5.2. ПЕРСИДСКАЯ ДЕРЖАВА

5.2. ПЕРСИДСКАЯ ДЕРЖАВА

Наследниками скифов на Ближнем Востоке стали мидяне и персы. Эти народы принадлежали к древним ариям – тем племенам, которые в бронзовом веке населяли степи Средней Азии и Восточной Европы. Во II тысячелетии до н. э., во время волны нашествий, порожденных созданием боевой колесницы, часть арийских племен осела на Иранском нагорье[651]. Иранские арии со временем образовали несколько племенных союзов, «стран», в числе которых упоминаются Мидия и Персия, впрочем, арийские племена были очень близки друг другу, поэтому египетские и греческие историки часто называют всех иранцев мидянами или персами[652]. По сведениям, сохранившимся в Авесте, арии жили родами и среди них выделялась родовая знать: жрецы, «атраван», и воины-колесничие, «ратайштар». Простых родовичей называли «крестьяне-скотоводы», «вастриошан»; в состав рода входили и рабы, «хуту»[653].

В конце VIII в. до н. э. ассирийский царь Саргон II подчинил часть мидийских племен и создал на их территории несколько ассирийских провинций. Таким образом, мидяне познакомились с ассирийской системой управления, которую в дальнейшем заимствовали[654]. Когда в 670-х гг. в Иран вторглись скифы, мидяне подняли восстание и Мидия стала самостоятельным государством, правда, одно время она платила дань скифам. Мидяне научились у скифов конно-стрелковой тактике боя, в том числе и знаменитому приему стрельбы назад, и создали сильную армию, в ее основе лежало всеобщее ополчение «народа-войска»[655]. В 594 г. мидяне нанесли поражение скифам и вынудили их уйти в Причерноморье[656].

При царе Астиаге (585–550 гг. до н. э) Мидия стала могущественной державой, наследницей Ассирии. Астиаг подражал ассирийским царям и правил как самодержавный монарх; система управления была построена по ассирийскому образцу, а в канцеляриях использовалась аккадская письменность[657]. Однако проводимая царями политика социального синтеза натолкнулась на традиционалистскую реакцию. Астиаг пытался ограничить влияние родовой знати, в ответ знать организовала заговор, к которому примкнул вассал Астиага, царь персов Кир; когда в 553 г. Кир поднял мятеж против Астиага, знать перешла на его сторону и Астиаг потерпел поражение.

Кир стал царем Персии, Мидии и «других стран», но у греков и египтян его, так же как Астиага, называли «царем мидян»[658]. В 530-х гг. Кир завоевал Вавилонию, Сирию и Лидийское царство в Малой Азии; в 525 г. сын Кира Камбиз овладел Египтом. Персы стали хозяевами огромной мировой державы, охватившей весь Ближний Восток. Однако власть завоевателей, по крайней мере вначале, была непрочной – после смерти Камбиза, а затем после смерти Дария (522-486 гг. до н. э.) покоренные народы поднимали восстания и персам приходилось снова и снова утверждать свою власть над Востоком. Подавление восстаний в 480-х гг. сопровождалось массовым истреблением непокорного населения и привело к демографической катастрофе. После восстания были проведены широкомасштабные конфискации земли, это привело к значительной перестройке социальных отношений. Конфискованные земли были поделены между персидской знатью и воинами, знатные персы, сатрапы и областеначальники получили в наследственное владение обширные поместья, они построили укрепленные усадьбы-замки и устроились в них вместе со своими родовичами[659]. Персы не платили налогов, но были обязаны военной службой – они составляли военное сословие нового государства. «Детей с пяти– и до двадцатилетнего возраста они обучают только трем вещам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости», – писал Геродот о персах[660]. Знать, получившая поместья, была обязана содержать отряды из родовичей и наемников, ежегодно устраивались военные смотры, на которых проверялся списочный состав и снаряжение отрядов, знатные являлись на смотры на конях и в панцирях, простые воины выступали в качестве конных и пеших лучников[661].

