8.2. ПЕРИОД ХАЛИФАТА ОМЕЙЯДОВ

8.2. ПЕРИОД ХАЛИФАТА ОМЕЙЯДОВ

Арабское нашествие началось в момент охватившего Византию и Иран экосоциального кризиса: к этому времени 26-летняя война между великими державами опустошила весь Ближний Восток. Нашествие довершило это опустошение. Ктесифон был разрушен, военное разорение привело к страшному голоду и чуме 639 г. Арабская армия, стоявшая в Палестине, потеряла от чумы 25 тыс. человек[1050] – по-видимому, около половины своего состава. Хронист Абу Юсуф писал, что после арабского завоевания стало так много заброшенных земель, что их вряд ли удастся обработать в будущем[1051].

О масштабах произошедшей катастрофы свидетельствуют данные о поступлении налогов с Месопотамии: несмотря на то что при арабах ставки налогов возросли по крайней мере вдвое, сбор налогов уменьшился в полтора раза: с 120 до 80 млн дирхемов[1052]. Такое падение объема собираемых налогов свидетельствует об уменьшении численности населения в 2-3 раза. Имеются также данные о кадастре, проведенном арабами в 642 г. Согласно этому кадастру в Центральном Ираке имелось 3,2-3,8 млн га пашни и 0,5-0,6 млн крестьян, платящих подушную подать (взрослых мужчин)[1053]. При средней численности семьи в 5 человек общую численность населения можно оценить в 2,5-3 млн, при этом демографическая нагрузка на гектар пашни составит максимально 0,94 чел./га. Средняя урожайность в Ираке при использовании традиционных методов хозяйства составляет 13 ц/га пшеницы или 20 ц/га ячменя[1054]. Таким образом, при двупольной системе[1055] на человека приходилось около 600 кг пшеницы или 1200 кг ячменя в год – весьма высокая норма потребления. Для сравнения в 1949 г. посевные площади составляли 2,6 млн га, а население – 5 млн чел.[1056]; таким образом, демографическая нагрузка составляла 1,92 чел./га, т. е. была вдвое больше. При этом нужно отметить, что в середине ХХ в. Ирак полностью обеспечивал себя продовольствием, а урожайность по сравнению с VII в. значительно уменьшилась[1057].

Одним из препятствий к возрождению земледелия было то обстоятельство, что переселившиеся из Аравии племена бедуинов на новых местах продолжали вести кочевое хозяйство. Это приводило к стравливанию посевов и к конфликтам с местными жителями[1058].

О ценах на зерно в этот период известно, что расчет налоговых ставок производился из цены 1 кафиза (13 кг) в 1 дирхем[1059], что соответствует 0,75 динара за 1 центнер. Как мы увидим далее, по сравнению с последующим периодом это была низкая цена.

Завоевание привело к значительным социальным переменам, прежде всего в отношениях собственности. Крупные византийские землевладельцы и иранские дехканы (за исключением немногих) лишились своих прав на землю. Согласно мусульманскому праву все завоеванные земли становились коллективной собственностью мусульман, т. е. государственной собственностью; эти земли давались крестьянам в пользование под условием уплаты поземельного налога, хараджа[1060]. Харадж с земли высшего качества составлял 2 кафиза зерна и 2 дирхема с 1 джериба (0,16 га) земли. По расчетам специалистов, харадж составлял примерно 2/5 урожая[1061]. Кроме того, существовал подушный налог, джизья: с простолюдинов брали 1 динар в год, с зажиточных людей – до 4 динаров. В целом налоги были примерно вдвое выше, чем до завоевания, – они отнимали практически весь прибавочный продукт крестьян. Политика угнетения неверных нашла свое выражение в словах халифа Омара: «Мусульмане едят их, пока они живы; когда мы и они умрем, наши дети будут есть их детей, пока они живы»[1062]. Следует особо отметить, что при столь высоком уровне налогообложения частная собственность теряет смысл и сдача земли в аренду не дает прибыли. Действительно, при наделении знати поместьями власти уменьшали налоги с пожалованных земель[1063].

Арабы были несведущи в бухгалтерии, поэтому в течение полувека после завоевания налоговые ведомости велись на местных языках, и сбор налогов осуществлялся местными чиновниками. В Персии налоги собирали местные дехкане, и хотя они в большинстве случаев утратили права на землю, это позволяло им получать доходы за счет завышения налоговых ставок. Таким образом, персидская знать до какой-то степени сохранила свое положение, хотя ввиду тяжести арабских податей дехкане не могли брать с крестьян, как в прежние времена. В некоторых случаях, по преимуществу на окраинах халифата, дехкане сохранили свои владения в качестве мульков, они владели этими землями как собственностью, уплачивая за них определенные договором налоги[1064].

