Сухаревская площадь
Сухаревская площадь
О. А. Кадоль. Шереметевская больница. Литография 1830-х гг.
За палатками гудит Садовое кольцо. Плотным, рычащим, дымящим, разноцветным потоком, заполняя его во всю ширину, от тротуара до тротуара, по мертвому серому асфальту мчатся машины.
Мы обычно не обращаем внимания на значение и смысл примелькавшихся городских названий. Но если задуматься над тем, что эта улица называется Садовым кольцом, то нельзя не признать, что название звучит по крайней мере насмешкой над здравым смыслом.
Когда оно возникло, улица действительно была вся в садах. И это было в общем-то сравнительно недавно; о садах на Садовом кольце рассказывают не только предания, их можно увидеть на фотографиях и кинокадрах, их помнят москвичи старшего поколения.
Сады и палисадники на Садовом кольце были уничтожены по Генеральному плану реконструкции Москвы 1935 года в 1936–1937 годах.
Однако раз уж речь зашла о названии Садового кольца, то представляется удобный случай поговорить о том, почему Садовое и почему кольцо. Как и все истинно московские названия, это название представляет собой иероглиф, заключающий в себе содержание целой книги.
Садовое кольцо образовалось после сноса четвертого кольца старинных оборонительных укреплений Москвы конца XVI века, так называемого Земляного города, состоявшего из мощного земляного вала и возведенных на нем деревянных крепостных стен и башен. Земляной город окольцовывал весь город, то есть и ту часть, что находилась на левом берегу Москвы-реки, и Замоскворечье. Напротив Сретенки стояла проездная башня Земляного города, которая, как это было принято, называлась по подходившей к ней улице Сретенскими воротами. В конце XVII века деревянные Сретенские ворота были заменены каменными. Новопостроенные каменные Сретенские ворота до середины XVIII века официально продолжали называться Сретенскими, но еще в начале того же XVIII века в народе они получили другое название — Сухарева башня, и это народное название в конце концов совершенно вытеснило официальное. К середине XVIII века стены и башни Земляного города утратили свое оборонительное значение, их не ремонтировали, и к началу XIX века укрепления разрушились, рвы были засыпаны, вал срыт, образовался широкий проезд. Но каменную Сухареву башню сохранили. Вокруг нее образовалась площадь, по башне называвшаяся Сухаревской.
В 1816 году император Александр I подписал указ о восстановлении и благоустройстве Москвы после сожжения и разорения ее в 1812 году войсками Наполеона. В плане восстановления был специальный пункт, касающийся Земляного вала.
«Места из-под Земляного вала, — было написано в указе, — раздать владельцам, кои по обеим сторонам оного имеют свои домы, каждому в длину по мере места, а в ширину, как ограничится назначением посредине улицы, которая предполагается шириною в 12 сажен, с тем, чтобы сии прибавочные места были огорожены порядочными невысокими решетными заборами, у коих бы тумбы были совершенно одинаковой высоты, толщины и фигуры; а решетка между тумбами по выбору владельцев из рисунков Комиссии; и чтобы в сих присоединенных к каждому двору местах хозяева оных старались разводить садики во всю длину мест своих перед домами на валу, дабы со временем весь проезд вокруг Земляного города с обеих сторон был между садами».
Москвичи всю улицу, образовавшуюся по линии снесенных укреплений Земляного города, называли Валом. Но очень скоро из-за ее длины, а это более 15 километров, отдельные части Вала получили свои названия. В Замоскворечье появились Валовая улица, Коровий вал, на левом берегу Москвы-реки — Земляной вал, Новинский вал (в XIX веке — Новинский бульвар), а также протяженнейшая Садовая улица, отрезки которой со временем обзавелись уточняющими их местоположение указаниями, образовав двойные названия: Садовая-Кудринская, Садовая-Самотечная, Садовая-Сухаревская и так далее. Сейчас на Садовом кольце восемь Садовых улиц.
К 1824 году Садовая уже вызывала у москвичей восхищение: «Нельзя не упомянуть о прекрасной Садовой, — читаем мы в „Путеводителе по Москве“ этого года издания. — По ширине и болотистому кряжу трудно было мостить сию улицу. Благодетельное правительство уволило (то есть обязало своею волею. — В. М.) владельцев смежных домов, чтобы каждый из них развел у дома сад, красиво огороженный. Таким образом составился обширный и приятный сад».