Помимо обширных поместий знати существовали и мелкие поместья-наделы незнатных воинов, надел лучника-пехотинца назывался «наделом лука» и в среднем составлял около 25 га (вдвое больше, чем в Вавилонии при Хаммурапи), надел всадника назывался «наделом лошади» и был примерно втрое больше, чем надел пехотинца. Получивший поместье воин должен был являться в войско с предписанным ему вооружением; находясь в армии, он получал жалованье серебром и натурой. При выходе в отставку поместья, по-видимому, урезались в размерах, в некоторых случаях они могли наследоваться – если сын брался служить вместо отца, продажи были запрещены[662].

Земли поместий обрабатывали рабы, «гарда», они происходили из числа пригнанных из походов пленных или из порабощенного местного населения, их метили клеймом хозяина[663]. В Вавилонии, где было конфисковано много храмовых земель, эти земли передавались персам, по-видимому, вместе с храмовыми работниками, «иккару», во всяком случае, часть «иккару» оказалась в руках частных лиц. Обычно персы не желали сами заниматься организацией хозяйства, и так же как храмы в прежние времена, сдавали свои земли вместе с «икарру» в аренду местным финансовым компаниям, в частности, банкирскому дому Мурашу[664]. Агенты дома Мурашу должны были организовать обработку земли работниками-«иккару», причем «иккару», как и прежде, работали в составе отрядов и использовали большие плуги[665].

Поместья воинов, государственные и частные хозяйства представляли собой три формы социальной организации, которые в различных пропорциях встречаются во всех традиционных обществах. Система служебных держаний (или поместий) была известна в Вавилонии и в Ассирии; она была государственным институтом и, будучи жестко контролируемой могущественными царями, не оказывала существенного влияния на развитие общества. Характер социальных процессов определялся развитием частного сектора и механизмом демографического цикла. В V – IV вв. до н. э. положение изменилось, в ход развития вмешались могущественные внешние силы: пришедшие из Великой степи завоеватели создали новое общество, разделенное на сословия победителей и побежденных. Победители превратились в военное сословие нового общества и использовали старинную систему служебных держаний не только для организации военной службы, но и для эксплуатации покоренного населения. Фактически в Персии мы впервые можем наблюдать классическую поместную систему: наделение воинов-кавалеристов небольшими поместьями на условиях службы. Эта система Ахеменидов позже, при Сасанидах и арабах, превратилась в систему икты, а в Европе была известна как бенефиций и фьеф.

С другой стороны, Персия унаследовала от Ассирии элементы правильной бюрократической организации. Военные власти были отделены от гражданских, существовала достаточно четкая иерархия чиновников, строгая письменная отчетность, ревизорская служба и тайная политическая полиция («глаза» и «уши» царя). На главных дорогах имелись почтовые станции и склады продовольствия для войск. Писцовые школы продолжали готовить чиновников, которые в качестве платы за службу получали продуктовые пайки или небольшие поместья[666]. Чиновники проводили земельные кадастры, пахотная земля была измерена и классифицирована по качеству, и на основе среднего урожая за несколько лет был установлен постоянный налог в серебре и натурой (преимущественно зерном), в некоторых источниках этот налог называют «десятиной». Накопление ценностей позволило персидским царям начать выпуск, по-видимому, первой в истории золотой монеты, «дарика». Характерно, что царь Дарий изображен на этой монете стреляющим из лука – лук входил в число царских инсигний[667].

Как и в Ассирии, в Персии существовал обширный государственный сектор экономики. Государство проводило значительные ирригационные работы, и в частности, была построена разветвленная система кяризов. Царю принадлежали огромные площади пахотных земель, их обрабатывали пригнанные из завоеванных стран пленные, «курташ» или «гарда»; так же как «икарру», они жили семьями, работали в составе «рабочих отрядов» и получали пайки. В 509–495 гг. до н. э. эти пайки были вдвое меньше, чем пайки «икарру» в 540-х гг.: мужчины получали 1 литр ячменя в день, женщины – немного меньше[668]. Бюрократия и госсектор придавали силу царской власти, которая долгое время успешно противостояла произволу знати и сепаратизму сатрапов.

