На берегах Яузы
На берегах Яузы
Мы прошли «хитровские трущобы и богатенькие Серебряники» («Любовник Смерти») и увидели Яузу. Но, не прервись наша прогулка по бульварам, мы пришли бы сюда с Чистопрудного, следуя по Покровскому, а затем Яузскому бульварам. Оба они тоже фигурируют в «фандоринской серии». Эраст Петрович, не узнав ничего существенного от купчихи Спициной, «походкой понурой и разбитой… брел… вниз по Покровскому бульвару, где голубей, таких же упитанных и нахальных, как на Чистопрудном, кормили уже не дворянки, а купчихи». Покровский бульвар, с его липами и тополями, до наших дней сохранил атмосферу старой Москвы. Приятно, что даже выстроенный здесь новый комплекс класса «де люкс» выдержан в том же классическом стиле, — громоздить здесь очередной безликий небоскреб было бы настоящим преступлением. Сейчас это центр, а в конце XIX в. И. Ф. Горбунов определял подобные места как «московское захолустье». Мирную атмосферу не нарушало даже присутствие Покровских казарм.
А на соседнем Яузском бульваре Акунин поселил таинственную Смерть — «х-хитровскую Кармен», по определению Эраста Петровича. «Тоже и с улицы если посмотреть, домик был очень ничего себе. Раньше тут усадьба была, генерала какого-то, да в пожар выгорела, один этот флигелек остался. Небольшой, в четыре окна на бульвар». «На повороте с Покровского бульвара на Яузский Сенька привстал в пролетке и тут же обратно нырнул, вжался в сиденье.
— Вон ейный дом, — шепнул. — Только нельзя к ней сейчас. Трутся там двое, видите? Звать Дубина и Клюв, оба из Упыревой колоды. Увидят меня — беда», — читаем в «Любовнике Смерти». «Поворот» — сказано слишком сильно, бульвары перетекают один в другой плавно, почти по прямой. Зато Акунин дает нам интересную возможность отгадать, где именно жила Смерть. Это может быть сохранившийся под № 10 флигель старинного барского дома. Есть и другой вариант. В конце XVIII в. на левой стороне Яузской улицы, перпендикулярной Яузскому бульвару, находилась барская усадьба, сгоревшая в пожар 1812 г. и частично восстановленная в 1816 г. (№ 1–3 по Яузской улице). Все остальные особнячки на Яузском бульваре возведены не раньше того самого 1900 г., когда разворачиваются описанные в романе события.
Уместно будет вспомнить и еще об одном романтическом «акунинском» адресе. Это та самая «больница имени Медсантруда», в которой работала героиня «Шпионского романа» Надя. Как вы помните, «однажды… ноги сами собой вынесли» Егора к этой больнице. А волнующая встреча под лестницей при содействии «преданного органам» вахтера Петюрникова! Вот только неясно, с чего писатель взял, будто ноги вынесли Егора на Радищевскую улицу. В виду имеется, конечно, Верхняя Радищевская — Яузская улица как бы «перетекает» в нее. До 1919 г. Верхняя Радищевская называлась занята но: Верхняя Болвановская улица. То была память о стоявшей здесь в XVII–XVIII вв. Болвановской слободе. Ее жители, люди отнюдь не глупые, изготовляли формы для валяния фетровых шляп — «болваны».
Городская клиническая больница № 23, действительно носящая имя «Медсантруда», расположена в конце Яузской (№ 11) и у начала Радищевской улицы. Все же для сотрудника госбезопасности Дорина ошибка в адресе непростительна — уж Москву-то он должен был знать! А здание больницы, бывший особняк миллионеров Баташевых (начало XIX в., архитектор Р. Казаков), великолепно! Его стоит осмотреть, не поленитесь.
Там, где Яуза вливается в Москву-реку, протянулись Большой Устьинский (через Москву) и Малый Устьинский (через Яузу) мосты. Те инженерные сооружения, которые мы видим, не являются «современниками» Фандорина. Ему наверняка доводилось ходить по мостам с такими же названиями, возведенными в 1883 г. Но в 1938 г. оба моста снесены, и на их месте выстроили новые с теми же названиями. Возле одного из них, в «мутной воде… где плавает сор и в иле шевелятся жирные пиявки» закончился жизненный путь «Офелии, то есть собственно Александры Синичкиной» — девушки-медиума, обольщенной и затравленной психопатом Просперо. «Самое омерзительное в этой истории даже не убийство, а то, что, уже приговорив девочку к смерти, вы предварительно решили попользоваться ее полудетским телом», — гневно бросает Фандорин в лицо убийце.
