Приложение № 1. П.З. Ермаков в материалах следственного производства 1918–1919 гг

Приложение № 1. П.З. Ермаков в материалах следственного производства 1918–1919 гг

Из Протокола допроса П.В. Кухтенкова [197] от 13 ноября 1918 г. Членом Екатеринбургского Окружного Суда И.А. Сергеевым в Верх-Исетском Арестном доме:

«(…) Числа 18–19 июля н/ст., часа в четыре утра, в клуб пришли: председатель Верх-Исетского исполнительного комитета совета Р.К. и Красноарм.[ейских] Деп.[утатов] Сергей Павлович Малышкин, военный комиссар Петр Ермаков и видные члены партии Александр Егорович Костоусов, Василий Иванович Леватных [198] , Николай Сергеевич Партин и Александр Иванович Кривцов». Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи. (Август 1918 – февраль 1920). Составитель Н. Росс. Франкфурт-на-Майне, Изд-во «Посев», 1987, с. 115.

Из Протокола допроса П.И. Логинова от 11 января 1919 г. Начальником Екатеринбургского Военного Контроля Штабс-Капитаном Белоцерковским на ст. «Екатеринбург-I»:

«(…) Разговаривая на эту тему с другим комиссаром, фамилии коего я не знаю, я слышал точно такую же версию о расстреле бывшего Царя и всей Царской фамилии, причем, насколько помню, он рассказывал мне даже некоторые детали, а именно: после того как был вынесен всей Царской семье смертный приговор, было решено тотчас же всех их расстрелять, а потому команда красноармейцев при комиссаре Голощекине отправилась в дом Ипатьева и, так как прибывших было больше, чем предназначенных к расстрелу, то был брошен жребий, кто должен принимать непосредственное участие в расстреле. На расстрел бывшего Царя жребий пал комиссару Ермакову».

Там же, с. 127.

Из Протокола допроса П.И. Логинова от 29 января 1919 г. Членом Екатеринбургского Окружного Суда И.А. Сергеевым в г. Екатеринбурге:

«(…) Во время остановок на станциях ко мне на паровоз иногда заскакивал кто-нибудь из матросов или красноармейцев. На первой за Алапаевском станции (Ясашная) зашел ко мне на паровоз человек лет 30–32-х, среднего роста, плотный брюнет с густыми черными волосами и небольшой круглой бородкой. Одет он был в защитного цвета гимнастерку и брюки, вооружен был наганом. Судя по акценту, это был латыш. Был он слегка «навеселе» (выпивши), но не пьян. По этой или иной какой-либо причине, латыш был очень словоохотлив и пустился в пространные беседы со мной о разных злободневных вопросах (по преимуществу вели разговоры об оставлении Екатеринбурга, о разных случаях, бывших при поспешной эвакуации, и т. п.). Восстановить в своей памяти содержание всех этих разговоров я не могу. Не помню уже теперь, как и с чего зашел у нас разговор и о судьбе б. Императора. Твердо помню, что когда разговор коснулся этого вопроса, латыш мне сказал: «Это дело покончено» и пояснил далее, что Николай Романов и вся его семья расстреляны. Заинтересовавшись этим заявлением, я попросил латыша сообщить мне, как и кем был произведен расстрел, и тот, взяв с меня слово держать в секрете все им сказанное, объяснил, что б. Государь и его семья были расстреляны в доме Ипатьева согласно постановления Областного совета. Исполнители казни бросили меж собой жребий о том, кому и кого расстреливать. Убийство Государя выпало, по жребию, на долю б. Верх-Исетского военного комиссара Петра Ермакова. По словам латыша, осужденных на казнь приводили и расстреливали поодиночке. Когда на место казни был доставлен б. Император Николай II, комиссар Петр Ермаков объявил ему, что по постановлению Совета уральской области он приговорен к расстрелу. Государь сначала как будто не расслышал сказанного и спросил: «Что, что?», а затем на вопрос Ермакова: «Готовы ли вы?», ответил: «Я готов». Вслед за этим раздался выстрел, и Государь упал мертвым, сраженный пулей, выпущенной из револьвера Петром Ермаковым».

