Князь Василий Голицын
Князь Василий Голицын
Говорить о правлении царевны Софьи невозможно, не упомянув ее фаворита, князя Василия Васильевича Голицына.
Интересно, что некоторые историки-западники называют его «духовным предшественником Петра». Трудно с этим согласиться, но бесспорно одно: князь считал себя западником.
Любовником царевны Софьи честолюбивый князь стал явно не по страстной любви. Тут надо бы оговориться, что облик Софьи историки рисуют по-разному. Одни, ссылаясь на современников, называют ее красивой, другие, опять же приводя мнения видевших Софью людей, говорят о ее золотушной коже, резковатых чертах и т. д. Известная гравюра Блотелинга изображает женщину средних лет, в царской короне, со скипетром в руках. Портрет заказной, стало быть, идеализированный. Но и на нем изображена не красавица. Довольно тяжелое лицо, небольшие глаза, чрезмерно высокий лоб, массивный подбородок.
Словом, влюбиться, конечно, можно в кого угодно, но едва ли красавец и женский баловень Василий Васильевич выбрал бы Софью, не будь она правительницей и, как ему мечталось, будущей царицей.
Князь слыл западником не из-за каких-либо проведенных им реформ, скорее, из-за своего образа жизни и, видимо, образа мысли. Он знал латинский, немецкий и польский языки, любил носить европейское платье, свой дом в Охотном ряду обставил роскошной европейской мебелью и украсил зеркалами. Иностранцы, с которыми он много общался, вспоминали, что он часто говорил о реформах, а вот передать его слов никто не сумел — вероятно, красноречие князя затмевало суть того, о чем он говорил.
Софья влюбилась в Василия Васильевича без памяти. Она готова была делиться с ним вожделенной властью, а он, судя по всему, просто использовал доброе отношение правительницы, надеясь, что ее позиции окажутся прочны.
В октябре 1683 года правительница назначила князя «царственные большие печати и государственных великих посольских дел сберегателем». Буквально это означало назначение главным дипломатом России.
И Василий Васильевич тут же принялся за дело. В первую очередь он отправил посольства в Стокгольм, Варшаву, Вену и Копенгаген. И везде послы от имени правительницы и обоих царей (!) объявляли, что Москва подтверждает все существующие договоры. Это означало признание всех воистину грабительских захватов русских территорий, на которых жили миллионы православных русских людей! Наилучший «подарок» получил король Швеции Карл XI: Москва подтвердила правомочность Кардисского договора, отрезавшего от России Балтийское море. То есть царевна Софья, с подачи Василия Голицына, устами русских послов дарила алчным соседям все, что они украли у России, отказываясь от идеи объединения русских земель, православного населения, от борьбы за выход к морю. Таким образом, считают историки — «западник» Голицын признавал отделение Московского государства от Западной Европы, значит, заведомо ставил его на третье место, после «великих держав» (это уже напрашивается современная терминология!).
Запад оценил угодничество Москвы, которую втайне продолжал бояться. Правда, помогли обстоятельства: Австрия, Польша и Венеция заключили Священный союз против Турции и стали настаивать на участии в этой коалиции России — ей нужно было отвлечь на себя крымского хана, дабы тот не оказал туркам военной помощи.
Князь Голицын принял предложение, требуя за это признания «вечного мира» с Польшей. (Князь, князь! И когда же вы слыхали, что в этом мире есть хоть что-либо вечное?..)
На Крым Голицын ходил два раза. В первый раз летом 1687 года.
Вначале поход шел гладко, по пути к войску присоединились казаки во главе с гетманом Самойловичем. Тот, правда, не очень верил в победу Голицына над турками и до того пытался отговорить Софью от такого похода. Но она свято верила в полководческий гений Василия…
Однако до Крыма войско не дошло. На протяжении многих верст степь горела. Кто-то предположил, что ее подожгли татары, но потом пошли слухи, что это сделали казаки, недовольные затянувшимся и бесплодным походом. Голицын сместил Самойловича и заставил казаков избрать нового гетмана. Им стал печально известный в последующей истории Мазепа. Не то, чтобы он так уж понравился князю. Скорее, понравилась сумма, которую он уплатил за свое избрание — десять тысяч рублей…
А войско прочно засело в степи, далеко не дойдя до Крыма. От огня, голода, вспыхнувшей эпидемии погибли сорок тысяч человек. И это не приняв ни единого сражения!
Неудача этого похода воочию обнаружила слабость России и вдохновила крымского хана возобновить набеги на Украину. Орды татар подступали к Киеву, угрожая захватить и разорить его.
Софье ничего не оставалось, как отдать приказ готовиться к новому походу. Весной 1689 года Василий Голицын вновь выступает во главе войска и ведет его к Крыму. На сей раз он застрял возле Перекопа, потому что из-за дурной организации похода обозы отстали от армии на несколько дней, и солдаты стали попросту умирать от голода. Князь затеял переговоры с крымским ханом и в результате отправился восвояси, назад в Москву, по дороге с грехом пополам отражая нападения татарской конницы. Итог был все тот же: двадцать тысяч убитых, пятнадцать тысяч пленных. Веселый поход!
