Глава седьмая
Глава седьмая
В ревкоме все было готово к встрече делегатов конференции. В просторном зале стояли в ряд самодельные длинные скамейки и на маленьком возвышении — стол президиума, накрытый кумачом. На стене портрет Ленина, красные полотнища, и, хотя не ожидалось делегатов, понимающих русскую грамоту, на них большими буквами были написаны лозунги: «Да здравствует Советская власть!», «Да здравствует дружба народов!».
Над ревкомом развевался новый большой флаг и шелестел, словно зазывая людей в этот большой дом.
На берегу в ряд, перевернутые вверх килем, лежали десять вельботов, на которых прибыли из разных стойбищ делегаты. Делегаты разместились в ярангах и делились новостями. Еще никогда не было здесь такого скопления людей со всего побережья.
Лось сидел у себя в кабинете и в последний раз просматривал свой доклад «Родовые советы и национальный вопрос». Удивительная история! Лось сам поймал себя на мысли, что он волнуется. Все казалось предельно ясным, и все же он думал, что в докладе чего-то не хватает. Огорчало его и то что ни один делегат из кочевий еще не прибыл, вероятно и не прибудет.
Он взял протоколы родовых советов и снова стал просматривать их. И вдруг то, на что он раньше не обратил особого внимания, сейчас ему показалось особенно важным: это был протокол Энмакайского родового совета о запрещении выбрасывать в стойбище дохлых собак.
Он позвал Осипова и сказал:
— Посмотри еще и ты свой доклад. Короче строй его. Все-таки длинноты у тебя там остались. В отношении нерпичьего промысла ты пока пропусти. Не это решает промысел. Морж — вот что. На этом и строй. И главное организация промысла. Проведи мысль такую, что от моржа зависит и пушной промысел. Понимаешь, больше мяса — больше приманок можно разбросать. Непременно остановись поподробней, что мы планируем завоз еще десяти вельботов. Моторных вельботов.
— Это, Никита Сергеевич, у меня хорошо разработано.
— Ну, добре. А Петр Петрович где?
— С учителями он.
— Может, его самого выпустить в прениях по медицинскому вопросу?
— Конечно.
— Нет, лучше я сам на этом остановлюсь. Да, ты, пожалуйста, хорошенько проинструктируй Ярака, чтобы он выступил в прениях и сказал, как обрабатывать шкурки песцов. Пусть расскажет. Это тоже очень важно. Надо внедрять культуру промысла.
Лось издавна считал всякий свой участок работы самым важным. Когда он работал еще машинистом, он думал, что весь мир держится только на железной дороге: не будь ее — и человечество пропадет. Во время гражданской войны бронепоезд, по его мнению, решал все. Без бронепоезда нельзя выиграть войну. И теперь работу ревкома он считал самой наиважнейшей в государстве.
Казалось, Лось даже помолодел. Он был чисто выбрит, прядь волнистых волос спадала на левую сторону крутого лба. На нем отлично сидел военный костюм, с которым он никак не хотел расставаться. Этот костюм он сам скроил и сшил. Широкий пояс охватывал его располневшее тело. Сапоги были так начищены, что блестели, как китовая кожа.
В окно Лось вдруг увидел подходившие вельботы.
— Едут еще делегаты! — обрадованно воскликнул он.
Вместе с Осиповым он пошел встретить прибывающих гостей. Галька шумела под ногами, и небольшой ветерок доносил стук моторов.
— Смотри, смотри, Осипов! — удивленно вскрикнул Лось. — Это ведь моторная байдара! Вот это здорово! Это, друг мой, целая проблема.
На лице Осипова расплылась улыбка. Он молча, словно зачарованный, глядел на байдару.
— Гляди, гляди, она впереди вельботов мчится!.. Как же они присобачили мотор к коже? Вот интересно! — восторженно проговорил Осипов.
— Но что такое? Там еще вельбот на буксире! Откуда? И два мотора? Что они, сами, что ли, сделали мотор? — удивился Лось.
К берегу бежали жители селения, прибывшие делегаты, учителя, ревкомовцы и доктор Петр Петрович.
Было совершенно необычное зрелище. Байдара намного опередила вельботы и с ходу почти половиной корпуса вылетела на прибрежный песок. Лёк важно сидел за рулем и победно глядел на сбежавшуюся толпу.
