4.7. Монгольская угроза как информационная «дубина»
4.7. Монгольская угроза как информационная «дубина»
Вернемся к эпизоду, описанному Ивоном Нарбоннским. Он интересен содержанием требований «короля таттарского» к Беле IV. В запугивании Белы всевозможными «злодеяниями» в случае отказа отдать королевство «татарам» есть нечто до боли знакомое. Имеется в виду ситуация, сложившаяся в Венгрии в связи с указом Андрея II о выдворении рыцарей из Семиградья. Тогда тоже понадобились «злые татары», чтобы привести короля в чувство, заставить его отменить указ и выдавить дополнительные привилегии ордену. Правда, в том случае татары были не реальными, а виртуальными.
Очевидно, что требования «монголов» к венграм, озвученные толмачом, возникли не на пустом месте. Очень уж они адресные. И связь их с претензиями папства на венгерские территории, сформулированными еще во время трансильванской эпопеи Тевтонского ордена, не кажется натяжкой. Невероятно, чтобы Венгрия стала объектом посягательств на свои земли одновременно и со стороны немцев, и со стороны «монголов». Тут уж что-либо одно. И вот в историю с притязаниями папства верится как-то больше. Монголы же эту историю лишь довели до логического завершения в 1241 г.
То есть мы сталкиваемся здесь с прецедентом информационной войны, своего рода «страшилкой», призванной склонить к союзу с империей регионы, проводящие независимую политику. Если бы «татар» не было, их следовало придумать. В данном случае придуманы и сотворены были не сами татары, и даже не их злодеяния, каковые были самыми заурядными по меркам того времени, а ореол метафизического ужаса, их окутывающий.
Из этой утки империя извлекла ряд выгод. Помимо отрыва от Венгрии огромного куска в виде Валахии и Трансильвании, отчего королевство стало более сговорчивым, были «подкорректированы» размеры Польши: подконтрольная ей Пруссия стала орденским государством. «Татары» в этом деле также сыграли немаловажную роль: Польша, как и Венгрия, стала объектом их атак в 1241 г. Видать, поляки не так уж благосклонно отнеслись к появлению крестоносцев на своих землях, как это описано в источниках. А уж после захвата последними Пруссии, ушедшую в небытие эпоху соседства со старопруссами они наверняка стали вспоминать с ностальгией.
Не исключено, что и само «приглашение» ордена в Пруссию Конрадом Мазовецким было состряпано в папской канцелярии. В это легко поверить, если вспомнить, что подобные прецеденты уже имели место. Взять хотя бы грамоту «Константинова дара», согласно которой власть (в т. ч. и светская) над западной частью Римской империи передавалась папам. В XV веке подложность этой грамоты, якобы выданной византийским императором Константином Великим римскому папе Сильвестру, доказал Лоренцо Валла. Грамота эта, по заключению исследователей, была сфабрикована в VIII веке, став основой ложных представлений о том, что европейское сообщество основано на законности и порядке.
Между прочим, разоблачение этой фальшивки вообще всю деятельность пап лишает легитимности, делая их самозванцами. Это я по поводу обвинений в адрес московских князей в присвоении ими титулов «царя» и «императора». Дескать, самозванцами они были. А кто не был?
Впрочем, фабрикация в папской канцелярии – не единственно возможный вариант появления этого «приглашения» на свет. Не исключено, что оно было продавлено с помощью шантажа все той же «татарской угрозой».
В соответствующем духе были обработаны и другие восточные территории. Имеются в виду попытки установить контроль над русскими княжествами, насадить здесь католичество. Помнится, русские летописцы под 1223 г. упоминали о неких «грехах», из-за которых пришли на Русь «народы незнаемые, проклятые моавитяне». Думается, неподчинение так называемому «апостольскому престолу», т. е. римской церкви, как раз и было одним из таких «грехов».
Попытки подчинить Русь Риму не прекращались и позже. И фактор «татарской угрозы» играл в них не последнюю роль. В качестве примера можно привести ситуацию с коронацией Даниила Галицкого. Как известно, папа Иннокентий IV предложил Даниилу корону в обмен на помощь последнего в окатоличивании западнорусских земель. Кроме короны была предложена помощь в борьбе с «татарами». То есть, так же как и в случае с Андреем Венгерским, «татарская угроза» призвана была стать для Руси и папства объединительным мотивом. Получив корону, Даниил, однако, не спешил с переходом в католичество. А после того, как в 1253–1254 гг. ему удалось нанести ряд поражений «татарам», эта идея и вовсе была забыта, что опять-таки объясняется тем, что разбитые «татары» и были папистами. Даниил разгромил тогда войска Куремсы – татарского темника, курировавшего Юго-Западную Русь. От татар были освобождены некоторые земли по Южному Бугу, часть Волыни, земли по Случи, в т. ч. Новоград-Волынский (тогда Звягель). Было разбито карательное войско Куремсы у Кременца.
