ПРИЛОЖЕНИЕ ОБЩЕСТВО БИОЛОГОВ-МАРКСИСТОВ -- ПРОВОЗВЕСТНИК ЛЫСЕНКОИЗМА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРИЛОЖЕНИЕ

ОБЩЕСТВО БИОЛОГОВ-МАРКСИСТОВ -- ПРОВОЗВЕСТНИК

ЛЫСЕНКОИЗМА

"Что скажет о вас история?" -- спросил один невинно осужденный губернатора Дмитрия Бибикова.

- Будьте уверены, -- последовал ответ, -- она ничего не будет знать о моих поступках".

Н. Эйдельман. Лунин (1).

"Как зачем поминать? Если у меня была лихая болезнь, и я излечился и стал чистым от нее, я всегда с радостью буду поминать. Я не буду поминать только тогда, когда я болею всё так же и еще хуже, и мне хочется обмануть себя. Если мы вспомним старое и прямо взглянем ему в глаза, тогда и наше новое теперешнее насилие откроется".

Л. Толстой. Из разговора с П.И. Бирюковым (2).

Общество биологов-материалистов было создано в 1926 году при Коммунистической Академии. Во главе общества (позже оно было переименовано в Общество биологов-марксистов) стояли большевики с солидным партийным стажем и большими заслугами перед партией -- М.Л.Левин (1), С.Г.Левит (2), И.И.Агол (3). Кроме идеологии, они интересовались фундаментальными науками и даже самостоятельно выполнили оригинальные экспериментальные работы. К руководству Обществом были привлечены также крупные ученые, среди которых на первом месте может быть назван генетик А.С.Серебровский, с пафосом приветствовавший многие начинания большевистского руководства страны и не перестававший декларировать, что он строит свою работу в генетике "под знаменем марксизма-ленинизма"1 . К работе Общества на первых порах сочувственно относился классик отечественной биологии Н.К.Кольцов. Деятельность Общества перекликалась с работами философов А.М.Деборина, Н.А.Карева, Я.Э.Стэна и других (5), пытавшихся обосновать значение законов науки (в особенности, физики и химии) для развития всех форм материи, включая сознание (как одной из форм материи) и найти синтез философских взглядов Маркса и Гегеля.

Однако группу Деборина в 1929 году обвинили в идеологических ошибках, в противопоставлении механицизма диалектическому материализму (в ленинском понимании) (то есть обвинили в попытках свести явления природы к физико-химическим закономерностям и в недоучете, например, общественной борьбы и т.д.). Был рожден ругательный термин "меньшевиствующий идеализм", были инициированы поиски сторонников этого "идеализма" -- приверженцев Деборина. Быстренько объявились борцы за "чистоту революционного знамени" в разных областях науки и, конечно, в первую очередь, в биологии, всегда привлекавшей внимание марксистов.

Основные споры разгорелись вокруг признания принципа наследования благоприобретенных признаков как основного, по мнению марксистов, фактора эволюции (6). Сторонники обоих противостоящих лагерей обсудили этот вопрос со страстью и взаимными упреками на 2-й Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научных учреждений, собравшейся в 1929 году (7). Левин, Левит, а также Агол, за месяц до этого назначенный директором Тимирязевского института Комакадемии (8), выступили с позиции генетики, ламаркисты Е.М.Смирнов и Ю.М.Вермель, также как физик по образованию А.К.Тимирязев (сын К.А.Тимирязева) и партийный функционер С.С.Перов (9) -- в защиту наследования приобретенных признаков. Перов выступал не как простой специалист, а как сотрудник аппарата Центрального Комитета партии, куда он был зачислен за две недели до этого.

Как всегда случалось тогда в спорах с участием коммунистов и коммуноидов в научный спор были внесены политические нотки. Не имея иных аргументов, кое-кто из сторонников ламаркизма пустил в ход идеологические рассуждения и, осуждая генетиков (отвергавших наследование благоприобретенных признаков) как проводников буржуазных взглядов, стремился выставить себя последовательными марксистами-ленинцами, а генетиков врагами марксизма. Особенно усердствовал Перов, заявивший даже, что споры генетиков с ламаркистами -- это настоящая классовая борьба. Такое заявление -- одно из самых опасных в советских условиях -- стало впоследствии наиболее распространенным приемом в обвинениях на политической основе. Конечно, представить себе, что приверженцы разных научных школ и направлений выражают позиции разных классов, можно было либо в крайнем возбуждении, либо преследуя цели, далекие от науки. Но сотрудник аппарата ЦК партии Перов, облеченный особым доверием, никогда бы не допустил пустой горячности в академических диспутах и, следовательно, говорил, трезво взвешивая слова. Его выступление было преамбулой к последующему частому использованию того же приема. Играя на том, что позиции философа Деборина были подвергнуты ранее критике партийными верхами, Перов принялся убежденно доказывать, что генетики -- это скрытые его сторонники, то есть политические уклонисты. Так практика навешивания политических ярлыков вступила в свои права.

Однако эти политиканские наскоки не приносили пока зримых результатов. Споры носили абстрактный характер. На арену еще не выступил человек, который мог бы использовать неквалифицированную, но категоричную идеологию для целенаправленной и вдохновляемой партийными верхами борьбы с учеными, как вскоре начал делать Лысенко. Пока же, в обстановке нагнетания в стране страхов относительно деятельности "врагов народа" и "вредителей", политиканы в биологии не сидели сложа руки.

