Глава 5. Лавры для цареубийц

Глава 5. Лавры для цареубийц

Перебравшись в августе 1920 года на постоянное жительство в Москву, Я.М. Юровский часто посещал вместе со своим бывшим помощником Г.П. Никулиным [74] квартиру еще одного участника расстрела Царской Семьи – М.А. Медведева (Кудрина). А иногда к ним на огонек забегал и еще один их общий товарищ – бывший сотрудник УОЧК И.И. Родзинский [75] , работавший в то время в системе мясозаготовок.

Особой же честью для присутствующих в доме семьи Медведевых лиц были дни, когда в их обществе бывал сам «Товарищ Филипп» (Ф.И. Голощекин) [76] – бывший Секретарь Уральского Обкома РКП(б) и Военный Комиссар Уральского Военного Округа, ставший впоследствии членом ЦК ВКП(б).

Собираясь за столом хлебосольного хозяина, гости вели неторопливые разговоры, каждый из которых рано или поздно переходил в воспоминания о далеких июльских днях лета 1918 года.

Вспоминает М.М. Медведев [77] : «Они часто встречались у нас на квартире. Все бывшие цареубийцы, переехавшие теперь в Москву» [78] .

Несмотря на разность в возрасте и занимаемое ими общественное положение, всех перечисленных выше лиц с какой-то необъяснимой силой продолжало тянуть друг к другу, заставляя их память вновь и вновь возвращаться к событиям той ночи.

Тогда, в 1927 году, они и не могли подозревать о том, как сложатся в дальнейшем их судьбы.

Считая расстрел Царской Семьи главным событием своей жизни, бывшие палачи вели изнурительно-бесконечные разговоры на эту тему, всякий раз уточняя какие-либо детали.

Повязанные кровью оболганной и преданной Августейшей Семьи, они никогда не пытались осознать содеянного и вряд ли задумывались над тем, что совершенный ими грех цареубийства есть самый страшный из всех грехов, во веки веков не подлежащий искуплению в памяти Русского Народа…

13 марта 1927 года Я.М. Юровский и Г.П. Никулин пришли в Музей Революции СССР, где в присутствии его директора С.И. Мицкевича бывший комендант ДОН передал в дар музею два принадлежащих ему пистолета, из которых он якобы лично производил расстрел Царской Семьи. Вместе с «историческим» оружием Я.М. Юровский также передал музею и экземпляр американской газеты «A Paper for People Who Think», в которой имелись фото «б. царской семьи и т. Юровского», а также один из документов своего бывшего помощника, относящегося к екатеринбургскому периоду его деятельности [79] .

К сданному в музей оружию Я.М. Юровский приложил пояснительную записку, текст которой приводится ниже с сохранением орфографии подлинника:

«В Музей революции Директору музея товарищу Мицкевичу

Имея в виду приближающуюся 10-ю годовщину Октябрьской революции и вероятный интерес для молодого поколения видеть вещественные доказательства (орудие казни бывшего царя Николая II, его семьи и остатков верной им до гроба челяди), считаю необходимым передать музею для хранения находившиеся у меня до сих пор два револьвера: один системы кольт номер 71905 с обоймой и семью патронами и второй системы маузер за номером 167177 с деревянным чехлом-ложей и обоймой патронов 10 штук. Причиной того, почему два револьвера, следующие – из кольта мною был наповал убит Николай, остальные патроны одной имеющейся заряженной обоймы кольта, а также заряженного маузера ушли на достреливание дочерей Николая, которые были забронированы в лифчики из сплошной массы крупных бриллиантов и странную живучесть наследника, на которого мой помощник израсходовал целую обойму патронов (причину странной живучести наследника нужно, вероятно, отнести к слабому владению оружием или неизбежной нервности, вызванной долгой возней с бронерованными дочерьми).