Военная организация и тактика мидян и персов сочетала традиции скифов и ассирийцев. Конница была вооружена по скифскому образцу: это были преимущественно легковооруженные конные лучники, использовавшие скифскую тактику обстрела на расстоянии и уклонения от ближнего боя. Существенно, что значительную часть конницы составляли наемные саки – кочевники, не уступавшие скифам в искусстве наездников. Помимо конницы имелась многочисленная пехота, вооруженная и организованная по-ассирийски, она состояла в основном из лучников, не имевших защитного вооружения. Луки мидийских и персидских пехотинцев были больше скифских, они имели примерно один метр в длину; дальность эффективного выстрела составляла около 110 м[669]. Как у ассирийцев, лучники располагались в первой линии за большими щитами (но специальных щитоносцев теперь не было); за лучниками стояли воины с короткими мечами, однако панцири имели лишь немногие из них. Тяжелую пехоту в основном представлял «царский полк» «бессмертных», являвшийся особой, регулярной, частью персидской армии. В случае необходимости помимо профессиональных воинов, имевших поместья, к военным действиям могли привлекаться ополченцы из числа покоренных персами народов – это свидетельствует о сохранении существовавшей в ассирийские времена всеобщей воинской повинности. Однако крестьянские ополчения не могли сравниться с профессиональными воинами, и их собирали редко[670].

По теории Ибн Халдуна, эволюция сословной монархии обычно связана с разложением военного сословия, распадом изначальных родоплеменных связей и утратой кочевниками присущих им воинских качеств. Цари, в процессе социального синтеза перенимавшие традиции древних монархов, старались удержать систему служебных наделов в рамках государственного института. При первых персидских царях эта система жестко контролировалась: все наделы, земли крестьян, и причитавшиеся повинности были расписаны в кадастрах[671]. Военная дисциплина поддерживалась на высоком уровне, и попытки уклонения от службы пресекались подчас жестокими методами[672]. Дарий I и Ксеркс требовали беспрекословного повиновения даже от знатных персов и подобно ассирийским царям назначали на высокие посты рабов-евнухов. В 460-х гг. Ксеркс удалил из дворца несколько десятков знатных вельмож, в ответ знать организовала заговор, и Ксеркс был убит. Убийство Ксеркса, так же как убийство Астиага, было проявлением традиционалистской реакции, знать продолжала бороться за свои старинные права. Персы еще не имели устоявшихся традиций престолонаследия, после убийства царя началась война между его сыновьями, завершившаяся победой Артаксеркса I (464-423 гг. до н. э.) и истреблением всех братьев победителя. После смерти Артаксеркса I последовала новая междоусобица, царь Ксеркс II был убит знатью, которая посадила на престол Дария II (423-405 гг. до н. э.). Усобицы подорвали престиж царской власти, при Дарии II начались мятежи сатрапов, восстал и завоевал независимость Египет[673].

Экономическое развитие Персидской империи проходило под знаком нового демографического цикла, начавшегося после катастрофы 480-х гг. С 470-х гг. началось восстановление экономики и освоение ранее заброшенных земель. Земли было много, и она стоила дешево[674]. Постепенно оживали города Вавилонии, некоторые из них сохранили свое самоуправление и храмовое хозяйство[675]. К 440-м гг. относится строительство крепостных стен и восстановление Иерусалима[676]. В правление Ксеркса начались обширные строительные работы в Персеполе, новой столице Персидской империи[677]. Для оценки уровня жизни в этот период имеются лишь немногие данные. Известно, что при Ксерксе было значительно увеличено довольствие «курташ», в документах, относящихся к 467-466 гг. до н. э., сказано, что работникам выдавали серебро и продукты на 7-9 сиклей в месяц[678]. Возросла и оплата вольнонаемных работников, в 544 г. землекоп получал 2,5 сикля в месяц, а в 480 г. – 9 сиклей[679]. В одном документе 447 г. упоминается наемная плата работника в 7 сиклей в месяц[680]. В 466 г.

