Западная политика Александра Ярославича до 1246 г. Невская битва и Ледовое побоище
Западная политика Александра Ярославича до 1246 г. Невская битва и Ледовое побоище
Александр с детских лет жил в Новгороде. Его отец долгое время был новгородским князем, причем таким, который 4 раза уходил из Новгорода и враждовал с ним, но потом стороны мирились. С именем Ярослава связан ряд громких побед Новгорода над крестоносцами. Вырастая в такой атмосфере, Александр, конечно, прекрасно ориентировался в политической обстановке русского севера, что потенциально делало его удачным претендентом на новгородский стол. Дважды в отрочестве с 1228 по 1233 г. Александр и его старший брат Федор были символическими наместниками отца на новгородском столе. После смерти Федора (1233) Александр остался единственным наместником.
Начало его самостоятельного княжения в Новгороде, видимо, стоит отнести к 1238 г. Тогда Батыево нашествие уже обрушались на Северо-Восточную Русь, опустошив Рязанское и Владимиро-Суздальское княжества. Отец Александра, занимавший с 1236 г. киевский трон, был вынужден покинуть Юг Руси и вернуться на родину. Ярославу Всеволодовичу, как и большинству его сыновей, удалось в 1237–1238 гг. избежать военного столкновения с монголами. Без его участия пала столица его удела Переяславль-Залесский, была взята Тверь, где погиб его сын, не названный летописью по имени. Не было князя и в битве на р. Сити, где 4 марта 1238 г. полегли остатки некогда могучих владимиро-суздальских полков. Смерть на Сити его старшего брата Юрия Всеволодовича сделала Ярослава великим князем Владимиро-Суздальским. В 1243 г. мы застаем Ярослава в ставке Батыя, который дал ему ярлык «старейшего князя» всей Русской земли. Ясно, что Ярослав уже не мог постоянно лично участвовать в новгородских делах.
С 1238 г. и до 1246 г. мы видим на новгородском столе именно Александра. В эти годы степень владимиро-суздальского влияния на Господин Великий Новгород невелика. Батый взял в 1238 г. новгородский пригород Торжок, но до самого Новгорода не дошел 90 верст. Испугавшись приближения весенней распутицы, которая превратила бы северные болота и леса в непроходимые для конницы топи, степной завоеватель ушел на юг. Военные поражения в 1237–1241 гг. большинства русских земель заставили их правителей думать о том, как правильно сориентироваться в новых реалиях. Новгород был предоставлен сам себе. Новгородские горизонты формировали тогда и линию поведения молодого князя Александра.
Отражение немецкой и шведской агрессии Александром Невским (1239–1245)
Очевидно, новгородскими интересами был обусловлен и брак юного Александра (он родился самое раннее в 1220 г.). Княжеские браки всегда выступали способом заключения политических союзов или компромиссов. В 1239 г. Александр женился на княжне Александре — дочери полоцкого князя Брячислава, а первый свадебный пир («каша») был устроен в Торопце, столице одного из уделов Смоленской земли. Полоцкие князья, утратившие в результате крестоносной экспансии своих данников в бассейне Западной Двины, могли стать союзниками Новгорода в деле отражения наступления ордена. Смоленские князья, включая торопецких, в прошлом часто были конкурентами владимиро-суздальских в борьбе за новгородский стол. Силы Смоленской земли не были подорваны Батыевым нашествием (завоеватель в 1238 г. прошел лишь по окраинам этого княжества). Установление дружеских отношений со смоленскими князьями гарантировало тыл и давало возможность надеяться на союз со Смоленском в борьбе Новгорода как с рыцарями и Литвой, так и с возможным наступлением монголо-татар на новгородские владения.
Многие историки полагают, что матерью Александра являлась дочь знаменитого торопецкого князя Мстислава Удалого Феодосия. Если это было действительно так, а «каша» в Торопце подтверждает данную гипотезу, то наладить дружественные отношения со Смоленском Александру было проще.
Забегая вперед, отметим, что создать прочный новгородско-полоцко-смоленский союз не удалось, ибо это не приносило бы пользы Владимиро-Суздальскому княжеству. Союз имел бы не только, а возможно и не столько антирыцарскую окраску, сколько антиордынскую. Полоцкая земля, не тронутая Батыем в момент нашествия, так и осталась Белой, т. е. независимой от Орды. В гораздо меньшей по сравнению с Владимиро-Суздальской и Рязанской землями зависимости была Смоленщина. После объединения Западной Руси и Литвы во времена Гедимина и его сыновей Ольгерда и Кейстута литовско-русская держава вплоть до 1380 г. вела наступательную антиордынскую политику, завершившуюся разгромом татарских войск в 1362 г. у Синих Вод и переходом земель Южной Руси к Великому княжеству Литовскому и Русскому.