В отличие от парфян или персов арабы отказались от раздела завоеванных земель на владения знати или поместья воинов, исключения делались лишь для немногочисленных знатных лиц. Все завоеванные земли считались общим владением мусульман, которые жили в основанных ими огромных военных лагерях. Эти палаточные лагеря – Фустат, Куфа, Басра и другие – были окружены земляным валом и делились на кварталы, принадлежавшие родам и племенам; в центре располагалась большая площадь для собраний и общих молений, позже она была обведена галереей и превратилась в мечеть. Лагерь в Куфе населяли 40 тыс. воинов с семьями и рабами, четверть из них ежегодно отправлялась на войну с неверными[1065]. Все воины были переписаны в реестрах-диванах и получали жалование из казны, жалование рядового воина составляло 4-8 динаров в год и было в 3–6 раз больше оплаты византийского воина. Кроме того, воины получали 4/5 военной добычи. Е. Аштор отмечает, что «мусульманское правление с самого начала было правлением военной аристократии»[1066].

Как это обычно бывает, завоевание страны кочевниками привело к созданию сословного общества, в котором завоеватели составили сословие воинов, а побежденные – податное сословие. Правда, в отличие от других завоевателей мусульмане принимали побежденных в свою среду, в том случае если побежденные принимали ислам. Однако обращение в ислам означало, что новообращенный должен вступить в одно из арабских племен, жить вместе со своими новыми соплеменниками и вместе с ними участвовать в «священной войне». Новообращенные считались клиентами (мавали) принявшего их племени, они занимали приниженное положение, им не платили жалованье, как арабам, они не могли жениться на арабских женщинах и стояли в мечетях позади арабов. Поэтому лишь немногие из побежденных приняли ислам в первые десятилетия после завоевания, большинство предпочло сохранить привычный образ жизни и платить подати в качестве покровительствуемых (зиммиев)[1067].

Социальная история раннего халифата была историей социального синтеза, историей борьбы арабских, персидских и византийских традиций. Е. Аштор называет этот процесс симбиозом и отмечает, что симбиоз особенно ярко проявился в развитии мусульманского законодательства, которое адаптировало как византийскую, так и персидскую судебные практики[1068]. Как обычно, в процессе синтеза завоеватели перенимали навыки бюрократического управления и элементы автократии, для управления покоренным населением использовались местные чиновники и по возможности соблюдались местные традиции. Высшие должности аппарата управления замещались, естественно, арабами; перенимая местные обычаи, арабские наместники вместе с тем перенимали привычку к роскоши и стремление к обогащению[1069]. Уже вскоре после завоевания это привело к дифференциации внутри мусульманской общины, к появлению неравноправия и неравенства. Если второй халиф правоверных, Омар (634-644 гг), еще придерживался традиционного аскетизма и иногда спал прямо на ступенях мечети, то третий халиф, Осман, раздавал своей родне земли и драгоценности; его наместники присваивали налоговые поступления. Это вызывало возмущение в общине. «Мы участвуем в одних и тех же походах, почему же те живут в изобилии, а мы остаемся в нищете?» – говорил один арабский поэт[1070]. Перенимание чуждых арабам традиций в процессе социального синтеза привело к традиционалистской реакции. В 656 г. Осман был убит возмущенными паломниками; халифом был избран зять пророка, Али (656-661 гг.). Али попытался отстранить коррумпированных наместников; один из них, Муавия, поднял мятеж в Сирии. Началась гражданская война, которая закончилась поражением сторонников уравнительного ислама. Потерпев поражение, они откололись от основной массы мусульман (суннитов) и образовали две партии: радикальную партию хариджитов и более умеренную и многочисленную партию шиитов. Звание главы шиитов, имама, было наследственным в роду Али и дочери пророка Фатимы. После неудачных восстаний имамы были вынуждены скрываться от врагов, их имена хранились в тайне, и их называли «скрытыми имамами»[1071].

Одержав победу над традиционалистами, Муавия стал халифом и основал династию Омейядов. Омейяды продолжали политику перенимания византийских и персидских традиций: это сказалось прежде всего в становлении автократических порядков и утверждении наследственной власти халифов. «Был Му’авийа первым в исламе, кто завел стражу и полицию… – свидетельствует хронист Йакуби, – и стал использовать в качестве секретарей христиан, и перед ним шли с копьями. Он стал… сидеть на троне, а люди – ниже него… И говорил Му’авийа: “Я – первый из царей”»[1072].

