Начальник мобилизационного управления

Начальник мобилизационного управления

Вскоре после референдума состоялся наш разговор с Игорем Ивановичем Стрелковым. Стало понятно, что на многие вещи мы глядим одинаково. Что мы оба — за воссоединение единого Русского цивилизационного пространства и восстановление его территориальной целостности. Что мы — за справедливость.

Но что нужно было делать дальше? Мне как последовательному государственнику виделось: надо ударными темпами строить дееспособную государственность ДНР. Создавать полноценный аппарат управления республикой, обеспечивать функционирование ее экономики, строить регулярные вооруженные силы. Именно регулярные, а не «атаманщину» из кучи неуправляемых отрядов во главе с полевыми командирами. Не «сомалийскую пехоту». А ведь это уже начиналось. Каждый вожак стал собирать себе отряды. Я прекрасно понимал, чем это грозит: анархией и уголовщиной, развалом экономики и социальной сферы. Все это играло на руку только нашим врагам — укронационалистической хунте. Надо было дать новой республике символы и четкую идеологию. Иначе все выльется в разгул криминального насилия. Потому мы с Игорем Ивановичем решили: я поеду в Донецк и начну работу по налаживанию снабжения и пополнению славянского гарнизона. Мне уже было очевидно, что самые честные, бескорыстные, идейные бойцы стягиваются под знамена Стрелкова. Уже тогда набирали силу те, кто перекрасился, как хамелеон, оставшись по сути наемными слугами олигархии и наемниками. Те, кто боролся за материальные активы, а отбирали их не в пользу республики, а для себя любимых. Я-то прекрасно помнил известное изречение о том, что революции совершают прекраснодушные идеалисты, а плодами их пользуются циничные мерзавцы.

— В Донецке — бардак! — сказал тогда Стрелок. — Что там происходит, непонятно. Поезжай, разберись — и помоги, чем можешь…

После референдума мне пришлось признаться себе: присоединять Донбасс к себе Российская Федерация не будет. На это рассчитывать больше нельзя. Как историк и по образованию, и по мировоззрению я понимал, что к середине мая 2014 года у Москвы было более чем достаточно поводов для ввода войск. Менее чем шестью годами ранее Кремлю хватило всего двух суток боев в Южной Осетии и убийств ее мирных граждан, чтобы начать операцию против Грузии и принудить ее к миру. А здесь, несмотря на самые откровенные зверства хунты и начавшиеся обстрелы городов, Москва бездействовала, ограничиваясь только возмущенными словами. Счет убитым и замученным шел уже на сотни. Но еще оставалась надежда на то, что РФ признает нас, как признала Абхазию и Южную Осетию. Но это означало, что нам самим придется отбивать территорию ДНР и оборонять ее. Значит, задача построения нормального — насколько это возможно в условиях войны и неразберихи — государственного механизма управления становилась приоритетной. Ибо чего стоила бригада Игоря Стрелкова без тыла, без снабжения?

Сейчас, летом 2015, когда пишутся эти строки, я действительно понимаю причины, по которым Россия не ввязывается в войну на Донбассе по полной программе. Любой открытый ввод сил в Донбасс делал неизбежной затяжную войну между РФ и Украиной. Пойти на нее руководители РФ никак не могли и не могут. Почему?

Во-первых, структура системы власти и слабость ее полуколониально-сырьевой экономики в РФ таковы, что ввяжись страна в затяжную войну — и это обернется катастрофой похлеще 1917 и 1991 годов. Я имею в виду то, что действительной властью в России выступает крупный капитал (подчас государственный лишь формально). Его могущественные группы со своими интересами конфликтуют с интересами государства. Ведь жизнь и прибыли даже государственных сырьевых компаний зависят от рынков Запада и его благоволения. Чего уж говорить о частных олигархически-сырьевых корпорациях, нефтяных и металлургических? По части длинных кредитов РФ вообще зависит от западной финансовой системы: у себя дома она полноценного, «национализированного» банковского сектора не создала. Даже производство в РФ зависит от импортных поставок всего: оборудования и запчастей к нему, посевного материала, племенных скота и птицы, кормовых добавок, лекарств и т. д.

И хотя олигархия (подчинение государственной политики интересам крупного компрадорского, сырьевого капитала) как системное явление в России явно не проявляется, тем не менее крупный капитал в России (в основном сырьевой), получив порцию экономических санкций, действительно единым фронтом выступил против участия в войне в Донбассе. Свое «против» заявили влиятельные либералы — правительственные чиновники экономического блока и банкиры госбанков. Они ведь даже в Крыму отказались открывать филиалы ВТБ и Сбербанка, опасаясь западных санкций. Даже «Газпром» в Крым не пошел. Команда либералов продолжает цепко держать в руках управление экономикой и финансами Российской Федерации, и они — почти явно против войны.

Во-вторых, состояние расколотого общества РФ таково, что невозможно говорить о том, чтобы принимать полноценное участие в таком крупном затяжном конфликте на территории Украины с населением более 40 млн человек. Образно говоря, вступать в конфликт можно лишь тогда, когда Ксения Собчак в патриотическом порыве откажется от гламурной жизни на всем импортном, откажется от роскоши и пойдет трудиться. Ну, если не литейщицей на военный завод, то уж на племенную животноводческую ферму, оставив свои гламурно-журналистские дела. Слишком испортились люди за 24 года, слишком скурвились, стали неработающими потребителями благ, как на Западе. Миллионы вздорных, инфантильных потребителей, не желающих нести никаких лишений и тягот. Выдержали бы они полноценную экономическую блокаду страны Западом?