1 кур ячменя стоил 9 сиклей[681], следовательно, оплата в 7-9 сиклей в месяц при 25 рабочих днях даже без учета хозяйских харчей эквивалентна 4,5–5,7 кг зерна в день – достаточно высокий уровень платы, характерный для периода восстановления. О восстановлении экономики говорит также увеличение числа деловых документов: от правления Ксеркса их дошло лишь 56, а от правления Дария II – около четырехсот[682]. Ксенофонт, побывавший в Вавилонии в 401 г., описывает ее как богатую и процветающую страну[683]. В Вавилоне велось значительное строительство, был построен царский дворец, «Ападана». Вместе с тем к правлению Дария II относятся сведения о развитии ростовщичества и обнищании трудового населения; известен случай, когда персидский налоговый инспектор обвинил банкирский дом Мурашу в разорении нескольких деревень[684].

Относительно уровня хлебных цен во второй половине V в. до н. э. в источниках имеются лишь редкие и противоречивые упоминания. Однако достаточно многочисленные сведения для 385-367 гг. до н. э. дают среднюю цену в 6,6 сикля за кур, а для 347–323 гг. до н. э. – 4,4 сикля за кур[685]. В целом складывается впечатление, что в 470–330 гг. до н. э. цены не только не росли, но, наоборот, снижались; такая же тенденция прослеживается в ценах на другие товары. Однако для оценки уровня жизни необходимы также данные о заработной плате, а таких данных не имеется. Некоторое представление о цене труда дают цены на рабов; по сведениям И. Олснера, в указанный период цены на рабов упали в несколько раз: с 1-2 мин до 1/6 – 1/4 мины серебра[686]. Падение цен было вызвано, по-видимому, повышением стоимости серебра, которое изымалось в виде налогов и накапливалось в царской сокровищнице; о нехватке монеты говорят многие источники того времени[687]. Однако в то время как цена на труд в 464–370 гг. до н. э. упала примерно в четыре раза, цена на зерно уменьшилась в 1,3-1,4 раза – это значит, что реальная оплата стала намного меньше, чем столетие назад.

Социально-экономическое развитие обширной персидской державы зависело не только от положения в Вавилонии, но и от обстановки в других провинциях. С этой точки зрения представляют интерес сведения о ситуации в Иудее. Как известно, Иудея была разорена войсками Навуходоносора, который вывел часть уцелевшего населения в Вавилонию. Кир позволил пленникам вернуться на родину; после их возвращения была проведена перепись, согласно которой число членов иудейской общины составило 42 тыс. человек[688]. К 430-м гг. община увеличилась до 150 тыс. человек и появились признаки перенаселения. «Поля свои, и виноградники свои, и домы свои мы закладываем, чтобы достать хлеба от голода», – говорили иудеи областеначальнику Неемии[689]. Чтобы погасить волнения, Неемия провел социальную реформу, напоминавшую «освобождение» времен Хаммурапи: он отменил долги и вернул беднякам их земли и имущество[690]. Возможно, что такого рода реформы проводились и в других областях Персидской империи: в конце V в. резко уменьшается количество деловых документов в Вавилонии – это может свидетельствовать о прекращении деятельности местных ростовщиков[691].

Начавшееся Сжатие сказалось на положении персидского военного сословия. Наделы воинов дробились между наследниками и уменьшались в размерах. Ко времени Дария II некоторые из держателей жили на 1/15 доле первоначального поместья; часто в одном поместье сидело несколько воинов, не имевших даже меча. Многие воины были обременены долгами, и все их доходы поступали ростовщикам; в других случаях воинские наделы продавались под видом усыновления[692]. Таким образом, служебные наделы «приватизировались» и постепенно становились частной собственностью; сословная монархия разлагалась и превращалось в слабую феодальную монархию со значительным развитием частнособственнических отношений.