В 1870-е годы по Садовым проложили линию конно-железной дороги, которую сразу стали называть по-московски ласково и неофициально конкой. В 1908 году конку сменил трамвай. С 1912 года кольцевому маршруту трамвая по Садовым было присвоено название «линия Б». Москвичи сразу же назвали его «Букашкой» (от старославянского названия буквы Б — «буки»), а улица получила еще одно название — «Кольцо Б».
В начале XX века, как и в начале XIX, вдоль Кольца зеленели сады. Лишь на некоторых участках, в основном на площадях, по необходимости, как, например, на Сухаревской, когда Сухаревский рынок уже не вмещался в отведенные ему границы, насаждения убирали. Но как только надобность миновала — когда рынок в 1924 году закрыли, — на его месте тотчас устроили, как писал современник, «несколько образцовых скверов — с деревьями, клумбами, газонами…»
В начале XX века П. Д. Боборыкин, да и не он один, считал вид Садового кольца провинциальным и утверждал, что оно «сохраняет до сих пор всего более помещическо-обывательский характер Москвы». Впрочем, за зеленью садов уже вставали и высокие доходные дома, и особняки в стиле модерн. С начала 1930-х годов начали практически осуществляться проекты реконструкции Москвы, в основание которых была положена политическая идея превращения столицы из капиталистического в социалистический город.
Среди частных вопросов реконструкции Москвы — строительства жилья, обеспечения водоснабжением и других — была поставлена чуть ли не на главное место проблема транспорта. Работниками Института Генплана Москвы — главного мозгового центра реконструкции — эта проблема решалась (и решается сейчас) элементарно простым способом: по мере увеличения количества транспорта в городе следует расширять улицы и пробивать новые проезды, разрушая «мешающие свободному движению транспорта» городские строения.
В условиях исторического города, а Москва входит в их число, подобная практика неминуемо чревата столь значительными разрушениями, что непременно ведет к уничтожению его исторического облика. Жертвами такого решения транспортной проблемы стали многие выдающиеся памятники архитектуры и даже целые районы Москвы. В их числе оказалось и Садовое кольцо, и каменная Сухарева башня, к тому времени признанная архитектурным памятником мирового значения и несмотря на это снесенная в 1934 году.
Градостроители из Института Генплана Москвы сочли необходимым Садовое кольцо превратить в автомобильную дорогу, утверждая, что она примет на себя излишек транспорта в исторической части города и тем самым решит проблему. Мировая градостроительная наука еще до того, как Институт Генплана Москвы задумал превратить Садовое кольцо в автомобильную дорогу, сделала обоснованный вывод, что в историческом городе строительство подобных кольцевых транспортных артерий не только бессмысленно, но и усугубляет проблему.
Панорама Сухаревой площади в левую сторону от Сретенки. Фотография ХХ в.
В 1935 году снесли на Садовых заборчики, отделявшие сады от тротуаров, и прорубили проходы по самим садам, а в 1937 году все деревья и кустарники вырубили подчистую. Репортеры писали о Садовом кольце как о «преображенной магистрали», «ставшей украшением столицы». На ней начали строить престижные дома для начальства. Но с течением времени это «украшение» с полным правом стали называть «душегубкой».
Москвичи, здраво рассуждая, не могли поверить, что Садовое кольцо «реконструировалось» ради решения транспортной проблемы. По Москве ходили упорные слухи, что объяснения градостроителей-транспортников являются всего лишь выдумкой, маскирующей действительные цели проекта. В предвоенные годы в Москве потихоньку, но широко говорили, что-де превращение улиц Садового кольца в асфальтовый трек для автогонок имеет стратегическое значение: в случае войны с него будут взлетать и на него приземляться военные самолеты. Однако, кажется, транспортники Генплана действительно были уверены в разумности своего проекта и имели в виду именно разрешение транспортной проблемы, а не что-то иное, потому что одновременно они предполагали таким же образом реконструировать и Бульварное кольцо.
Глядя на современное Садовое кольцо, мы можем наглядно представить, во что превратились бы Чистые пруды, Тверской и другие бульвары, если бы этим «транспортникам» удалось осуществить свой варварский проект. К сожалению, они и сейчас время от времени возвращаются к идее устроить из бульваров транспортную артерию.
