Парад закончился расстрелом
Парад закончился расстрелом
В 1977 году президент Египта Мохаммед Анвар аль-Садат неожиданно для всего мира прилетел в Иерусалим, в непризнанную столицу Израиля, чтобы предложить мир своим недавним врагам. Решение Садата заключить мир с Израилем коренным образом изменило ситуацию на Ближнем Востоке.
Через год, осенью 1978 года президент Садат и премьер-министр Израиля Менахем Бегин встретились в Кэмп-Дэвиде, загородной резиденции американского президента Джимми Картера, чтобы договориться о схеме урегулирования между двумя странами, которые пролили немало крови, воюя друг с другом.
В следующем году в Вашингтоне был подписан первый мир ный договор между еврейским государством и арабским.
Пока в Иерусалиме, Каире и Вашингтоне мирились два заклятых врага, остальной мир ревностно комментировал происходящее. Отказ Египта воевать против Израиля до полного уничтожения еврейского государства восхитил Европу, возмутил арабский мир и разозлил его социалистических союзников.
Прогнозы были столь же разнообразны: от утверждений, что кэмп-дэвидский мир будет недолговечным, и Садат жестоко поплатится за свое предательство, до уверенности в том, что и другим арабским соседям теперь ничего не остается, кроме как договариваться с Израилем.
Из всех прогнозов точно сбылся только один: Анвара Садата, который сделал для арабского мира больше, чем любой из его критиков, убили.
С ним покончили картинно: расстреляли из автоматов и забросали гранатами во время октябрьского парада армии, которую он любовно пестовал.
Если бы по счастливой случайности Садат остался жив, он, возможно, не судил бы строго мятежных офицеров. В конце концов, они действовали точно так же, как и молодой Садат, который участвовал в двух покушениях на видных египетских политиков.
Гамаль Абдель Насер, который вел Египет по социалистическому пути, сам выбрал себе в наследники Садата – человека, который очень не любил вождя египетской революции.
Со временем Садат напишет книгу воспоминаний, в которой назовет Насера «подозрительным и озлобленным». По его словам, Насер завидовал своим сотрудникам, натравливал их друг на друга и любил только власть.
В душе Анвар Садат всегда считал, что Насер не по праву занял место президента. Ведь не Насер, а девятнадцатилетний пехотный лейтенант Садат в 1938 году собрал вокруг себя офицеров, мечтавших об изгнании британских колонизаторов. Насер присоединился к этой группе только через полгода, когда его батальон перевели в город Манкабад, где офицеры-заговорщики регулярно встречались в казино.
В 1939 году и Садата, и Насера отправили в разведшколу. Но они были слишком разными, чтобы сблизиться – замкнутый, выросший в Александрии Насер и любознательный темпераментный деревенский парень из долины Нила.
«Насер произвел на меня впечатление очень серьезного человека, который не разделял интереса молодых офицеров к глупым шуткам, – вспоминал Садат. – В своем присутствии он не терпел никаких фривольностей, которые счел бы за оскорбление своей чести, поэтому большинство офицеров держались от него на почтительной дистанции и часто вовсе с ним не разговаривали… Он возвел между собой и другими людьми почти непреодолимый барьер».
Потом Насера перевели в Судан, и на некоторое время он исчез из поля зрения молодых бунтарей.
Когда началась вторая мировая война, Садат, как и многие египетские офицеры, сделал ставку на победу Гитлера над британскими войсками. Он считал, что это произойдет в ближайшем будущем, и тогда Египет освободится от английских колонистов.
Антианглийские настроения в Египте усиливались день ото дня. Командующий немецким экспедиционным корпусом в Северной Африке генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель разбил 8-ю английскую армию и достиг Эль-Аламейна, до Александрии ему оставалось всего семьдесят километров. Видя поражение ненавистных англичан, египтяне не скрывали своего злорадства. Они выходили на улицы и скандировали: «Роммель, вперед!».
