Глава 2 КОННИЦА АЗИИ
Глава 2
КОННИЦА АЗИИ
Есаулы Г. М. Семенов (1890–1946) и Р. Ф. Унгерн фон Штернберг (1886–1921) воссоздали конницу гуннов. Вернувшись из Персии, в мае 1917 г. Семенов предложил военному министру А. Ф. Керенскому сформировать Монголо-бурятский конный полк, дабы «пробудить совесть русского солдата, у которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело». В июне его назначили комиссаром Временного правительства в Забайкалье.
Несколько ранее, в январе 1917 г., эксцентричного Унгерна отравили с фронта в Петроград, на слет георгиевских кавалеров. Барон доехал лишь до Тернополя. За избитого коменданта станции его осудили на 3 года крепости, но спас Врангель. В августе Керенский направил Унгерна к Семенову.
Буряты, как их братья монголы, сильные, коренастые, широкоплечие и дородные, с тяжелой походкой матроса, сами себя называют гуннами, то есть людьми. На берегах Байкала и у Иркутска буряты, приняв православие, более или менее обрусели. Их малорослые лошадки, легко делая переезды в 50 и даже 100 км, сохраняли обычную рысь, не требуя корма и воды. В конце огромной дистанции животные выглядели еще бодрыми. Зимовали эти кони обычно в открытом дворе, на 40– и 50-градусных морозах, от которых гибли лошади других пород. Буряты очень ценили своих товарищей, переносивших их через степи и леса.
Шло смешение племен, гунны делались казаками, а станичники походили на бурятов. Не угадывалась истинная суть жителей многих селений, говоривших на двух языках. Эта благостная идиллия создавала иллюзию воскресшей империи монголов.
В Европе многих восхищали подвиги гуннов. Унгерн, гордясь тевтонской и венгерской от гуннов Аттилы кровью, любил солдат, а интеллигентов ненавидел. После переворота барон, презирая русских и уважая монголов за их честь и преданность, хотел, как великий хан, завоевать Европу, чтобы обратить ее к учению Будды.
Семёнов, получив мандат Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, продолжал формировать конный отряд. Он уже верстал в казаки и русских, с условием «отказа от революционности».
Поняв, что Семёнов создаёт части противников красных, Совдеп Читы задержал выплату денег и 1 декабря попытался разоружить отряд Семёнова в Верхнеудинске, а самого его арестовать. Но есаул, оказав вооружённый отпор, забрал деньги в Чите, посадил главу Совдепа Пумпянского за решётку, и ушёл в Маньчжурию.
В Харбине он распустил запасные батальоны (1500 штыков), разогнал местный ревком, казнив его главу Аркуса. Затем Семёнов, пополнив и вооружив свой отряд в 559 человек, 29 января 1918 г. вторгся на восток Забайкалья, заняв Даурию. Но под натиском С. Лазо (каторжники и пленные) 1 марта отступил в Маньчжурию.
В апреле войско атамана (1000 бойцов, против 5500 у красных) вновь вторглось в Забайкалье. Пополнившись казаками, 7000 семеновцев подошли к Чите. Но красные, стянув 30 000 штыков, атаковали, и лишь 28 августа казаки взяли Читу. Семенов формировал Еврейский пехотный полк, который вскоре ушел к партизанам.
В ноябре атаман назначил своего друга Унгерна комендантом станции в Хайларе, где формировал Туземный конный корпус (две дивизии). Отдав барону всю Даурию, как владение феодала, Семенов произвел Унгерна в генерал-майоры. Будущий самодержец пустыни нацепил на халат монгола Георгия и эполеты с буквами «А. С.» (Атаман Семенов).
Сидя в Даурии, Унгерн обирал проходившие поезда. Товары продавали в Харбине, на вырученные средства содержали Туземный корпус. Узнав, что в Чите Семенов печатает бумажные деньги, барон ввёл в своём майорате монеты из вольфрама местных рудников. Выписал из Японии чеканную машину, нарисовал эмблему. Барон разорил все монастыри в округе, грабил купцов, какие только попадали в поле зрения его казаков. Но дела шли плохо, 18 июня 1919 г. корпус переформировали в Азиатскую конную дивизию. Барон властвовал как садист, пороли всех зараженых безумием революции. Дезертиров, саботажников, торговцев забивали насмерть. Трупы не хоронили. Их отвозили в сопки, оставляя на поживу зверям.
В сумерках раздавался жуткий вой волков и лай одичавших собак. Лишь Унгерн в одиночестве гарцевал по сопкам, среди черепов, скелетов и гниющих останков обглоданных зверьём тел. Здесь жил огромный филин.
Однажды, не услышав знакомого уханья, барон приказал ветеринару найти филина и лечить его. Забота о демонических существах, пожиравших человечину, не свойственна людям обычным.
Зимой 1920 г., под ударами красных, барон отошел к столице Монголии[41] Урге (Улан-Батор), где стояли войска Китая, союзные ленинцам. Во дворце содержался под стражей Богдо-Гэген, отрёкшийся от престола. Некогда Великая Монголия стала провинцией Поднебесной.
Имя родины Чингисхана — Халха (Щит). Унгерн замыслил встать здесь на пути осатанелого человечества и дать бой цивилизации Запада — этой цитадели извращения и зла.
Потеряв Даурию, барон шел восстановить Империю монголов. Его дивизия таяла в боях, но талант полководца поверг врагов Будды: 1 февраля сотня казаков ворвалась в Ургу и освободила Хутухту, живого Будду. Это опечалило воинов Китая, понимавших значение духовного лидера Халки.
