ЛИС РЕНАР

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЛИС РЕНАР

Ренар — один из самых оригинальных образов, созданных в Средние века, — даже при том, что, по сути, он родом еще из античных басен Эзопа.

Отголоски его образа есть во всех фольклорах и культурах мира, ибо он воплощает собою весьма определенный социальный и культурный тип — тип трикстера, ловкача-пройдохи, плута и обманщика. В средневековом европейском имагинарном Ренар — это носитель свойства, которое древние греки обозначали словом метис, смесь пород, не закрепляя, однако, его за каким-либо определенным персонажем. Кроме того, лис Ренар выражает сложную суть отношений между человеческим миром и миром животных. Обретя в этой книге место наряду с единорогом, он выступает как пример настоящего животного в отличие от животного легендарного, он — представитель мира, очень привлекательного для мужчин и женщин Средневековья и изобильно отраженного в их культуре и их имагинарном, — мира животных. Еще в ветхозаветной Книге Бытия мы читаем, что Господь приводит животных к человеку, ибо, сотворив их, велит ему самому наречь их разными именами, тем самым позволяя ему поучаствовать в их создании и легитимизируя его владычество над ними. Истоки в этом библейском эпизоде — и вот животные сопутствуют человеку в повседневной жизни всего феодального общества, идет ли речь о домашних животных, тесно связанных с семейным бытом, или о скотине, занятой на полевых работах, то есть об элементах фундаментальной сельской жизни, или же об охотничьих животных, что является миром привилегированным и относящимся уже к социальной группе сеньоров. Эта повседневная житейская близость очень рано, еще в период раннего Средневековья, обрастает сильным символическим смыслом. В животном мире отображены все моральные жизненные принципы общества человеческого, как индивидуальные, так и коллективные. Для мужчин и женщин Средневековья животное — это основной объект для страха или удовольствия, проклятия или приветствия.

В этом обществе животных, реальном и имагинарном, лис занимает совершенно особое место. Помимо его широко известных качеств, каковыми являются хитрость и двуличие, лис в европейском и средневековом имагинарном связан двумя очень важными нитями отношений. С одной стороны, у него есть противник, соперник, контрперсонаж — это волк Изенгрин; с другой, он неотделим от общества, в котором живет и которое суть прообраз общества феодальной монархии. Внутри этого общества у него привилегированные связи со львом, который тут король. Лис всегда сложный, всегда двуликий, то вассал и прислужник льва, то выступает против него и его порядков и в конце концов становится его узурпатором.

В мир средневекового имагинарного лис входит с незавидной репутацией. В Библии упоминаний о нем почти нет, разве что одна ветхозаветная ссылка на его образ — строфа из «Песни песней» (2,15): «ловите нам лисиц, лисенят, которые портят виноградники, а виноградники наши в цвету». Далее лис появляется как один из составляющих персонажей антагонистической пары волк — лис в клерикальной поэме конца XI века Ecbasis cujusdam captive («Бегство узника»). Это история теленка — символ монашка, — который со всех ног улепетывает по Вогезским горам от бегущего за ним волка, вора и убийцы, символизирующего всех мирян. Произведение вписывается в контекст григорианской реформы и раздоров вокруг инвеститур и сразу же встраивается в ту полемическую среду, в которой и родится история лиса Ренара. Около 1150 года Ecbasis вдохновил монаха или священника из Гента на создание «животного эпоса» в стихах Ysengrinus («Изенгрин»). Главная тема этого эпоса — конфликт лиса Ренара со своим дядей, волком Изенгрином, который беспрестанно унижает его, и кончается все тем, что Изенгрина пожирают свиньи. Таким образом, «Изенгрин» обозначает то противоречие, которое ляжет в основу «Романа о Ренаре», то есть противостояние между ловким лисом Ренаром и грубым мужланом-волком, тупым и жестоким. Если бы мне захотелось «разбавить» всех героев моей книги одним-единственным образом антигероя, я, несомненно, выбрал бы волка; именно волк, самая крупная жертва во всем европейском имагинарном, еще со Средних веков изображается существом свирепым и глупым. Помимо этого в «Изенгрине» уже есть все многочисленные эпизоды, которые станут знаменитыми в «Романе о Ренаре». Это, например, и украденный кусок ветчины, и рыбная ловля «на хвост», и обращение к лису как к лекарю-медику.

Невзирая на все эти заимствования и на явное влияние, в «Романе о Ренаре», который определенно поставит лиса в один ряд с героями средневекового имагинарного, царит атмосфера совсем иная. В истории литературы это произведение уникальное, ибо «Роман о Ренаре» был собран клириками, а позже — историками литературы, на основе более или менее независимых фрагментов, объединявшихся многочисленными авторами в период приблизительно между 1170 и 1250 годом, образовав то, что называли «ветвями», то есть разными кусками, одного эпического цикла.

