Объединенные бурей
Объединенные бурей
Королева не ошиблась. За пять месяцев, предшествовавших походу на Версаль, она стала объектом все возрастающей всеобщей ненависти. Во время процессии 4 мая 1789 г., накануне открытия Генеральных штатов, толпа встретила Марию Антуанетту злым молчанием; королю при этом рукоплескали. А когда епископ, проводивший мессу, стал в проповеди поносить расточительность Двора и тех, кто на нем бессовестно наживался, Мария Антуанетта тут же поняла, что речь идет о ней. Ее ненавидели все больше и больше. На следующий день после взятия Бастилии за голову королевы назначили цену. 6 октября стали кричать: «Смерть Марии Антуанетте!» Каждый день звучали речи, изобличающие в ней душу «заговора аристократов».
В июне 1789 г., когда депутаты от третьего сословия пригласили знать и представителей духовенства присоединиться к ним, королева отвергла все умиротворяющие действия, предложенные Неккером. 17 числа третье сословие провозгласило Национальное собрание, и король на чрезвычайном Совете, собравшемся в Марли, выразил желание последовать советам министра. Но Мария Антуанетта проявила невиданную доселе инициативность и остановила заседание, уговорив Людовика выйти вместе с ней. Совместно с деверем Артуа она целый час упрашивала мужа не уступать.
Отставка Неккера 11 июля обрадовала королеву. В Совете Мария Антуанетта только и думала, что о реванше над теми, кто якобы олицетворял народ, и даже была согласна на размещение иностранных полков вокруг Парижа, чтобы обеспечить безопасность своей семье. Она была готова покинуть Версаль, при условии, что король последует за ней.
Приказывая своему небольшому окружению бежать за границу, она при этом с радостью председательствовала на банкете, который спровоцировал 5–6 октября поход на Версаль и отъезд королевской семьи из Парижа. Мария Антуанетта выбрала лагерь контрреволюционеров. В народе ее обвиняли в желании прибегнуть к силе, уморить столицу голодом, уничтожить Собрание, отравить короля с целью занять его место (sic) и не находили слов, чтобы заклеймить ее пагубное влияние.
Время и терпение. Именно они были, по словам Марии Антуанетты, союзниками королевской четы, вынужденной под надзором поселиться в резиденции в Тюильри, пока шли безумные революционные дни. Измученные монархи старались вернуть доверие народа. Людовик выразил солидарность с Конституцией, которую как раз разрабатывали, и заявил, что так же думала его жена. «В согласии с королевой, которая разделяет мои чувства, – провозгласил он в Собрании в феврале 1790 г., – я буду готовить к нужному часу дух и сердце моего сына для нового порядка вещей, сложившегося по воле обстоятельств». Мария Антуанетта показалась перед парижанами, притворяясь, что не понимает тех немецких слов, которые ей адресовали, сообщая, что она стала доброй француженкой и позабыла родной язык.
Были ли монархи искренны? Действительно ли они желали удачи новой Франции? Одним хотелось в это верить: Людовик утвердил действия, принятые на голосовании в Собрании; чета осудила воинственные заявления герцога Артуа, сбежавшего в Турин. Другие, напротив, сомневались и подозревали, что за спиной королевы прятался опасный «австрийский комитет», готовый взяться за оружие. На самом деле и Людовик и Мария Антуанетта слишком волновались о своей безопасности, чтобы заниматься каким-нибудь вредительством. Напротив, они надеялись, что конституция даст им возможность удержать хоть какую-то власть.
Однако чтобы изменить ход работы Собрания в пользу усиления королевских полномочий, следовало наладить связи в депутатской среде. Как раз тогда Мирабо и сделал чете деловое предложение. Политический идеал трибунала мог вывести к конституционной монархии, наделенной исполнительной властью, а сам граф имел лишь честолюбивое желание служить в качестве премьер-министра. Мирабо, ненавидевший и контрреволюцию, и народную диктатуру, хотел олицетворять примирение монархии и революции. На мгновение оцепенев, Людовик и Мария Антуанетта дали согласие. Король доверил жене организацию встречи с посредником, графом де Ла Марком – бельгийским дворянином, дружившим с депутатом.
В апреле 1790 г. был разработан пакт: Мирабо, получивший щедрое вознаграждение, повлиял на работу Собрания в нужном королю направлении. Он регулярно сообщал королеве, надзор за которой был слабее, чем над королем, обсуждаемые вопросы и давал ей советы, как действовать дальше. Первая записка поступила к Марии Антуанетте 10 мая. 3 июля королева – вместе с королем – в самой секретной обстановке встретилась с Мирабо в Сен-Клу. В письме, которое спустя четыре дня она отправила своему брату императору Леопольду II, выражалась надежда на успех этого странного сотрудничества – «Мы уверены, что все спасено» – и совпадение взглядов между ней и королем – «Возле меня все крепко надеются, что со временем все удалится». Мария Антуанетта не вела личной политики. Она действовала заодно с мужем. К чете вернулась надежда. На празднике Федерации 14 июля 1790 г. государыня показала дофина рукоплескавшей толпе. Раздавались крики: «Да здравствует король! Да здравствует король!»