Владимиро-Суздальское княжество, превратившееся в великое княжение Владимирское, не имело никаких шансов присоединиться к названному союзу и избежать при этом очередной монголо-татарской рати. Новый погром и разорение были обеспечены, а шансов не только возглавить потенциальный антиордынский союз, но даже сыграть в нем значительную роль у Владимира на Клязьме не было. Все это поставило бы крест на давних амбициях великих владимиро-суздальских князей быть одними из главных лидеров русского геополитического пространства. Вынужденный компромисс с Золотой Ордой, заключающийся в признании зависимости Великого княжения Владимирского от Сарая, давал больше шансов на восстановление экономических и военно-политических ресурсов, а следовательно, сохранялся и шанс вернуть себе гегемонию в мире русских альтернатив. Эта перспектива должна была значить для Ярослава и его сыновей больше, чем интересы Новгорода, Полоцка и Смоленска вместе взятых.
Вернемся, однако, к действиям Александра в Новгороде. Сотворив вторую свадебную «кашу» в Новгороде, он в том же 1239 г. отправился строить военные укрепления по р. Шелони, т. е. в новгородско-торопецком пограничье, подвергавшемся нападению литовских отрядов.
А 15 июля 1240 г. мы застаем князя уже в битве на Неве. Летом 1240 г. шведы вторглись в новгородские границы. К сожалению, Новгородская летопись чрезвычайно скудно осветила русско-шведское столкновение 1240 г., сообщив нам, что князь Александр со своей дружиной и новгородским отрядом бился со шведами на Неве и победил их. Другие подробности историки могут черпать только из жития князя Александра («Повесть о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра Невского» — известно 13 редакций произведения), которое было написано после канонизации князя как местного владимирского святого в конце XIII в. То есть много лет спустя после его смерти в 1263 г. Достоверность многих сведений такого источника может вызывать сомнение.
Александр Невский. Художник Н. Рерих
Однако, не имея других источников, приведем рассказ жития.
Мы узнаем, что шведы вошли в Неву на 55 кораблях и высадились на берег в месте впадения в Неву реки Ижоры. Предводитель шведов послал к Александру сказать: «Если можешь противиться мне… то вот я уже здесь и пленю землю твою». Житие князя Александра и русские летописи не называют имени предводителя шведов. Есть только один источник, который сообщает, что предводительствовал шведскими рыцарями ярл Биргер[3]. Это составленное в Новгороде в конце XIV — начале XV в. публицистическое сочинение «Рукописание Магнуша»[4]. Однако по шведским и другим иностранным источникам известно, что в момент Невской битвы Биргер находился в другом месте и никак не мог принимать участия в сражении с новгородцами во главе с князем Александром. К тому же Биргер в 1240 г. еще не был ярлом.
От старейшины Ижорской земли Пелгуя (Пелгусия) Александр знал о месторасположении шведского лагеря. Знал князь и о чудесном видении Пелгую. Видел старейшина чудную ладью, где гребцы были скрыты туманом, а стоящие в ладье святые князья Борис и Глеб обещали помочь «сроднику своему» Александру. О видении князь Александр запретил старшине говорить кому-либо. Сам же, взяв свою дружину и новгородский отряд, быстро и скрытно прибыл к устью Ижоры.
Утром 15 июля русские неожиданно атаковали противника и обратили его в бегство. В ходе боя князь Александр сразился с предводителем шведов («Биргером») и наложил «печать» на его лицо, т. е. ранил в лицо. За победу над шведами в Невской битве князь Александр и получает прозвище Невский.
Житие Александра Невского рассказывает и о подвигах 6 русских воинов. Дружинник по имени Таврило Алексии, преследуя шведов, въехал по сходням на корабль. Его вместе с конем сбросили в воду, но он остался цел и «бился с самим воеводой посреди их войска». Новгородец Сбыслав Якунович «бился одним топором, не имея страха в душе своей», и положил много врагов. Ловчий князя Яков-полочанин отвагой своей заслужил похвалу князя. Пеший отряд новгородца Миши потопил 3 неприятельских корабля. Княжеский отрок Савва пробился к «златоверхому» шатру шведского предводителя и подсек центральный столб. А слуга Александра Ратмир один сражался с обступившими его врагами и умер от множества ран.