После того как «дож» «клуба самоубийц» «Любовники смерти» оставляет на окне ее комнаты зловещее послание, девушка, совершенно по-шекспировски «даже башмаки переменить не успев», бросается в Яузу. «Ее нашел лодочник. Она зацепилась краем платья за опору Устинского моста, где Яуза впадает в Москва-реку. Так и покачивалась там, в мутной зеленой воде. Распущенные волосы, словно водоросли, струились, колеблемые течением» («Любовница смерти»).
Снова вернемся на Кулишки. Нам предстоит знакомство с Солянкой. В романах, посвященных собственно Эрасту Петровичу, эта улица упоминается лишь мимоходом: Фандорин, отправляющийся на встречу с Ахимасом, «сворачивает на Солянку» («Смерть Ахиллеса»); сбежавший от Зота Ларионыча Сенька Скориков, неприкаянно бродящий по городу, старается «от улицы Солянки держаться в стороне» («Любовник Смерти»), а вскоре, «отправившись к Смерти искать своего счастья», «слез с извозчика на углу Солянки»; наконец, в том же романе направляющийся в гости к Смерти Фандорин, предупрежденный Сенькой Скориковым о расхаживающих возле домика девушки бандитах, «наклонился, тронул извозчика за плечо:
— Проезжайте за угол, остановите на Солянке».
Если считать московские улицы полноправными героями книг Акунина, получается, что Солянка — «актриса второго плана». Зато в романе «Внеклассное чтение», повествующем о внуке Эраста Петровича сэре Николасе, эта улица — место завязки событий, так что у нас с вами все же есть причина повнимательнее присмотреться к ней. Согласно тексту «Внеклассного чтения», именно здесь располагался офис фирмы «Страна советов», главным украшением которого был «старинный портрет какого-то царского чиновника в вицмундире», — не требуются пояснения, чтобы понять, кого именно. Значит, Эраст Петрович в какой-то мере тоже присутствовал здесь.
В «Шпионском романе» другой потомок Фандорина — Егор — проходил по Солянке, чтобы увидеть встречу своей возлюбленной с «Маргулисом-Моргулисом».
Воспитательный дом
Солянка, как и многие улицы на окраинах Белого города, зародилась в древности как дорога от Москвы на Владимир, Рязань и Коломну. Когда обступившие Первопрестольную слободы начали трансформироваться в городскую застройку и дороги стали улицами, Солянка шла от самых Варварских ворот (сейчас ее начальный отрезок выделен в Солянский проезд). Несмотря на то что Солянка проходила по Кулишкам, ее ближайшие окрестности носили самостоятельные названия: местность, прилегающая к западной стороне улицы, именовалась Васильевским лугом, а ближе к течению Рачки начинались Мыльники — скопище бань-«мылен».
В XVII в. Васильевский луг был застроен. В 1712 г. сюда из Гранатного переулка был перенесен так называемый Гранатный двор — склад хранения боеприпасов. Но уже в 1764 г. ради вполне понятной предосторожности его перенесли еще дальше от густонаселенных районов, в «Пороховые погреба» Симонова монастыря. К 1772 г. на его месте построили Воспитательный дом — приют для незаконнорожденных детей и сирот. Нарядный фасад дома в стиле классицизма выходит на Москворецкую набережную; с Большого Устьинского моста он хорошо виден. А на Солянку обращены въездные ворота, украшенные фигурами скульптора И. Витали, символизирующими Милосердие и Воспитание (1835 г.). Для своего времени Воспитательный дом был передовым и крайне необходимым городу учреждением. Туда не только принимали подкидышей, при нем имелось «секретно-родильное отделение», куда могли обратиться перед родами незамужние женщины. Питомцы Воспитательного дома получали начальное образование и обучались ремеслам. В 1826 г. при нем образовали курсы для детей бедняков — ремесленную школу, а затем и «классические классы», готовившие мальчиков из бедных семей к поступлению на медицинский факультет Московского университета. Для девочек имелись повивальный институт и «французские классы».