«Объединительный фактор» не сработал. Тому причиной стала начавшаяся тогда дезинтеграция орды, «разброд и шатания» в ее рядах по поводу выбора веры. Орда перестала быть твердым союзником папства. Начался ее переход на «вольные хлеба». Часть орды в пределах Дикого Поля образовала казачество, из четырех других сложились Московия, Крымское, Казанское и Астраханское ханства. Дольше других название «орда» носило Крымское ханство. Здесь осели немцы орды, причем, под своим настоящим именем – «готы». Поскольку же они по совместительству были еще и татарами, то историки не придумали ничего лучше, чем назвать их «готами-тетракситами», т. е., что совершенно очевидно, татароскифами.
Впрочем, важно здесь другое: «татар», оторванных от родных европейских корней, стали бить. Перестав быть союзниками папы, они перестали быть непобедимыми. Как только папские агенты прекратили распускать молву об их могуществе и живодерских пристрастиях, сила монголов иссякла и они превратились частью в обыкновенных «всадников» (eques) – казаков (как вариант – «огузов»), а частью – в тех татар, которых мы знаем сегодня под именем крымских, казанских и астраханских.
Немаловажную роль в этом сыграло и падение Латинской империи в 1261 г. Исчез прекрасный плацдарм для вторжений ордена в Юго-Западную Русь. Именно территории Латинской империи и прилегающих к ней земель современной Румынии до 1261 г. были опорными базами «братьев», то бишь, «монголов». Иначе пришлось бы согласиться с тем, что налетчики появлялись из «ниоткуда» и исчезали в «никуда». Странно, что даже военные историки, свято уверовав в непогрешимость летописей, не попытались отыскать хоть какое-нибудь подобие плацдарма для татарских набегов.
С падением роли ордена в Поле продолжение латинского «похода на Восток» было поставлено под угрозу. И тогда папством была придумана новая «страшилка» – Миндовг (ум. в 1263 г.). Этот литовский князь, также давший согласие на окатоличивание своих земель в 1253 г. и помирившийся по этому случаю со своим давним врагом – Ливонским орденом, получил корону от папы Иннокентия IV, а вместе с ней «отмашку» на завоевание Руси. Папа заранее признал его права на завоеванные русские земли.
Но и Миндовг не оправдал надежд. Приняв католичество лишь для отвода глаз, он после присоединения к княжеству земель нынешней Белоруссии опять впал в язычество. «Крещение его было льстиво», – отмечает летописец. Другие литовские князья также не отличались постоянством: их симпатии к католицизму носили показной характер. Например, Витовт, сын Кейстута, будучи изначально язычником, чтобы получить помощь крестоносцев в борьбе с конкурентом на великокняжеский стол Ягайлой, крестился в католичество с именем Вигонда. Но, помирившись с Ягайлой в 1384, Витовт решил выйти из-под немецкой опеки и опять крестился. Теперь уже по православному обряду с именем Александр. А в 1386 г. уже в соответствии с Кревской унией Витовт опять перешел в католичество.
Несмотря на непоследовательность князей, Литве удалось существенно расшириться за счет южнорусских земель. В 1321 г. после битвы на р. Ирпень, в которой Гедимином было разбито войско киевского князя Станислава с союзниками Олегом Переяславским и Романом Брянским, в подданство к Литве перешли Киев, Переяслав, Вышгород и Канев. При Витовте Литва и вовсе «распухла» до неимоверных размеров, выйдя к берегам Черного моря.
1321 годом можно датировать закат ордена. Если быть более точным, орден, вернее – его южнорусский филиал, к тому времени стал настоящей ордой, т. е. превратился в то, что мы сейчас понимаем под этим словом. Захват Литвой территорий, контролируемых до этого «монголами», означал, что в Поле, – а Киевскую Русь надо считать частью Поля, – произошла смена приоритетов. Империя отказалась делать ставку на татар, принявших к тому времени ислам, и поставила на литовцев, хотя и были те ненадежными союзниками. Иначе нельзя объяснить то, что Литве удалось отхватить южнорусские земли практически без усилий, если, конечно, не считать стычку с киевским и другими князьями, которая, сказывают, не была особенно ожесточенной. Возможно, была подковерная договоренность с татарами или русскими о вассалитете. Но, скорей всего, брошенные империей на произвол судьбы, татары просто не смогли удержать Русь, и после некоторого сопротивления отступили в Причерноморье.