Сухарева башня стояла прямо против Сретенки. До ее сноса от угла Сретенки и Садового кольца была видна лишь небольшая часть Сухаревской площади перед башней, сейчас же с этого места открывается широкий вид на Садовое кольцо. Прямо против Сретенки, на другой стороне кольца, начинается проспект Мира, бывшая Первая Мещанская. Слева от линии Сретенка — проспект Мира — часть Садового кольца, спускающаяся к Самотеке, называется Малой Сухаревской площадью, справа — Большой Сухаревской. Раньше их разделяла Сухарева башня. После ее сноса это деление лишилось смысла, и они фактически слились в единую Сухаревскую площадь, но формально такое разделение осталось.
На Малой Сухаревской площади ни одно из зданий не обращает на себя внимания: два стандартных многоэтажных жилых дома постройки 1940-х годов (в доме 1 жил известный актер и певец М. Н. Бернес, на доме установлена мемориальная доска) и несколько надстроенных третьими этажами лавок прошлого века.
На Большой Сухаревской глаз сразу останавливается на здании Странноприимного дома, более известного в Москве до революции под названием Шереметевская больница, а после революции — Институт Склифосовского, или просто Склиф.
Пятьдесят лет назад П. В. Сытин в книге «Из истории московских улиц» писал: «Самым замечательным зданием на площади в настоящее время является здание больницы скорой помощи и института имени Склифосовского, построенное в 1802 году графом Шереметевым для Странноприимного дома (богадельни)». Сегодня можно лишь повторить эти слова. «Странноприимный дом графа Шереметева в Москве» — под таким названием этот выдающийся памятник русского зодчества вошел в историю — действительно замечательное здание, и не только среди построек Сухаревской площади, но и вообще одно из самых интересных архитектурных сооружений Москвы.
Его величественное дворцовое здание расположено в глубине двора. Сквозь невысокую чугунную ограду с чугунными узорными воротами, по сторонам которых установлены две гранитные двухколонные пилоны-беседки, за разросшимися деревьями и кустами видны центральная часть дома и парадный вход.
Постройки Странноприимного дома величественным полукругом охватывают весь двор, а его флигеля выходят торцами на Садовое кольцо. Фасад главного корпуса украшен мощной двойной колоннадой, над которой возвышаются треугольник фронтона и шлемовидный большой купол, завершающийся церковной главкой — знаком того, что под ней находится домовая церковь.
Сухарева башня и фасад флигеля Странноприимного дома. Фотография 1880-х гг.
Странноприимный дом Шереметева — памятник архитектуры русского классицизма. Его строили два архитектора: Е. С. Назаров — ученик В. И. Баженова, и Джакомо Кваренги — знаменитый и модный в то время петербургский зодчий. Кроме того, некоторые искусствоведы высказывали мнение, что в создании проекта принимал участие и сам великий Баженов, их догадки, хотя и не подкреплены прямо документами, достаточно убедительны. С самого начала здание предназначалось под небольшую богадельню для престарелых слуг Шереметева. Но в процессе строительства проект менялся. Эти изменения вызывались не только архитектурными соображениями, но и в большей степени тем, какой смысл на разных этапах вкладывал граф Н. П. Шереметев в дело создания дома.
Предание утверждает, что граф Николай Петрович построил Странноприимный дом в память умершей жены Прасковьи Ивановны — бывшей крепостной актрисы, выступавшей на сцене под именем Параши Жемчуговой. Их любовь, тайный брак и ранняя смерть Параши, горе овдовевшего графа, искавшего душевного успокоения в делах благотворительности, — все выстраивалось в логичную и красивую легенду. Тем более что вскоре после смерти Параши по всей России запели песню о чудесном превращении простой крестьянки в сиятельную графиню. Песня рассказывала о том, как однажды под вечер крепостная крестьянка гнала из лесу коров и на лужку у ручейка повстречала возвращавшегося с охоты барина — «две собачки впереди, два лакея позади». Барин спросил ее: «Ты откудова, красотка, из которого села?» — «Вашей милости крестьянка», — ответила она. Барин припомнил, что утром староста просил разрешения женить своего сына, и поинтересовался, не к ней ли тот сватался. Красавица ответила, что к ней. На что барин решительно заявил: «Он тебя совсем не стоит, не к тому ты рождена. Ты родилася крестьянкой, завтра будешь госпожа».
Эта песня — русская вариация вечно привлекательной и волнующей истории о Золушке — была одной из наиболее популярных народных песен в XIX веке, хорошо известна она и сейчас. Предание утверждает, что песню сочинила сама графиня Прасковья Ивановна Шереметева. Прасковья Ивановна имеет прямое отношение к созданию Странноприимного дома, но не ее смерть, вопреки легенде, послужила причиной к началу его строительства.