В то время как наделы простых воинов становились добычей ростовщиков, обширные поместья знати превращались в частные рабовладельческие хозяйства. Владельцы поместий, обязанные приводить отряды солдат, старались избавиться от этой повинности: они нанимали, кого подешевле, или выставляли в качестве воинов своих домашних слуг. Привыкнув к мирной жизни, персы в соответствии с теорией Ибн Халдуна постепенно утрачивали боевые качества своих предков. «Персы теперь стали гораздо изнеженнее, чем при Кире, – писал Ксенофонт. – Ведь тогда они еще придерживались персидской системы воспитания и умеренности, хотя и восприняли одежду и роскошь у мидян. Ныне же они с равнодушием смотрят на исчезновение прежней выносливости, зато воспринятую у мидян изнеженность сохраняют всеми силами»[693]. Символом изнеженности и богатства персидской знати стали знаменитые «парадизы» – загородные дворцы, окруженные садами и парками[694].

Ксенофонт рассказывает, как однажды было устроено состязание между всадниками и лучшие персидские наездники были на глазах царя посрамлены молодым саком, который достиг финиша, когда соперники были еще на середине дистанции[695]. К концу V в. до н. э. падение воинских качеств персов сказалось в ухудшении подготовки не только всадников, но и стрелков из лука. Ослабевшие персы не могли пользоваться сильными луками, и Ктесий отмечал, что персидские луки значительно слабее скифских[696].

Падение боевых качеств персидской пехоты заставило царей прибегать к услугам греческих наемников, число которых постепенно возрастало. В 401 г. до н. э. 13 тыс. греческих наемников приняли участие в мятеже царевича Кира Младшего[697]. Правление Артаксеркса II (404–359 гг. до н. э) прошло в обстановке почти не прекращавшихся мятежей сатрапов. Разложение охватило верхи общества, наследование должностей привело к феодализации – западные историки почти единодушно называют персидское общество феодальной монархией[698]. Должностные доходы «приватизировались», на население возлагались произвольные поборы; сатрапы и областеначальники имели свои войска и стремились стать независимыми от центральной власти.

Артаксеркс III (358–338 гг. до н. э.) пытался противостоять надвигающейся анархии, он на время привел сатрапов к покорности и снова завоевал Египет, однако возбудил недовольство знати и был отравлен своими придворными. К этому времени персидское военное сословие ослабело до такой степени, что войны велись в основном силами греческих наемников[699]. В 330-х гг. персы не смогли противостоять вторжению армии Александра Македонского. Македоняне владели новым оружием и новой военной тактикой – тактикой македонской фаланги; персы были разбиты, и Александр завоевал весь Ближний Восток. Сразу после смерти великого завоевателя разразился кризис, в 322 г. цена ячменя достигала 23,5 сикля за кур. В 321 г. неквалифицированным рабочим в Вавилоне платили 4 сикля в месяц, при ценах 322 г. на дневную зарплату можно было купить только 0,75 кг ячменя[700]. Затем начались долгие войны между полководцами Александра; в ходе этих войн, в 315-310 гг. до н. э, Вавилония подверглась жестокому опустошению[701]. В 309-308 гг. до н. э. цены на ячмень стояли на уровне голода – 25 сиклей за кур. В 295–284 гг. до н. э, когда кризис был уже в прошлом, цены упали до 2,1 сикля за кур[702], т. е. до уровня вдвое более низкого, чем до начала кризиса. Такое падение цен на фоне инфляции, вызванной поступлением в оборот накопленных персами сокровищ, может быть объяснено лишь гибелью большой части населения.