Там же, с. 135.

Из Постановления о дознании в отношении П.С. Медведева от 12 февраля 1919 г., произведенного Чиновником Екатеринбургского Уголовного Розыска С.И. Алексеевым в Пермской губернской тюрьме:

«(…) К этому времени в «Дом особого назначения» уже прибыли два члена Чрезвычайной следственной комиссии, один из них, как я узнал впоследствии, был Ермаков, как его звать, не знает, родом из Верх-Исетского завода, и другой, ему совсем неизвестный. Первый из них, Ермаков [199] , невысокого роста, черноватый, на вид лет 30, бороду бреет, усы черные, говорит – «приярыкивает», второй – роста высокого, белокурый, на вид 25–26 лет» [200] . (…)

Все 11 трупов тогда же увезли со двора на автомобиле. Автомобиль с трупами был особый грузовик, который был доставлен во двор под вечер. На автомобиле этом с трупами уехали два члена следственной комиссии, один из коих был Ермаков, а другой, вышеописанных примет, ему неизвестный. (…)

Куда были увезены трупы, он, Медведев, достоверно не знает и никого об этом никогда не расспрашивал. Лишь позднее в городе Алапаевске он встретился с членом Чрезвычайной следственной комиссии, названным выше Ермаковым, и спрашивал его, куда девали трупы. Ермаков говорил, что он отвез их в шахту за Верх-Исетским заводом, там свалили все трупы в шахту, и затем будто бы взорвали эту шахту бросая туда бомбы, чтобы она засыпалась землею».

Там же, с. 152, 153.

Из Постановления Члена Екатеринбургского Окружного Суда И.А. Сергеева от 20 февраля 1919 г.:

«(…) Свидетель Владимир Кухтенков удостоверил подслушанный им разговор в. – исетского военного комиссара Петра Ермакова и деятелей партии коммунистов-большевиков Александра Костоусова, Алексей Партина и Василия Леватных. Содержание разговора сводится к тому, что эти лица принимали участие в сокрытии трупов убитых Царя, Царицы, Наследника, вел. Княжон, доктора Боткина и некоторых царских слуг».

Там же, с. 158.

Из Протокола допроса П.С. Медведева от 21–22 февраля 1919 г. Членом Екатеринбургского Окружного Суда И.А. Сергеевым в г. Екатеринбурге:

«(…) Еще прежде чем Юровский пошел будить Царскую семью, в дом Ипатьева приехали из Чрезвычайной комиссии два члена: один, как оказалось впоследствии, – Петр Ермаков, а другой – неизвестный мне по имени и фамилии, высокого роста, белокурый с маленькими усиками, лет 25–26. (…) На грузовик сели Петр Ермаков и другой член Чрезвычайной комиссии и увезли трупы. (…) О том куда скрыты трупы убитых, я знаю только вот что: по выезде из Екатеринбурга я встретил на ст. Алапаевск Петра Ермакова и спросил его, куда они увезли трупы. Ермаков объяснил мне, что трупы сбросили в шахту за В.-Исетским заводом и шахту ту взорвали бомбами, чтобы она засыпалась. О сожженных близ шахты кострах я ничего не знаю и не слышал. Более никаких сведений о месте нахождения трупов я не имею».

Там же, с. 161–163.

Из Протокола допроса Ф.П. Проскурякова от 1–3 апреля 1919 г. Судебным Следователем по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н.А. Соколовым в г. Екатеринбурге:

«(…) Вместе с Белобородовым приходил в дом еще какой-то человек. Ему было лет 35, роста он был невысокого, среднего, коренастого, плотный, волосы на голове черные, косым рядом, усы маленькие, черные кверху, бороду брил, щеки после бритья всегда отливали синей чернотой, нос длинный, тонкий, глаза черные. Отличался этот человек большим брюхом. Фамилии его я не знаю. Медведев мне его фамилии не называл. Но оба они (и Белобородов, и этот мне неизвестный) жили в Американской гостинице. Об этом мне сказывал Медведев. Еще я забыл сказать, что неизвестный волосы на голове имел курчавые. Всегда я видел их обоих, приходящих вместе. И ходили, как я уже говорил, оба они в дом всегда вместе. Должно быть, они были оба «главные» какие-нибудь. (…)