Стоит обратить внимание, что в житии хоть и перечисляются подвиги Александра и его воинов, но главный акцент сделан на чудо: об этом говорит и видение Пелгусию и чудесный факт, что основная часть погибших шведов была обнаружена на другой стороне Ижоры, где русских воинов не было. Это обстоятельство средневековый читатель легко истолковывал как «помощь святых Бориса и Глеба».
В житии Александра Невского сражению придан эпохальный характер, ибо дело идет о защите православной веры от «римлян», как называет автор жития шведов. Именно в такой эпохальной трактовке через житие святого благоверного князя Александра Невского и вошла Невская битва в историческую память населения сначала Владимиро-Суздальской, а потом и Московской Руси XIV–XVII вв. Это неудивительно, ведь Александр был великим князем Владимирским в 1252–1263 гг., а его младший сын Даниил стал родоначальником великих князей Московских.
Для духовного лица, автора жития, «римляне» казались опаснее ордынцев. Последние, хотя и грабили церкви и убивали православных в ходе Батыева нашествия и карательных ратей, но не притесняли православную церковь как общественно-культурный институт. Более того, духовенство было единственной социальной группой русского населения, которая была освобождена ханами от дани. Батый и его преемники позволили основать в пределах самой Золотой Орды русскую православную епархию. На воззрения русского духовенства воздействовали и несчастья греческих собратьев по вере, а, как известно, большинство русских митрополитов, назначаемых на киевскую, а потом на владимирскую кафедры, были родом греки, болгары или сербы. Четвертый крестовый поход завершился в 1204 г. захватом Константинополя западными крестоносцами. Византийцы полстолетия отвоевывали назад свою столицу и империю. Это обстоятельство еще более ожесточило православных во всех концах света против «римлян». Монголы же между тем оказались союзниками византийцев по борьбе с турками-сельджуками.
Но вернемся к событиям 1240-х гг. Судя по Новгородскому летописанию, новгородцы, современники битвы Александра со шведами, оценили его талант военачальника, но не придавали победе того вселенского масштаба, которое дано в житии. Вскоре после невской победы князь Александр повздорил с новгородцами, и ему «указали путь из города». Князь уехал к отцу в Переяславль-Залесский.
Практический вывод, который извлекли из невской победы новгородцы, был, на наш взгляд, таков. Новгород, несмотря на жесткую борьбу с орденом и шведами, оставался самым связанным с Западной Европой уголком Руси. Новгородская торговля с Западом своими промысловыми и восточными транзитными товарами оставалась для Новгорода в 1230 — 1240-е гг. главным источником его процветания и самобытности. Посредниками в данной торговле выступали готландские, а потом северо-германские купцы, прибывавшие в Новгород Невским коридором, который как раз и находился в Ижорской пятине, где развертывается Невская битва. Захват шведами невского коридора лишал Новгород самостоятельного выхода в Западную Европу, чем создавал смертельную угрозу северо-русской экономике, а вслед за ней и политической независимости Новгорода. Поход шведов 1240 г. явился первой попыткой кого-либо посягнуть на «новгородское окно в Европу».
Князь Александр Ярославич первым из новгородских князей продемонстрировал, каким должен быть адекватный ответ на подобную агрессию, и тем определил дальнейшую политику новгородцев в данном регионе вплоть до падения Новгорода в 1478 г. Кстати, Александр показал, что сил, которыми располагал Новгород и его приглашенные князья, вполне достаточно, чтобы достойно отражать шведскую агрессию от новгородских границ.
Источники не позволяют нам точно знать, в чем состояла ссора князя-победителя с новгородцами, последовавшая вскоре после того, как Александр и его воинство под звон колоколов и ликование народа вернулись в Новгород. Можно лишь предположить, что князь настаивал на каких-то новых военных предприятиях, а новгородцы полагали войну законченной и оценили настойчивость Александра как вмешательство в их «вольности», в частности, право самим определять внешнюю политику. Александр с семьей и дружиной покинул Новгород.
Между тем в то же лето пришли в активность крестоносцы и началась Новгородско-ливонская война 1240–1242 г. В это время Орден меченосцев уже канул в Лету. 9 февраля 1236 г. Папа Григорий IX призвал меченосцев к крестовому походу на языческую Литву. 22 сентября 1236 г. меченосцы были разгромлены литовцами в Шауляйском сражении. В этой битве пали магистр Волгуин фон Намбург (Фольквин фон Винтерштаттен) и большинство братьев-рыцарей.