В марте 1931 года в Москве состоялось сразу несколько заседаний Общества биологов-марксистов (в повестках дня было указано еще название "Общество биологов-материалистов", но его уже именовали в ходе заседаний более определенно: "Общество биологов-марксистов"). Собраниям предшествовало появление в газете "Правда" резолюции общего собрания партячейки Институтов красной профессуры, философии и естествознания, озаглавленной "Об итогах дискуссии и очередных задачах марксистско-ленинской философии" (10). Кроме того, в центральном партийном журнале "Большевик" была напечатана статья Э.Кольмана8 (11), в которой он утверждал, что в СССР в биологии орудуют вредители, срывающие дело строительства социализма. Автор клеймил в первую голову генетиков за евгенические "ошибки", затем зоологов и ботаников за их будто бы имеющее место противоборство созданию совхозов-гигантов, а также ихтиологов за принижение производительной способности прудов и рек. Кольман, также как и члены партийной ячейки Института красной профессуры, вполне следовал новому стилю: прозвучало утверждение, что теоретические споры ведут к вредным ошибкам в практике, способствуют вредительству в народном хозяйстве, иными словами, он утверждал, что споры эти преднамеренно преследуют далеко идущие политические и подрывные цели. В частности, Кольман заявил, что голосом врага было заявление специалиста в области экологии Н.Н.Подъяпольского (13), что "сплошная распашка больших пространств, имеющая место в наших совхозах-гигантах и больших совхозах, может гибельно отозваться на этих же хозяйствах"2, ибо исчезнут птицы и звери, уничтожающие вредителей полей, изменятся вз? Показалась Кольману вредительской и оценка ихтиологом Назаровским рыбных запасов в СССР. Смысл тезиса Назаровского сводился к тому, что план добычи рыбы на пятилетку завышен настолько, что если он будет выполнен, то это приведет к нарушению воспроизводительной способности популяций. Он считал, что "...естественные законы размножения рыб таковы, что никак нельзя выполнить пятилетку в рыбоводстве" (16). Доказательство правоты Назаровского было получено позже -- запасы рыбы даже в реках, которые не были перегорожены плотинами, упали ниже всякой ожидавшейся цифры. Вред был нанесен на десятки пятилеток вперед. Но Кольману оценки и призывы грамотного и принципиального биолога представлялись голосом врага, и он перешел, вместо спокойного дискутирования, к поиску "ведьм".

Такими методами выполнялись на практике партийные указания о развитии науки. Публикация в "Правде" постановлений и резолюций, в центарльном журнале компартии "Большевик" -- статей о вредительской деятельности ученых, в сборниках и трудах -- разгромных выступлений, в ведомственных газетах и массовых журналах -- смеси всего этого способствовали разжиганию политических страстей, околонаучных трений, подготовке общественного мнения к тому, чтобы от разгрома "чуждых идей" перейти к обсуждению "не наших людей". Врагов искали не только в промышленности и наркоматах, но и в отвлеченной, теоретической науке. Так, в резолюции партийной ячейки Института красной профессуры, опубликованной в "Правде", было сказано прямо:

"В период обостренной классовой борьбы, напряженной работы по социалистическому переустройству страны, все коренные политические и теоретические вопросы ставятся ребром, в процессе борьбы партия вскрывает все то, что не только в экономике, и политике, но также и на всех теоретических участках является выражением сопротивления развернутому и победоносному наступлению социализма" (17).

Одной из сфер борьбы с "врагами" стала биология. Вслед за расправой над "меньшевиствующими идеалистами" наступило время для атак на "механицистов" (М.М.Завадовского и других), "буржуазных" евгеников (Н.К.Кольцова, В.В.Бунака и др.), автогенетиков (А.С.Серебровского и его учеников). Этому была посвящена дискуссия на общем собрании "Общества биологов-марксистов" 14 и 24 марта 1931 года (18). Ход дискуссии её организаторы пытались представить, как сказал В.С.Брандгендлер, избранный на собрании Общества заместителем председателя Президиума, "выражением более общего явления":

"...процесс, происходящий здесь, заключается в том, что большевики начинают овладевать техникой и наукой" (19).

Главный докладчик, готовившийся принять в свои руки бразды правления Обществом, Борис Петрович Токин (эмбриолог, в будущем Герой социалистического труда, подобно Лысенко, укреплявший свои позиции с помощью поверхностных новинок, вроде "открытия" фитонцидов, которые были известны несколько веков и лишь не имели этого звучного названия), поделив ученых на "чистых и нечистых", заявил, что наступило время "для коренного поворота в биологии" к строительству социализма:

"...на всех участках теоретической работы происходит сейчас одно и то же -- пролетариат завоевывает науку всерьез и глубоко... Ходом социалистического строительства уже выдвинуто множество таких новых проблем, которые с позиций буржуазной науки, старыми методами работы -- разрешены быть не могут... Как находящаяся в агонии буржуазия способна лишь дать паллиативы для спасения обреченной историей на гибель капиталистической системы, так и буржуазные ученые не могут преодолеть кризиса современной биологии. Преодоление кризиса науки возможно лишь с позиций последовательного диалектического материализма. Перед нами стоит задача реконструкции биологии" (20).

Конечно, никакой действенной программы реконструкции предложено не было. Все свелось прежде всего к поиску врагов среди ученых.

"В Советском Союзе, -- говорил Токин, -- вредитель-биолог пакостит социалистическому строительству, тормозит использование достижений в нашей практике, влияет на все области методологии... Крупнейшие социалистические фабрики зерна, мяса дают совершенно новые неограниченные возможности научно-исследовательской работы биологов. Поэтому на этом участке работы мы имеем жесточайшее сопротивление со стороны классовых врагов" (21).

"Мы должны помнить, -- стращал Токин, -- что необходима борьба -- разоблачение всего антиленинского, антимарксистского" (22).

Развернуть борьбу докладчик призывал уже на этом собрании. Говоря о крупнейших ученых, Токин объявил, что есть специалисты, которых" НУЖНО БИТЬ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ" (23). Не учить, не поправлять, не призывать перейти на верные позиции, а БИТЬ!