В 12 часов ночи Юровский стал будить Царскую Семью, потребовав, чтобы они все оделись и сошли в нижние комнаты. (…) Они требование Медведева (Юровского. – Ю.Ж. ) исполнили и сошли в нижние комнаты в сопровождении Юровского, Никулина, Белобородова и этого курчавого пузатого. (…)

Хорошо еще помню, что, передавая мне бумагу, которую Юровский вычитывал ГОСУДАРЮ, он называл ее, эту бумагу, «протоколом». Именно так ее называл Пашка. (П.С. Медведев. – Ю.Ж. ) Это я хорошо помню. Как только это Юровский сказал, он, Белобородов, пузатый, Никулин, Медведев и все латыши (их было, по словам Пашки, 10, а не 11 человек) выстрелили все сначала в ГОСУДАРЯ, а потом тут же стали стрелять во всех остальных. (…)

По словам Медведева, на этом грузовом автомобиле с трупами убитых уехали: Юровский, Белобородов, пузатый и несколько человек латышей. (…)

Человек, фотографические карточки которого Вы мне сейчас показываете (предъявлены фотографические карточки Петра Захарова Ермакова, представленные при дознании агентом Алексеевым, л.д. 11 об., т. 3-й), сильно похож на того самого, которого я называл пузатым и курчавым и который приходил во вторник с Белобородовым в дом Ипатьева. Действительно ли у него такое брюхо, как мне казалось, я не могу сказать. Может быть, он так был одет, что брюхо у него казалось мне большим, а на карточке этого как будто незаметно. Я припоминаю, что и Медведев, кажется, также называл его по фамилии «Ермаков» и говорил про него, что это комиссар, но какой именно комиссар и откуда именно, он не сказывал. (…)

Про пузатого я хорошо помню: Медведев сказывал, что он именно комиссар и живет именно в Американской гостинице».

Там же, с. 274, 277, 278, 280, 282.

Из Протокола дознания в отношении А.А. Якимова от 2 апреля 1919 г., произведенного агентом Екатеринбургского Уголовного Розыска С.И. Алексеевым в присутствии Прокурора Пермского Окружного Суда П.Я. Шамарина в г. Перми:

«(…) Из числа лиц, бывших при внутренней охране, принимавших участие в расстреле, был один по фамилии, как он припоминает, Ермаков. Слыхал он также между этими лицами фамилию одного – Костоусов. Фамилий Леватных, Малышкина и Партина не помнит. Костоусова он видал, помнит, что ходил он в простых белых очках. Костоусов, по словам Клещева, замывал пол в комнате расстрела».

Там же, с. 286.

Из Протокола дознания в отношении И.А. Фесенко от 30 апреля 1919 г., произведенного агентом Екатеринбургского Уголовного Розыска С.И. Алексеевым в г. Екатеринбурге:

«(…) Однажды во время работ, когда они подходили к завороту с дороги к Исетскому руднику, в местности около Четырех Братьев, он видел ехавших верхами на лошадях Юровского и с ним двух неизвестных лиц, одного из которых рабочие называли Ермаковым, а другой был пленный австриец [201] , мадьяр или кто другой – он не знает. Юровского он знал до этого, он занимал какое-то видное место при большевиках и был многим известен, а Ермакова и пленного видел в первый раз в жизни и до этого их совершенно не знал. Ехали они по направлению от Верх-Исетского завода к дер. Коптякам и повстречались с ним верстах в полуторах от разъезда Шувакиш к Коптякам.