Конечно, не все было так уж благостно: по Москве ходили упорные слухи о том, что дирекция Воспитательного дома расхищает пожертвования, которые делали горожане на содержание сирот. На эти, скорее всего, небезосновательные рассказы намекает в «Азазеле» Ахтырцев, урезонивающий Кокорина, который выражает желание, чтобы после самоубийства его деньги пошли «на детей, сирот каких-нибудь, Воспитательному дому»: «Меня злость взяла. Разворуют твой миллион в Воспитательном, говорю».
Сразу после революции Воспитательный дом у сирот отобрали, учредив в нем Дворец труда. Но это продолжалось недолго. С 1938 г. в здании помещается Военная академия, так как современным требованиям, предъявляемым к детским учреждениям, бывший Воспитательный дом, конечно, не отвечает.
А в далеком XVIII в. весть о благородном начинании москвичей разлетелась по всей Российской империи. Сироток в Москву порой привозили издалека. Само его название стало нарицательным. Вот и Данила Фондорин, увидев на пороге своей лесной избушки маленького Митридата, восклицает: «Это еще что за аппариция? Подкидышей мне только недоставало! Что я вам, Воспитательный дом?» («Внеклассное чтение»). Упоминается Воспитательный дом и в «Ф. М.».
Но своим названием улица обязана другому государственному учреждению — царскому Соляному двору, появившемуся здесь в XVII в. На Соляном дворе хранилась и продавалась соль — торговля ею вплоть до 1733 г. была царской монополией.
Конечно, было бы очень соблазнительно, подобно баронету Фандорину, «пропутешествовать во времени» и представить, как выглядел Васильевский луг в «восемнадцатом столетии», картины которого рисует перед читателем «Внеклассное чтение». «Кремль, церкви и массивный параллелепипед Воспитательного дома стояли плотными, непрозрачными утесами, а вот остальные дома едва приметно подрагивали и позволяли заглянуть внутрь себя. Там, за зыбкими, будто призрачными стенами, проступали контуры других построек, приземистых, по большей части деревянных, с дымящими печными трубами. Машины же от пристального разглядывания и вовсе почти растаяли, от них осталась лишь переливчатая игра бликов на мостовой.
Николас посмотрел себе под ноги и увидел внизу, под стеклянным полом, крытую дранкой крышу, по соседству, в ряд, другие такие же, еще острый верх бревенчатого частокола. Это амбары с солью, догадался магистр истории. Задолго до того как в начале двадцатого века Варваринское товарищество домовладельцев выстроило многоквартирную серокаменную махину, здесь находился царский Соляной двор. Неудивительно, что в этих каменных теснинах ничего не растет, — земля-то насквозь просолена. Тут Фандорин разглядел у ворот Соляного двора часового в тулупе и треугольной шляпе, на штыке вспыхнул отблеск луны. Это уж было чересчур, и Николас тряхнул головой, отгоняя не в меру детальное видение».
Действительно, в 1915 г. на месте бывшего Соляного двора возникли многоквартирные корпуса в стиле неоклассицизма, принадлежавшие Варваринскому обществу домовладельцев (реальное название организации). «Дом номер один по улице Солянке раскинулся чуть не на целый квартал, был он с несколькими дворами и множеством подъездов» («Внеклассное чтение»). Здесь, в «офисе 13-а», и поместил Акунин офис сэра Николаса.
Там, где Солянка смыкается с нынешним Яузским бульваром, некогда находились Яузские ворота Белого города. В «Алтын Толобас» фон Дорн «до Каменных Яузских ворот доскакал в десять минут, а там уж начиналась и черная Семеновская слобода. От нетерпения, от радостного предвкушения не хватало воздуха, так что дышал не носом — глотал морозный воздух ртом».
В конце XVIII в. на месте снесенной стены возник Яузский бульвар, а там, где стояли ворота, образовалась площадь, по традиции, одноименная. И сейчас мы можем, при желании, постоять на площади Яузских ворот, вспоминая далекое прошлое столицы — и романы Б. Акунина.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.