Конная дивизия и вдохновленные монголы 3 февраля атаковали столицу. Гарнизон (12 000 солдат, 3000 горожан) отбил первый штурм. Второй день, 4 февраля, завершился победой. Три тысячи казаков и тысяча монголов выбили китайцев из Урги.
Дивизия Унгерна встала в Маймачене. Китайцы уныло пылили на север, по дороге в Кяхту. В Урге воцарился покой.
Победу барона монголы приняли как родную, город ожил, к монастырям потянулись люди в праздничных одеждах. Изгнание совпало с началом нового года монголов, в чем также видели перст судьбы. Перед заходом солнца из храмов монастырей Да-Хурэ поплыли густые звуки гигантских труб, торжественно призывая к радости жизни.
Чествования Богдо-Гэгена состоялись 26 февраля. За колесницей с флагом ехала позолоченная коляска монарха. За ней на прекрасном степняке с желтыми поводьями скакал диктатор Монголии Унгерн. Впервые европейца нарекли высшими титулами: возродивший государство великий батор, командующий, хан войны, борец за веру.
Барон стал легендой. Конечно, не Чингисхан или посланец Шамбалы, но сбылось пророчество, белый батор спас хагана монголов.
Первая часть безумия удалась. Унгерн-хан вынашивал отчаянный геополитический план — воссоздать сакральное значение Халхи — магического Щита Земли, создать цивилизацию, свободную от Москвы и Европы. Подобно тамплиерам, охранявшим паломников Европы от сарацин и великие тайны духовного знания от Рима и монархов Франции, особая зона барона лежала между святынями Тибета и остальным миром.
Религиозный аскет и наркоман, увешанный амулетами шаманов, организатор священной войны с Западом, начал создание новой империи Чингисхана. Во главе конных орд задумал скакать по Европе, шашкой восстанавливая монархию!
Бог войны в юрте писал обращения к далай-ламе, императору Пу-И, князьям Кавказа и Монголии, ханам киргизов, генералам Китая. Он звал их объединиться в Федерацию Центральной Азии (Великая Монголия, Тибет, Китай), сплотить народы монгольского корня, создать «оборону военную и моральную от растлевающего влияния Запада, одержимого безумием революций и упадком нравственности!». Затем Чингисхан XX века хотел взять Москву. Вскоре барон снова защищал Будду. В марте к Урге двигался корпус генерала Чу Лицзяна (50 000 бойцов). Навстречу вышли 5000 конников, включая сотню капитана Судзуки. Дефицит патронов восполнил инженер Лисовский, ливший пули из стекла. Летели они недалеко, но прошибали насквозь. С гулом в чистом поле сошлись 20 000 человек. На вершине ближайшей сопки кружился лама, заклиная духов помочь в бою. Унгерн даже не получил ранения. Потом на седле, чересседельных сумах, сбруе, халате и сапогах Унгерна насчитали более семидесяти следов пуль. Китайцы бежали! Двинувшись на юго-восток, барон разгромил еще 4000 солдат. Хан войны шел восстановить единоначалие Поднебесной. В Пекине заволновались, но опьяненный победами и кокаином барон пугал уже Токио, Владивосток и Москву.
В Алтан-Булаке Москва уже поставила временное правительство наивных монголов. Через Ургу шла прямая дорога в Китай, где ожидалась обильная жатва Коминтерна.
Ничего об этом не знавший «самодержец пустыни» продолжал игры мистика.
Слепой, немощный Хутухта не мог без поддержки Унгерна выгнать из страны молодых революционеров — Сухэ-Батора и Чойболсана. Хутухта попросил барона пройти в рабочий кабинет для разговора с глазу на глаз.
Божественный старик подошел к сейфу, странно выделявшемуся среди восточного убранства комнаты. Долго возился с замком. Наконец тяжелая дверь медленно открылась. Хутухту достал резной ларец слоновой кости. Внутри — рубиновый перстень со знаком солнца — символ древних завоевателей ариев.
«Чингисхан никогда не снимал этого кольца с правой руки».
Унгерн ошеломленно смотрел на драгоценность. Старца била дрожь, с трудом он надел на палец барона перстень великого хана. Живой Будда благословил Унгерна, которому казалось, что перстень жег ему руку.
Принц Монголии и наместник Хутухты уходил из дворца Ногон Орта. Ламы расступались перед ним, и, решительно звякая шпорами, Унгерн быстро вышел за пределы дворца и бессильно рухнул на заднее сиденье машины.
Реставрация династии Цин в Китае не состоялась. Дивизию Унгерна покинули японские советники, затем всадники князей Монголии. Барон стал ненужным никому, кроме Москвы.
Царствование в Урге подходило к концу. Несмотря на великие заслуги, пребывание казаков в столице стало накладным: нечем кормить эту орду.
В мае 1921 г. у Троицкосавска (Кяхта) Унгерна разбили войска революционной Монголии. Барон отошел в сторону Селенги, а в июле вторгся в Приамурье. Этот рейд красные долго вспоминали с ужасом. Конница громила городки и скрывалась в тайге.
После нескольких стычек барона ранили, 21 августа отряд его рассеяли партизаны П. Е. Щетинкина. В обмен на выход из окружения казаки связали Унгерна и оставили в палатке. Барона привезли в Новониколаевск (Новосибирск), где, по приговору ревтрибунала, расстреляли 15 сентября 1921 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.