Но что было еще веселее, это встречи, которые оба раза ждали Голицына в Москве.
Полководца, откровенно провалившего военные операции, встречали как победителя, более того — как триумфатора, награждая деньгами и чествуя звоном колоколов и пушечными залпами. После второго похода Голицын получил три тысячи рублей, золотой кубок, кафтан, отделанный соболями и расшитый золотом, а также несколько деревень с множеством крепостных.
Народ был в полном недоумении. Поднялся ропот. Истерзанное войско, тысячи погибших, позорные уступки всем, кому можно уступить, бегство от врага, и… триумф?
В Крымских походах князь Голицын оскандалился, а пытаясь завязать дипломатические отношения с Францией, оконфузился, продемонстрировав, ко всему прочему, полное незнание европейской политической карты. В 1687 году он направил двоих послов в Париж, всерьез рассчитывая привлечь Францию к войне против басурманов. На границе с послами возник скандал: таможенники велели им, как то и положено, показать свою обширную поклажу. Оба посла (князья Мышецкий и Долгорукий) наотрез отказались. Выяснилось, что сундуки дипломатов были набиты… соболями и чернобурками! Ехать в Париж и не поторговать русскими мехами? А что дипломаты да князья, Бог с ним! Не зазря же работать на Голицына!
В конце концов, князей-фарцовщиков пропустили, и они рьяно взялись за исполнение своей миссии. А заключалась она в том, что от имени главы Посольского приказа князя Голицына, а значит, правительницы Софьи послы предложили Франции вступить в союз с Россией и Австрией и начать войну против Турции. А Турция была давним, традиционным союзником Франции, не говоря уже о том, что австрийские Габсбурги уже не одно столетие являлись злейшими врагами французской короны!.. Можно только представить себе лицо Людовика XIV, когда ему доложили о таком предложении русских дипломатов.
Миссия завершилась полным провалом, и послов выслали за пределы Франции. (Успели они допродать своих лис и соболей или нет, история умалчивает.)
Позиции Москвы пошатнулись не только на Западе, но и на востоке. В 1689 году правящая тогда в Китае династия Цинь вынудила Россию заключить еще один унизительный договор. За много десятилетий до этого русские поселенцы уже освоили Приамурье и вышли к Тихому океану. В основном это были казаки. Но правительство России не имело достаточно сил, а главное, не имело достаточно боеспособной армии, чтобы защитить эти завоевания.
Династия Цинь, очевидно хорошо понимая ситуацию, выдвинула притязания на все земли за Байкалом, хотя китайскими они никогда не были. К городу Нерчинску подошло китайское войско численностью семнадцать тысяч человек. Русское правительство начало переговоры, а точнее, приняло ультиматум захватчиков. Россия отказывалась от приамурских областей и обязалась ликвидировать там все русские поселения.
И это вынужденное, достаточно унизительное соглашение Софья вновь объявила победой, приписав ее снова гению князя Василия — на этот раз гению дипломатическому…
Нарисованная картина говорит о многом. Во-первых, царевна Софья, противница западника Петра, оказала Западу столько услуг, сколько не оказывали ни Лжедмитрий, ни Мазепа вместе взятые. Во-вторых, при всем своем уме и способностях, на поверку правительница оказалась самой обыкновенной женщиной: ее страстная любовь к князю Голицыну помешала увидеть в нем полное политическое ничтожество, а в результате он опозорил Россию за самое короткое время так, что этот позор потом долго надо было «отмывать»…
В народе без устали шептались, что «не стоило власть в бабьи руки отдавати».
А между тем Петр Алексеевич, вместе с матерью фактически удаленный из Кремля, живший большей частью в селах Коломенском и Преображенском, рос и мужал, и все чаще стали раздаваться уже громкие голоса, что пора бы передать правление царю. Тем более что свое совершеннолетие государь утвердил очень рано: в 1688 году мать женила его на Евдокии Лопухиной, а по тогдашним обычаям женитьба означала полное возмужание. Стало быть, регентство Софьи было уже не нужно, и это понимали все. Семь лет ее правления лишили честолюбивую царевну многих прежних приверженцев.
Тем не менее Софья по-прежнему мечтала о неограниченной власти, но теперь это можно было сделать, только устранив Петра, причем устранив в полном смысле слова — физически. Он был законным государем, Софья не имела прав на престол.
Именно к этому времени, по воспоминаниям современников, относятся первые признаки нездоровья у всегда крепкого и сильного Петра. Приступы бешенства, которых прежде не бывало, можно еще объяснить нервным напряжением, сознанием постоянной смертельной опасности, в которой находился юный царь, страшными воспоминаниями о кровавых ужасах первого стрелецкого бунта. Но обмороки и припадки вряд ли могли стать следствием одних лишь волнений и тревог. Некоторые историки высказывают мнение, что Софья могла подкупить кого-то из окружения царя, и ему в течение некоторого времени добавляли в еду или питье медленно действующий яд. Возможно ли такое? Учитывая «традиции времени» — вполне. Но прямых доказательств этому нет. Поэтому говорить о том, что «первое покушение» на жизнь будущего императора состоялось в период регентства Софьи можно, лишь поставив в конце большой знак вопроса.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.