Но это — объективно-отвлеченные размышления. Сердцем мы желали, чтобы Россия помогла нам. Потому что видели разорванные тела людей, разрушенные дома и заводы. И нам, глядя на это все, было вовсе не до большой политики.

Поймите нас. Вы не представляете, каково это: видеть искалеченных, кричащих от боли детей. Со страшными ранами, с оторванными ручками и ножками. Жен и мужей, рыдающих над телами своих супругов, дочек или сыновей. Каково это — видеть людей, прячущихся в сырых и зловонных подвалах от снарядов карателей, страдающих от голода и жажды. Каково это — встречаться взглядом с глазами тех, кто все потерял, кто лишился всего в жизни. Или видеть тех добровольцев, что стали калеками, но никогда не будут считаться ветеранами какой-либо войны и до конца дней своих обречены на нищету.

Поймите нас…

В тот момент, весной-летом 2014 года, в Донецке я имел возможность сколотить свой собственный отряд. Но я доверился Игорю Стрелкову, который находился в Славянске, а там полным ходом уже шла полноценная война. И не жалею об этом, хотя некоторые мои соратники резко критиковали меня за это. Стрелок — человек глубочайшей порядочности и чести. Помогали мы «славянам» всем, чем могли. Отправляли добровольцев, тонны грузов ежесуточно. Вкладывали в Славянск все свои силы, ресурсы и мысли. Жалеть нужно о том, что все в ДНР пошло по пути атаманщины и уголовщины, последствия коих теперь, год спустя, приходится ликвидировать с такой кровью и потерями. Я-то как раз рассуждал и поступал как государственник, жертвуя личными амбициями в угоду общему делу.

Я хотел помочь Игорю Ивановичу. Ему остро не хватало таких же порядочных и честных сподвижников, как и он сам. Из-за того, что он прибыл в Донбасс извне, местных практически не знал и действовал в условиях жесточайшей нехватки времени, в режиме постоянной чрезвычайки, он часто ошибался в людях.

Впрочем, и назначенный 16 мая премьером ДНР московский политтехнолог Александр Бородай местных не знал. Он встречался с теми, кого ему указывали, общаясь и с представителями олигархии, и с деятелями революции. Кстати, с Бородаем у меня совместной работы не получилось.

Надо было помочь обороне Славянска. К тому времени силы карателей занимали Карачун-гору, господствовавшую над городом, и оттуда вели обстрел Славянска из орудий и минометов. Там шли упорные бои — у берегов речки Сухой Торец. Мы с ненавистью смотрели на гору Черная смерть (так переводится с тюркского ее название) и на 222-метовую телевышку на ней. Оружия остро не хватало. Не хватало денег на закупку всего необходимого. Все силы ополчения ДНР в Славянске в середине мая 2014-го насчитывали около восьмисот бойцов. Это говорит не только об их стойкости и мужестве, но и о том, в каком состоянии тогда были и Украина, и ее армия. Сейчас бы ВСУ, прошедшие столько боев, смяли бы гарнизон Стрелкова за пару дней. А тогда «укры» еще только учились воевать. В случае, если бы Москва поступила так же, как в 2008-м в Грузии, они просто разбежались бы. Но рассчитывать приходилось только на самих себя. Танков и другой бронетехники у нас практически не было. Славянск в те дни выступал настоящим форпостом ДНР. Оружие туда поступало, но в основном старое, просроченное. Иногда отказывал каждый второй выстрел ганатомета РПГ-7. В ход шло, конечно, трофейное оружие, люди приходили с охотничьими карабинами и порой — с гладкостволками. В общем, все напоминало войну в Нагорном Карабахе году этак в 1988–1990-м. Кстати, и основная масса киевских войск, сил АТО, концентрировалась именно у Славянска.

Да и воевали ВСУ еще очень плохо. Одни считали, что обо всем можно договориться. Другие считали все дурным сном: еще не раскрутился маховик пропаганды, не была разбужена сильная мотивация для войны. Еще не было той жажды крови, как летом 2014-го и позже.

В общем, я уехал в Донецк — инкогнито. Ходил в маске и с охраной, разбирался в тамошнем запутанном клубке. От создания своего вооруженного «батальона Губарева» я отказался. Войной должен заниматься более опытный командир, Стрелков. Было бы преступным тащить на себя оружие, потоки гуманитарной помощи в то время, когда в Славянске наши братья стоят насмерть против превосходящих сил врага. Мы с соратниками потолковали и определились: «Все для Стрелкова, все — для Славянска!» К сожалению, так поступали далеко не все, кто был вынесен революцией на вершины власти в ДНР. Мы решили создать Мобилизационное управление Минобороны ДНР. Подготовили положение о нем и приказ. Стрелков подписал.

Итак, наше Мобуправление должно было заниматься приемом добровольцев, их отбором и отбраковкой, возможным призывом в армию граждан ДНР, военно-учетным делом. На управление ложилась обязанность вести информационно-пропагандистскую работу, патриотическое воспитание молодежи и снабжать армию всем необходимым. Мы должны были развернуть сеть мобилизационных пунктов.

Мы открыли первый пункт. Там работало два десятка человек. Мы принимали добровольцев, кормили их в столовой. Устраивали им медосмотр, обследование у психиатра. Людей проверял «особист». Тех, кто был годен, на автобусе перебрасывали в Славянск. Естественно, никакого финансирования у нас на все это не было: приходилось самим собирать деньги. На то же топливо для автобуса. Палатки нашего управления стояли по всему городу. Отправляли мы к Стрелкову около тридцати человек ежедневно все лето 2014-го.

Это дело, за которое мне не стыдно. И мне действительно было важно делать дело, а не превращать ДНР в криминальную клоаку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.