"К числу этих лиц, -- сказал он, -- несомненно, надо отнести Гурвича, Любищева, Беклемишева, Берга, Соболева и др. Также совершенно необходимо организовать изучение и разоблачение механистических школ и направлений Кольцова, Павлова, Лазарева, Самойлова, М.Завадовского и др." (24).

Как видим, в список подлежащих избиению "в первую очередь" попал цвет мировой биологии. Поименно были упомянуты и великий И.П.Павлов -- лауреат Нобелевской премии, и Н.К.Кольцов, снискавший уважение во всем мире за работы по изучению клетки, и П.П.Лазарев -- один из основателей биологической физики в СССР, и Л.С.Берг -- создатель теории номогенеза, и А.Г.Гурвич -- удивительный по глубине мышления человек (которого, кстати, Токин лично ненавидел и пытался всячески опорочить), и М.М.Завадовский -- один из создателей биологии развития, и другие крупнейшие ученые. Стоит в этой связи отметить, что и сам Токин, и выступившие за ним в том же ключе Валескалн, Баткис, Боровский, Яффе, Каганов, Волков, Брандгендлер -- не оставили в науке вообще никакого позитивного следа и не имели морального права нападать на тех, кого они взялись клеймить.

А между тем П.И.Валескалн требовал, чтобы теория повернулась лицом к практике, забывая, что только теория и несла помощь практике, и с изрядной долей демагогии утверждал:

"Об этом нужно говорить, и я бы сказал, прямо кричать. Чертовски мало накопленный материал в области естествознания преломляется конкретно в практической деятельности в народном хозяйстве" (25).

Рецепт поворота был вполне большевистским:

"Давно уже пора перейти на новые коллективные формы научного исследования. Давно пора выбросить здесь черты буржуазного индивидуализма. Комплексные исследования, организуемые по определенному плану, должны заменить существующую кустарщину" (26).

В качестве примера вредности генетики была приведена идея, плодотворно используемая на Западе, а в 20-30-е годы обсуждавшаяся в СССР, а именно, идея разработки тестов для отбора людей, имеющих врожденную склонность к определенному виду профессиональной деятельности. Осуждая этот подход как неправильный в принципе, Боровский заявлял:

"...мы здесь имеем определенное извращение биологии с классовой установкой. Думаю, что борьба с извращениями такого характера будет являться одной из основных задач нашего общества" (27).

Еще более категорично выступал по этому поводу Баткис:

"Тов. Левит заявлял, что проблема генетики имеет ближайшее отношение и к проблеме воспитания... Для меня теперь совершенно ясно, что это является реакционнейшим хламом" (28).

Персонально больше всех досталось присутствовавшему на заседании Кольцову. Отчасти он сам взмутил болото, когда начал свою речь с оценки деятельности марксиствующих биологов. Говорил он при этом не без сарказма:

"Эту работу общество начало с того, что откинуло все старые авторитеты и рассчитывает повести эту работу главным образом силами нового поколения. Это очень хорошо, ибо, конечно, нельзя над новым поколением оставить висеть какие бы то ни было авторитеты" (29).

Язвительность тона Кольцова была тут же замечена и воспринята как оскорбление. Его оппоненты пошли в ответную атаку. Первым принялся клеймить выдающегося ученого Баткис. По его словам, Кольцов "...фактически в течение ряда лет являлся у нас руководителем реакционной партийной биологии... Сплошное невежество обнаружил Н.К. в своих социально-политических выводах. Это -- невежество особого рода. Это партийное невежество, потому что оборотная сторона медали -- это Ленц, это фашисты Германии, это социал-фашисты. Вот оборотная сторона этой медали" (30).

Так, извращая высказывания Кольцова, выворачивая наизнанку его мысли о евгенике, биологи-марксисты начали травлю Кольцова. Ему было поставлено "в строку каждое лыко". Издевались даже над его благородным желанием приблизить свою работу к практическим нуждам страны. Токин в заключительном слове с показным гневом обрушивался на Николая Константиновича, демонстративно исключая его из числа тех, кто мог "претендовать на право" строительства лучшей жизни: "Эти люди, в частности Н.К.Кольцов, даже пытались возглавить позицию единства теории и практики" (31).

Требование к Кольцову было вполне определенным, хотя и не имело никакого отношения к науке:

"Мы сегодня от Н.К.Кольцова не слышали ясного ответа относительно общественной позиции, которую занимает Н.К.Кольцов... в настоящее время, когда в стране идет такая ожесточенная борьба, когда мы выдвигаем лозунг партийности в науке, когда фактически вопрос партийности уже решен, когда беспартийных нет, а все -- партийные, только каждый по-своему. Мы зовем к большевистской партийности, и Н.К.Кольцов должен был с этой трибуны определенно ответить здесь по этому поводу" (32).

Токин открыто напал и на Н.И.Вавилова. Обвинив старое руководство Общества биологов-материалистов в самоустраненности от якобы нужного присмотра за работой Всесоюзной Академии сельхознаук, возглавляемой Вавиловым, он сказал:

"Укажем в качестве примера на то, что до сих пор мы имеем "святое" невмешательство в основные методологические установки Вавилова" (33).

Раскритиковали также генетика Серебровского, которого, как казалось, никак нельзя было обвинить в аполитичности, ибо он постоянно твердил, что всю свою научную работу строит в согласии с большевистской идеологией.

"Как это коммунист, естественник, ученый, занимается работой, которая кроме вреда для социалистического строительства ничего не дает!",--

возмущался Волков (34), а Токин звал к "решительной борьбе против автогенетических концепций Филипченко и по-существу автогенетических концепций Серебровского" (35). Призывая расправиться с Серебровским, Токин добавлял:

"Было бы полезнейшим делом для учащейся молодежи написать хорошую брошюру по истории генетики в Советском Союзе. Если бы удалось вскрыть классовые причины "грехопадения" партийной части биологов, сгруппировавшихся вокруг школы Серебровского, это была бы поучительная книга" (36).