Однако в 1237 г. орден был воссоздан под названием Ливонского по приказу Папы Римского — как филиал Тевтонского ордена (но на деле ливонцы были абсолютно самостоятельны). В 1240 г. ливонские рыцари во главе военных отрядов из подчиненных им городов Юрьева и Медвежей Головы направились к Изборску. Союзником крестоносцев выступил русский князь Ярослав Владимирович, изгнанный некогда из Пскова. Псковичи встретили неприятелей у Изборска, но битву проиграли, их воевода Гаврила Бориславич был убит, многие псковичане пали, других взяли в плен, за третьими гнались до самого Пскова, где подожгли посад, а запершихся в Кроме псковичей осаждали целую неделю. Взять город ливонцы не смогли и ушли. Но вскоре посадник Твердило Иванкович убедил псковитян пустить немцев в город. Часть псковских бояр, недовольных этим решением, бежали с семьями в Новгород. Меченосцы и чудь вместе с людьми Твердилы Иванковича принялись воевать новгородские села.
Позиция псковичей отнюдь не так неожиданна, как может показаться неосведомленному в псковско-новгородских противоречиях наблюдателю. Псков в XIII в. еще пригород Новгорода, но там уже давно существует собственный княжеский стол, на котором чаще всего сидят либо враждебные Владимиро-Суздальскому княжеству князья, либо князья, независимые от него. Псков явно тяготится зависимостью от «старшего брата» Новгорода и стремится к независимости. Псковичи часто находили общий язык с крестоносцами, выступали их союзниками в совместных походах на языческую чудь и литву. Например, в ходе знаменитого набега меченосцев на Литву в 1236 г., закончившегося громкой победой литовцев и гибелью магистра Волквина, на стороне рыцарей бился и почти весь полег псковский отряд в 200 бойцов. Лишь два десятка псковитян вернулись тогда домой.
О возможности не только войны с схизматиками, но и компромисса с ними помышлял порой и Святой престол. Еще до вторжения монголов Папы Иннокентий III и Григорий IX обращались с буллами к Руси. Правда, как воззвания Иннокентия III к русским мирянам, так и булла Григория IX к великому князю Юрию Всеволодовичу Владимиро-Суздальскому остались без взаимности.
Сделав Псков и Изборск своими базами, ливонские рыцари зимой 1240–1241 гг. вторглись в новгородские владения чудь и водь, опустошили их, обложили жителей данью. В Тесове и Копорье рыцари принялись строить собственные крепости. На севере они дошли до Луги и осмелели до того, что грабили на дорогах в 30 верстах от Новгорода. Одновременно с рыцарями, хотя и совершенно независимо от них, в новгородские волости стали совершать набеги литовцы.
В интересах Новгорода было не допустить союза псковичей с немцами. Стоит ли говорить, что князья Владимиро-Суздальской Руси вполне разделяли позицию новгородцев в этом вопросе. Поэтому, несмотря на ссору своего старшего сына Александра с Новгородом, великий князь Ярослав Всеволодович откликнулся на просьбу новгородцев о помощи. Вместе с дружиной к ним выехал второй великокняжеский сын — Андрей. Однако новгородцы всегда отличались прагматизмом, поэтому они послали к Ярославу новое посольство во главе с архиепископом Спиридоном, умоляя послать к ним на княжение именно Александра. Ярослав послал сына, и в начале 1241 г. князь Александр был уже в Новгороде.
Весной 1241 г. Александр Ярославин во главе своей дружины и новгородского ополчения взял Копорье. Крепость срыли, пленных рыцарей отправили заложниками в Новгород, а служивших у них воинов из чуди и води повесили.
Зимой 1242 г. Александр вместе с братом Андреем, приведшим из Владимиро-Суздальской земли ополчение, захватил Псков. Затем русские войска двинулись в земли ордена. Ливонцы, собрав все свои силы, выступили им навстречу. Авангард русского войска вскоре попал в засаду и был уничтожен. Александр отвел свои полки из ливонских границ и встал на Узмени, узкой протоке, соединяющей Чудское и Псковское озера, у Вороньего камня (островка-утеса, ныне скрытого водой Чудского озера) [5].
Немецкие крестоносцы строились обычно в боевой порядок, известный под названием «кабаньей головы». Это была узкая, но довольно длинная колонна. По бокам ее двигалась рыцарская тяжеловооруженная конница, а во главе находился клин из нескольких сужающихся к переду рядов наиболее опытных и закаленных в боях братьев-рыцарей. В центре колоны находилась пехота из финно-угорских кнехтов, которым в бою отводилась второстепенная роль. Мало какому противнику удавалось выдержать удар «кабаньей головы».