Прежде чем начать рассматривать жизнь и деяния лиса Ренара, подчеркнем: среди множества типов лисицы, существующих в природе, лис Ренар из романа и, следовательно, из имагинарного — тот, кого натуралисты именуют Vulpes vulpes: это тип рыжей лисицы, и поскольку рыжий цвет еще в Библии определяется как цвет зла, то мех Ренара немало способствовал негативной стороне части его образа. Еще отметим, что в течение XII века в старофранцузском языке и в той части его глоссария, которая касалась названий представителей животного мира, обозначавшее лиса слово goupil (произошедшее от латинского vulpes) постепенно вытесняется словом германского происхождения renard, ренар, вероятнее всего восходящим к немецкому имени собственному, Рейнхарт или

Регинард.

По различным ветвям «Романа о Ренаре» можно восстановить более или менее связную сюжетную интригу, как это сделали Робер Боссюа и Сильви Лефевр, за которыми я в этой книге и следую. Ренар ловко одурачивает петушка Шантеклера, синицу, кота Тибера, ворона Тьеселена; особенно же достается волку Изенгрину. Он подвергает унижениям его волчат, спит с его женой волчицей Эрсан и насилует ее на его глазах. Изенгрин и Эрсан приходят искать справедливости ко двору Нобля, короля-льва. Ренар избегает суда королевского двора, поклявшись исправить свои прегрешения. Избегает он и западни, расставленной ему волчицей и псом. Своими висельными проделками он вконец изничтожает волка. Снова призванный ко двору Нобля, он туда не идет и пожирает курочку Купе. Наконец все-таки отправляется ко двору, послушав настоятельных советов своего кузена, барсука Гримбера. Приговоренный к повешению, он избегает его, дав клятву совершить паломничество к Святой земле, но вскоре, освобожденный, бросает и посох и крест, пустившись наутек. Пока король будет безуспешно осаждать его в его подземном замке Мопертюи (тут «mauvaise ouverture» — мерзкая дыра — означает «нора в земле», «логово» — ouverture du terrier), он совершает множество обманов и злых проделок, соблазняет королеву-львицу и собирается узурпировать королевский трон, принадлежащий льву. В конце концов его, смертельно раненного, пышно хоронят к вящей радости одураченных им жертв, но он воскресает и готов начать свои проделки вновь.

Да, он таков, этот героический лис, вызывающий то ненависть, то восторг, воплощение жизненных установок, деградирующих от разумности к плутовству и предательству посредством хитрости и коварства. В средневековой и европейской культуре он более, чем любой другой столь же двузначный персонаж, выступает средством героизации коварства в том имагинарном, где, как мы видели, совершенного героя не существует (совершенства вообще нет в этом мире). Более, чем кто бы то ни было, он вызывает вопрос: хороший он персонаж? Или плохой?

Своими неблаговидными проделками при дворе животных он заставляет нас поразмыслить о коварстве в социальном и политическом контексте. Как и все средневековые герои, он связан с определенным местом; он накрепко привязан к земле, врыт в нее, и Мопертюи — это его антитеза укрепленному замку. Тут, наверное, очень важно обратить внимание на появление фундаментального элемента средневекового имагинарного, нигде не выступающего с такой ясностью: тему неустанных и отчаянных поисков пропитания. Эпическая поэма о коварстве, «Роман о Ренаре», может быть, в еще большей степени эпическая поэма о голоде. Кроме того, Ренар — это фигура, типичная в области отношений мужчин и женщин. Лис Ренар — это воплощение феодального самца, в обращении с женщинами переходящего от обольщения к насилию.

Но вот с наступлением XIII века образ лиса Ренара все явственнее обретает черты сатиры, он все дальше от собственно животных характеристик, свойственных его начальной фазе, и — он дьяволизируется. Он отождествляется с figura diaboli и воплощает этот фундаментальный образ Нечистого, который все крепнет на протяжении всех Средних веков —. как образ обманщика, образ лукавого.

В европейской культуре и в различных местных наречиях, распространявшихся с XIII по XVI столетие, «Роман о Ренаре» приобрел значительную известность. Прежде всего по-французски это Renart le Bestourne Рютбефа, «Новый Ренар» Жакемара Желе; а в начале XIV века «Лже-Ренар» клирика из Труа. Все эти тексты акцентируют сатирический характер сюжета. Более всего в этом направлении развивается германская, немецкая и фламандская поэтическая жилка, особенно упомянем в первую очередь версию конца XII века Reinhart Fuchs Генриха Лицемера, но также и фламандскую поэму Van den Vos Reinarde и ее продолжение, Reinaerts Historie; с конца XIII века известна итальянская версия под названием «Райнардо и Лезенгрино», и, наконец, в конце XV «Рейнард Лис» Уильяма Кекстона появляется в Англии.