Он перечислил многих руководителей Общества биологов-материалистов (Агола, Левита, Левина), готовя тем самым почву для устранения их из руководства Обществом и замене их собственной персоной и своими людьми.

"Нужно пересмотреть все, написанное старым руководством", --

требовал он (37).

Резкому осуждению на конференции подвергся Б.М.Завадовский за его якобы "аполитичное" высказывание в журнале "Под знаменем марксизма", где Завадовский совершенно резонно писал:

"Никакими трудами воздействия внешней среды и воспитания мы не сможем никогда поставить массовое производство Марксов и Лениных... и не всякий рабочий при всех его усилиях имеет данные стать хорошим инженером, поскольку к этому не предрасполагает его наследственность" (38).

Важнейшим итогом совещания было, несомненно, не только то, что идеологической, вненаучной критике были подвергнуты многие заслуженные ученые, а то, что впервые в СССР жесточайшим нападкам подверглась генетика как наука. Ранее в советской прессе не раз появлялись статьи, направленные против тех или иных положений генетики (39), но все-таки никто еще не выступал против генетики как таковой. Теперь биологи-марксисты утверждали, что роль внешней среды была низведена генетиками до фактора пассивного отбора (именно с этого вопроса через год Лысенко начнет свои нападки на генетику) и указывали на еще один пункт:

"...многие, называющие себя марксистами, приравняли генетику к марксизму, современную генетику отождествили с диалектическим материализмом (40)... Вместо того, чтобы направить... огонь по Ламарку и Бергу, Вейсману и Моргану с позиций марксизма-ленинизма, то есть с позиций Энгельса... огонь был открыт по Энгельсу с позиций вейсманизма-морганизма" (41).

В резолюции, принятой на пленуме Общества биологов-марксистов 24 марта 1931 года, было сказано:

"...в области техники нагромождено столько реакционного методологического хлама, что и на этом важном участке работы, бывшем в поле зрения старого руководства, мы имели тормоз действительной и полной реализации достижений генетики в практике социалистического строительства... Громадным тормозом в реализации достижений современной биологии в практике социалистического строительства являлось замыкание основных кадров исключительно вокруг вопросов генетики, что было следствием общеметодологических установок" (42),

а также содержался другой немаловажный пункт:

"У старого руководства было неправильное отношение к специалистам: с одной стороны, не было классового дифференцированного отношения к старым специалистам и в подборе новых кадров, с другой стороны, отсутствовала работа по объединению вокруг общества и воспитанию растущей пролетарской научной молодежи" (/43/, выделено мной -- В.С.).

Конкретизируя направление "классовой борьбы" применительно к биологам страны, Токин в своем заключительном слове призвал слушателей к расправе со своими коллегами:

"Классовые враги имеются у нас не только вне этого здания, но они могут быть очевидно и в нашей аудитории. Мы должны быть очень бдительными в разрешении этих вопросов" (44).

Какие же основные задачи выдвигали перед собой и перед биологами страны лидеры Общества биологов-марксистов? В предисловии к печатному изданию стенограммы конференции они были очерчены следующим образом:

"Во весь рост стоит задача по пересмотру "святая святых" современной буржуазной биологии, задача марксистско-ленинского анализа кризиса естествознания, задача большевистской реконструкции самой науки биологии...

Перед марксистами-ленинцами в биологии стоят огромные задачи. Зерновая проблема, проблема превращения озимых в яровые, борьбы с засухой, подбор сортов пшеницы, проблема хлопковой и каучуковой независимости, проблема садоводства и т. д...

Все эти задачи мы не можем разрешить с позиций буржуазной биологии, как бы умело ни использовали достижений мировой биологической науки" (45).

Тем самым биологи-марксисты открыто одобрили классовое деление естественных наук, указав как на первоочередные именно на те области прикладной биологии, в которых начал свою деятельность Лысенко. Нельзя исключить также того, что обвинения генетики стимулировали Лысенко на подобное же отношение к ней.

Однако отбрасывание науки "буржуазной" и замена ее суррогатом в виде "науки колхозно-совхозного" строя отнюдь не способствовало изобилию хлеба и мяса, молока и фруктов. Призывы же к избиению старых кадров, цвета советской науки, были восприняты и приведены в исполнение самыми темными в истории науки силами. Закрывая собрание Общества биологов-марксистов, Токин заявил:

"Сейчас, когда мы вступаем в период социализма, завоевание науки является исторически необходимым и неизбежным делом. Это нужно понять каждому пролетарию, каждому ученому. Предыстория человечества кончается. Начинается настоящая история" (46).

Сегодня, спустя полвека, мы можем констатировать, какая история начиналась, -- это была история лысенкоизма. Было бы наивно думать, что, произнося эту тираду, Токин и его партийные вдохновители и подражатели не ведали, что творят. Всё они отлично понимали, знали цену и собственному вкладу в науку, но им нужна была власть, надо было убирать конкуренцию любой ценой. И они действовали.