Немцы со своей стороны тоже старались установить связь со всеми националистически настроенными египтянами. Летом 1942 года к Садату обратились два немецких агента в Каире. По вечерам они обычно сидели в ночном клубе «Кит-Кат», где сорили деньгами. Немецкая разведка снабдила их крупными суммами в фальшивых фунтах стерлингов. Кончилось это тем, что одна танцовщица обратила внимание английской полиции на подозрительных клиентов.
Садат забрал у агентов передатчик и решил сам связаться с Роммелем по радио. Но тут немцев, за которыми долго следили, арестовали, а вслед за ними взяли и Садата. Передатчик брат Садата успел спрятать под кучей дров в чулане.
Садат на допросах ничего не признавал. Его разжаловали и отправили в тюрьму. В тот момент ему казалось, что жизнь кончилась. Потом его перевели в лагерь для интернированных, потом в другую тюрьму. Садат начал голодовку, и его поместили в госпиталь. Отсюда в октябре 1944 года с помощью друзей Садат совершил побег.
Ему сняли квартиру, в которой он скрывался до сентября 1945 года, когда было отменено военное положение. Война закончилась, старые дела списали, и полиция им больше не интересовалась, а сам он вполне созрел для вооруженной борьбы с англичанами и коллаборационистами – египтянами, сотрудничавшими с Лондоном.
Товарищи Садата бросили гранату в машину одного бывшего премьер-министра Египта – верного сторонника Англии, но умелый водитель спас своего пассажира. Потом они решили убить бывшего министра финансов Амина Османа, который сказал, что узы дружбы между Великобританией и Египтом подобны католическому браку, не допускающему развода.
«Эти его слова, – вспоминал Садат, – были равносильны смертному приговору, который он вынес себе сам». 6 января 1946 года приговор был приведен в исполнение. Министра застрелили в самом центре Каира. Убийца бросил гранату, полученную от Садата, в преследователей и сумел убежать. Но его выследили. На допросе он назвал Садата, которого арестовали и опять отправили в тюрьму.
Нравы британской колониальной администрации были куда либеральнее того режима, который после изгнания англичан установили молодые египетские офицеры. На допросах Анвар Садат вел себя дерзко, ни в чем не признавался и писал жалобы на следователей.
Однажды Садата вызвали на допрос ночью.
Садат возмутился:
– Все показания, на основании которых вы пытаетесь меня в чем-то обвинить, лживы. Кроме того, один важнейший факт требую занести в протокол.
– Какой?
– Вы подняли меня для допроса в два часа ночи.
– Это отмечено в протоколе.
– Я знаю. Я хочу, чтобы так же занесли в протокол, что вы пытаетесь оказать на меня давление. Вы без необходимости разбудили меня ночью, хотя могли провести допрос и днем. Вы пытаетесь подорвать мое психическое здоровье.
В дальнейшем законопослушные британские следователи допрашивали Садата только днем.
Потом он потребовал отвести его к начальнику тюрьмы и написал жалобу верховному прокурору, заявив, что директор тюрьмы и служащие политической полиции подвергали его пыткам. Директор был обескуражен:
– Кто именно пытал вас?
Садат назвал два имени.
– Когда и где?
– Я скажу об этом прокурору.
Прокурор вызвал Садата:
– Где следы пыток?
– Следов нет, – спокойно ответил Садат. – Эти пытки и не должны были оставить следа. Они меня били по лицу и пинали ногами.
Будущего президента ждала смертная казнь или пожизненная каторга. Но у Садата и его подельников были лучшие в Египте адвокаты. Процесс занял восемь месяцев – с января по август 1948 года. Время от времени обвиняемым разрешали покидать тюрьму, чтобы навестить родных. Кончилось это тем, что убийца министра попросту сбежал, а Садата оправдали.
Он вернулся в армию, сдал экзамены, чтобы наверстать упущенное, и сразу был произведен в подполковники.
После его ареста руководство «Свободными офицерами» взял на себя Насер. Садат переживал, что его отодвинули на вторые роли, но Насер уже стал признанным лидером.