Бывший комендант дома особого назначения в городе Екатеринбурге, где сидел бывший царь Николай II с семьей в 1918 г. (до расстрела его в том же году 16.07), Яков Михайлович Юровский и помощник коменданта Григорий Петрович Никулин свидетельствует вышеизложенное.

Я.М. Юровский, член партии с 1905 г. Номер партбилета 1500, Краснопресненская Организация. Г.П. Никулин, член ВКП (б) с 1917 г., номер 128185, Краснопресненская организация» [80] .

Приняв от Я.М. Юровского упомянутое оружие и документы, С.И. Мицкевич выдал ему взамен расписку нижеследующего содержания:

«Музей Революции С.С.С.Р. Москва, Тверская, 59 _ _ _ _ _ _

Расписка

– – – —

Музеем Революции СССР получено от т. Юровского:

1/ 2 револьвера: один системы Кольт № 71905 с обоймой и семью патронами, второй системы Маузер № 167177 в деревянном чехле с обоймой и 10 патронами.

2/ Удостоверение на имя Никулина, выданное Уральским областным Советом.

3/ Газета «A Paper for People Who Think» от 6 ноября 1921 г. со снимками б. царской семьи и т. Юровского.

4/ Автобиография т. Никулина.

5/ Фотокарточка т. Никулина.

13 марта 1927 г.

Директор Музея революции СССР С. Мицкевич» [81] .

Сдавая в музей «историческое оружие», Я.М. Юровский, конечно же, в первую очередь рассчитывал на то, что в преддверии 10-летней годовщины Октябрьского переворота оное непременно будет выставлено на всенародное обозрение в одном из музейных залов. А значит, и его имя как организатора казни и главного цареубийцы будет навечно вписано в анналы истории борьбы за власть Советов. Но этого не случилось. И, вероятнее всего, по целому ряду причин, о которых будет рассказано немногим ниже.

Сейчас же самое время рассказать немного поподробнее о том, какое именно «историческое оружие» сдал Я.М. Юровский в Музей Революции СССР. А для того чтобы не вызвать ненужных кривотолков, в первую очередь следует пояснить тот факт, что по укоренившейся привычке того времени словом «револьвер» (которые были изобретены значительно раньше автоматических пистолетов) могли называть не только таковые, но и автоматические пистолеты.

Пояснения требует и тот факт, что сданный Я.М. Юровским пистолет Маузера К-96/12 был, судя по воспоминаниям Г.П. Никулина, моделью этого пистолета с коротким стволом [82] .

Так, во время беседы М.М. Медведева с Г.П. Никулиным [83] последний вспоминал: «Ну, надо Вам сказать, что когда мы еще вели беседу в Музее революции, это было в 1927 г., куда мы сдали оружие – пистолеты. Он – свой, я – свой. Мой – кольт, а его был маузер, короткий» [84] .

Здесь также следует оговориться о том, что, записывая свои воспоминания на пленку в 1964 году, Г.П. Никулин явно заблуждался в отношении передачи музею лично им пистолета Кольта М1911, зав. № 71905. Этот пистолет, так же, как и пистолет Маузера К-96/12, Зав. № 167177, принадлежал Я.М. Юровскому. Свой же пистолет Кольта, со слов М.М. Медведева, он сдал в Музей Революции СССР несколько позднее, в начале 1930-х гг.

Пистолет Кольта, сданный в музей Я.М. Юровским, судя по его заводскому номеру, – это Модель 1911 г. (М1911), изготовленная в Северо-Американских Соединенных Штатах (САСШ) специально для России.

С левой стороны кожуха затвора этих пистолетов имеется следующая надпись:

PATENTED APR. 20. 1897; SEPT. 9. 1902; COLT`S PT. F.A. MFG. CO. DEC. 10. 1905; FEB. 14. 1911; AUG. 19. 1913. HARTFORD CT. U. S. A.

С этой же стороны рамок этих пистолетов (ближе к их спусковой скобе) имеется надпись на русском языке, выполненная более мелким шрифтом:

англ. заказъ

С правой стороны кожуха затвора этих пистолетов имеется следующая надпись:

COLT AUTOMATIC, CALIBRE 45. GOVERNMENT MODEL.