* *

*

В обстановке сталинских репрессий "правда" была повернута в ту сторону, которая была выгодна верхам, и Лысенко ловко пользовался этим. Особенно облегчилась задача захвата им власти в биологических науках после многочисленных арестов ученых биологов. Тем общественным фоном, на котором развертывалась победа лысенкоистов в СССР, была, во-первых, обстановка нарушений законности и та кровавая карусель, в которую попали многие ученые, во-вторых, пропаганда близкого чуда, которое вот-вот принесет благоденствие народам страны и приблизит наступление социализма, который сам по себе расписывался как чудесное будущее человечества, в-третьих, тяга партийных руководителей и партийно-государственных чиновников к кадрам, пришедшим от станка и сохи, имевшим, по их мнению, пролетарское чутье, и, в-четвертых, ряд производных от этих причин и, в частности, деятельность философов-марксистов, использовавших лысенкоизм как удобное орудие для разделения биологов на "чистых" и "нечистых", и, наконец, тяга к лысенкоизму огромной армии второстепенных и третьестепенных ученых самых разных биологических, сельскохозяйственных и даже медицинских специальностей. Эти люди ни по своим мыслительным способностям, ни по культурному уровню не могли создать что-либо оригинальное и удовлетворяющее требованиям мировой науки. Они даже не были способны к тому, чтобы мало-мальски сносно разбираться в новых достижениях в своих областях. Для этих представителей красных спецов, составлявших основную, а с годами всё увеличивающуюся долю научных сотрудников в СССР, лысенкоизм был "манной небесной", единственной возможностью сохранить видимость причастности к "глубоким И Сталину, и его наркомам (включая Яковлева), и идеологам партии Лысенко был нужен как воздух. Он нес в себе столь желанные черты управляемости, способности воспринять как руководство к действию любой, в том числе и самый вздорный наказ, провозглашая при этом, что действует по собственной воле, но в полном единодушии в направлением партийных инициатив, провозглашаемых вождями в данную минуту. Мифы, рвспространяемые коммунистами относительно светлого будущего, всегда воспринимались этим выпестуном партии как научно-подкрепленные и незыблемые основы мироздания, что он не уставал декларировать корявым языком, но очень вдохновенно.

Для философов-марксистов ленинско-сталинского толка, успевших расправиться с серьезными учеными, создавшими собственные оригинальные направления, яростная оборона лысенкоизма от нападок специалистов была той мутной кашицей, в которой они с упоением ловили "идеологическую" рыбку, постоянно направляя оружие "критики" (пратийной дубины) на тех, кто мог потревожить их философские догмы.

Для второстепенных ученых Лысенко открывал широкое поле деятельности и потому был уникален и незаменим.

Была, конечно, и такая группа среди ученых, которая отлично понимала весь цинизм лысенкоизма, но по разным причинам шла на сделку с совестью. Эти люди писали восторженные рецензии на "эпохальные труды" Лысенко, громили настоящих ученых и рвались к жирному пирогу гонораров и премий, к званиям и постам. А Лысенко год от году укреплял свои позиции в советской биологии. Параллельно шло истребление лучших кадров советской науки.

Примечания и комментарии к приложению

1 Макс Людвигович Левин (1885--1937 ?) -- окончил гимназию в Москве, получил высшее образование в Германии (в Мейсене и Галле), по возвращении в Москву вступил в 1906 году в партию социал-революционеров (эсэров), арестован за революционную деятельность в том же году, пробыл больше года в тюрьме, был сослан в Тверь, бежал в Цюрих. В 1913 г. защитил докторскую диссертацию, был основателем революционного Баварского Союза "Спартак" и Баварской Компартии, был одним из вождей Баварской республики. За его голову власти Германии после падения республики обещали награ-ду в 10 тысяч марок, но Левину удалось бежать. С 1921 года жил в советской России, в 1925 году вступил в РКП(б), с 1927 года работал в Комакадемии: заведовал сначала математическим, а позже биологическим отделением Секции естественных и точных наук, в 1928 году основал Отделение истории наук, был кандидатом в члены и членом Президиума Комакадемии (с 1928 г.). С 1932 года работал в МГУ, одновременно был одним из редакторов Большой Советской Энциклопедии, "Зоологического журнала" и ряда других изданий. В 1937 году арестован, погиб в заключении (расстрелян?), реабилитирован посмертно.

2 Соломон Григорьевич Левит (189--41938) -- выходец из беднейшей еврейской семьи. Родилсяв г. Вилкомир (при советской власти город Укмерге Литовской ССР), отец -- сторож (инвалид), в семье еще трое сыновей, С.Г. -- младший из них. Окончил реальное училище, затем учился в Виленской казенной гимназии (с 5 класса). С 10 лет зарабатывал себе на хлеб и учебу репетиторством. В 1915 году поступил на юридический факультет Петроградского уни-верситета, затем вскоре перевелся на естественный факультет Московского Импе-раторского Университета. В 1919 году пошел в Красную Армию, более года служил фельдшером, переболел тифом и был демобилизован, продолжил учебу в МГУ. Был чле-ном БУНД, с 1920 года -- член РКП(б). В 1921 году окончил медицинский факультет МГУ, был оставлен на кафедре госпитальной терапии (зав. каф. Плетнев), был членом руководства МГУ (1922-1925г.г.), в 1924 году организовал в МГУ кружок врачей-материалистов. В 1925 году командирован в Германию, где специализировался по физической и коллоидной химии (у проф. Ронна). До 1930 года -- ученый секретарь Секции естественных и точных наук Комакадемии. В 1928 году организовал Лабораторию по изучению наследственности и наследственной конституции человека, с 1930 года преобразованную в Медико-биологический институт (позже Медико-генетический институт имени М.Горького). Левит стал директором этого института. В декабре 1930 года получил возможность как Рокфеллеровский стипендиат поехать в США (вместе с И.И.Аголом и М.С.Навашиным) для стажировки, работал в лаборатории проф. Г.Дж.Мёллера в Штатном университете города Остин (штат Техас) в течение чуть более года. После возвращения в СССР, поскольку в его отсутствие директором Медико-биологического института был Борис Борисович Коган, Левит в течение около полугода заведовал кафедрой патофизиологии 2-го Мо?