К осени ни одно из обещаний весны не осуществилось. В Собрании депутаты-«патриоты», невзирая на старания Мирабо, добивались сокращения королевских полномочий, и без того урезанных в пользу Учредительного собрания. Людовик упрекал себя за то, что утвердил гражданскую Конституцию духовенства, которую осудил папа. Присяга на верность, навязанная церковным служителям, принесла немало неприятностей, сбор налогов шел плохо, ассигнации обесценивались. «Вот и начался хаос и все, чего мы боялись!» – написала королева. Супруги тревожились все больше, а парижане относились к ним все недоверчивее. В искренности короля сомневались, за распоряжениями королевы видели «австрийский комитет». Чета подумывала о бегстве за границу. Мирабо работал над этим. Однако 2 апреля 1791 г. трибун скончался. А 18 числа, когда король и королева выразили желание вернуться в Сен-Клу, свою прежнюю резиденцию, народ запротестовал. Людовик и Мария Антуанетта больше не были уверены в своей безопасности, поэтому решили уехать в Монмеди. Организовывать путешествие должна была Мария Антуанетта при помощи шведского графа Акселя фон Ферзена. Вечером 20 июня в Варенне попытка бегства провалилась.
Вернувшись в Париж, король и королева, понимая, что им угрожало потерять корону, попытались удержать трон, то есть вернуть власть, скомпрометированную их бегством, и нашли преемника Мирабо. Депутат Барнав, которому Собрание поручило препроводить королевскую семью в Варенн, предупредил обо всем Марию Антуанетту. В дорожной карете депутат, поддавшись очарованию королевы, завел с ней беседу. Мария Антуанетта узнала, что вместе со своими политическими соратниками Адриеном Дюпором и Александром де Ламетом – труимвирами – молодой гренобльский адвокат готов сблизиться с королевской четой и спасти монархию. Королева с легкостью убедила его завести с ней секретную переписку. Кроме того, Барнав стал тайным советником Людовика и его жены. Причина, заставившая адвоката ввязаться в столь опасное предприятие, заключалась не в его нежных чувствах к несчастной королеве. Все дело было в политических интересах. Умеренное течение, к которому принадлежал Барнав, нуждалось в монархе, договорившемся с народом по поводу пересмотренной Конституции. Триумвиры хотели не допустить дальнейших революционных событий.
Королева стала рассказывать Барнаву о том, что она думала, а тот в ответ сообщал, какие у Собрания планы в отношении монархов. Мария Антуанетта пообещала поддержать умеренных, депутат щедро давал ей советы, уговаривал короля искренне согласиться на роль конституционного монарха, приглашал королеву, чтобы она убедила императора признать новый режим. Союз принес определенные плоды: комиссия по расследованию бегства королевской семьи, несмотря на все свидетельства, заключила, что короля «похитили». Повторяя, как любят французы своего правителя, она потребовала внести в Конституцию пункт о неприкосновенности монарха. Несмотря на Робеспьера и Дантона, несмотря на возмущение парижан, Барнав заставил Собрание признать короля неприкосновенным. «Все в мире должны почувствовать, – заявил он, – что всеобщий интерес заключается в том, чтобы революция остановилась»[155].
С июля по декабрь 1791 г. Барнав стоял за королевской политикой и составил текст многих его выступлений. Была ли Мария Антуанетта искренна в этой игре? В письмах она не упускала возможности пожаловаться на убогие результаты, которых удалось добиться ее советчику, она не слушала его рекомендаций и даже лгала ему, что не получала помощи, при том, что постоянно переписывалась с Ферзеном, горячо ее поддерживавшим. Общение Марии Антуанетты с Барнавом проходило в одном ключе: она ждала от него сведений и услуг, пыталась выиграть время, в надежде, что заграничные монархи придут к ней на помощь, давала мало, ждала многого, равнодушно относилась к судьбе самого депутата, которого уже обвиняли в предательстве соратников.
В конце концов, советы Барнава стали раздражать королеву. Тот понял, что им играли. К письму, составленному под диктовку, которое Мария Антуанетта отправила императору, дабы объяснить ему, что король поддерживал новый режим по причине своего миролюбия, она приложила второе послание, адресованное Мерси: «Кажется, я должна уступить желаниям руководителей партии, которые и дали мне черновик этого письма». Мария Антуанетта цинично признавалась своим заграничным друзьям: «Для меня крайне важно, чтобы хотя бы некоторое время они верили, что я разделяю все их взгляды». Королевская чета полагала, что можно обойтись без Барнава и даже сторонников конституционной монархии. Депутат понял, что над ним вечно насмехались. Союз распался.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.