровые репрессии: эти дела рассматривала внесудебным порядком ВЧК. Активные участники этих преступлений были расстреляны. Но, как правило, подавляющее большинство дел о контрреволюционных преступлениях рассматривалось не чрезвычайными комиссиями, а реорганизованными и ставшими вполне эффективными органами советского правосудия — революционными трибуналами. Весьма гибкая тактика применялась в отношении обвиняемых из мелкобуржуазных слоев.

Согласно постановлению Президиума ВЦИК об амнистии, в ноябре 1918 г. было прекращено расследование по известному делу «рабочей конференции» и освобождены видные меньшевики и правые эсеры, арестованные в июле того же года. 30 июня 1919 г. Верховный революционный трибунал при ВЦИК освободил от суда и наказания обвинявшихся по делу саратовской, петроградской и московской организаций правых эсеров, выразивших солидарность с резолюцией конференции своей партии об отказе от вооруженной борьбы с Советской властью. 5 ноября 1919 г. Советское правительство в дополнение к общей амнистии в ознаменование годовщины Октябрьской революции опубликовало решение «освободить из мест заключения и концентрационных лагерей всех членов тех политических групп и партий, которые объявили мобилизацию своих членов в защиту Советской республики, как это сделали интернационалисты, революционные коммунисты, поалейционисты, группа социалистов-революционеров «Народ», РСДРП (меньшевиков) и бундовцы, за исключением тех из них, которым предъявлены обвинения в участии в контрреволюционных организациях».

Вместе с тем советские органы принимали решительные меры пресечения деятельности мелкобуржуазных партий и их «активистов», когда они наносили вред обороне республики. Были такие моменты в годы гражданской войны, когда в «профилактических целях» приходилось заключать в места лишения свободы правых и левых эсеров и часть активных меньшевиков и анархистов. Однако они рассматривались не как наказуемые, а как временно, в интересах революции, изолируемые от общества.

В отчетном докладе VIII съезду партии 18 марта 1919 г. В. И. Ленин говорил: «Главный урок — быть чрезвычайно осторожным в нашем отношении к среднему крестьянству и к мелкой буржуазии… От нас потребуется частая перемена линии поведения, что для поверхностного наблюдателя может показаться странным и непонятным. «Как это, — скажет он, — вчера вы давали обещания мелкой буржуазии, а сегодня Дзержинский объявляет, что левые эсеры и меньшевики будут поставлены к стенке. Какое противоречие!..» Да, противоречие. Но противоречиво поведение самой мелкобуржуазной демократии, которая не знает, где ей сесть, пробует усесться между двух стульев, перескакивает с одного на другой и падает то направо, то налево. Мы переменили по отношению к ней свою тактику, и всякий раз, когда она поворачивается к нам, мы говорим ей: «Милости просим». Мы нисколько не хотим экспроприировать среднего крестьянства, мы вовсе не желаем употреблять насилие. по отношению к мелкобуржуазной демократии. Мы ей говорим: «Вы — не серьезный враг. Наш враг — буржуазия. Но если вы выступаете вместе с ней, тогда мы принуждены применять и к вам меры пролетарской диктатуры»».

Гибкая тактика по отношению к мелкобуржуазным слоям населения и их партиям в годы гражданской войны помогала Коммунистической партии, Советскому правительству и органам борьбы с контрреволюцией одерживать все новые победы в борьбе с врагами Советской власти.