С правой стороны рамок этих пистолетов (ближе к спусковой скобе) располагается заводской номер, имеющий в нашем случае перед цифровым рядом индекс «С», указывающий на коммерческий выпуск данного вида оружия.

Коммерческие партии этого оружия поставлялись правительством САСШ для Русской императорской армии во время Первой мировой войны.

В январе 1916 года по просьбе Военного Министерства Российской империи правительство Великобритании разместило на фирме «Кольт» свой заказ на изготовление 100 тыс. пистолетов этой системы. Согласно американским источникам, в период с 19 февраля 1916 по 18 января 1917 года фирмой «Colt» («Кольт») было поставлено в Россию 47 тыс. таких пистолетов, имеющих порядковые номера с 2300 по 80 000 [85] .

Скорее всего одна из партий этих пистолетов, так и не успев дойти до Действующей Армии, «осела» на военных складах Екатеринбургского гарнизона и в дальнейшем была «реализована» уже при Советской власти меж «своими людьми». И подтверждением сему – слова того же М.М. Медведева, рассказавшего автору, что этими пистолетами были вооружены все Члены Коллегии, а также некоторые сотрудники УОЧК (в том числе и Я.М. Юровский), работавшие в Екатеринбурге в 1918 году.

Кстати сказать, один из подобных пистолетов и сейчас представлен в экспозиции «Музея Памяти Романовых» в экспозиции Свердловского областного историко-краеведческого музея [86] .

До 9 июня 1935 года сданные Я.М. Юровским пистолеты находились в фондах музея, а затем были изъяты органами НКВД СССР [87] .

Так что, как это ни прискорбно, но именно с этого дня это оружие стало числиться как изъятое сотрудниками правоохранительных органов, преемники которых даже по прошествии более чем семи десятилетий до сих пор не могут дать по этому поводу, хоть сколько-нибудь вразумительных объяснений! (Наверное, точно такая же участь постигла и пистолет Г.П. Никулина, который также никогда не выставлялся в экспозиции…) Причина же, побудившая компетентные органы изъять из музея и это оружие, доподлинно неизвестна, а надежда на установление истины видится автору более чем сомнительной даже в настоящее время.

Однако в связи с этим имевшим место фактом все же можно сделать два предположения.

Первый из них – пристрастие некоторых представителей партийно-советской элиты к каким бы то ни было «сувенирам» отечественной истории, в силу чего автор не исключает возможности того, что суть необъяснимо-таинственной причины их изъятия как раз и заключается в ее банально-корыстолюбивой подоплеке.

А второй – еще более тривиальный: арест единственной дочери Я.М. Юровского – одной из главных организаторов прообраза будущего комсомола, – Социалистических Союзов рабочей молодежи Урала, репрессированной в марте 1938 года [88] .

Однако как бы там ни было, но отсутствие этих исторических памятников в собрании бывшего Центрального Музея Революции СССР является невосполнимой утратой не только для музейных работников, но и для ученых-исследователей, специализирующихся в области судебно-баллистических и историко-криминалистических экспертиз.

Занимаясь детальным изучением обстоятельств трагической гибели Царской Семьи многие годы, автор пришел к выводу о том, что так называемая пояснительная записка (текст которой приведен выше) была написана Я.М. Юровским с сознательным искажением некоторых фактов, имевших место в реальной действительности.