Люди радостно здоровались, тряся и пожимая друг другу руки, как родные.
Здороваясь с Хохловым, Лось строго взглянул на него и недовольно сказал:
— Ты что, в шута превратился? Комедианничаешь?
Хохлов застенчиво провел рукой по блестевшей макушке, по космам, спускавшимся кругом головы, и сказал, показывая на Саблера, сидевшего в байдаре:
— План надо было провести, товарищ уполномоченный ревкома. Этот гад чуть не удрал в Америку.
Лось внимательно выслушал доклад Хохлова и приказал:
— Взять под стражу, и всех в разные комнаты!
Заметив Лёка, Лось радушно проговорил:
— Лёк, здравствуй! И ты приехал?
— Да, приехал. Приехал в гости к тебе.
— Очень хорошо!
Лёк лукаво посмотрел на Лося и тихо, как о самом сокровенном, заговорил:
— Много дней я думал о нашем разговоре. Помнишь, когда ты приезжал к Русакову и заходил в мою ярангу?
— Помню, помню. Об американских спичках мы с тобой говорили.
— Не в спичках дело, — вздохнув, сказал Лёк. — Огонь я могу добыть вертелом. Потру дерево о дерево, нагреется — и огонь будет. Мотор — вот штука! Его сам не добудешь. Долго я думал. Много думал. Посмотрел, посмотрел и решил пойти в артель. Я великий ловец, а пришлось отстать от обыкновенных охотников. От энмакайских баб отстал! Мотор обогнал меня. Ох, как обогнал! Я не захотел оставаться человеком, достойным насмешки, и пошел в артель. Но теперь у меня тоже есть мотор. Видел, как ходит моя байдара?
— Замечательно ходит! И ты правильно сделал, Лёк, что вошел в артель. Ты великий ловец, ты много трудишься, ты не какой-нибудь Алитет, который задарма забирал у охотников песцовые шкурки. Ты труженик, Лёк, и поэтому у тебя большой охотничий опыт. Ты хорошо знаешь жизнь, и люди должны слушаться тебя, — взволнованно говорил Лось.
Старик испытывал великое наслаждение оттого, что сам Лось был такого высокого мнения о нем. Но все же, не умаляя своего достоинства, Лёк сказал:
— Да, немножко жизнь я знаю. Ты говоришь, слушаться должны меня? переспросил он. — Да, слушаться меня надо. Я теперь председатель артели.
— Тебя выбрали в председатели? — удивился Лось.
— Да, я велел меня выбрать.
Лось еле заметно усмехнулся. Он был очень доволен, что Лёк примкнул к новой жизни. И в том, что Лёк так настроен, видел плоды своих трудов. Это давало большое удовлетворение, и Лось решил посвятить себя работе среди этого народа на долгие годы.
В ревком принесли зеленый сундук мистера Ника.
— Ну, Хохлов, открывай. Что в этой копилке? Смотрели? — спросил Лось.
— Нет, товарищ уполномоченный ревкома, некогда было, — ответил Хохлов и вытащил из кармана ключ, отобранный у Ника.
Звякнул замок, и милиционер открыл крышку.
— Ого! Да тут, кажись, золотишко валяется, — сказал он. — А в этом углу бумаги.
— Вынимай все, — сказал Лось.
— Только здесь, товарищ уполномоченный, ничего не разберешь. Не по-русски нацарапано.
— Клади, клади. Разберутся кому нужно.
— Карты… Э-э! А вот тетрадь, по-русски написано.
— Ну-ка, давай ее сюда. — И Лось нетерпеливо стал перелистывать тетрадь.
— Вот еще одна.
— Так это Дягилева тетрадь! — удивленно воскликнул Лось.
Хохлов и Русаков переглянулись. Лось побагровел.
— Еще вот такие же тетради, — подал милиционер. Но Лось не взял их и тревожно спросил:
— Как же они попали в этот сундук?
— А где моя записка? — вспомнил Русаков.
Хохлов вытащил записку Дягилева, адресованную Русакову, и подал Лосю.
Лось прочитал записку и, взявшись за голову, крикнул:
— Они же убили его! Бандиты!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.