Вот, что написано об этом в «Истории Русов»: «… Гедимин князь в 1320 году, пришедши в пределы малороссийские с воинством своим литовским, соединенным с руским, состоявшим под командою воевод рускихъ Пренцеслава, Светольда и Блуда, да полковников Громвала, Турнила, Перунада, Ладима и иных, выгнали из Малороссии татар, победив их на трех сражениях, и на последнем главном при реке Ирпене, где убиты Тымур и Дивлет, князья татарские, принцы ханские»[159].
Интересно, что Гедимин, согласно этой версии, сражался не с русскими князьями, а как раз с татарами. Русские же здесь выступают на стороне Гедимина[160]: «О таковом соединении Руси с Литвою хотя и повествуют некоторые писатели, что яко бы князь литовский Гедимин произвел его силою оружия своего, победив при реке Ирпене князей русских и их воинство; но сие последовало с князьями татарскими, а не русскими, и переворот происшествия того внесен в историю ошибкою весьма грубою; ибо известно по всем летописям и самим достоверным преданиям и так сказать осязательным, что по покорении ханом татарским Батыем всех княжеств русских, пребывали они во владении татарском: великороссийские с 1238, а малороссийские с 1240 года, следовательно, литовскому князю в 1320 году воевать было в Руси не с кем более, как только с татарами, да и по самим трактатам, привилегиям и пактам, соединяющим русский народ с Литвою и Польшею, видимо есть, что он соединялся и договаривался, яко вольный и свободный, а отнюдь не завоеванный. Хотя же и было несколько войска русского между татарами, воевавшими с Гедимином, а между начальниками их были конечно и отродки княжеские, но они принуждены были быть между ими по власти своих владетелей, воюя за их интересы, вопреки своим, обыкновенно страха ради татар, готовых истребить семейства их и жилища при малейшем подозрении. А что точно обладали татары Малороссиею наравне с другими княжествами русскими, о том, сверх записок и преданий, и сверх остатков руин, татарами в земле сей причиненных, доказывают самые гербы их магометанские на древних церквах и колокольнях под крестами остающиеся, то есть полумесячия, магометанством за святость почитаемые, кои во время татарскаго владения одни постановляемы были на тех зданиях по их принуждению, а по свержении ига татарского оставлены они сначала в подножии креста на знаке уничтожения святыни магометанской силою и знамением креста Господня; потом осталось сие обычайным употреблением мастеров, кресты оные делающих, ради их украшения»[161].
Трудно сказать, является ли крест, стоящий на полумесяце символом победы над исламом. Скорее наоборот: он был символом единства христианства и ислама в религии обитателей Поля – несторианстве.
Но не в этом суть. Суть в том, что у католиков и на этот раз не «выгорело». Не прижилось на Руси католичество. Хотя последствия попыток его внедрения все-таки остались. Я имею в виду календарь с латинскими названиями месяцев и прочие аналогии, о которых можно прочитать в книге С. Валянского и Д. Калюжного «Другая история Руси».
Нежелание литовской верхушки навязывать Руси римскую веру и предопределило дальнейшую судьбу Великого княжества Литовского: его князья так и не стали королями, а княжество в конечном итоге было передано Польше, всегда и всеми способами выражавшей безграничную преданность империи. Укрупнение Польши не было характерным для папства шагом. Его политика чаще всего осуществлялась в соответствии с принципом «разделяй и властвуй», т. е. была направлена на дезинтеграцию держав. Однако это был продуманный шаг: именно тогда и началось реальное окатоличивание Руси.
Первая уния между Польшей и Литвой произошла в 1385 г. в местечке Крево на территории современной Белоруссии, отчего получила название Кревской. Обязавшись принять католичество и крестить Литву, великий литовский князь Ягайло женился на польской королеве Ядвиге и стал королем объединенного Польско-Литовского государства. Этим был нанесен жестокий удар действующему на литовском направлении Ливонскому ордену. Объединившись, Польша и Литва могли более успешно противостоять его атакам. Это и предопределило разгром немцев в Грюнвальдской битве в 1410 году объединенными войсками поляков, литовцев, русских и татар.
На первый взгляд, являясь патроном ордена, папство не было заинтересовано в его падении. Соответственно, не нужна была ему и уния. Но это только на первый взгляд. На самом деле орден к тому времени уже утратил свое значение. Его усилия не приносили успехов. Стало понятно, что военным путем обратить Литву и Русь в католичество не удастся. Более предпочтительным выглядело мирное решение данной задачи. Обязавшись крестить Литву, Ягайло разрушил фундамент самого существования ордена. Кому нужны крестоносцы, борющиеся с католиками?
Таким образом, возможность крушения ордена ничуть не лишило папство заинтересованности в объединении Польши и Литвы. В деле продвижения папских интересов на Восток, в земли «схизматиков»-славян, никакие жертвы не выглядели чрезмерными.