Так, например, упомянутый в ней пистолет Кольта М 1911 на деле вряд ли является «орудием казни» (даже несмотря на свою историческую принадлежность к ДОН и личности его бывшего коменданта), так как целый ряд обстоятельств говорит против этого факта. Нелишним также будет и пояснение автора о том, что бриллианты и прочие драгоценности (зашитые в корсетах Государыни и Ее дочерей) не могли сыграть какой-либо существенной роли в защите тел их владельцев. Так как, несмотря на природную твердость таковых, все они были размещены в мягкой тканевой основе (не представляющей собой жесткой конструкции), а посему и не являлись серьезной помехой пулям оружия, используемого при убийстве Царской Семьи. Более того, автор практически не сомневается в том, что, подчеркивая особо наличие «бриллиантовых панцирей», Я.М. Юровский как бы чувствовал в них свою «собственную защиту», позволявшую прикрывать допущенные им огрехи, в конечном итоге сказавшиеся на неорганизованности проведения всей акции в целом, а также «неизбежной нервности» действующей под его началом команды.

Не желая повторять уже сказанное, попробуем все же обратить внимание читателя на одну небезынтересную особенность этой пояснительной записки.

Вчитываясь в ее строки, становится не совсем понятно, для чего, собственно, Я.М. Юровскому – человеку, наделенному особым доверием партии (поручавшей ему в 1918–1919 гг. самые ответственные поручения [89] ), понадобилась подпись Г.П. Никулина на этом историческом документе?

А дело в том, что Г.П. Никулин был выбран Я.М. Юровским не случайно. Ибо еще в Екатеринбурге, в далеком 1918 году, он почти сразу же приметил молодого сотрудника УОЧК, который резко выделялся среди своих товарищей тем, что не употреблял спиртное в принципе [90] . Завязавшаяся на Урале дружба с годами только крепла и со временем переросла фактически в родственные отношения. Поэтому куда бы ни бросала судьба Я.М. Юровского в годы Гражданской войны и после, он повсюду старался «тащить» за собой «сынка» (так он называл Г.П. Никулина с первых дней их знакомства). И даже умирая от сердечной недостаточности и прободной язвы летом 1938 года, Я.М. Юровский делает Г.П. Никулина своим душеприказчиком и завещает своим детям слушать его, как родного отца.

Учитывая эти обстоятельства, нетрудно понять, что Г.П. Никулин просто не мог бы отказать Я.М. Юровскому в его просьбе: подписать этот столь важный для него документ.

И именно на этом, на взгляд автора, и был построен весь тонкий расчет Я.М. Юровского, который, с одной стороны, лично от себя передавал в Музей Революции СССР эти «вещественные доказательства» . А с другой (используя подпись и имя своего бывшего помощника) – как бы навечно закреплял за собой «титул» теперь уже официально признанного цареубийцы, ограждая себя на будущее от любых посягательств со стороны, каких бы то ни было других претендентов на эту роль. Ибо бывший Комендант ДОН отлично знал, что в силу сложившихся обстоятельств там, в подвальном помещении дома Ипатьева, этот первый «исторический» выстрел принадлежал не ему, а члену Коллегии УОЧК Михаилу Александровичу Медведеву (Кудрину), который попросту опередил его на какие-то секунды…

И поэтому до самых последних дней не смог простить ему этого Яков Михайлович Юровский, построив в дальнейшем свою личную месть на том, что практически никогда не упоминал имя бывшего соратника в собственных мемуарах. (Ведь передавая в Музей Революции СССР принадлежавший ему пистолет Кольта, Я.М. Юровский, конечно же, не мог не помнить о том, что оружие данной системы во время расстрела находилось не в его руках, а в руках чекиста М.А. Медведева (Кудрина)!)

Явная ложь Я.М. Юровского в деле присвоения себе «лавров» главного цареубийцы видится автору еще и в том, что, имея в своем личном пользовании книгу П. Жильяра «Тринадцать лет при Русском Дворе (Петергоф 1905 г. – Екатеринбург 1918 г.). Трагическая судьба Николая II и Царской семьи», он был также хорошо знаком с книгой Н.А. Соколова «Убийство Царской Семьи» [91] , подробные выписки из которой он хранил у себя до конца своих дней.

