Тайны «секретного» доклада

Тайны «секретного» доклада

У каждого человека есть свой звездный час – время, когда он достигает желаемого. Хрущев считал своим звездным часом XX съезд партии, состоявшийся в 1956 году, где он выступил с докладом «О культе личности».

Это был первый съезд после смерти Сталина. Хрущев впервые почувствовал себя свободным и раскованным, свобода придавала ему смелости, всю работу съезда он взял в свои руки. Он открывал съезд, делал доклад– два доклада – и он же закрывал его– такого не было в практике проведения съездов. Во время прений он перебивал выступающих (такое также было впервые), бросал реплики, сыпал шутки-прибаутки, которые не всегда были уместны, но делегаты принимали их доброжелательно.

Правда, Никита Сергеевич понимал – его поведение не нравилось членам Президиума, но это его не смущало. «Ничего, – думал он, – пусть привыкают. Они еще не знают, какой я приготовил сюрприз».

Став Первым секретарем правящей коммунистической партии, Никита Сергеевич сразу же ощутил свое всевластие и свою исключительность, теперь те, перед кем он еще вчера заискивал и унижался, становились как бы его подданными. Он никого не считал равным себе. К Сталину, который никогда не принимал его всерьез (Хрущев это чувствовал интуитивно), а однажды даже назвал придурком, у него был особый счет. Тогда Никита Сергеевич сделал вид, что не обиделся, а вот сейчас, когда он сам взобрался на вершину власти, в его душе зрела злоба. Он ненавидел Сталина и жаждал с ним поквитаться.

Сразу же после смерти Сталина соратники стали поговаривать, что при его жизни они много делали не то и не так, а просто старались угодить своему патрону – и, естественно, натворили много всякой всячины, которая рано или поздно вскроется. Лучше всего обойти острые углы, касающиеся их лично, и всю вину свалить на покойного вождя. Ему, мол, теперь все равно, а нам жить, и нужно быть белыми и пушистыми. Так мало-помалу родилась мысль о культе личности Сталина. Первым об этом заговорил Берия. Эту идею подхватили Маленков и Хрущев. Обсуждали ее в узком кругу и не выносили, как говорится, сор из избы, учитывая, что в создании культа личности они играли довольно неприглядную роль и не раз и не два вводили Сталина в заблуждение. После долгих взвешиваний «за» и «против» решили хорошо подготовиться к этому вопросу, а потом обсудить его на пленуме.

С таким решением согласился и Никита Сергеевич. Однако он был, что называется, себе на уме. Он понимал, что, разоблачая культ личности, можно приписать все свои прегрешения Сталину, отомстив ему за свое низкопоклонство и одновременно приумножить политический капитал. Словом, одним выстрелом, как говорится, убить двух зайцев. Не откладывая дело в долгий ящик, он втайне поручил секретарю ЦК КПСС Петру Поспелову подготовить доклад о культе личности Сталина.

Петр Николаевич привлек к работе еще группу доверенных лиц. Никита Сергеевич лично следил за подбором материалов, делал замечания и соответствующие надиктовки. Попытки Поспелова вставить что-то положительное о Сталине он сразу же пресекал.

– Это все всем известно, – говорил он, – ищите факты злоупотреблений и тут же подсказывал, где их можно найти.

Работа была не из приятных: что-то находили, что-то искажали, что-то подтасовывали. Наконец, доклад удовлетворил Никиту Сергеевича. Он его отпечатал в строжайшей тайне от своих соратников, размножил в тридцати экземплярах, спрятал их в сейфе, а один экземпляр принес домой. Он не доверял членам Президиума, а хотел посоветоваться с женой.

– Вот, – сказал он, – посмотри, оцени и скажи, что ты думаешь по этому поводу.

Нина Петровна была политически лучше подготовлена, чем Никита Сергеевич. Еще в начале двадцатых годов, когда Хрущев активно поддерживал троцкистскую платформу «46», она преподавала политэкономию в окружной партийной школе в Юзовке и одновременно вела занятия на рабфаке, где учился и Никита Сергеевич. Вернее, не учился, а числился. Занятия он практически не посещал, а любил поболтать с друзьями-приятелями в коридоре или в пустующей аудитории о всякой всячине, но больше всего о политике. Причем, он всегда говорил с такой самоуверенностью, что невольно создавалось впечатление, что он-де был самый главный в той или иной ситуации и именно он, а ни кто другой, принимал самое главное, нужное и правильное решение.

Нине Петровне нравился этот бойкий, но бестолковый парень. Она видела его безграмотность и пыталась помочь. Однако Хрущев не ладил с наукой. К знаниям у него не было никакой тяги. Читал он с горем пополам, с грамматикой было еще хуже. Рабфак он так и не закончил. Но зато без памяти влюбился в молодую и умную учительницу. В 1924 году они вступили в гражданский брак, который так и остался незарегистрированным.

