На пенсии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На пенсии

Нам, простым смертным, трудно себе представить состояние человека, находящегося на вершине власти и в одночасье сброшенного вниз, его переход от беспрекословного повеления всеми до такого же беспрекословного подчинения тем, коими он повелевал. От такого перехода ломается человек, случаются инфаркты, пропадает интерес к жизни. Хрущев устоял под ударами судьбы. Однако сила духа была подорвана. Он часами мог сидеть неподвижно, уставясь в одну точку, думая о чем-то своем, а потом вдруг, спохватившись, заявлял, что ему срочно нужно в Кремль, так как там без него не смогут решить тот или иной вопрос. Его успокаивали, и он опять садился в кресло на прежнее место. На его глазах появлялись слезы. Моральные муки были страшнее физической боли. Только сейчас он понял, каким страданиям он подвергал Маленкова, Кагановича, Молотова, Жукова…, когда освобождал их со всех постов и высылал из Москвы.

Говорят: время лечит. Благотворно оно подействовало и на Никиту Сергеевича. Боль притупилась. Но появилась нестерпимая злость на своих обидчиков– Брежнева, Подгорного, Шелеста… Он не мог понять, как это они могли его переиграть. Он более двадцати лет, прикидываясь простачком, водил Сталина за нос, переиграл самого Берию, а здесь…

Чтобы отвлечься от этих мыслей, он стал искать хоть какое-то занятие. Решил заняться фотографией. Однако скоро бросил это дело. Им можно было заниматься в Юзовке в двадцатых годах, а сейчас… Нет, фотодело– не для него.

В начале 1965 года семье Хрущева предложили переселиться на новую дачу недалеко от поселка Петрово-Дальное (москвичи добираются в этот район автобусом от станции метро «Сокол»). Новое жилище сильно уступало прежним резиденциям Хрущева, но оно имело и важное для Никиты Сергеевича преимущество – большой земельный участок.

Там Хрущев пытался заниматься выращиванием помидоров, капусты, картофеля. Однако и это его не привлекало. Он не мог привыкнуть к своему положению… Мечтал вернуться к власти и представлял, как он отомстит своим обидчикам, но скоро понял, что это невозможно и стал больше думать о прожитой жизни. Ему было что вспомнить. Он живо представлял тысячи людей, которых он включал в расстрельные списки и носил эти списки на подпись к Сталину. В их числе находились и хорошо ему известные и преданные партии коммунисты. Они были не врагами, а жертвами показной хрущевской бдительности. Пока он был у власти, об этом не говорили, а вот сейчас… При одной этой мысли его бросало и в жар и в холод. Он пытался упредить всякие разговоры на эту тему и все приписать Сталину и его окружению. Себя он решил выделить из их числа и сказать, что ничего об этом знать не знал и ведать не ведал. Частично он уже это сделал в докладе на XX съезде партии. Но этого он считал мало. Надо закрепить эту мысль прямым обращением к потомкам.

Так родилась идея подготовки собственных мемуаров. К этому его подталкивало и то обстоятельство, что он увидел, как новая власть пыталась реабилитировать Сталина и защитить от его нападок. Не нравилось Хрущеву и то, что о нем забыли и нигде не говорили и даже не упоминали. Словно и не жил, и не руководил страной и партией в течение десяти лет. Говорили о безымянном волюнтаризме, но все знали, кто такой главный волюнтарист. Он стал слушать иностранные радиопередачи на русском языке. Ловил «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкую волну», глушить которые перестали по его же инициативе. Но тогда о нем говорили много, нахваливали за смелость критики сталинского режима. Он радовался. Сейчас голоса молчали. Ничего не писали о нем и авторы мемуаров, опубликованных после 1964 года, хотя они стали много и охотно писать о своих встречах и беседах со Сталиным. Если же речь шла о Хрущеве, то он превращался в анонимного «секретаря ЦК». Это еще больше укрепило его желание написать собственные мемуары.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.