3 Израиль Иосифович Агол (1891--1937) -- окончил гимназию в Вильно (сейчас Вильнюс), был членом партии БУНД, затем социал-демократической партии (эсдеки), с октября 1917 года -- в партии большевиков. В 1919 году -- член ЦИК Белоруссии, входил в состав недолго существовавшего Правительства Литвы и Белоруссии, в 1919--1921 г. г. участвовал в Гражданской войне, с 1921 г. работал в редакции газет "Правда" и "Труд", одновременно обучаясь на медицинском факультете Московского университета, который закончил в 1923 году, работал сначала психиатром, в 1924 году поступил в Институт красной профессуры (каф. философии, позже каф. естественных наук), работал одновременно в лаборатории М.М.Завадовского, а затем А.С.Серебровского при Комакадемии. Выполнил оригинальную работу о трехмерном строении гена ("К вопросу о строении и природе гена". "Журнал экспериментальной биологии", 1929, т. 5, вып. 2, стр. 86--101) и быстро вошел в число авторитетных советских генетиков, стажировался в США, с марта 1929 года был назначен директором Тимирязевского научно-исследо-вательского института при Комакадемии, стал одним из руководителей советской науки (работал в Главнвуке), в 1936 г. "Правда" сообщила о его аресте как вредителя. Реабилитирован посмертно.

4 Письмо Н.И.Вавилова Г.Д.Карпеченко от 10 февраля 1930 г. В кн.: Научное наследство. Николай Иванович Вавилов. Из эпистолярного наследия, 1929--1940 гг. Изд. "Наука", М., 1987, стр. 68.

5 Абрам Моисеевич Деборин (1881--1963, настоящая фамилия Иоффе), в 1903 году вступил в партию социал-демократов (эсдеки), в 1908 году окончил философский факультет Бернского университета (Швейцария), с 1907-1917 г. г. -- меньшевик, с 1928 года -- член РКП(б), с 1920 года занимался научной и преподавательской работой. В течение ряда лет вел полемику с так называемыми "механистами" (И.И.Скворцовым-Степановым, А.К.Тимирязевым, Л.И.Аксельрод-Ортодокс, В.Н.Сарабьяновым и др., поддерживавшимися Н.И.Бухариным) (см.: А.М.Деборин. Диалектика и естествознание. М.--Л., 1929). В 1929 году II-я Всесоюзная конференция марксистско-ленинских научных учреждений осудила "механистов" и одновременно Деборина и его сторонников как "меньшевиствующих идеалистов" (см. журнал "Естествознание и марксизм", 1929, ? 3, стр. 211), а еще через некоторое время (в 1930 г.) Деборин был снят с поста ответственного редактора партийного журнала "Под знаменем марксизма" (см. Постановление ЦК ВКП(б) "О журнале "Под знаменем марксизма" от 25 января 1931 г.").

После смерти Сталина термин "меньшевиствующий идеализм" потихоньку исчез из обихода советских пропагандистов, а в последнем издании Большой Советской Энциклопедии можно даже прочесть, что "с конца 50-х годов термин "меньшевиствующий идеализм" оспаривается некоторыми учеными как не имеющий точного теоретического содержания, но сохраняет свое историческое значение" (см.: БСЭ, 1974, т. 16, стр. 83).

6 Этот вопрос разобран в следующих работах: C.Zircle. The Early History of the Idea of the Inheritance of Acquired Characters and of Pangenesis. Trans. Amer. Philos. Soc., 1946, v. 35, part II, pp. 91-150; H.G.Cannon. The Evolution of Living Think. Manchester, 1958; его же: Lamark and Modern Genetics, Manchester, 1959. Прекрасный анализ этой проблемы дан в книге Л.Я.Бляхера "Проблема наследования приобретенных признаков", М., Изд. "Наука", 1971, в которой подробно разобрана история дискуссии по вопросам ламаркизма в мировой на-уке и в России вплоть до третьей четверти XX-го века.

7 См. Труды II-й Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научных учреждений. Вып. I, М., Изд. Комакадемии, 1929.

8 22 марта 1929 года по Главнауке (Центральное управление научных учреждений Наркомпроса) был издан приказ, согласно которому И.И.Агол назначался директором Тимирязевского научно-исследовательского института вместо С.Г.Навашина. В приказе, в частности, было сказано:

"5. Тов. Аголу предлагается подчинить методологическую работу института таковой деятельности Коммунистической академии ...

6. Организовать генетическую лабораторию под руководством проф. А.С.Серебровского...

8. Освободить т. С.С.Перова от работы в институте в связи с переходом в аппарат Центрального Комитета ВКП(б)".

(Архив АН СССР, фонд 356, опись 1, лист 1; цитиров. в обратном переводе с английского статьи А.О.Гайсиновича, стр. 47, см. A.O.Gaissinovitch. The origins of Soviet Genetics and the Struggle with Lamarkism, 1922-1929. In: J. History of Biology, 1980 (Spring 1980), vol. 13, ?1, pp. 1-51 (sep. reprint). Следует иметь ввиду, что эта статья написана небрежно, изобилует фактическими ошибками и в ряде мест тенденциозна.

9 С.С. Перов на протяжении всей жизни использовал одни и те же приемы для нападок на ученых (см., например, его выступление на августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года в кн.: "О положении в биологической науке. Стенографический отчет". ОГИЗ--Сельхозгиз, 1948, стр. 117-125). Его собственный вклад в науку был отрицательным, что не раз отмечалось в советской литературе. В 1937 году Президиум АН СССР был вынужден создать специальную комиссию под председательством академика А.Н.Баха (в нее входили также акад. А.А.Рихтер и проф. Буткевич), которая дала резко отрицательный отзыв о работе руководимой С.С.Перовым "Белковой лаборатории АН СССР" (см. "Вестник АН СССР", 1938, ?1). В ответ Перов опубликовал грубый по тону, но со-вершенно бездоказательный выпад против комиссии, и Академия наук СССР была принуждена еще разбираться с "трудами" профессора С.С.Перова. Вывод и на этот раз был резко отрицательным:

"... приходится лишь пожалеть время и материалы, которые были использованы для этой работы, т.к. выводы Профессора Перова действительно лишены всякой убедительности .../он/ не организует производственный процесс, а дезорганизует его" (Е.Н.Волков. "Еще раз о работе белковой лаборатории", "Вестник АН СССР", 1938, ?4, стр. 70-72).