Было налажено централизованное и единообразное управление, в канцеляриях стал употребляться арабский язык, была введена единая монета (золотой динар весом 4,25 г и серебряный дирхем в 2,97 г). С другой стороны, продолжало сказываться влияние кочевых традиций: оно проявлялось не только в пропаганде шиитов, но и в сохранении племенной структуры арабских ополчений, в частых столкновениях между племенами[1073]. Хотя Муавия добился значительных успехов в утверждении своей автократии, он не смог ввести определенный порядок престолонаследия – отсутствие этого порядка оставалось слабым местом Омейядов вплоть до их падения. После смерти Муавии в 680 г. шииты и хариджиты подняли новое большое восстание, к ним присоединились «мавали», требовавшие уравнения своего положения с положением арабов. Ситуация осложнялась враждой северных и южных арабских племен (кайситов и кельбитов), которую лишь на время удалось погасить при утверждении ислама. Восстания и межплеменные распри переросли в гражданскую войну, которая продолжалась десять лет. В конечном счете Омейяды одержали победу и с помощью репрессий упрочили свою власть, но эти распри нанесли серьезный удар по социальной сплоченности (асабии) арабов и со временем привели к утрате тех качеств, благодаря которым они завоевали Ближний Восток[1074].

С воцарением Муавии и наступлением мира началось восстановление экономики. «Когда воцарился халиф Муавия, во всем мире настало процветание, какого никогда не было…» – свидетельствует сириец Бар Пенкайа[1075]. Специалисты пишут о восстановлении разрушенного войнами хозяйства, о расширении посевных площадей[1076] Халиф Язид I (680-683 гг) уделял так много внимания восстановлению ирригационных систем, что его прозвали «водным инженером»[1077]. Отражением роста населения служит рост сбора налогов с Ирака: при Омаре (634-644 гг) сбор составлял 80 млн дирхемов, при Муавии (661–680 гг.) – 100 млн, при наместнике Хаджжадже (694-714 гг) – 135 млн[1078]. Однако в конце VII в. появляются признаки аграрного кризиса: в 688 и 695 гг. сирийские хроники упоминают неурожай и голод[1079]. Размер установленных завоевателями налогов был таков, что дробление надела между наследниками делало почти невозможной их выплату. В Ираке разорявшиеся крестьяне не могли платить налоги; несмотря на законодательные запреты, они продавали свою землю и бежали в города. Так же как Осман, Муавия жаловал арабской знати поместья, таким образом, помимо государственных земель (фай) в халифате существовали и частные земли (мульк). Мусульмане, покупавшие землю разоренных крестьян, платили с нее лишь десятину урожая, поэтому частная собственность для них имела смысл. Чтобы пресечь бегство крестьян, иракский наместник Хаджжадж ставил на дорогах сторожевые отряды; крестьян возвращали в их деревни. В города не пускали и тех, кто принял ислам и хотел бы (как полагалось ранее) присоединиться к арабам; новообращенные крестьяне отныне должны были оставаться крестьянами[1080]. Чтобы предотвратить разорение сельских жителей, им запрещали продавать своих буйволов. Халиф Омар II в 719 г. подтвердил запрет продажи крестьянских земель, но ввиду отсутствия контроля через несколько лет они вновь стали продаваться – земли скупала знать, обладавшая налоговыми привилегиями[1081]. Хаджжадж принимал энергичные меры, чтобы обеспечить крестьян землей: он мобилизовал население на строительство дамб и каналов. Наместник купил у купцов из Басры тысячи черных рабов, зинджей, и направил их на расчистку солончаков. Халиф Хишам (724–743 гг) также уделял очень большое внимание ирригации[1082].

Тем не менее уход крестьян в города продолжался; Куфа, Басра, Васит быстро увеличивались в размерах. Городские ремесла давали работу части беглецов из деревни, и, кроме того, арабские воины содержали множество слуг. Города арабов к этому времени уже перестали быть военными лагерями, палатки заменили добротные дома[1083]. Численность арабского военного сословия быстро росла; в правление Муавии только в Басре число воинов, получавших регулярное жалование, возросло с 40 до 80 тыс., а число их сыновей – с 80 до 120 тыс. На содержание арабского воинства уходили практически все налоги, и его быстрый рост был причиной нарастающего финансового кризиса[1084].