Впрочем, самим папам было в то время не до унии. В Риме сидел полусумасшедший Урбан VI, в Авиньоне – антипапа Климент VII. Кроме распрей друг с другом, они ни о чем другом не помышляли. Унию проталкивали верные слуги папства – францисканцы. Венгрия с Польшей в то время как раз и входили в их сферу деятельности. Первым католическим епископом в Вильне стал францисканец Андрей Васило. Именно францисканцам обязаны Польша с Литвой своим объединением, которое, став предтечей падения ордена, впоследствии пагубно сказалось и на существовании Литвы в качестве отдельного государства.
В феврале 1386 г. Ягайло был крещен в католичество под именем Владислава. Тогда же началось и крещение Литвы. В соответствии с унией католики имели преимущество перед православными в получении различных шляхетских вольностей и прав, таких как: право выдавать замуж дочерей и сестер по желанию, налоговые льготы, права наследования. Запрещались браки новокрещенных с православными и язычниками. Чтобы получить право сочетаться таким браком, схизматик должен был принять католичество. Были вырублены священные рощи язычников, уничтожены священные змеи и ящерицы. На месте языческих капищ возводились католические соборы.
Уния, однако, не стала катализатором поголовного обращения русинов и литвинов в католичество. Литовские князья, не будучи фанатами латинства, руководствовались принципом: «Мы старого не трогаем, а нового не внедряем». На протяжении длительного времени после Кревской унии Литва оставалась языческой и православной. Вдобавок ко всему сюда стали прибывать проповедники кальвинизма – одной из разновидностей протестантизма. В Литве кальвинистам помогал крупнейший магнат Николай Радзивилл. В 1562 г. здесь появилось первое русское издание катехизиса Кальвина. Последователями кальвинизма стали такие известные польско-литовские роды как Огинские, Ходкевичи, Вишневецкие, Сапега, Завиши и многие др.
Кроме кальвинистов здесь «окопались» и проповедники других рационалистических учений: антитринитаризма, арианства, социнианства. Они также успешно конкурировали с католиками в борьбе за славянские умы.
Такое положение не устраивало Рим. Верхушку Польско-Литовского государства стали подталкивать к новой унии. На сей раз реализаторами этой идеи выступили иезуиты. В 1569 г. между Польшей и Литвой была заключена Люблинская уния, положившая начало реальному окатоличиванию и порабощению русских земель. Очень быстро католичество отвоевало утраченные в борьбе с протестантизмом и православием позиции. Это движение возглавил блестящий проповедник Петр Скарга. Собравшиеся из разных стран иезуиты выступили единым фронтом и к концу XVII в. протестантизм был почти разгромлен. Православию тоже не поздоровилось. На него обрушились такие гонения, что на Брестском Соборе 1596 г. многие православные епископы решили пойти на унию с Римом и признать главенство папы.
Легко видеть, что описанные события (татарское нашествие на Русь, «собирание» ее земель литовскими князьями, включение ее в состав католической Речи Посполитой) выстраиваются в одну линию – линию подчинения Руси папскому влиянию. И, наверное, до 1312 г., т. е. до принятия ордой ислама при Узбеке, основной движущей силой этой политики в южнорусских землях являлся Латинский орден (Золотая орда).
Только слепой не увидит в деятельности орды происки папского престола.
Может показаться, что все это не так, и папа с императором были ярыми противниками монголов, а не их покровителями. Очень уж убедительно выглядят их призывы к борьбе с ними и даже к организации против них крестового похода.
Вот, например, выдержки из послания папы Иннокентия IV христианам Восточной Европы: «Епископ Иннокентий, раб рабов Божиих, всем христианам в пределах королевства Богемии, Моравии, Сербии и Померании [шлет] привет и апостольское благословение… Мы с прискорбием сообщаем о бедствиях, жестоко причиненных некоторым христианским землям внезапным нашествием татар, о бедствиях, о которых невозможно говорить без слез, ибо, нимало не считаясь ни с возрастом, ни с полом, эти татары уничтожили многих христиан… Воистину, недавно из посланий любезнейшего во Христе сына нашего, сиятельного короля Руссии, которому по причине соседства с ними стали известны многие их секреты, мы узнали, что упомянутые татары готовятся к уничтожению всех тех, кому во многих местах по благодати Божией удалось спастись от них бегством, и что, доколе не остановит их Бог, они будут яростно попирать соседние с ними христианские земли; посему, чтобы в ближайшем будущем ваши земли не разделили судьбу несчастных и чтобы пагубное нашествие, не возымев мужественного отпора, не погубило многих, то именно им [вашим землям], которые уже подверглись их нашествиям, надлежит положить предел их упрямой гордыне, чтобы сородичи этих татар встретили бы вооруженный отпор… Воистину кажется излишним дожидаться трубного гласа, который воззвал бы вас к битве в столь решающий момент, ибо, нам представляется, вы не лишены здравомыслия и по зрелом размышлении вы и безо всякого сигнала устремитесь в битву, как если бы он прозвучал. Но чтобы не показалось, что мы не думаем о вашем спасении, а требуем крови вашей, которую при молчаливом попустительстве может пролить меч безбожников, то мы сочли необходимым направить к вам любезного сына [нашего]… аббата Мецано, мужа редкостной честности… чтобы он сам и другие, кого он сочтет достойными, божественно наделенные мудростью Духа Святого, проповедуя слово креста, старались бы защитить вас знамением этого креста от сих татар… Да понесет каждый христианин крест свой и последует во всеоружии за знаменем славы Всевышнего Царя, чтобы по меньшей мере смыть пятно вменяемого вам позора, будто ныне вы малодушно бежите от неверных, которым имя ваше внушит страх…» и т. д., и т. п.