Революция 1952 года была стремительной, потому что ко роль Фарук практически не сопротивлялся. Войска легко перешли на сторону «Свободных офицеров». Ночь Садат провел на телефонном коммутаторе, связываясь с единомышленниками по всей стране. За одну ночь власть перешла к мятежникам.
Именно Садат предъявил ультиматум королю с требованием немедленно покинуть страну. Он составил текст указа об отречении, и Фарук подписал его. 26 июля 1952 года Садат стоял на борту военного корабля и наблюдал за тем, как яхта увозит из Египта последнего короля.
Карьера Садата в независимом Египте не была быстрой. Только в конце 60-х он стал заметной фигурой в Каире. Насер держал его в тени, и это усиливало недовольство Садата. «Насер был занят почти исключительно созданием мифа о своем величии,» – писал Садат в своей книге.
Нелюбовь к Насеру превращалось в стойкое неприятие его политической линии.
Впрочем, Садат в принципе не разделял социалистических убеждений Насера, и ему не нравился чересчур тесный союз с Москвой.
Став президентом Египта после смерти Насера в 1970 году, Садат более всего желал полной перемены курса.
«Я получил незавидное наследство, – скажет потом Садат, – Раздавленное человеческое достоинство… Нарушения прав человека… Наследие ненависти, которую Насер вызывал на всех уровнях… Обанкротившаяся экономика… Отсутствие нормальных отношений с какой бы то ни было страной».
Самой тяжелой травмой было оглушительное, позорное по ражение в шестидневной войне с Израилем: «Я не знал, что мне делать. Я был оглушен и неспособен ориентироваться во времени и пространстве».
Садат считал, что позорное поражение в шестидневной войне стало и политической смертью Насера: «Он умер не 28 сентября 1970 года, а 5 июня 1967 года, ровно через час после начала войны». Шестидневная война оставила Египет без армии, это была катастрофа. Президент Насер подал прошение об отставке. Правда, потом забрал его.
Садат пришел к нему:
– Послушай, Гамаль, ты должен немедленно отправиться в верхний Египет и продолжить борьбу. Мы обязаны сражаться до конца.
Насер, буквально раздавленный поражением своей армии, устало отмахнулся. Но Садат продолжал его уговаривать:
– Гамаль, ты должен продолжать сражение. Или мы их уничтожим, или погибнем сами.
Насер ответил:
– Анвар, сражаться уже поздно. Все потеряно…
Одной из причин поражения в шестидневной войне Садат считал союз с Москвой.
В декабре 1969 года Насер сделал Анвара Садата вице-президентом, а через девять месяцев Садат возглавил Египет. Его мало кто знал в мире. Все думали, что его сменит более известный генеральный секретарь Арабского социалистического союза Али Сабри, тесно связанный с Москвой.
Садата унижали бестактность и высокомерие советских руководителей: «Я понял, что бессмысленно полагаться на Советский Союз». Садат пришел к выводу, что ключевая фигура на Ближнем Востоке – это Соединенные Штаты, только они могут заставить Израиль отступить.
В марте 1971 года Садат, которому было нужно оружие, приехал в Москву – в первый раз в качестве президента. Переговоры шли трудно, вспыльчивый Садат то и дело вступал в перепалку с председателем Совета министров Алексеем Косыгиным и министром обороны Андреем Гречко.
Брежнев подтвердил, что Советский Союз снабдит Египет оружием. Но Садат был недоволен, что ему дают не то оружие, которое ему нужно. Он хотел иметь самые современные самолеты с ракетным вооружением. Брежнев соглашался, но при условии, что ракеты будут пущены в ход только с санкции Москвы.
Садат побледнел от гнева:
– Египетскими самолетами может командовать только египетский президент!