В конце VII – начале VIII вв. были приняты меры, чтобы увеличить сбор налогов, был проведен новый кадастр, налоговые ведомости были переведены на арабский язык, и их составление строго контролировалось. Отныне крестьяне платили налоги без посредников: после уплаты им вешали на шею в качестве квитанции бирку-печать. Земля, покупаемая мусульманами, больше не освобождалась от основного налога, хараджа; не освобождало от хараджа и обращение в ислам. Была резко увеличена джизья, платимая христианами; позже, при Иазиде II (720-724 гг.), стали взимать налог с монастырей и церквей[1085].

В правление Хишама положение продолжало ухудшаться, тюрьмы были переполнены неплательщиками налогов[1086]. Немногие данные, имеющиеся от конца правления халифа Хишама, говорят о резком росте цен на зерно, в 738 г. цена достигала 3,42 динара за центнер, в пять раз больше, чем в начале правления Омейядов. В год смерти Хишама разразился страшный голод, сопровождаемый чумой[1087]. В казне не было денег, и правительство сократило жалование войскам. В условиях финансового кризиса и оскудения военной элиты началась ее быстрая фрагментация, арабские племена (кайситы и кельбиты) возобновили свои распри и выдвинули трех претендентов на трон халифа. Эти распри продолжались и после утверждения на престоле ставленника кайситов Мервана II (744– 750 гг.), причем одна из оппозиционных группировок, шииты, обратилась за поддержкой к народу – к персидскому населению Ирана. Шиитские агитаторы призывали крестьян к восстанию, обещая им снижение податей; заодно с ними действовали сторонники Аббасидов – потомков дяди Мухаммеда, Аббаса. В 747 г. аббасидский эмиссар Абу Муслим поднял на восстание крестьян Хорасана. Среди повстанцев было много маздакитов – старинные коммунистические идеи Маздака оставались знаменем угнетенных крестьян[1088]. В восстании участвовали и персидские дехкане, потерявшие при арабах свои земли. Враждовавшие между собой арабы не смогли подавить восстание; более того, часть из них (шииты и кельбиты) примкнула к восставшим. Власти напрасно призывали к национальному чувству арабов, указывая, что за спиной Аббасидов стоят персы. Кровопролитная борьба продолжалась три года, войска халифа были разбиты в нескольких сражениях, в 750 г. Мерван II бежал в Египет и был там убит[1089]. Ожесточение восставших было таково, что, по сведениям арабских источников, они уничтожили 500 тыс. клиентов и сторонников Омейядов. Земли омейядской знати были конфискованы[1090].

О масштабах разразившейся катастрофы говорят цифры: уровень цен на зерно в 743–751 гг. составлял около 6 динаров за центнер. После окончания кризиса цены упали до 0,1–0,2 динара за центнер[1091]. Сбор налогов с Ирака в 40-х гг. упал до 60 млн дирхемов, т. е. был вдвое ниже, чем в начале VII в.[1092]. Эти данные позволяют сделать вывод о гибели значительной части населения.

* * *

Переходя к анализу социально-экономического развития халифата в эпоху Омейядов, необходимо отметить, что арабское завоевание привело к созданию сословного государства, в котором мусульмане были военным сословием, а покоренное население – податным сословием. Уровень эксплуатации при этом был значительно выше, чем в предшествующую эпоху. Специфика арабского завоевания заключалась в том, что мусульмане отказались от раздела завоеванных земель на феоды; основная часть земли стала государственной собственностью, и воины получали жалование за счет собираемых государством налогов. Таким образом, необходимо констатировать, что вопреки теории Л. Уайт арабские всадники-рыцари (в отличие от персов) не имели поместий, а получали жалование из казны. При этом нельзя сказать, что причиной отсутствия системы поместий была централизация управления и новые финансовые возможности бюрократии, как это было в Китае. В данном случае причина была идеологической и заключалась в коллективистском характере мусульманской религии.

Уровень установленных завоевателями налогов был таков, что у крестьян отнимался весь прибавочный продукт; частная собственность на землях, обложенных такими налогами, практически теряла смысл. Таким образом, завоевание привело к установлению системы государственной экономики. После завоевания начался обычный процесс социального синтеза, когда кочевники перенимали порядки завоеванных культурных государств: систему управления, и в том числе авторитарную власть монархов. Это перенимание вызвало традиционалистскую реакцию среди сторонников исламских (кочевых в своей основе) традиций. Столкновение привело к двум гражданским войнам и к поражению традиционалистов, в конечном счете результатом социального синтеза явилось формирование мощной сословной монархии с государственной экономикой.