На первый взгляд, во всем этом сквозит неподдельная заинтересованность в организации отпора «злым татарам». Но при более внимательном рассмотрении от этого ощущения не остается и следа. Вопросы вызывает уже сам адресат послания. Это христиане Богемии, Моравии, Сербии и Померании, т. е. славяне, новоиспеченные «европейцы», у которых с папством к тому времени еще не наладился прочный союз.
К примеру, Сербия только в 1217 г. стала королевством. Причем, принятие короны великим жупаном Рашки, – на тот момент им был Стефан, сын Стефана Немани, – было сугубо формальным актом и диктовалось чисто политическими соображениями. Усиление позиций папства в этом регионе, связанное с возникновением Латинской империи, просто не оставляло сербам иного выхода. Страна стала объектом атак католических держав и их союзников. Участились нападения на нее венгерских королей, активизировались болгары, находившиеся с римским престолом в переговорном процессе, готовилась вылазка латинского императора. По сообщению Фомы Сплитского Стефан под 1216 г. направил послов к папе с просьбой прислать ему корону, дабы предотвратить поглощение страны прожорливым католическим миром. Вскоре после этого он и был коронован папским легатом. Бесспорно, этот акт не мог бы осуществиться, если бы не шла речь о какой-то унии сербского православия с римской церковью. Насколько прочной стала эта уния можно судить хотя бы по нынешнему положению дел в этой области: сербы и по сей день остаются твердыми приверженцами православия.
Впрочем, уже тогда было ясно, что союз с латинянами был мертворожденным. Как только Латинская империя ослабела и усилилась Никея, Стефан вступил в сношения с никейским императором Феодором Ласкарисом – главным противником папства в этом регионе. Уже в 1219 г., всего через два года после коронации, в Сербии было создано автокефальное православное архиепископство, во главе которого встал Савва – брат Стефана, названный впоследствии Святым. Это означало разрыв с Римом.
Вот к таким «союзникам» и обратился папа с призывом к крестовому походу. Ясно, что их-то он меньше всего хотел видеть выжившими в предполагаемой бойне. Бросить «схизматиков» «под танки», а не способствовать разгрому монголов – вот настоящая цель послания.
И вот еще на что следует обратить внимание. Обращение датировано 1253 годом, а к этому времени, как уже отмечалось выше, наметились первые попытки выхода ордена из-под опеки папства. «Назначение» в этом же году Миндовга на должность «начальника» Поля, т. е. русской периферии империи, как раз и свидетельствовало о том, что орден впал в схизму, обособился, и ему срочно потребовалась замена. Контакты папства с ним, правда, не прекратились, но стали более эпизодическими.
То есть в это время папа мог действительно желать гибели ордена не меньше, чем гибели натравливаемых на него «союзников». Очень выгоден, поэтому, был для него предполагаемый поход. Разом от двух ненадежных «друзей» можно было избавиться, или хотя бы ослабить их и сделать более управляемыми.
А вот более ранние призывы к борьбе с монголами вообще не воспринимаются серьезно. И чем более грозными и устрашающими они выглядят, тем меньше в них верится. Как известно, громче всех «держи вора!» кричит сам вор.
В пользу того, что папство не было заинтересовано в разгроме «ранних» монголов, имеется множество аргументов. Очень уж не вяжется, например, шумная кампания по их дискредитации со спокойной работой папских легатов в ставке ханов. Где ж такое видано, чтобы проклиная монголов, обзывая их «дикарями» и «людоедами», можно было в то же время не только находиться в их стане, но и сотрудничать с ними, перенаправляя их экспансию на мусульманский мир?
Понятно, что монголы были подконтрольной папству организацией, устранение которой не могло входить в его планы, а их уподобление «чудовищам» делалось лишь для отвода глаз.