Зная об этом, Александр Ярославин основные свои силы разместил на флангах. Здесь находились тяжеловооруженные пешие новгородские полки. В центре же стояли владимиро-суздальские ополченцы. За полком левой руки в засаде находились конные дружины Александра и Андрея Ярославичей. Впереди всех встали лучники, а сзади русского воинства, возле крутого берега, были поставлены скованные цепями сани обоза, так что и бежать было невозможно, и рыцарям не проехать.
Сражение произошло 5 апреля 1242 г. на льду озера. Ливонцы пробили русский центр и закружились перед санями. С флангов их стали сжимать полки правой и левой руки. «И была сеча жестокая, и стоял треск от ломающихся копий и звон от ударов мечей», и все замерзшее озеро покрылось кровью, отметил летописец. В ряде мест весенний лед проломился, и тяжелые рыцари, доспехи которых весели до 70 кг, пошли на дно. Крестоносцы начали отступление, которое переросло в бегство, когда в бой вступили княжеские дружины. Победа осталась за русскими. Пленных рыцарей босыми и с непокрытыми головами вели пешком подле их коней до Пскова, захваченных в плен ландскнехтов казнили.
Монгольские воины. Фрагмент картины И. Билибина «Изгнание хана Батыя»
Ливонская «Рифмованная хроника» утверждает, что в Ледовом побоище погибли 20 братьев-рыцарей и 6 попали в плен. Хроника Тевтонского ордена «Die jungere Hochmeisterchronik» сообщает о гибели 70 братьев-рыцарей. Эти потери не учитывают павших светских рыцарей и прочих орденских воинов. В Первой Новгородской летописи потери противников русских представлены так: «и… паде чюди бещисла, а Н?мець 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ».
Поражение в сражении на Чудском озере заставило Ливонский Орден просить о мире: «Что зашли мы мечом… от того всего отступаемся; сколько взяли людей ваших в плен, теми разменяемся: мы ваших пустим, а вы наших пустите». За город Юрьев (Дерпт) орден обязывался выплачивать Новгороду «юрьеву дань». И хотя война 1240–1242 гг. не стала последней между новгородцами и крестоносцами, сферы их влияния в Прибалтике не подвергались заметным изменениям в течение трех веков — вплоть до конца XV в.
Отношения Пскова с немцами по ходу этих веков ожесточались. Псков в XIV в. получил независимость, но остался в контексте новгородско-владимирских представлений об отношениях с орденом.
В итоге олицетворенная в действиях князя Александра линия владимиро-суздальского понимания позиции Новгорода и Пскова в отношениях с западными соседями взяла верх.
Прием Александром Невским папских послов в Новгороде. Художник Г. Семирадский
Автор же «Повести о житии благоверного князя Александра Невского» придает действиям князя религиозную окраску, вкладывая в его уста следующие слова: «О, невежественные псковичи! Если забудете это до правнуков Александровых, то уподобитесь иудеям, которых питал Господь в пустыне манною небесною и перепелами печеными, но забыли все это они и Бога своего, избавившего их от плена египетского!» На первом плане мы видим опять призыв не забывать «Бога своего». Мотив верности православной вере, не допускающий компромисса с «римскими еретиками», заслоняет все прочие резоны деятельности святого Александра Невского. Но остается кое-что и от реального воителя-князя. Надо обратить внимание на упоминание о «внуках Александровых»: несмотря на все новгородские и псковские вольности, суздальский князь упорно отстаивает претензии своего рода на постоянное присутствие и участие в северных делах.
Однако князь Александр Ярославич был не только решительным и часто беспощадным воеводой. Ему была свойственна и гибкость дипломата, вытекающая из правильного понимания политических реалий Новгородской земли и ее внешнеполитических интересов. Участвовавшего в войне на стороне Ливонского ордена князя Ярослава Владимировича мы вскоре встречаем замирившимся с Новгородом. Он сидит князем в новгородском пригороде Торжке.
В отечественной историографии традиционно придается большое значение Ледовому сражению как значительному успеху новгородской и — в целом — русской внешней политики. Ряд современных исследователей склонен считать такую оценку завышенной. Российский историк И. Н. Данилевский и английский историк Дж. Феннел полагают, что масштабы битвы были невелики, а деятельность князя Александра в войне 1240–1242 гг. мало отличалась от действий его предшественников и преемников в отношении экспансии крестоносцев.
Окончательно Ливонский орден будет разгромлен — вплоть до прекращения своего существования — только Иваном Грозным.