* * *

Возвращаясь к анализу исторического процесса в контексте трехфакторной модели, нужно подчеркнуть, что становление Мидии было результатом социального синтеза с участием ассирийских, скифских и собственно мидийских традиций. Перенимание ассирийских этатистских порядков сопровождалось традиционалистской реакцией, мятежом мидийской знати, передавшей власть персидским царям. В конечном счете результатом синтеза стало сочетание военной мощи, основанной на взаимодействии пехоты и кавалерии, с крепкой административной организацией. Благодаря этому предварительному синтезу персы и мидяне выглядели для других народов как «благородные варвары», и в условиях Сжатия они смогли воспользоваться социальным расколом в старых цивилизованных государствах, чтобы подчинить их без разрушительных войн. («Киропедия» Ксенофонта донесла до нас эту литературную традицию.) В итоге этого почти безболезненного завоевания демографические циклы не были прерваны ни в Вавилонии, ни в Египте, и Сжатие продолжалось. Однако вслед за завоеванием начался новый этап социального синтеза, в ходе которого прежде поддерживавшие завоевателей элиты столкнулись с усвоенными персами ассирийскими этатистскими традициями. В результате произошел разрыв, и, воспользовавшись условиями Сжатия, элиты подняли против персов свои народы под знаменем традиционалистской реакции. Жестокое подавление этих восстаний привело к демографическим катастрофам, после которых и в Вавилонии, и в Египте начались новые демографические циклы.

После подавления восстаний процесс социального синтеза продолжился, причем он снова сопровождался традиционалистской реакцией – теперь со стороны персидской знати. В итоге на свет родилась персидская сословная монархия, которая впоследствии стала образцом для других обществ этого типа и которая характеризуется прежде всего наличием двух основных сословий: военного и земледельческого. Воины в этом обществе – это потомки завоевателей, а крестьяне – потомки покоренного населения, и отношения между сословиями неравноправные: воины эксплуатируют крестьян, которые находятся в зависимости от своих хозяев или от государства. Эта система эксплуатации основана на служебных держаниях, поместьях, которые воины получают за их службу.

Процесс эволюции персидской сословной монархии следовал теории Ибн Халдуна: это был процесс разложения асабии, приватизации служебных держаний, феодализации и вместе с тем процесс падения боеспособности воинского сословия. К этому результату приводило появление «изнеженности» – следствие относительно благополучной жизни, столь непохожей на жизнь в степях. Кроме того, Сжатие вызвало разорение мелких помещиков, воины теряли свои наделы, которые переходили в руки ростовщиков.

В персидский период документы не упоминают о свободных крестьянах-собственниках в Вавилонии, и Б. Мейснер считал, что в персидское время там были только «патриции», «несвободные» и рабы[703]. Таким образом, Сжатие приводило не к разорению крестьян-собственников, а к падению цен на рабов – такое падение действительно фиксируется источниками. Естественно, процессы, происходившие в Вавилонии, могли отличаться от процессов в других провинциях огромной персидской монархии. В Иудее, к примеру, еще существовало значительное число крестьян-собственников, и социальная эволюция здесь протекала по классической модели.

В целом можно выделить следующие признаки начавшегося в 470-х гг. периода восстановления: относительно высокий уровень потребления, дороговизна рабочей силы, строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений, быстрый и устойчивый рост населения (как это видно на примере Иудеи). В конце V в. появляются признаки наступающего Сжатия: дешевизна рабочей силы, рост ростовщичества, распространение долгового рабства, рост городов, разорение крестьянства (в Иудее), активизация народных движений и попытки проведения социальных реформ. Как уже отмечалось, специфической чертой Сжатия в условиях ксенократического общества было разорение служилых землевладельцев, приватизация служебных поместий и разложение военного сословия (трансформация С^СА_С^С). Приватизации служебных поместий сопутствовала феодализация; наместники провинций пытались утвердить свою самостоятельность и поднимали мятежи, угрожавшие целостности государства.

В конечном счете в соответствии с теорией Ибн Халдуна разложение военного сословия привело к военной катастрофе и к завоеванию Ближнего Востока македонянами (трансформация С^СА_С^СС^С).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.