Проводя новый курс, ломая насеровскую линию в экономике и во внутриполитической жизни, Садат убирал из правительства убежденных насеристов и избалялся от просоветского лобби в Каире. Так, Садат решил убрать вице-президента Али Сабри, который, по его словам, «был главным агентом Советского Союза». Садат пригласил советского посла:
– Хочу заранее сообщить вам, что собираюсь уволить Али Сабри. Западная пресса напишет, будто я сместил главного промосковского человека, и это вас огорчит. Но вам надо знать, что у Москвы не может быть своих людей в Египте. Вы имеете дело с правительством, а не с отдельными людьми.
17 июля 1972 года Садат попросил всех советских военных советников в течение недели вернуться домой. В Египте находилось больше двадцатитысяч советских офицеров. В качестве советников они служили во всех воинских частях, начиная с батальона.
Египетско-советская дружба закончилась. Садат отказался от услуг советских военных потому, что уже тогда готовился переориентироваться на Соединенные Штаты.
В начале апреля 1972 года Египет установил секретный канал связи с Белым домом. Один высший египетский офицер заявил американскому дипломату в Каире, что они недовольны контактами на официальном уровне и хотели бы установить связь на уровне президентов. Так начался секретный обмен информацией между Вашингтоном и Каиром.
Позиция Советского Союза была исключительно приятна арабским странам. Москва поддерживала все их требования, давала оружие. Но она не могла помочь им вернуть утраченные территории. Первым не выдержал Египет, который в шестидневной войне потерял больше всех. Садат решил, что надо искать помощи не у Советского Союза, а у Соединенных Штатов.
Анвар Садат мечтал взять реванш в противоборстве с Израилем, но полагал, что Москва попытается остановить его. Советских лидеров устраивала холодная, а не горячая война на Ближнем Востоке.
За несколько дней до начала октябрьской войны 1973 года президент Сирии Хафез Асад сообщил Москве, что они с Садатом намерены нанести удар по Израилю. Брежнев очень осторожно сказал, что последствия этого шага могут оказаться совсем не такими, на какие рассчитывают арабские лидеры.
В октябре 1973 года, в дни еврейского праздника йом-кипур, египетские и сирийские войска с двух сторон атаковали Израиль. Сирийские генералы жгли свои танки, безуспешно пытаясь прорвать линию израильской обороны. Для них и эта попытка закончилась разгромом. Но для Садата октябрьская война была долгожданным отмщением израильтянам.
Он постоянно объявлял и отменял мобилизации и притупил бдительность Израиля, который решил, что Садат просто играет в военные игры.
«Двести двадцать два сверхзвуковых самолета приняли участие в первой атаке на израильские позиции на Синае и выполнили свою миссию. Мы потеряли только пять самолетов. В эти первые минуты погиб мой младший брат Атиф, пилот ВВС, – вспоминал Садат. – Египетские военно-воздушные силы расквитались за все, что потеряли в войнах 1956 и 1967 годов. Они проложили нашим войскам путь к победе, вернувшей нашему народу и всей арабской нации веру в себя».
Затем египетские войска начали переправляться через Суэцкий канал. Египетское знамя взвилось на Синайском полуострове, потерянном в 1967 году.
Египетские саперы прорезали проходы для танков в земляных укреплениях с помощью сверхмощных водометов. Немецкие промышленники, изготовившие водометы по египетскому заказу, удивлялись: «Зачем им нужны такие машины? Разве возможен пожар, для тушения которого понадобится такой напор воды?».
К вечеру с Садатом пожелал встретиться советский посол. Садат с негодованием вспоминал, что Москва предлагала ему согласиться на перемирие. Президент Египта заявил, что согласится на перемирие только тогда, когда «будут достигнуты главные цели моей войны».
– Я не желаю никакого перемирия, – твердо повторял Садат. – Мне нужны еще танки, потому что нам предстоит самая большая танковая битва в истории.
Москва организовала воздушный мост, чтобы перебросить в Египет оружие и боеприпасы. В Каир прилетел глава советского правительства Алексей Косыгин.