П. И. Шереметева скончалась 23 февраля 1803 года. Строительство же Странноприимного дома было начато за одиннадцать лет до этого печального события, неопровержимым свидетельством чего является найденная в 1954 году при проведении реставрационных работ закладная медная доска с надписью: «1792 года июня 28 дня соорудитель сего граф Николай Шереметев».
В России XVIII века считалось обычным делом, когда крепостные актрисы были также наложницами помещика — владельца театра. Это не вызывало осуждения ни у господ, ни у актрис, как правило, смирявшихся со своим положением, поскольку оно вписывалось в мораль и обычаи общества, основанного на крепостном праве. Однако и в тогдашнем крепостническом обществе вопреки господствовавшим обычаям и морали появлялись отдельные личности, не приемлющие рабскую нравственность и мораль. Их были единицы, но благодаря им складывались необычные, неординарные жизненные ситуации. Именно такого рода личностью была Параша Жемчугова.
Ее связь с графом Шереметевым стала (а может быть, была с самого начала) соединением полюбивших друг друга людей. Но соединившись с любимым, Параша не была счастлива. Глубоко религиозная, она не могла избавиться от мысли, что ввела в грех самого дорогого ей человека и поэтому он неминуемо должен подвергнуться небесной каре. Она молила Бога, чтобы все страдания — и за ее, и за его грех — были ниспосланы ей одной. В любви Параши и графа счастье и страдание соединились в душевной муке. Настроение любимой женщины не могло не передаться и графу. Шереметев и Параша пытались смягчить укоры совести благотворительностью. Тогда-то и было задумано строительство богадельни. Оба знали, что по-настоящему они могут быть счастливы, только освятив свою связь церковным браком. Но для этого граф должен был и преодолеть собственные аристократические предрассудки, и пренебречь общественным мнением. Прошло более десяти лет, прежде чем он смог на это решиться. Но и решившись, не отважился действовать открыто.
Для осуществления своего плана граф Н. П. Шереметев прибег к обману. Он поручил своему крепостному стряпчему Никите Сворочаеву найти документы о «благородном происхождении» Прасковьи Ивановны. Тот исполнил поручение графа. Параша была дочерью и внучкой крепостных крестьян-кузнецов Шереметевых из деревни Березиной Ярославской губернии, и по своему ремеслу они имели прозвище Ковалевы. Стряпчий нашел в архиве Шереметевых сведения о том, что в 1667 году в русский плен попал польский дворянин Якуб Ковалевский. На этом основании стряпчий составил бумагу, из которой следовало, что его потомки оказались в числе слуг Шереметевых и поэтому Параша «неопровержимо имеет благородное начало».
В 1798 году граф Н. П. Шереметев подписал Параше вольную, освобождающую ее и всех ее родных от крепостной зависимости, и в 1801 году обвенчался с ней церковным браком. Но к этому времени здоровье Прасковьи Ивановны было уже подорвано. Полтора года спустя она скончалась после родов, оставив трехнедельного сына…
В эти дни печали Николай Петрович написал письмо-завещание — «сыну моему графу Дмитрию о его рождении». Рассказав о происхождении его матери, Шереметев писал: «Я питал к ней чувствования самые нежные, самые страстные. Долгое время наблюдал свойства и качества ее и нашел украшенный добродетелью разум, искренность и человеколюбие, постоянство и верность, нашел в ней привязанность ко святой вере и усерднейшее богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ее, ибо они сильнее всех прелестей и чрезвычайно редки…»
После смерти Прасковьи Ивановны Странноприимный дом строился уже действительно в память о ней. Проект дома был изменен на более величественное здание. Завершение строительства Странноприимного дома и его освящение произошло в 1810 году, спустя полтора года после смерти графа Н. П. Шереметева. Странноприимный дом состоял из богадельни и больницы, куда принимались, как сказано в его Уставе, «совершенно бесплатно лица обоего пола и всякого звания, неимущие и увечные». Но с оговоркой: «кроме крепостных». Крепостных принимали только из дворни Шереметевых. До 1917 года Странноприимный дом содержался на доходы с имений Шереметевых.
В 1919 году Шереметевская больница была преобразована в Московскую городскую станцию скорой медицинской помощи. Сейчас это всемирно известный НИИ имени Н. В. Склифосовского. На его территории выстроено несколько больших корпусов, оборудованных современной аппаратурой. А в старом шереметевском здании размещаются Научно-исследовательский центр и Медицинский музей.