Встречаясь с ним, они спросили его сначала, чем он тут занимается. Он объяснил им, что занимается разведкой руд. Тогда они спросили его, можно ли будет проехать по этой дороге на Коптяки и далее на автомобиле-грузовике и при том объяснили ему, что им нужно будет провезти 500 пуд. хлеба. Он, Фесенко, сказал им, что дорога, кажется, хорошая: проехать на автомобиле можно. Сказал он им это наугад, т. к. до деревни Коптяков он тогда еще не дошел. Дорога вообще та плохая. Разговор с ним вел более Юровский.

Повстречались они с ними под вечер, приблизительно часов около 5-ти. Было это около 11 июля или после этого числа, – он хорошо не упомнит, но только знает, что в те именно числа.

Проехавши на дер. Коптяки, двое из упомянутых лиц – Юровский и Ермаков – вскоре вернулись обратно, а третий – пленный – с ними обратно не проезжал. Относительно дороги Юровский и Ермаков расспрашивали его, Фесенко, на обратном пути. О третьем товарище, возвращаясь обратно, они говорили, что он поехал осматривать дорогу.

В тот же день, когда проезжали эти лица, ехали по той же дороге из города Екатеринбурга на свою дачу с кучером жена Ивана Владимирова Ускова, которой попали навстречу Юровский и Ермаков. Ускова разговаривала с ним и сообщила новости в городе и что в городе паника, и что город эвакуируется, и что красные доживают последние дни.

После проезда Юровского и Ермакова он еще работал сколько-то времени, день или два, в означенной местности, а затем работы были прекращены, так как красноармейцы начали выгонять из той местности людей под предлогом военных действий».

Там же, с. 331.

Из Протокола допроса А.А. Якимова от 7–11 мая 1919 г. Судебным Следователем по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н.А. Соколовым в г. Екатеринбурге:

«(…) Хорошо помню, что [одному из русских] фамилия была Кабанов. Это я весьма хорошо помню и положительно это удостоверяю. Что касается остальных четырех из русских, то я не могу указать, кому из них какая принадлежит фамилия. Но только я помню, положительно удостоверяю, что эти русские, кроме Кабанова, носили фамилии Ермакова, Партина и Костоусова. Указать же, который из описанных мною русских носил фамилию Ермакова, Партина и Костоусова, я не могу, но только, повторяю, они носили эти фамилии. Пятому же фамилию я забыл и не могу сказать, был ли среди них человек с фамилией Леватных. Одного же из описанных мною людей, фамилия которому Кабанов, я запомнил именно по наружности. Эти же фамилии я потому запомнил, что меня, как разводящего [202] , иногда посылали или Юровский или Никулин за кем-нибудь из них: «Позови Ермакова, позови Партина, позови Костоусова» [203] .

Там же, с. 337, 338.

Из заявления коллежского асессора Сретенского от 17 мая 1919 г. на имя Судебного Следователя по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н.А. Соколова:

«(…) Когда Семен и Афанасья Карлуковы пошли на покос утром в четверг (18 чис.), не доходя расстояния до двух верст до Четырех Братьев в узком месте дороги навстречу им попал грузовой автомобиль; на нем сидели три или четыре красноармейца, они везли две или три бочки с железными обручами, черные, из-под сала или керосина. Карлуковы отошли еще с четверти версты, – попал им навстречу второй легковой автомобиль «с шарами» (фонарями), на нем сидело три или четыре красноармейца. Прошли еще с полверсты, приблизительно, где из леса на дорогу вышли известные Карлуковым красноармейцы Ермаков и Ваганов, причем Ваганов не приказал дальше проходить, пригрозив в случае ослушания застрелить их. Дальше в лесу видны были другие красноармейцы. Карлуковы воротились домой».

Там же, с. 347.

Из Протокола допроса В.Г. Редникова от 4 августа 1919 г. Судебным Следователем по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н.А. Соколовым в г. Ишиме:

«(…) Общее мнение кр-н д. Коптяков, соприкасавшихся тогда с рудником, было то, что трупы здесь сожигались. Назывались имена местных деятелей Ермакова и Ваганова. Больше ничьих имен слышать не приходилось. Оба эти «деятеля» времен большевизма были в Верх-Исетске в то время: кто они такие, я не знаю. Ермаков – это амнистированный каторжник, а Ваганов – матрос».