Садат обрушился на него с обвинениями:
– Вы дали нам устаревшую технику для наведения мостов через Суэцкий канал! У нас ушло на это пять часов в то время, как у вас есть новая техника, позволяющая сделать это за полчаса. Оружие, которым вы нас снабжаете, нельзя назвать современным! По вашей вине мы отстаем от Израиля. И вы называете это дружескими отношениями?
Косыгина прислали в Каир уговорить Садата согласиться на прекращение боевых действий. В Москве видели, что Израиль оправился от первого удара и быстро перейдет в контрнаступление. Так и случилось. Израильтяне нанесли контрудар, переправились через Суэцкий канал и перенесли военные действия на территорию Египта.
– Эта контратака окончательно измотает вас, – сказал Косыгин, – под ударом оказался Каир.
Садату показалось, что в этот день на обычно непроницаемом лице Косыгина читалось злорадство. Вероятно, египетский президент ошибался: всякий, кто помнит хмурое лицо Косыгина, поймет, что прочитать его истинные чувства было невозможно. Кроме того, если Косыгину и не нравился Садат, то Израиль он не любил всей душой.
– Где танки, о которых я просил? – ответил ему вопросом Садат.
– Мы сконцентрировали усилия на Сирии, – ответил Косыгин, – она за один день потеряла тысячу двести танков…
После короткого периода растерянности израильская армия действовала быстро и решительно. Египетские части на Синайском полуострове были окружены, а переправившиеся на другой берег израильские танки рвались к Александрии и Каиру.
Соединенные Штаты тоже организовали воздушный мост и перебрасывали в Израиль военную технику, боеприпасы и запасные части. Чаша весов начала склоняться в пользу израильтян.
«Я принял решение согласиться на перемирие, – вспоминал Садат, – потому что против меня были США и Израиль. А Советский Союз стоял за мной, готовый воткнуть кинжал мне в спину. Советский Союз хотел доказать нам, что мы не можем вести войну, потому что я выслал советских экспертов. Брежнев сказал алжирскому президенту Хуари Бумедьену, который ринулся в Москву просить о помощи арабским странам, что Садат дурак и погубит Египет».
Садат не отказался бы от помощи со стороны Москвы, если бы советские руководители пошли во имя Египта на прямую конфронтацию с американцами. Но, к счастью для всех, Москва была достаточно осторожна и не хотела устраивать мировую войну из-за ближневосточного конфликта.
А тем временем военная ситуация окончательно изменилась в пользу Израиля. Военные специалисты видели, что если боевые действия продлятся еще день-другой, то Египет и Сирия потерпят новое поражение.
Теперь уже Садат взмолился о помощи. Ночью он вызвал к себе советского посла и умолял разбудить Брежнева и добиться через американцев немедленного прекращения огня.
В Москве Брежнев и министр иностранных дел Андрей Громыко обсуждали, что дальше делать на Ближнем Востоке. Эту беседу записал Анатолий Черняев, сотрудник международного отдела ЦК КПСС.
Брежнев сказал Громыко: надо восстановить дипломатические отношения с Израилем. По собственной инициативе.
Громыко осторожно заметил: арабы обидятся, будет шум.
Брежнев ответил очень резко:
– Пошли они к е… матери! Мы столько лет предлагали им разумный путь. Нет, они хотели повоевать. Пожалуйста, мы дали им технику, новейшую – какой во Вьетнаме не было. Они имели двойное превосходство в танках и авиации, тройное – в артиллерии, а в противоздушных и противотанковых средствах – абсолютное. И что? Их опять раздолбали. И опять они драпали. И опять вопили, чтобы мы их спасли. Садат меня дважды среди ночи к телефону поднимал. Требовал, чтобы я немедленно послал десант. Нет! Мы за них воевать не станем. Народ нас не поймет…
Но об этом монологе генерального секретаря никто не знал. В том числе и Садат, который в поисках союзников повернулся лицом на Запад.
В октябре 1973 года Израиль потерпел не военное, а морально-психологическое поражение. Еврейское государство утратило ореол непобедимости. В этом и заключался триумф президента Анвара Садата. Насер терпел от Израиля одно поражение за другим. Садат же считал, что вышел из войны победителем.