После установления мира и воцарения Муавии начался период восстановления. Для этого периода характерны относительно высокий уровень потребления основной массы населения, низкий уровень демографического давления на землю, рост населения, рост посевных площадей, строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений, низкие цены на хлеб. С конца VII в. появляются признаки наступающего Сжатия: отсутствие доступных крестьянам свободных земель; крестьянское малоземелье; высокие цены на хлеб; высокий уровень земельной ренты; частые голодные годы; частые эпидемии; разорение крестьян-собственников; рост задолженности крестьян и распространение ростовщичества; распространение аренды; рост крупного землевладения; уход части разоренных крестьян в города; попытки малоземельных и безземельных крестьян заработать на жизнь работой по найму, ремеслом или мелкой торговлей; быстрый рост городов; развитие ремесел и торговли; попытки увеличения продуктивности земель путем ирригации; попытки расширить территорию путем завоеваний, непропорциональный (относительно численности населения) рост численности элиты; рост конкуренции за статусные позиции в среде элиты; фрагментация элиты; ослабление официальной идеологии и распространение диссидентских течений; обострение борьбы за ресурсы между государством, элитой и народом; попытки оппозиционных государству фракций элиты поднять народ на восстание или их присоединение к народным восстаниям; финансовый кризис государства.

Быстрое наступление Сжатия объясняется тем обстоятельством, что высокие налоги сокращали экологическую нишу этноса (чрезмерные подати можно рассматривать как искусственное сокращение урожайности). Налоги отнимали у крестьян почти весь прибавочный продукт, в этих условиях дробление хозяйства между наследниками сразу же приводило к невозможности уплаты налогов. С другой стороны, на примере халифата Омейядов можно наблюдать структурный характер кризиса: непропорциональный рост элиты (арабского военного сословия), ее фрагментацию, попытки оппозиционных фракций поднять на борьбу простой народ. Существенную роль сыграла также традиционалистская реакция со стороны персов, которая маскировалась внешними формами шиизма.

В конечном счете Сжатие окончилось экосоциальным кризисом 740-х гг. Мы наблюдаем голод, эпидемии, восстания и гражданские войны, гибель больших масс населения, высокие цены на хлеб, гибель значительного числа крупных собственников.

Е. Аштор, исследовавший динамику цен в VII – XII вв., полагал, что со времен арабского завоевания вплоть до середины X в. имела место «повышательная» вековая тенденция; в это время численность населения росла и это влекло за собой рост цен. Е. Аштор считал, что рост был медленным и рассматривал средние цены за целые столетия, хотя и оговаривался, что нахождение средних для таких больших промежутков «может показаться странным»[1093]. Действительно, при столь больших промежутках выборка цен, очевидно, уже не является нормальной совокупностью и, с точки зрения математической статистики, понятия среднего, дисперсии и доверительного интервала просто теряют смысл. Однако в исторических источниках часто содержатся указания на «нормальную», т. е. среднюю, цену для более коротких периодов, и мы видим, что эта «нормальная» цена иногда резко менялась. Почти все известные цены для VIII – XIII вв. собраны в таблице О. Г. Большакова и представлены на сопровождающем таблицу графике[1094], однако большинство этих цен относятся к годам неурожаев и голода и не отражают реальной ценовой ситуации. Мы выбрали из этой таблицы цены, которые источники характеризуют как «нормальные», а также вывели средние цены для некоторых периодов. Цены приводятся в динарах за 100 кг пшеницы. В комментарии указаны номера цен в таблице О. Г. Большакова. Если цена превышает 5 динаров, то в таблице указано просто «голод».

Табл. 6. Цены в Ираке VIII – X вв.

Рис. 9. Цены в Ираке VIII – X вв. Черные треугольники отмечают периоды голода и экосоциальных кризисов

Таблица 6 и график на рис. 9 показывают, что было бы неверно рассматривать период VII – X вв. как период медленного повышения цен, эпоху «повышательной» вековой тенденции. В действительности этот период распадается на три демографических цикла. О циклах 760–830-х и 840–940-х гг. речь пойдет в следующих параграфах. В цикле 650–750-х гг. мы сталкиваемся с проблемой недостаточности данных о ценах, однако этот пробел восполняется данными о наличии других характерных признаков демографического цикла.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.