Располагая этим материалом, Я.М. Юровский не мог не знать о том, что в числе прочих вещественных доказательств (обнаруженных и изъятых членом Екатеринбургского Окружного Суда И.А. Сергеевым в комнате, где было совершено убийство Царской Семьи) была одна-единственная пуля, идентифицируемая специалистами как пуля кал. 11,43 мм к пистолету системы Кольта. Поэтому автор вправе предположить, что данное обстоятельство могло быть использовано Я.М. Юровским, не без некоторой выгоды для себя.

А если наши рассуждения верны, то в этом случае серьезный «прокол» Я.М. Юровского состоял в том, что он указал слишком большое количество выстрелов, произведенных из его Кольта по несчастным жертвам. Ибо в таком случае количество обнаруженных в комнате пуль данного калибра, равно как и их следов, без сомнения превысило бы ее единственный экземпляр, которым располагало следствие в 1918 г.

В то же время М.А. Медведев (Кудрин) никогда не отрицал того факта, что сделал из своего аналогичного оружия всего один выстрел, достреливая одну из жертв – Великую Княжну Татьяну Николаевну. (По мнению автора, именно эта пуля была изъята следствием в 1918 году!)

Однако не следует забывать о том, что кроме М.А. Медведева (Кудрина) у Я.М. Юровского был куда более «серьезный конкурент» – П.З. Ермаков. Оставшись проживать на Урале, он также стал претендовать на роль главного организатора и исполнителя расстрела Романовых, и не менее главного уничтожителя (сжигателя) трупов.

И если М.А. Медведев (Кудрин), в силу целого ряда причин, предпочитал особо не распространяться о своем участии в этом деле [92] , то П.З. Ермаков, наоборот, кричал об этом чуть ли не на каждом углу. И, как мы уже знаем, последовав его примеру, также сдает свое оружие в Уральский Областной «Музей Революции».

Желая закрепить свою «историческую миссию», так сказать, окончательно и бесповоротно, Я.М. Юровский обращается к Ф.И. Голощекину (в то время члену ЦК ВКП /б/) с предложением об издании сборника воспоминаний участников расстрела Царской Семьи, выпуск которого планировался им к 10-летию этого события.

Вспоминает М.М. Медведев:

«В том же 1927 г. Юровский подал в ЦК ВКП(б) идею создать к 10-летию расстрела Романовых сборник документов и воспоминаний участников расстрела. (Он предполагал включить в этот сборник воспоминания нужных ему участников, то есть Г.П. Никулина, А.А. Стрекотина и др., то есть всех тех, кто смог бы подтвердить его «историческую миссию» – тот самый выстрел в царя. – Авт. ) Но через члена Коллегии ОГПУ – Ф. Голощекина [93] был передан устный приказ Сталина: «Ничего не печатать и, вообще, помалкивать!» [94] .

И в этом не было особого секрета, так как к тому времени И.В. Сталин уже начал открытую борьбу со своими политическими противниками – троцкистами. А в этом случае хотели бы авторы таковых или же нет, но обойтись без упоминаний видящего себя главным обвинителем на планируемом суде над Николаем II Л.Д. Троцкого, а также без одного из главных организаторов убийства Царской Семьи А.Г. Белобородова было просто невозможно. Равно как невозможно было бы не упомянуть и таких фигурантов этого дела, как Г.И. Сафаров, Б.В. Дидковский, С.В. Мрачковский, В.М. Горин, а также многих прочих лиц из числа «раскаявшихся» и «затаившихся» троцкистов. А отсюда и запрет вождя на публикацию таковых.

Так что после приведенных выше слов М.М. Медведева, думаю, излишне напоминать читателю еще раз о том, чем могло бы закончиться в то время дальнейшее ослушание воле вождя со стороны любого из перечисленных лиц. Посему написанные к тому времени В.Н. Нетребиным, А.А. Стрекотиным и Г.И. Сухоруковым воспоминания на эту тему было предложено сдать в Уральский Истпарт, где таковые и находились на особом хранении вплоть до недавнего времени. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.