Восстановив национальное самоуважение, Садат мог заняться поисками мира. Государственный секретарь Генри Киссинджер впервые приехал в Каир в ноябре 1973 года. Удостоенный нобелевской премии мира за окончание вьетнамской войны, Киссинджер мечтал еще об одной дипломатической победе – на Ближнем Востоке.
Садат вспоминал: «Наш первый разговор продолжался три часа. Впервые вижу истинное лицо Соединенных Штатов, на которое мне всегда хотелось посмотреть, – не ту маску, которую надевали Даллес, Дин Раск и Роджерс (сменявшие друг друга государственные секретари США – Л.М.). Если бы кто-нибудь увидел нас с Киссинджером, он принял бы нас за старых друзей… Никто, кроме США, не смог бы сыграть роль посредника между двумя сторонами, люто ненавидящими друг друга, сторонами, которые разделены морем враждебности, насилия и крови».
Киссинджеру президент Садат тоже понравился: «Садат был выше ростом, более смуглый и импозантный, чем я предполагал, и казался воплощением энергии и уверенности. Этому крестьянскому сыну были присущи достоинство и аристократизм, что так же не вязалось с его революционным прошлым, как и его повелительная манера и поразительное спокойствие».
Садат, по мнению Киссинджера, в отличие от сирийского президента Хафеза Асада, не был склонен к торгу. Египтянин с самого начала обрисовывал свою истинную позицию и редко отступал от нее.
Генри Киссинджер, самый талантливый американский дипломат послевоенной эпохи, годами работал над тем, чтобы сблизить позиции Египта и Израиля. Он постоянно перелетал из Иерусалима в арабские столицы и обратно.
В какой-то момент заместитель Киссинджера в государственном департаменте Джо Сиско, обращаясь, к журналистам, которые сопровождали их в поездке, сказал:
– Добро пожаловать на борт египетско-израильского челнока.
Так появился термин «челночная дипломатия».
В июне 1975 года Садат сделал то, что отказывался сделать его предшественник Насер: открыл Суэцкий канал для свободного судоходства. США, Великобритания и Франция помогли очистить канал от мин. Советский Союз, не упустил заметить злопамятный Садат, предложил свои услуги с опозданием.
Весной следующего года Садат денонсировал Договор о дружбе и сотрудничестве с СССР. А еще через год, в сентябре 1977 года в Марокко министр иностранных дел Моше Даян тайно встретился с заместителем премьер-министра Египта Хасаном ат-Тухами. Через два месяца Садат прилетел в Иерусалим.
В Вашингтоне уже была новая команда: на президентских выборах победу одержал провинциальный политик Джимми Картер. Он не просто пожинал плоды многолетней работы Киссинджера на Ближнем Востоке. Именно Картер, моралист и миссионер, близко к сердцу принял идею арабо-израильского мира. Он сумел создать особый моральный климат, который привел в Кэмп-Дэвиде президента Садата и премьер-министра Бегина к согласию.
Прийти к миру Израилю было так же трудно, как и Египту.
Пожалуй, только непримиримый Менахем Бегин сумел бы поладить с Анваром Садатом. Его предшественница Голда Меир не смогла преодолеть себя.
Умом она давно поняла, что Израилю придется уступить часть территории арабским государствам в обмен на мир. Но сама она не могла пойти на это. Весь окружащий мир казался ей враждебным по отношению к евреям.
Когда Генри Киссинджер заговорил о том, что формула «мир в обмен на территории» вполне разумна, Голда Меир мрачно ответила ему:
– Как я пойду к людям и объясню им все это? Неужели я должна им сказать: была война и другая, и мы потеряли много людей ранеными и убитыми, но это ничего не значит, и теперь мы должны отдать территории, потому что арабы говорят, что это их земли?.. Я никогда не соглашусь, что между теми, кто нападает, и теми, на кого нападают, нет никакой разницы… Если мы на это пойдем, если наши соседи увидят, что можно воевать, не боясь ничего потерять, мы только поощрим их на агрессию.