Сам характер повествований о монголах, составленных европейскими хронистами, не оставляет сомнений в их политической подоплеке. Злодеяния монголов в них не просто преувеличены, они облечены в мифологическую форму. Понятно, что чем страшнее татары, тем быстрее страждующие сбегутся в лоно «апостольской» церкви в поисках защиты.
В пропаганде татарских зверств особенно усердствовал Матвей Парижский. Рассказ Ивона Нарбоннского, представленный им в «Великой хронике», изобилует такими подробностями, от которых просто стынет кровь в жилах. «Этим летом, – пишет Ивон, – сей упомянутый народ, называемый таттарами, вступив в Паннонию, которую захватил без сопротивления, бесчисленным войском жестоко осадил тот город, в котором мне тогда случилось быть. И было в нем из многих воинов всего пятьдесят человек, которых с двадцатью арбалетчиками герцог оставил для охраны. Все они, завидев войско с одного возвышенного [укрепления], содрогнулись перед нечеловеческой жестокостью спутников антихриста, и слышался им возносящийся к Богу христианскому горестный плач [всех тех], которые без разницы положения, состояния, пола и возраста равно погибли разною смертью, врасплох застигнутые в прилегающей к [городу] местности. Их трупами вожди со своими и прочими лотофагами, словно хлебом питались, [и] оставили они коршунам одни кости. Но что удивительно – голодные и ненасытные коршуны побрезговали тем, чтобы доесть случайно оставшиеся куски плоти. А женщин, старых и безобразных, они отдавали, как дневной паек, на сьеденье так называемым людоедам; красивых не поедали, но громко вопящих и кричащих толпами до смерти насиловали. Девушек тоже замучивали до смерти, а потом, отрезав им груди, которые оставляли как лакомство для военачальников, сами с удовольствием поедали их тела».
У современного человека подобные «рассказки» могут вызвать разве что усмешку. Не таковы были люди Средневековья: они позволяли морочить себе этим головы.
Впрочем, были вещи, в которые даже средневековому человеку нелегко было поверить. Таковы представления о диковинных существах, с которыми, якобы, пришлось встретиться и сразиться монголам в их походе к «последнему морю». Более всего ими изобилует «История тартар», составленная по материалам францисканской миссии к монголам 1245 года одновременно с отчетом Плано Карпини.
«От этой земли они пришли к паросцитам, которые высоки ростом, но щуплы и немощны. Имея живот маленький и круглый, в виде небольшой чаши, они никогда не едят глотая, но живут паром. Ведь у них вместо рта маленькое отверстие. И в то время, когда они варят мясо, положенное в горшок, они кормятся, ловя пар через [упомянутое] маленькое отверстие. А мясо, не заботясь о нем, бросают собакам. Итак, их [тартар] эти [люди] не заботили, потому, что они испытывают сильное отвращение ко всему чудовищному. После этого они прибыли к неким [людям], которые называются самоеды. Но и эти люди их не заботили, потому, что они люди бедные и дикие и живут только охотой. Наконец, они прибыли к тем, которые зовутся укорколон. Укор по-тартарски означает на латыни bos (бык), колон – pedes (ноги): [получается], так сказать, «ноги быка». Они же называются нохойтерим: нохой означает canis (пес), терим – caput (голова), то есть «голова пса», но на латыни же говорится canina capita (песьи головы). У них бычьи ноги вниз от лодыжек и человеческая голова от затылка до самых ушей, но лицо во всех отношениях как [морда] пса, и поэтому они именуются по своей отличительной части. Они говорят два слова, а третье пролаивают, и ввиду этого они также могут называться псами. Они также [люди] дикие и в беге соответствующим образом проворны. И они [тартары] последних сходным образом презирают. Итак, вернувшись в свою землю, они нашли Чингис-кана пораженным [насмерть] ударом грома.
Кроме того, тартары сообщили нашим братьям, что они побывали в земле неких людей, у которых были только одна нога и одна рука [и] которым никто не мог причинить вред вследствие скорости их [передвижения] и силы стрел. Ведь один [из них] натягивает лук, а другой пускает стрелу сильнее, чем любой [другой] народ. Говорят также, что своей скоростью они превосходят не только жителей других стран, но даже всех четвероногих на земле. Поэтому перед появлением наших братьев у тартар двое из уже названных людей (отец и сын), явившись ко двору императора тартар, спросили: «По какой причине вы пытаетесь беспокоить нас войнами? Разве мы не превосходим вас в метании стрел и скорости бега?» И когда самый быстрый конь был поставлен бежать с ними [наперегонки] на виду у всех, согласно ранее сказанному, они [тартары] пустили коня мчаться быстрым бегом. А эти [люди] удивительным образом начали быстро вращаться, подобно колесу, и внезапно настигли коня. Наконец, обратясь спиной к коню и тартарам, они побежали в свою землю. Тартары, увидев это, больше не захотели к ним вторгаться. А зовутся они унипедами (одноногими)»[162].