На здании Странноприимного дома помещены три мемориальные доски. На одной написано: «В этом здании Владимир Ильич Ленин в марте 1906 года участвовал в конспиративном заседании Замоскворецкого райкома РСДРП». Заседание проходило во флигеле, в квартире фельдшерицы, имя Ленина при участниках заседания не было названо, его представили как «товарищ из Питера». Речь шла о Советах рабочих депутатов и их взаимоотношениях с партийными органами. Доска установлена в 1965 году, скульпторы О. К. Комов и Ю. Л. Чернов.
Вторая доска установлена в 1966 году: «В этом здании с первых дней Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. размещался госпиталь для раненых воинов Советской Армии».
И последняя: «Здесь работал с 1928 года по 1954 год выдающийся хирург Сергей Сергеевич Юдин». (Скульптор М. П. Оленин. Доска открыта в 1967 году.) Во флигеле института в квартире № 20 он и жил. Отсюда 23 декабря 1948 году Юдин был увезен на Лубянку. В одиночках на Лубянке и в Лефортове он просидел более трех лет, затем был отправлен в ссылку в Новосибирскую область. Следователи добивались от него признания, что он шпион. В 1953 году, 5 июля, он был реабилитирован и вернулся в Москву, в свою квартиру. Менее чем через год, 12 июня 1954 года, Юдин умер. В Медицинском музее Странноприимного дома открыта мемориальная комната С. С. Юдина.
Сухаревская площадь всегда была большой, в начале XX века она, как пишет В. А. Гиляровский, «занимала огромное пространство в пять тысяч квадратных метров». Гиляровский описывает внешний вид площади: «А кругом, кроме Шереметевской больницы, во всех домах были трактиры, пивные, магазины, всякие оптовые торговли и лавки — сапожные и с готовым платьем, куда покупателя затаскивали чуть ли не силой».
Многие из домов, о которых говорит Гиляровский, сохранились. Слева от Странноприимного дома, напротив Сретенки, по углам начинающегося проспекта Мира, прежней Первой Мещанской, дома как раз из их числа. Трехэтажный дом, в котором находится книжный магазин и который примыкает к Странноприимному дому, построен в 1891 году. Угловой дом на другой стороне проспекта — дом № 7 по Малой Сухаревской площади и дом № 1 по проспекту Мира — постройки конца XVIII века, в пожар 1812 года он горел, при восстановлении был надстроен третьим этажом. Перед революцией в нем находился трактир Романова, в 1917 году помещались районные Военно-революционный комитет и штаб Красной гвардии.
Правее Странноприимного дома — несколько двух-, трехэтажных домиков (третий этаж надстроен), стоящие здесь с начала XIX века, ими заканчивается Большая Сухаревская площадь. Следующий дом — старинная усадьба XVIII века, принадлежавшая графу И. С. Гендрикову. Ее главное трехэтажное здание строилось по проекту В. И. Баженова. В конце XVIII века недолгое время здесь помещалась типография Н. И. Новикова. В 1798 году здание, перешедшее в казну, было переоборудовано под военные казармы, вдоль улицы построены новые корпуса. По соседней церкви Спаса Преображения (ныне снесенной) этот отрезок Садового кольца получит название Садовая-Спасская, а казармы назывались Спасскими. В этих казармах находилась подземная тюрьма, в которой сидел А. И. Полежаев.
Типичная застройка вокруг Сухаревой башни. Фотография начала ХХ в.
После революции, оставаясь казармами, они были переименованы в Красноперекопские, с 1926 года в них размещалась 1-я Пролетарская дивизия, осенью 1941 года под Нарофоминском преградившая путь наступлению немецких войск. В послевоенные годы бывшие Спасские казармы переданы гражданским учреждениям.
Правая четная сторона Сухаревских площадей (нумерация Садового кольца идет по солнцу — слева направо), как Малой, так и Большой, подверглась почти полному сносу.
На Малой Сухаревской сохранились два старых дома постройки середины XIX века. В одном из них, в доме № 6, в 1900-е годы жил в дешевых номерах молодой гравер И. Н. Павлов, в будущем получивший известность своими работами, посвященными старой Москве.