Позже Перов пытался доказать переход "мертвого белка" в "живой белок" (последний он называл "казеиновой белковой протокислотой"). Все его "доказательства" были отвергнуты как антинаучные, т. к. эксперименты оказались плодом фальсификации.

10 "Об итогах дискуссии и очередных задачах марксистско-ленинской философии (из резолюции общего собрания ячейки ИКП, философии и естествознания)". Газета "Правда", 25 января 1931 г., ? 25 (4830), стр. 2. Поименно критиковались: Сарабьянов, Варьяш, А.К.Тимирязев, Аксельрод, Деборин, Карев, Стэн, Луппол, Франкфурт, О.Ю.Шмидт, группа Обуха и другие.

11 Выражаю признательность д-ру А.Е.Левину за предоставление биографических сведений о Кольмане.

12 Э. Кольман. Вредительство в науке. Журнал "Большевик", 31 января 1931 г., ?2, стр. 71-81.

Выискивая врагов в среде ученых, Кольман причислил к ним многих известных своими трудами специалистов:

"Подмена большевистской политики в науке, подмена борьбы за партийность науки либерализмом тем более преступна, что носителями реакционных теорий являются маститые профессора, как махист Френкель в физике, виталисты Гурвич и Берг в биологии, это Савич в психологии, Кольцов в евгенике, Вернадский в геологии, Егоров и Богомолов в математике, которые "выводят" каждый из своей науки реакционнейшие социальные теории" (стр. 78).

13 Н. Подъяпольский. Индустриализация сельского хозяйства и очередные задачи охраны природы (в порядке обсуждения). Журнал "Охрана природы", 1930, ?3, стр. 49-50.

"Само собой разумеется, -- писал автор, -- что прогресс сельского хозяйства в целом и его машинизация в частности, будут и должны быть. Необходимо только заблаговременно принять соответствующие меры для предупреждения нежелательных явлений, которые в противном случае неизбежны.

...откладывать решение этого вопроса при том уровне индустриализации сельского хозяйства, который взят теперь в нашей стране, нельзя, т. к. своевременное неприятие мер охраны природы может обойтись слишком дорого нашей молодой республике и может явиться в дальнейшем существенной задержкой на пути развития социалистического сектора народного хозяйства" (стр. 50).

14 Там же.

15 См. прим. /12/, стр. 75.

16 Там же, стр. 74.

17 См. прим. /10/.

18 Против механистического материализма и меньшевиствующего идеализма в биологии. Сборник под редакцией П.П. Бондаренко, В.С. Брандгендлера, М.С. Мицкевича и Б.П.То- кина. Издание Коммунистической Академии, Ассоциации институтов естествознания, Общества биологов-марксистов и Биологического института им. К.А.Тимирязева. Госуд. медицинское издательство, М.-Л., 1931.

19 Там же, стр. 76.

20 Там же, стр. 84.

21 Там же, стр. 9.

22 Там же, стр. 27.

23 Там же.

24 Там же, стр. 30.

25 Там же, стр. 51.

26 Там же, стр. 52 27 Там же, стр. 62.

28 Там же, стр. 55.

Вместе с тем по ходу заседания страсти накалились и начались внутренние распри. Бить начали не только "чужих", но и "своих". Так, Г.Ю.Яффе для начала решил защитить от "нападок" Ф.Энгельса. "Как рассматривают тт. Левит и Серебровский Энгельса?" -- задал риторический вопрос Яффе и ответил: "Они его форменным образом третируют" (стр. 65). По его словам, не только генетики-марксисты Левит и Серебровский принизили величие Энгельса. Яффе обвинил в этом и своего товарища Боровского, сославшись на товарища Сталина.

"Тов. Боровский, -- сказал Яффе, -- говорит, что не будет беды, если мы разойдемся с Энгельсом по какому-нибудь вопросу. Это совершенно неправильная постановка вопроса. Именно сейчас, как никогда, нам надо вооружиться наследством Энгельса, всем наследством Ленина в области естествознания, в области биологии. Иначе мы будем плестись в хвосте у буржуазных ученых" (там же).

29 Там же, стр. 47.

30 Там же, стр. 56-57.

31 Там же, стр. 79.

32 Там же, стр. 58.

33 Там же, стр. 12.

34 Там же, стр. 75.

35 Там же, стр. 30.

36 Там же, стр. 15.

37 Там же, стр. 33.

38 Там же, стр. 64 (из выступления Яффе).

39 В частности, Н. Сабуров в статье "Среда, наследственность и эволюция", опубликованной в газете "Известия" (13 июля 1926 г., ? 158 (2789), стр. 5) говорил, что идеи П.Каммерера о наследовании благоприобретаемых признаков более правильны с точки зрения марксизма и, осуждал генетиков, которых он называл преформистами, утверждал:

"Гены остаются глухи и немы к изменению окружающей среды и, понятно, вызывают сомнение в материальности их основы".

40 См. прим. /18/, стр. 16.

41 Там же, стр. 71.

42 Там же, стр. 87-88.

43 Там же, стр. 89.

44 Там же, стр. 81.

45 Там же, стр. 5.

46 Там же, стр. 84.