Не менее нелепым выглядит описание битвы татар с людьми-псами: «Пройдя более месяца по пустыне, они достигли Земли псов, называемой по-тартарски Нохой-Кадзар. Ведь нохой по-тартарски означает на латыни canis (собака), а кадзар по-тартарски означает на латыни terra (земля). Они нашли там только лишь женщин без мужчин [и], захватив их в плен, остались на два [дня] возле реки, которая протекает посередине [этой] земли, а когда спросили [их] о мужчинах, каковы они и где находятся, [те] ответили, что [их мужчины] от природы – псы и что они, прослышав молву о врагах, переправились через реку. На третий же день обнаружилось, что все псы, которые обитали в [этой] земле, объединились, но, [поскольку] тартары насмехались над ними, они, переправившись через реку, стали кататься по песку, который вследствие холодного времени замерзал на них. И так они проделали дважды и трижды, а поскольку псы были покрыты шерстью, то лед смерзся с песком на толщину ладони. Сделав это, они ринулись на тартар. Те же, смеясь, начали метать в них стрелы. Но поскольку им не мог быть причинен вред иначе, чем через рот и глаза, они уничтожили очень немногих. Псы же, быстрее добегая [до них], одним укусом валили коня, а другим душили татарского [всадника]. Итак, тартары, видя, что ни стрелы, ни мечи не могут повредить псам, пустились в бегство. Псы, преследуя их в течение трех дней [и] умертвив очень многих, изгнали их из своих границ. И таким образом обрели впредь мир от них. Некий тартар также рассказал брату Б[енедикту], что его отец был в то время убит псами. Кроме того, брат Б[енедикт] твердо уверен в том, что он сам видел среди тартар одну из песьих женщин, о которой он даже говорит, что она рожала от тартар, но [рожала] мальчиков чудовищных. А вышеописанные псы очень волосаты, они понимают полностью речь женщин, а женщины – [смысл] знаков псов. Если женщина рождает дитя женского пола, у него человеческий облик матери, [а] если мужского, то он делается псом, как отец»[163].
Возникает вопрос: к чему все эти нелепости во вполне адекватных в целом текстах? А для того, чтобы усилить впечатление надвигающейся с Востока катастрофы. Дескать, мир, находящийся за гранью европейской цивилизации, дик, ужасен и абсолютно чужд европейскому человеку. Проведя, таким образом, водораздел между Европой и Азией можно было усилить среди паствы римоцентристские позиции. Продолжая эту традицию, еще и сейчас русских, к примеру, изображают кутающимися в звериные шкуры и разгуливающими по улицам в обнимку с медведями.
Лейтмотив всех этих «страшилок» – вселенская кара за «грехи». Известно какие: неприятие или отступление от «истинной», т. е. римской веры. Стоит только приобщиться к Святой церкви, – как бы убеждали папские агитаторы, – и спасение обеспечено. Иногда «представители Господа» распалялись до того, что даже переставали прикрываться татарами и тогда возмездие за «грехи» становилось исходящим непосредственно от папства.
Характерным в этом плане было послание папы Гонория III королям Руси, датированное 1227 годом. Приведу его полностью потому, что оно интересно и по другим соображениям.
«Всем королям Руси привет и всяческие плоды благодати [шлет] Гонорий епископ, раб рабов Божиих. Радуемся во Господе, ибо, как вы слышали, послы ваши, отправленные к достопочтенному брату нашему, епископу Моденскому, нашему легату апостольского престола, смиренно просили его посетить края ваши, ибо, желая здраво внимать спасительному учению, вы готовы полностью отказаться от всех заблуждений, которые совершили, как было сказано, из-за недостатка проповедников, за что Господь, разгневавшись на вас, доныне подвергал вас многим бедствиям, и ждет вас еще более тяжелое несчастье, если не сойдете с тропы заблуждений и не вступите на путь истины. Ведь чем дольше будете коснеть в заблуждении, тем больших напастей вам следует страшиться. Потому, даже если и не гневается Господь ежедневно, то все же над теми, кто пренебрегает крещением, навис, наконец, меч его возмездия. Итак, желая от вас получить подтверждение, хотите ли вы принять легата римской церкви, чтобы под воздействием его здравых наставлений вы постигли истину католической веры, без которой никто не спасется, всех вас настойчиво просим, увещеваем и умоляем, чтобы об этом желании вашем сообщили нам в посланиях и через надежных послов. Пока же, поддерживая прочный мир с христианами Ливонии и Эстонии, не мешайте распространению веры христианской и тогда не вызовете негодования божественного апостольского престола, который при желании легко может воздать вам возмездием. Но лучше, если бы, соблюдая истинное послушание и божественные обряды, при всепрощении Господнем вы заслужили бы от обоих милость и любовь».