До встречи с Ниной Петровной Кухарчук Никита Сергеевич был женат дважды. Первая жена умерла, оставив ему двух детей – Леонида и Юлю, а со второй как-то не сложилась семейная жизнь. Нина Петровна стала последней и неизменной спутницей Никиты Сергеевича. Она была дочерью богатых крестьян из Западной Украины. Родилась в деревне Васильево в провинции Холм (Хельм) в той части Польши, которая до революции входила в состав Российской империи. Училась в Люблине, затем в Хельне. Хорошо владела русским, польским и украинским (родным) языками. В 1920 году вступила в партию. Училась в Московском университете. В Донбасс ее направили в составе комиссии для проведения чистки в рядах РКП(б). Нина Петровна оказывала стабилизирующее воздействие на своего взбалмошного и импульсивного мужа.

Правда, в последние годы ей это уже не удавалось. Чем выше поднимался Хрущев по партийной линии, тем меньше прислушивался к советам жены. Не удалось ей убедить Никиту Сергеевича повременить с докладом о культе личности.

– Сталин пользуется большой любовью в народе, – сказала она, – тебя не поймут.

Этим замечанием она только подлила масла в огонь.

– А что такое Сталин! – взвился Никита Сергеевич, – все Сталин, Сталин, а я что, по-твоему, пустое место.

Никита Сергеевич еще долго возмущался, но Нина Петровна осталась при своем мнении. Она была уверена, что Президиум не позволит ему выступить с таким докладом. Однако она просчиталась. Сразу же после съезда Хрущев решил покрасоваться перед женой.

– Все. Я уничтожил (он придал своему голосу сарказм) усатого вождя всех народов, – сказал он. – Я не дам ему покоя и на том свете, а на этом его будут проклинать.

Нина Петровна с тревогой взглянула на Никиту Сергеевича, а он стал сбивчиво объяснять, как ему удалось обойти всех членов Президиума. Но из всего сказанного она поняла, что он ни с кем не согласовывал свой доклад.

Только спустя годы ясность в это дело внес Каганович. В беседе с писателем Чуевым он рассказал, как Хрущев их всех обжульничал.

25 февраля съезд практически уже закончил работу. Уже были оглашены результаты выборов Центральных органов КПСС, но во время перерыва, когда члены Президиума зашли в комнату отдыха, им были вручены красные брошюры с каким-то текстом. Оказалось, что это доклад о культе личности и его последствиях.

– Надо выступить на съезде, – указывая на книжицу, сказал Хрущев.

Члены Президиума стали возражать.

– Какие могут быть еще доклады, когда съезд закончил работу.

– Нет, надо выступить сейчас, – настаивал Хрущев, – самое время.

Его не стали удерживать, и он побежал на трибуну.

Позже в своих воспоминаниях Хрущев напишет, что на съезде он выступал по предложению Президиума ЦК, которое было одобрено пленумом.

– Это он врет, – утверждал Лазарь Моисеевич.

Сказанное Кагановичем подтвердил и Дмитрий

Шелепин. В мемуарах он писал, что никакого предварительного решения о необходимости зачитывать доклад на съезде не было. Просто в комнате отдыха Президиума съезда Хрущев сказал: «Мы не раз говорили об этом, и пришло время доложить коммунистам правду».

О какой правде собирался говорить Хрущев, члены Президиума не знали. Не знали они и того, что еще задолго до начала работы съезда он вызвал к себе своего старого дружка, с которым работал еще на Украине, занимающего теперь пост председателя КГБ, генерал-полковника Ивана Серова и приказал извлечь из архивов документы за его подписью. С этой целью была создана специальная комиссия, которую и возглавил сам Никита Сергеевич. После многомесячных кропотливых архивных раскопок собрали более 10 бумажных мешков с материалами, свидетельствующими о хрущевском терроре в годы жизни Сталина.

– Все сжечь, – приказал он Серову, – головой отвечаешь за эту операцию.

Приказ Хрущева выполнили. Однако акт, подписанный комиссией и Никитой Сергеевичем, об уничтожении более десяти мешков архивных документов сохранился.

О факте уничтожения Хрущевым архивных документов – что само по себе является преступлением– говорят историк Волкогонов и генерал Судоплатов.

Какие следы заметал Никита Сергеевич догадаться нетрудно. Это были расстрельные списки за его подписью партийных, советских и хозяйственных работников, которых он лично причислял к врагам народа. Были тут и протоколы допросов, которые проводились с его участием, и выступления на конференциях и собраниях, где он призывал беспощадно уничтожать «уклонистов», бухаринцев, троцкистов, к которым он самолично причислял всех, кто ему не нравился, или тех, кто становился, на пути его карьерных устремлений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.