А вот Менахем Бегин был подходящим партнером для Садата. Бегина, как и Садата, никто не мог заподозрить в слабости, либерализме или уступчивости. В этом смысле у него был запас доверия, который позволил ему отдать Египту Синайский полуостров и поверить в то, что президент Садат искренне желает мира.
И все же Менахем Бегин поверил в искренность Анвара Садата и понял, что его мирные предложения – исторический шанс, который может не повториться.
Когда Садат установил дипломатические отношения с Израилем, и в Каире над зданием израильского представительства взвился флаг со звездой Давида, президент Египта превратился в главного врага всех арабских националистов – в самом Египте и за его пределами.
Упреки исламских фундаменталистов Садат встречал хладнокровно. Во всяком случае, он был не менее набожным человеком, чем богатые ханжи из Саудовской Аравии, которые даже во время поста умудрялись захаживать в увеселительные заведения Каира. Садат боролся с поклонниками покойного Насера, с левыми, с промосковским лобби, но недооценил самого опасного врага – братьев-мусульман. Эта подпольная организация была основана в 1928 году. Ее цель – создание всемирного исламского государства.
Его предшественник Гамаль Абдель Насер понимал, какая опасность от них исходит. Они дважды пытались его убить, и он бросил тысячи братьев-мусульман в тюрьмы, где многих пытками замучили до смерти.
Садат, придя к власти, оставшихся в живых выпустил из тюрем и даже назначил им пенсии. Он в юности познакомился с духовным вождем братьев-мусульман шейхом Хасаном аль-Банной. Садат бывал на его еженедельных проповедях, которые Банна читал каждый вторник после вечерней молитвы в пригороде Каира. Садат и аль-Банна тогда договорились о совместных действиях против англичан.
Садат симпатизировал фундаменталистам. Но он не понял, что именно эти люди, готовые без колебаний пожертвовать жизнью, никогда не простят ему мира с Израилем. Для них не было худшего преступления.
В последние годы своей жизни Садат демонстрировал редкостное упрямство, неожиданное для политика. Скажем, демонстративно предоставил убежище бежавшему в 1979 году из Тегерана иранскому шаху Мохаммеду Реза Пехлеви, которого никто не хотел принимать. Чем больше Садата в арабских странах поносили за союз с Западом, тем охотнее он демонстрировал особые отношения с США – словно назло своим врагам.
Садат стал любимцем западного мира – и врагом Востока. Жюри, составленное из таких признанных авторитетов, как Джина Лоллобриджида и Пьер Карден, включило египетского президента в десятку самых элегантных мужчин мира. Для арабского Востока это было уже чересчур…
Когда Садата убили, на Западе многие решили, что за этим стоит КГБ. Бывший государственный секретарь Соединенных Штатов Генри Кисинджер сказал тогда:
– Не подлежит сомнению, что на Ближнем Востоке поднялась радикальная волна, подпитываемая советскими секретными службами…
В реальности Садата убили сами египтяне.
Его смерть не привела к большим переменам в политике Египта. В отличие от Насера, Анвар Садат более удачно выбрал себе преемника. Бывший военный летчик генерал Хосни Мубарак, спокойный и разумный, по существу развивал то, что было заложено Садатом.
Избавление от насеровского социализма позволило Египту превратиться в достаточно благополучную страну со стабильной экономикой. Мир с Израилем не только вернул Египту Синайский полуостров, но и избавил от необходимости постоянно вооружаться и ждать войны. Испорченные после Кэмп-Дэвида отношения с арабскими государствами постепенно восстановились.
Но Египет долгое время оставался единственной арабской страной, установившей дипломатические отношения с еврейским государством. Трагическая судьба Анвара Садата остановила тех арабских политиков, которые тоже хотели бы принести своим странам мир. Всех, кроме молодого ливанского президента Башира Жмайеля.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.