Несмотря на то, что татары открытым текстом здесь не упоминаются, понятно, что под «мечом возмездия» Господа подразумеваются именно они. На какие же еще «бедствия» и «несчастья» можно намекать русским, недавно пережившим разгром на Калке? Понятно также, что именно папство будет решать, применим ли к Руси этот «меч возмездия». И решаться это будет в зависимости от того, сойдет ли Русь с «тропы заблуждений» и «постигнет ли истину католической веры, без которой никто не спасется».
Общий тон послания подвигает к еще одному, не менее важному выводу: так говорят с отступниками. Речь о том, что князья, будучи изначально католиками, со временем впали в схизму «из-за недостатка проповедников». Об этом же говорит и форма обращения к ним – «короли». Ведь получить корону из рук папы можно было только одновременно с принятием католичества. Были ли русские князья настоящими «королями», или это придумки католических летописцев – об этом можно только гадать. Но контакты с папством у них все-таки были. Для нас это может иметь интерес в связи с уточнением причин монголо-татарского (читай: крестового) похода на Русь. Вопрос стоит так: было ли это простым, грубым захватом территорий с целью наложения дани и обращения в католичество, или наказанием за грех отступничества?
Имеющиеся на этот счет данные заставляют поверить скорее во второе. Коронование Даниила Галицкого – не в счет. Оно произошло в 1254 г., когда монгольское владычество на Руси практически сошло на нет. Нас же интересует период, предшествующий битве на Калке.
В пользу того, что Русь хотя бы в какой-то своей части тогда была католической, или находилась в унии с Римом, имеются некоторые свидетельства. Монголы, т. е. орден, вовсе не на Русь шли войной в 1223 г. Их целью, как отмечалось, было покорение вышедших из повиновения куманов, т. е. венгерских подданных, живущих грабежом венгерских же территорий. Предполагалось, обратив их в христианство, сделать союзниками (сервиентами) ордена. Русских же «братья» считали единоверцами. В их обращении к князьям, выступившим в защиту половцев, это четко прослеживается. Тверская летопись: «Се слышахом, оже идете против нас, послушающе половец. А мы вашеа земли не заяхом, ни городов ваших, ни сел ваших, ни на вас приидохом. Но приидохом, Богомъ пущони, на конюхи и на холопы свои, на поганыа половци (выделено мной. – Г.К.), а вы возьмете с нами мир. А половци, аще прибежат к вам, то не приимайте их, и бийте их от себе, а товар их възмите к собе. Зане же слышахом, яко и вам много зла творят, того ради и мы бием». Князи же русстии того не послушаша, бо послы их избыша, а сами поидоша противу им. И не дошедше Олешиа, и сташа на Днепре. И прислаша къ ним татарове второе послы, ркуще тако: «Аще есте послушали половец, а послы наши избыли, а идете противу насъ, то вы поидите. А мы вас ничим не заимали, а всем нам Бог».
Как видим, тон послания примирительный. «Монголы» понимали, что в поисках беглых «холопов» забрались на чужую территорию. Уточняю: «холопами», т. е. подданными были половцы не только для венгров, но и для ордена. Ведь, будучи нанятым для борьбы с ними, он фактически стал венгерским, отчего даже название венгров (могоры, т. е. моголы) стало использоваться для его обозначения.
Монголы даже пытаются оправдаться, говоря, что бьют тех, кто и русским поперек горла стоит. Причем, в этом они были недалеки от истины. Половцы часто бывали у русских на плохом счету, несмотря на общность происхождения. Собственно говоря, и в конфликте русских с монголами виноваты были половцы. Это они завлекли князей в гущу этих событий, напугав их перспективой иметь дело с монголами в случае победы тех над половцами. А перспектива-то была призрачной. Вряд ли монголы стали бы воевать с русскими. Ведь они, как следует из текста послания, рассматривали их в качестве единоверцев. Я имею в виду фразу «всем нам Бог». Трудно представить, что она могла исходить от забайкальских халха-монголов с их шаманами, бубнами и неведомым Тенгри.
Но и после битвы они не очень на них обозлились. Об этом говорит тот факт, что до 1237 г. о монголах не было на Руси ни слуху, ни духу. Скорее всего, Русь до этого времени продолжала пребывать в унии с Римом.
Впрочем, это мало что меняет в наших представлениях о тех событиях. Католиками изначально были русские князья, или приняли христианство по греческому обряду – в любом случае имел место кровавый drang nach Osten. Татары же при этом либо реально продвигали интересы папства, либо исполняли роль виртуальной «внешней угрозы» для сплочения новоиспеченных восточноевропейских католиков вокруг Ватикана.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.