Там же, с. 428.

Из Протокола допроса Н.Е. Божова от 5 августа 1919 г. Судебным Следователем по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н.А. Соколовым в г. Ишиме:

«(…) Я до поступления в партизанский отряд [204] служил объезчиком Верх-Исетской дачи и жил в Верх-Исетске. Ермакова я немного знал. Он был житель Верх-Исетска, но за что-то до революции находился в ссылке. А после переворота он вернулся из ссылки. После же большевистского переворота он стал заправилой в Верх-Исетске: военным комиссаром. Был он, должно быть, самый настоящий большевик. Я видел его часто до большевистского переворота скупающим оружие на толчках. Раз он спрашивал продажного оружия и у меня. В эти дни, когда не было пропуска к Коптякам со стороны города, мой тесть Петр Сафонович Воронин ездил за дерном. Он драл тогда дерн в болоте у Четырех Братьев. Когда он ехал назад, около Поросенкова лога ему навстречу попался Ермаков. Он ехал верхом. С ним ехали красноармейцы его отряда. Ведь все же знали тогда, кто был у Ермакова в отряде: все наши же верх-исетские молодые ребята. Я сам знаю двоих, которые были в отряде у Ермакова: Егора Скорынина (теперь убит: застрелился сам перед приходом чехословаков), другой – Михаил Шадрин (он ушел с красными). Других, которые были в отряде Ермакова, я не знаю, но я сегодня же Вам сообщу, кто именно состоял тогда в его отряде: наша команда должна всех знать их. Обязательно из них заставы и состояли тогда на Коптяковской дороге. Кто именно ехал тогда из этих красноармейцев с Ермаковым, я не знаю. Тесть, может быть, и знает, но не расспрашивал я его об этом. Когда Ермаков встретил тестя, он на него заругался и сказал ему: «Вам сказано, что сейчас тут ездить нельзя». Тесть его напугался, потому что его взгляда все боялись одного: поступал строго. И еще тогда один человек проезжал этой местностью, да я не знаю, кто такой. Его тогда Ермаков чуть не убил. Этот человек обязательно тоже знает, с какими тогда красноармейцами ехал Ермаков. (…) Я вижу предъявленную мне Вами фотографическую карточку Александра Егорова Костоусова (предъявлена карточка Костоусова). Это он. Это был самый опасный из большевиков. Он меня чуть не расстрелял. Он тоже ушел с красными, как Леватных и Партин. И Ермаков и Ваганов были близки с Голощекиным».

Там же, с. 430, 431.

Из Протокола допроса А.Р. Зудихина от 5 августа 1919 г. Судебным Следователем по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н.А. Соколовым в г. Ишиме:

«(…) Ермакова я знал по Верх-Исетску. Он давно еще занимался грабежами на больших дорогах и нажил таким путем деньги. Был он за что-то сослан на каторгу и находился в ссылке. После революции он вернулся в Верх-Исетск, и, когда власть взяли большевики, он стал военным комиссаром. На предъявленной мне Вами фотографической карточке изображен он – Ермаков (предъявлена карточка Ермакова).

Там же, с. 432.

Из Протокола допроса И.С. Зубрицкого от 7 августа 1919 г. Судебным Следователем по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н.А. Соколовым в г. Ишиме:

«(…) Жена мне передавала, что утром 19 июля часов в 6–7 через Верх-Исетск как раз по Коптяковской дороге проходило несколько автомобилей. В них сидело несколько каких-то людей с поникшими головами, как сонные. Кажется, жена узнала в одном из них Ермакова.

Ермаков – наш, коренной верх-исетский житель. Он мальчонкой служил писарем, должно быть, в заводской конторе. С 1905 г. он стал заниматься «политикой» и сделался хулиганом. Его сослали, а в эту революцию он вернулся и при большевиках сделался у нас военным комиссаром».

Там же, с. 438.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.