После века двенадцатого, как это хорошо показал Клод Ривальс, вторым значительным периодом появления Ренара в европейском имагинарном была эпоха классицизма XVII-XVIII веков, когда образ лиса «разделили меж собою фантазия баснописца и научное описание исследователя». Баснописец — это Лафонтен, у которого Ренар появляется в двадцати четырех баснях. Сообразно вкусам эпохи Ренар по-прежнему плут, хитрец, однако баснописец настойчиво старается очеловечить и гуманизировать животное вместе со всем, что оно символизирует, усматривая в тех недостатках, которые делают его в Средние века объектом всеобщей ненависти, скорее простительные человеческие слабости, поскольку автор видит, как на смену правам духовным приходит право сильных, и пытается оставить нишу для свободы в обществе, лишенном сострадания. Что касается описаний исследователя-натуралиста, то тут очевидно, что речь о Бюффоне, и, хотя ученому больше подобает описывать представителя животного мира языком науки, беспристрастно и непредвзято, невозможно не почувствовать, сколько симпатии вложено автором в этот портрет:

«Лисица прославилась хитростью своих уловок, и репутация сия ею отчасти заслужена. То, чего волк достигает силою, она добивается сноровкой и ловкостью и гораздо чаще преуспевает. /.../ Столь же лукавая, сколь и осмотрительная, изобретательная настолько же, насколько осторожная и благоразумная, даже до терпеливого упорства, она отличается разнообразием своего поведения, искусными средствами защиты, которыми умеет воспользоваться лишь при надлежащем случае. /.../ Это животное отнюдь не бродячее, а имеющее место постоянного обитания».

В дальнейшем «Роман о Ренаре» особенно ярко развивался в германской культуре.

Среди литературных потомков поэмы Генриха Лицемера — знаменитый текст, который в 1794 году в своем «Рейнеке Лисе» увековечил Гете. Выбирая тему, Гете находился под большим влиянием Гердера, который видел в этой истории настоящий образчик немецкой эпической поэмы, а Ренар, по его словам, — «нечто иное, как самый настоящий Улисс из всех мыслимых Улиссов». Лихорадочное воодушевление, сопуствующее образу Ренара в эпоху романтизма, перекочевало и в век XX, да так, что в городе Линден-Лейхестерн открыли музей Рейнеке Лиса. В свою очередь, муниципальный музей города Локкерена (в Нидерландах) в сотрудничестве с университетом Лозанны и католическим университетом в Нимеге организовал в 1998 году широкое празднование 500-летия самой древней немецкой инкунабулы Reynaert, изданной в 1498 году в Любеке.

В XX веке Ренар по-прежнему остается в числе героев и литературы французской, протестуя таким способом, против огульного поклепа, которому его в XIX веке подверг социалист-утопист Фурье, видевший в Ренаре смрадную квинтэссенцию низости и подлости, при этом апологизировав собаку и реабилитировав образ волка. Множество произведений французской литературы обращаются к образу лиса Ренара, «существа двойственного и амбивалентного, привлекательного тем, что оно находится между природой и культурой, между добром и злом». Романист Морис Женевуа, воспевающий природу, в 1968 году выпускает свой «Роман о Ренаре». Книга Луи Перго «От Гупиля до Марго» была издана в популярной коллекции Фолио. Жан-Марку Суайезу мы обязаны появлением замечательного романа «Лисицы» (1986), посвященного теме браконьерства. Сент-Экзюпери в знаменитой философской сказке «Маленький принц» заставляет своего маленького героя вести диалог с лисом.

Во второй половине XX века Ренар поистине находит свежий способ самовыражения, утверждающий его в новом качестве: теперь он — герой детских книжек с картинками. Например, «Ренардо, лисенок находит маму», вышедшая в Мюнхене в 1982 году, была в 1984 году переиздана в «Эколь де Люазир», которая в 1990 году переработала для детей альбом картин японки Акико Хайяши, вышедший в 1989-м. «Лис на острове» Анри Боско и «Лис, который сказал "нет» Луне" (1974) Жака Шессе и Даниэль Бур также нашли благодарных маленьких читателей. Из взрослого персонажа средневекового имагинарного Ренар превратился в Лиса, героя детских сказок.

Не менее удивительна и судьба Ренара в кинематографе. Сперва это герой великолепного «Романа о Ренаре» Ладислава Старевича, который воспроизвел на экране все основные его эпизоды, используя марионеток. Этот фильм проникнут чувством свободной игры и либертинажа; он демонстрирует «сопротивление, какое независимый дух оказывает властям, претендующим на управление всеми сферами жизни».

Еще один сюрприз — это то, что в мире мультипликационных фильмов Уолта Диснея лис Ренар встретился с Робином Гудом. В знаменитой мультипликационной ленте 1973 года «Робин Гуд» именно лис Ренар не просто изображает Робина, но и щеголяет в фетровой шляпе Эррола Флинна из фильма Майкла Кертица. Но самое, наконец, поразительное — это, без сомнения, то, что испанское слово, означающее «лис» — зорро, — стало именем одного из самых необыкновенных и популярных киногероев мира, Зорро, превратившегося в миф благодаря Дугласу Фербенксу в фильме Фреда Нибло (1920); «Знак Зорро», пронесшийся по Нью-Мексико и Калифорнии середины XIX столетия, распространяет миф о лисе Ренаре на новую бескрайнюю область имагинарного, на сей раз вдали от Европы — имагинарного Дикого Запада, где Зорро-Ренара ждет новая метаморфоза, превратившая его в борца за справедливость с лицом, скрытым под маской.