1 За годы работы над книгой некоторые архивы по нескольку раз меняли свои названия. Так, бывший Центральный Политический Архив при Институте марксизма-ленинизма (ЦПА ИМЛ) был переименован в Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), а затем в Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), часть бывшего Ленинградского государственного архива Октябрьской революции и социалистического строительства (ЛГАОРСС) стала Ленинградским государственным архивом научно-технической документации Санкт Петербурга (ЛГАНТД СПБ). Ссылки на документы, приводимые в книге, соответствуют тому названию, которое носил архив в момент получения из него соответствующего документа.

1 Недавно в журнале "Континент" появилось начало повести, в которой описаны перипетии тех лет и история моего выдворения за пределы СССР (см. Валерий Н. Сойфер. "Компашка", или как меня выживали из СССР, журнал "Континент", 1999, ? 102, стр. 257-325)

2 А.Д.Сахаров и судьбы биологической науки в СССР. "Сахаровский сборник", Изд. "Хроника", Нью Йорк. 1981, стр. 145-153. Факсимильное воспроизведение этого сборника напечатано в 1991 году Издательством "Книга" в Москве.

3 Valery Soyfer. Andrei Sakharov and the Fate of Biological Science in the USSR. On Sakharov, Knopf, 1982, p. 172-180.

4 Валерий Сойфер. Лысенкоисты и их судьбы (Главы из книги). Журнал "Континент", Kontinent Verlag GmbH, Париж, ? 47, стр. 267-305, 1986 и ? 48, стр. 263-297, 1986.

5 Валерий Сойфер. Горький плод. Журнал "Огонек", ? 1, 1988, стр. 26-29 и ? 2, стр. 4-7 и 31.

6 Вкус истины (почта "Огонька"). Там же, ? 12, 1988, стр. 30-31.

7 Речь товарища Володина Б.М. (1-й секретарь Ростовского обкома КПСС) на XIX Всесоюзной конференции КПСС, газета "Известия", ? 184, 2 июля 1988 года, стр. 8-9.

8 Валерий Н. Сойфер. Второе падение Лысенко. Журнал "СССР Внутренние противоречия", ?21, стр. 191-312.1988.

9 V. Soyfer. New light on the Lysenko era. Nature (Lond.), v. 339, No. 6224, 8 June 1989, pp. 415-420.

10Валерий Сойфер. Колхозные академики. Журнал "Страна и мир", ? 2(50), стр. 83-90, 1989.

11 Валерий Н. Сойфер. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. Изд. " Hermitage", Tenafly, New York, 1989.

12 Валерий Н. Сойфер. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. Изд. " Радуга", Москва, 1993.

1 Дегтярев поддерживал предложение о создании новых форм вузов в советской России, в которых бы головы студентам не забивали всякой буржуазной чепухой, а ограничивались минимумом знаний. Он писал: "...в ? 25 "Известий" В.Ц.И.К. от 21 ноября т. Стучка поднимает вопрос об организации Особого Института для изучения Советской Службы..." (8). Это предложение кажется Дегтяреву особенно ценным.

Даже через десятилетие после этого коммунисты предлагали сходные рецепты решения проблем с высшим образованием. Так, Ю.Ларин в "Правде" в 1929 г. предлагал радикальную меру:

"Свежий подход должен быть и к организации работы всех советских органов учрежденческого типа... Необходимо и возможно ввести работу по очереди в одном помещении двух учреждений... Тогда освободятся... целые этажи с жилою площадью для сотен и сотен пролетарских студентов и студенток" (8а).

2 Этим опасениям Горького, как это ни больно сознавать, было дано сбыться. Многолетняя травля интеллектуалов оставила страшные следы в сознании многих людей, вырвавшихся "из грязи в князи". В пору горбачевской "гласности", редакции таких изданий, как "Огонек", "Литературная газета" и др. напечатали "Письма читателей", из строк которых бил яд ненависти к интеллектуалам. Вот один из примеров. Журналист Аркадий Ваксберг пишет:

"Что должно было произойти, какие могучие силы вторгнуться в сознание, чтобы традиции нескольких поколений оказались нарушенными, а качества, органично связанные с подлинной интеллигентностью, подверглись столь зловещей деформации? Какую кошмарную штуку разыграла (к примеру) судьба, изваяв еще одного оппонента "ведущего научного сотрудника" (правда, не гуманитарного, а технического института) и "потомственного инженера из Киева" (так он подписался) со взглядами неандертальца. Приведу лишь несколько строк из его трактата, присланного в редакцию: "В наше суровое время нам нужны не размагниченные интеллигенты, а безжалостные борцы, у которых не дрогнет рука, чтобы уничтожить именно уничтожить! всех алчно жаждущих обогащения, включая и чад их и домочадцев, причем не играя в судебную комедию (она лишь разоряет государство), а доверяя чутью народа. Уничтожать! Иначе мы не сумеем выполоть сорняки стяжательства с нашей широкой нивы" (30).

3 Нельзя не отметить, что это указание Ленина по сей день так и осталось, в основном, на бумаге.

4 Этот и предшествовавший ему пункты, по-видимому, вызывали особое беспокойство у Ленина. Он был хорошо информирован о том, что подавляющее большинство учителей в России скоро отвернулось от коммунистов (см. прим. /48/). Поэтому он был вынужден внести в "Программу РКП(б)" специальный пункт о "необходимости дальнейшего развития самодеятельности рабочих и трудящихся крестьян в области просвещения, при всесторонней помощи Советской власти" и поставить такую задачу для партии как "окончательное овладение не только частью или большинством учительского персонала, как теперь, а всем персоналом в смысле отсечения неисправимо буржуазных контрреволюционных элементов и обеспечения добросовестного проведения коммунистических принципов (политики)" (64).