Первые дома (2–12) четной стороны Большой Сухаревской площади — характерные для нее двух-, трехэтажные здания середины прошлого века, с лавками и трактирами, были снесены, и после их сноса открылся вид на Панкратьевский переулок и на странно выглядящие на московской улице типичные для немецкого пейзажа дома с мансардами, оформленные по фасаду четко обрисованными квадратами, очерчивающими формы конструктивных деталей. Их в начале 1930-х годов построили немецкие инженеры. Эти жилые дома предназначались для работников ВСНХ.
Также открылся вид на яркий, сверкающий разноцветной керамической плиткой доходный дом, построенный архитектором С. К. Родионовым в 1900 году. Этот дом представляет собой фантазию на темы русских хором XVII века. Его крыша сделана в виде двух перпендикулярных друг к другу четырехскатных коробов с узорной решеткой по коньку, кроме того, на одном из углов крыши установлена башенка с флюгером. Главные конструктивные вертикальные и горизонтальные элементы дома имеют белый цвет, и вставленные между ними цветные изразцы напоминают бело-красный декор, принятый в парадных постройках XVII века, только вместо красного цвета здесь главенствует ярко-зеленый. Этот дом своей необычностью и раньше обращал на себя всеобщее внимание, но прежде он выходил на Сухаревскую площадь боковым фасадом, теперь же открыт главный фасад, обращенный в Панкратьевский переулок.
Следующее здание — дом № 14 — построено в 1936 году. Это конструктивистский унылый с очень маленькими окнами жилой дом для работников Наркомтяжпрома. «Имея в виду жильцов дома — командиров бурно развивающейся в те годы тяжелой индустрии, архитектор Д. Д. Булгаков намеренно придал дому сходство с индустриальным сооружением», — объясняет его художественно-архитектурный образ Ю. А. Федосюк.
Последние, относящиеся к площади, — далее уже начинается Садовая Спасская улица дома № 16–18 — типичные капитальные доходные дома, построенные в 1910-е годы, в 1953 году надстроенные тремя этажами. (Первоначальный проект архитектора А. Ф. Мейснера.)
В. И. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» определяет понятие «площадь в городах или селениях» как «незастроенный простор, шире улиц». В общем таково же и современное представление о площади. Если руководствоваться этими соображениями, Сухаревскую площадь вообще-то назвать площадью нельзя. Ширина ее — ширина Садового кольца, ясных зримых границ длины вообще нет. Когда по Садовому кольцу едут машины, ее можно назвать улицей, шоссе, проспектом, ни у кого даже мысли не возникает, что это — площадь. Но все же это — площадь. Площадь по своему происхождению и архитектурному оформлению. Как многие исторические классические площади мировых столиц, она в течение двух с половиной веков имела организующий центр, который и делал площадь площадью, вокруг которого шло движение. Этим организующим центром была знаменитая Сухарева башня, построенная в XVII веке и снесенная в XX. Без нее площадь фактически стала простым уличным перекрестком, но…
Большой знаток Москвы и вообще народного русского быта, романист, поэт (некоторые его стихотворения стали народными песнями, среди них известнейшая и любимейшая песня «По диким степям Забайкалья», а также известный народный романс «Очаровательные глазки», Иван Кузьмич Кондратьев писал в своей книге «Седая старина Москвы» (1893 год): «Кому из русских, даже не бывших в Москве, неизвестно название Сухаревой башни? Надо при этом заметить, что во внутренних, особенно же отдаленных, губерниях России Сухарева башня вместе с Иваном Великим пользуются какою-то особенною славою: про нее знают, что это превысокая, громадная башня, и что ее видно отовсюду в Москве, как и Храм Христа Спасителя. Поэтому-то почти всякий приезжающий в Москву считает непременным долгом прежде всего побывать в Кремле, помолиться в Храме Спасителя, а потом хоть проехать подле Сухаревой башни, которая притом же прославилась какими-то бывшими на ней чудесами…»
Семь десятков лет, прошедшие со сноса Сухаревой башни, оказались не в силах повлиять ни на ее известность, ни на ее славу. Сейчас в Москве о снесенной Сухаревой башне знают и говорят больше, чем о многих благополучно стоящих на улицах города также достойных внимания и уважения произведениях зодчества.
Сухарева башня — московский миф. И делающие разворот на Сухаревской площади машины, объезжая остающийся пустым ее центр, словно движутся вокруг невидимой, но продолжающей стоять на своем месте легендарной башни.
В этом тайна Сухаревской площади, и поэтому она никогда не станет просто перекрестком.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.